New York Lights

We can't seem to let go Кажется, мы не можем отпустить The thread's so thin it just doesn't show anymore Ту тонкую нить, которая уже ничего не связывает. It seems like we're playing charades Кажется, что мы играем в тайны, Playing like we're afraid to live Играя, словно боимся жить. And this is one sacrifice I, И если это единственная жертва, I don't want to make То я не хочу жертвовать ею. Cause if there's no end Ибо если нет конца, There can be no beginning, Значит, не может быть и начала, There can be no beginning Не может быть и начала. If there's no end Если нет конца. *

Ей двадцать восемь лет. У нее вьющиеся белые волосы, изумрудные пылкие глаза, заостренный нос и тонкие губы с опущенными к низу уголками. Несомненно, она была красива, может, даже больше, чем красива. Это заметила и женщина, стоящая перед ней. Регина рассматривала ее, словно скульптуру в музее, она чинно поражалась красоте этой работы, но открыто не показывала своего восхищения. - Так вы родная мать Генри? Те же эмоции крылись и в сознании новоприбывшей гостьи. С первой секунды. С самого первого мгновения, они, будто бы знали, что в будущем их будет связывать что-то, что остальные не смогут понять. Что-то, что можно было бы назвать необыкновенным, не будь они обе слишком упрямыми и слишком разными. - Привет, - все, что могла произнести Эмма. Вокруг их сплетенных взглядов кружились искры, рассыпающиеся мириадами атомов по холодной июльской земле. Карие глаза, цвета тающего горького шоколада, цвета янтаря и тьмы. И серо-зеленые, как уже заприметила Регина, изумрудные, схожие с ониксом. - А вы бы не хотели попробовать мой фирменный яблочный сидр? Только не отказывайтесь, - в этот момент лицо Миллс переменилось с заинтересованного, растерянного на натянуто-добродушное с горькой улыбкой на губах, и Свон показалось, что она даже услышала противный звук возводящихся стен вокруг Регины. - Да, конечно, почему бы и нет? Эмму не покидало ощущение дежавю, и она была уверена, что в прошлый раз говорила то же самое. В прошлый раз - это до того, как пролетело пять лет после снятия проклятья... И это до того, как Эмма отправилась в прошлое, чтобы исправить свою самую большую ошибку. - Тогда проходите, - Регина протягивает тонкую ладонь в знак приглашения, а их взгляды снова переплетаются, будто это единственное, чем они вообще могут говорить правду, а не притворяться чересчур вежливым Мэром и такой же вежливой гостьей. Здесь нет ни судьбы, ни фатума. Здесь есть просто женщины, встретившие друг друга в один из самых сложных периодов своей жизни и нуждающиеся хоть в каких-либо переменах. Хороших или плохих. Любых. Тогда, в самый первый раз, Эмма почему-то знала об этом, а сейчас она просто прокручивает в своей голове моменты, удивляясь тому, как они обе изменились за прошедшее в ее реальности время. - Знаете, Мисс Миллс, а у вас действительно неплохой сидр, - почтительно проговорила женщина, все еще смакую на губах яркий осадок от сладкого яблочного послевкусия. - Знаю, Мисс Свон, он чудесен, и во многом благодаря необычному сорту яблок. Медовый хруст. Они... - Растут на вашем дереве в саду? - Откуда вы знаете? - изумление совсем ненадолго отражается на лице Королевы, а после снова исчезает. - Я очень наблюдательна, Мадам Мэр. Брюнетка усмехается, с вызовом смотря в лицо гостьи, облизывает губы и перебирает хрустальный стакан с янтарной жидкостью между пальцев. А Эмма почти явно поражается тому, как прекрасна была Регина без груза магии, снова опустившегося на ее плечи. Как сияли ее глаза, может, и недоброй искрой, но они горели и источали жизнь... Как коротки ее волосы и как она едва ли напоминает ту женщину, которую полюбила Эмма Свон. Сейчас Спасительница осознает это слишком четко. Она поступила правильно. Она сделала все правильно... *Камелот. 5 лет до этого. Или 5 лет после этого.* Регина снова сидит в библиотеке. На ней ярко-красное платье с поясом вокруг талии и тонна макияжа на лице, чтобы скрыть мешки под глазами и серо-синий цвет кожи. Эмма чуть приоткрывает дверь, смотря сквозь небольшую щелку на то, как Миллс подперев голову рукой, читает очередные магические энциклопедии. Ее уставшее лицо освещает лишь свет настольной лампы, а холод, излучаемый от всего тела, чуть ли не рассыпается хлопьями снега вокруг одинокой Королевы. - Хей, - шепчет Эмма, тихонько постучав по деревянной дверце. - Хей... - голос почти пропал, лишь жалкий осипший всхлип, оставшийся от гортанной интонации Регины Миллс. - Сколько еще ты будешь изводить себя? Почти год прошел, - сразу же начинает Темная. - Столько, сколько понадобится, Эмма. Я пробуду здесь, сделаю все, что нужно, а потом мы обе вернемся ко всем остальным. Разве ты не хочешь этого? Она усмехается. - Ты все это делаешь ради того, чтобы освободить мое сердце. Сначала не даешь уйти на другую сторону, а теперь изводишь себя, чтобы найти способ изгнать из меня тьму. Регина. Тебе не кажется, что это все не твои заботы? Их разговор становится громче, хотя уют теплых тонов библиотеки что-то смягчает в сердцах обеих женщин. - Мне кажется, ты сама не знаешь, чего хочешь на самом деле. - Знаю, дорогая. Поверь... Ты можешь представить, как приятна на вкус тьма и как трудно заставить себя от нее избавиться. - Мы ведь и так через многое прошли, - Регина снова подпирает ладонью потяжелевшую голову, грустно улыбается и смотрит куда-то сквозь пространство. В ее глазах застыли воспоминания, не всегда приятные, но слишком значимые для них обеих. - Только вообрази. Сколько всего нам пришлось пережить, неужели ты думаешь, что сейчас мы не справимся? Эмма снова усмехается. - Может быть... Но только когда-то давно мы сражались вместе, а сейчас ты осталась совсем одна. Конечно, она лжет. Конечно, она только и делает, что рыдает темными слезами, видя, как умирает Регина. Она смотрит за ней, укладывает спать сонным заклятием, когда та сама не в состоянии это сделать. Приходит в библиотеку и просто усыпляет... Эмма видит, что еще немного, и все закончится. Закончится для Регины. Она либо сойдет с ума, либо сдастся, потому что жить прошлым, жить мечтой о несбыточном будущем - это невыносимо даже для Злой Королевы. Темная так хочет сказать, что любит ее, любит, скучает по ней и по их сыну. Как же она сильно ее любит... Но голос внутри, в ее голове не дает отказаться от начатого. Она, будто привязана невидимыми нитями к источнику тьмы. Он руководит ей, как кукловод марионеткой, и лишь Регина способна разрезать напополам эти нити, просто она сама еще не знает как. - Значит, я сделаю это за нас двоих, - Миллс шумно выдыхает, снова утыкаясь в книгу и делая вид, что совершенно не замечает рядом стоящую Эмму. - Что ты пытаешься там отыскать? - Разве тебе это интересно? - она переворачивает страницу. А потом еще одну. Эмма понимает, что женщина не вдумывается в написанные строки. Походит какое-то молчаливое мгновение, Эмма взмахивает рукой и в ее ладони появляется небольшой поднос с едой, не так много, чтобы напугать Регину, но и не так мало, чтобы та не наелась. - Убери это, - слышит она. Слышит. Но не слушается, подставляя его ближе к Миллс. - Нет, не уберу. Ты съешь это. - Мне не нужна твоя мнимая забота. Я знаю, что это не ты, Эмма, это не ты, кто заботилась обо мне раньше. Ты исчезла, но я верну тебя. Еще одна грустная усмешка слетает с тонких алых губ. - Я здесь, Регина. Все случилось с точностью до наоборот, исчезла ты, а не я... - повисает молчание. - Тебя больше нет, разве ты не видишь? Слишком тонкие руки, больше похожие на кости, талия с бедрами, которых просто нет, впалые щеки и мертвое лицо. Ни капли жизни, ни капли Королевы. - Скоро все будет, как раньше. Вот увидишь, - тихо шепчет Регина. - Мы стали чем-то гораздо большим, чем слова и истории на пожухлых листах бумаги. Книга сказок - всего лишь повод скрыть то, как неизбежна бывает судьба. - Я знаю. Но как раньше уже не станет, ты же понимаешь. Все, что случилось за это время, будет давить на нас. - Нам просто придется вспомнить, кто мы есть, Эмма, вспомнить и понять, как сильно мы устали и как сильно нуждаемся в счастье. Ты, я и Генри... - Хочу верить, что ты права, - она еще ближе подталкивает поднос с едой и, разворачиваясь, уходит из библиотеки, думая о том, что придет попозже и проверит, съела ли Регина хоть что-то. - Но я не верю... *Сторибрук* То, с чего они начали было далеко не таким привлекательным, наоборот, отношения Регины Миллс и Эммы Свон едва ли можно было назвать натянутыми... Они здоровались друг с другом, лишь из той самой мнимой вежливости, скорее даже в этом «Доброе утро, мисс Свон» было что-то саркастическое и больше похожее на «Когда же вы отсюда уедете, мисс Свон? Чтобы мне больше не пришлось желать вам доброго утра». Дни сменялись днями, их было не так много, но достаточно, чтобы Эмма успела насладиться общением с Мэри-Маргарет и Генри. И достаточно, чтобы она успела насладиться прекрасной и не покалеченной Региной. Миллс ненавидит ее. Да. Но это то, как должно было быть изначально и то, как должно быть всегда. В очередной раз, когда Эмма заходила, чтобы увидеть Генри, она случайно наткнулась на Регину, и в тот самый момент она поняла, что это ее последний день в Сторибруке... Небо было залито темно-серыми красками, вот-вот должен был разразиться шторм и начаться гроза, но погода будто бы ждала чего-то. Ждала самого подходящего момента, чтобы грянуть и не оставить свету ни малейшего шанса. - Добрый день, Мадам Мэр, - как всегда поздоровалась Эмма. Но в ответ на это обращение в глазах Королевы вспыхнуло что-то совсем злое. Боже, как же она скучала по этому... - Вы пришли к Генри? Наверное, вам стоит напомнить, что у маленьких детей в это время, чаще всего, обеденный сон. Ах, ну да, откуда же вам знать? - с усмешкой на полных губах произнесла она. - Правильно неоткуда. И еще, наверное, потому что Генри сам просил меня зайти в это время, - Регина снова вспыхнула, не собираясь догорать, она слишком долго была вежливой и слишком долго держала это в себе. - Знаете, мисс Свон, меня не интересует, что мог сказать десятилетний мальчик, вы сами должны думать головой, которая, похоже, нужна вам для красоты, - она подходит к Спасительнице опасно близко и заглядывает в ее изумрудные глаза. Что-то знакомое. Какая-то секунда. На эту секунду Регина думает, что что-то не так, что-то произошло не по правилам, но это всего лишь мгновение. Оно затухает, когда Эмма отводит взгляд. - Мне это надоело... Поверьте, еще как, - ее голос звучит стальным переливом и, кажется, что она почти задыхается от собственной ненависти и негодования. Нет, Эмма ничего не сделала, кроме того, что видится с ее сыном. Нет. Но это подсознательная ненависть. - Я сделаю все, чтобы вас больше не было в этом городе. И чтобы вы больше не появились в моей жизни и жизни моего сына... - Будто бы я очень сопротивляюсь, мисс Миллс, - но Регина уже прошла в свой особняк, сильно хлопнув дверью. Настолько сильно, что табличка с номером «108» чуть пошатнулась, но все-таки осталась висеть на своем законном месте. Она не услышала последней реплики Эммы, которую та произнесла почти шепотом. Ее голос растворился в воздухе, улетев с несильным порывом холодного ветра... *Камелот* Она берет ее за холодную исхудавшую руку и ведет к полю, где светит солнце и растет очень много цветов. Эмма сделала все, чтобы Регина выбралась из той несчастной библиотеки, она даже распустила свои седые косы и снова стала похожа на прежнюю Спасительницу, вечно лезущую не туда, куда надо, она сняла с себя кожу и облачилась в светло-розовое легкое платье. На такую Эмму было смотреть слишком больно, но так притягательно, что Регина не устояла перед собственным искушением. Они шли молча какое-то время, и Миллс почему-то понимала, что это не простая прогулка, будто Темная чего-то не договаривает. Чего-то очень важного... И в один момент Регина не выдерживает и почти кричит, срываясь непонятно на что. Она кричит невнятные и неразборчивые слова, а Эмма почему-то нисколько не удивляется, лишь хватает ее за запястья, прижимая к себе, чувствуя, как та тяжело дышит и всхлипывает в ее руках. Черные волосы, некогда густые, отливающие блеском, растрепанные ветром слиплись на ее лице. Регина больше не носит своего имени, потому что то стало слишком тяжелым. Что-то не так... Что-то очень важное. - Прости меня... - шепчет Эмма, гладя Регину по волосам. - Прости. Я знаю, что это я во всем виновата. Мне не стоило быть. - Быть кем? - невпопад отвечает она, поднимаясь на ослабевших ногах и снова прижимаясь всем телом к женщине. - Просто быть. В твоей жизни, в жизни нашего сына. - Боже мой, Эмма, что ты несешь? - блондинка замотала головой. Они стояли посреди огромного поля туманоцветов. Белые, бледно-розовые, чуть красные. Их было так много, что в глазах уже начинало рябить. Солнечный свет разливался по всему Камелоту, здесь, кажется, было даже светлее, чем во всех остальных мирах, здесь отдаленно пахло весной и апельсинами. - Посмотри на себя. Все, что ты делаешь - это пытаешься спасти мою никчемную душу, которую я бы сама выжгла, если бы была возможность. - Хватит, - тихо проговорила Миллс, схватив Эмму за запястья. - Хватит... Я и так устала, но ты прекрасно знаешь, ради чего я все это делаю. Ты нужна мне. Помнишь... ? Помнишь, мы мечтали об уютном домике возле озера, где мы бы могли жить все вместе.? Вместе с тобой и Генри? Эмма, это еще может стать нашим будущим, нужно просто... - Посмотри на себя! - повторяет Свон, почти крича. Нет, не почти. Она кричит. Кричит так, что цветы склоняются под ее громким и требовательным голосом. - Когда ты спала последний раз? Когда ты в последний раз ела, как нормальный человек? - Это неважно, Эмма. Хватит! Мне больно. Слишком больно для того, чтобы слушать от тебя, насколько я изменилась! Хватит! - с ее щек скатываются слезы, и Регина прикрывает лицо рукой, чтобы остановить шторм, который снова бушует внутри. Она чувствует, как скоро молния грянет над ясным небом Зачарованного Леса. Она чувствует, как совсем скоро сдастся и как сама Эмма подталкивает ее к этому. - Прости меня. Прости... - Свон опускает ладони на ее раскрасневшиеся щеки, а после по ее пальцам растекается сонная магия. Светится, сияет и тут же застывает. Она осторожно подхватывает обмякшее тело Королевы, опуская ее на ковер из туманоцветов. Те распускаются, обнимая своими лепестками спящую женщину. - Знала бы ты, как сильно я люблю тебя, Регина. Настолько сильно, что больше не позволю тебе умирать на моих глазах, - она опускается перед ней на колени, срывает один из цветков, проводит им по ее щеке и утыкается лицом в теплую кожу на шее. - Прости. *** На небе догорали последние три звезды, а в ее руках догорала тонкая сигарета, выцветающая с каждым ее вдохом. Эмма Свон стояла посреди небольшого заросшего холма, боком опираясь о капот своего ярко-желтого «жука». Отсюда открывался прекрасный вид на ночной Нью-Йорк, который весь погряз в огнях многоэтажных домов и странного машинного запаха, заполняющего легкие. - Так будет лучше, - прошептала она, обжегшись об сигарету и растоптав ее к чертовой матери подошвой сапога. Во взгляде ее было что-то уставшее, но вместе с тем и смирившееся. Она использовала остатки своей темной магии, перенеслась в прошлое. Перенеслась, чтобы все исправить, чтобы уехать и оставить все, как было до ее появления в Сторибруке. Оставшись в прошлый раз, она сделала только хуже. Все это было ошибкой. Эгоистично? Очень. Но за этот эгоизм она расплатилась тем, что помнит. Помнит каждое событие, помнит лицо той, кого любила больше жизни. Помнит сына... Почему именно Нью-Йорк? Здесь осталась еще одна ее квартира и никто, слава богу, о ней не знает, никто не сможет ее отыскать, даже если захочет. А еще... Еще здесь слишком много людей, так много, что она не заметит за их суетой своей боли. Может быть. - Эмма, мы не должны, - звонкий смех Королевы звучит в голове Эммы. Еще одно мгновение. - Я знаю, но еще я знаю, что полюбила самую прекрасную женщину на свете, - она обхватывает ее талию, прижимаясь губами к шее. Снова смех. Заливистый и счастливый. - Мы слишком много времени провели в Неверлэнде. - Да? И за него ты тоже успела в меня влюбиться? Ну же, Миллс, не строй из себя недотрогу. Какие же они были тогда счастливые. Нужные друг другу. Нужные Богу. Эмма лежит в кромешной темноте на прохладном деревянном полу, уставившись пустым взглядом в потолок. Рядом с ее ладонью стоит наполовину полная бутылка дешевого виски, а из окна доносятся сигнализации проезжающих мимо машин. От этого звука хочется укрыться и спрятаться, не позволив проникнуть ему в квартиру, не позволив добраться до искалеченного сознания и вспомнить, как тихо в это время было в Сторибруке. Как же там было тихо... Ночь опускалась на тот город, и светились лишь вывески с некоторыми потухшими буквами и немного фонарей. Не было ни машин, ни сигнализаций, ни громких пьяных голосов. Это был маленький, уютный город, в котором хотелось остаться, который манил своей сказочностью и чудесами за каждым переулком. Эмма бы и осталась, потому что именно там была ее семья, именно там была ее любовь, которую люди ищут целыми жизнями и называют второй половинкой. Регина Миллс была ее всем. И она сама была всем для Регины Миллс. Именно поэтому Эмма поняла, что оставаться в Сторибруке, разрушать проклятье, а вместе с тем, и жизнь любимых людей - было ее самой большой ошибкой. Пройдет время, и раны затянутся, пройдет время, и она перестанет думать, что воспоминания о другой реальности - это ее самое худшее наказание. В той реальности осталась и ее Регина, спящая среди туманоцветов. Ее Регина не проснулась и уже никогда не проснется. А город накрыло черным туманом безвременья, когда Эмма пересекла его черту, когда она обернулась и позади себя увидела табличку «Добро пожаловать в Сторибрук». Теперь он навсегда останется проклятым, ведь Спаситель уже не вернется. Ведь Спасителя больше не существует. День выцветал, и стены мира сдвинулись в одно черное полотно, на котором догорали последние четыре звезды... Жук издал противное «рыканье», и его недовольный возглас до сих пор чудился в голове Эммы, наполненной пеленой похмельного тумана. - Спи, проклятый город... - прошептала она в пустоту, подняв ладонь кверху и разбив фонарный луч на две части. - Спи, а я буду охранять твой сон.