Мечтать полезно

      — Защита в ближнем бою. Противник находится на расстоянии вытянутой руки, видит мельчайшее ваше движение, разгадывает каждый замысел. В таких обстоятельствах употребить запрещенное заклятие практически невозможно, потому что жест, необходимый для его выполнения, знаком каждому магу, который вступил с вами в поединок. По этой причине в ближнем бою очень часто используются фамильные проклятия — менее сильные, чем, к примеру, Круциатус, но более действенные, потому что жертва вряд ли сможет разгадать намерение нападающего и своевременно отреагировать. Многие волшебники рассчитывают на эффект неожиданности, применяя простейшие заклинания, которые в серьезных битвах выглядят нелепо. Именно так поступил в Последней битве мистер Поттер, хотя он сам, безусловно, не догадывается об этом. Ваша задача — разгадать замысел противника в ближнем бою и отреагировать на него. Вместо тяжелых проклятий используйте, как обычно, Петрификус. В течение урока вы должны сменить трех партнеров. Приступайте.       Шеймус Финниган дружески толкнул Поттера в плечо. Одновременно с жестом Финнигана, если не долей секунды раньше, рука Поттера молниеносно метнулась к палочке. Поттер вздрогнул, повернулся к Финнигану. Рука расслабилась. Поттер улыбнулся сокурснику и кивнул, принимая приглашение встать в пару. Рука снова потянулась к палочке: на этот раз Поттер действовал осознанно.       Снейп подумал, что темой следующего урока сделает неожиданное нападение. Хотелось верить, что руки остальных учеников так же инстинктивно будут хвататься за волшебные палочки в ответ на потенциальную опасность, но разум подсказывал, что ничего такого не произойдет и лучшим на уроке снова окажется Поттер.       Финниган попытался наложить обездвиживающее. Какой идиот начинает нападение в ближнем бою с наиболее очевидного заклятия? Поттер блокировал. Ему даже почти не пришлось перемещать руку в пространстве: он сразу принял позу, необходимую для выполнения нужного заклинания. Так хорошо знает Финнигана? Дезориентирующее от Финнигана — блокировка, сковывающее — блокировка, склеивающее пальцы — блокировка, довольно ловкая попытка Финнигана обмануть, следом брошенное обездвиживающее… Мгновенная блокировка.       Поттер взмахнул палочкой слишком высоко для нападения — что задумал? — и Финниган… исчез. Снейп инстинктивно сделал шаг в направлении сражающихся, но Поттер уже бросал Петрификус. А потом снял Дезиллюминационные чары. Финниган лежал на полу. Неплохо. Мало кому пришло бы в голову отвлечь противника холодом Дезиллюминации по загривку. В глазах Поттера, пожимающего руку соперника, искрилось чистое веселье. Поганец прекрасно знал о своих способностях и нахально развлекался. Самоуверенный умник. Раздражало еще больше то, что его самоуверенность имела основания.       Поттер встал напротив Грейнджер. Снейп подался вперед: зрелище обещало быть любопытным. Грейнджер вертикально подняла палочку перед лицом, хитро усмехаясь. Поттер отреагировал сразу же, повторяя ее движение. Они раскланялись друг с другом. Никто не использовал на уроках дуэльное приветствие, но даже не придерешься: Снейп сам в начале курса требовал, чтобы дуэльный этикет соблюдался. А потом махнул рукой: никому не нужен этикет, если перед носом стоит Пожиратель.       Голубая молния ударила из-под бока Грейнджер — Поттер увернулся в последнее мгновение примитивным прыжком в сторону, но тут же отправил ответный сноп искр. Снейп оценивающе хмыкнул. Многостороннее заклинание? Неслабо. Грейнджер вмиг выставила Многосторонний щит. Тоже неслабо. Стреловидное разрушающее в щит — стрела превратилась в тряпку и упала на пол, но щит рассыпался. На Поттера помчались веревки — невидимые! — но осели у его ног тонкими золотыми змейками. Он явно собрался снова их трансфигурировать, но Грейнджер успела первая — и змейки взлетели золотыми птицами с очевидным намерением заклевать Поттера. Стая оказалась зажата в воздушном пузыре, который постепенно сдулся и исчез вместе с птицами. На Грейнджер устремилось облако из розовых лепестков и розовой пыли. Она тут же зажала нос и закрыла глаза — очень уязвимая позиция! — и успела заставить облако просочиться в щель под дверью, но Поттер времени не терял и одно за одним выпустил в нее несколько заклинаний. На Грейнджер заискрились серебристые магические путы, а Поттер завершил выступление любимым Экспеллиармусом. Грейнджер чихнула: видимо, успела вдохнуть немного розовой пыли. И засмеялась. Поттер снял путы ее собственной палочкой и вернул ее ей. Грейнджер отошла чуть в сторону, и послышалось ироничное:       — Джентльмен чертов.       — Давно хотел использовать это заклинание, но с Шеймусом или Ноттом оно не в тему, знаешь ли.       Задумчиво посмотрев на лежащее на парте перо, Поттер внезапно трансфигурировал его в розу.       — Это в качестве извинения, — протянул он розу Грейнджер. — Без розовой пыли. Ты прекрасно дуэлируешь.       Снейп не выдержал. Эти двое устроили неприкрытый театр на уроке, а теперь превращают его в откровенный цирк. Театр и цирк были красивыми, видеть такое исполнение было приятно, но всему следовало знать меру. Герой зарывался, а его подружка подыгрывала, и если умения Поттера, практикуемые на Финнигане, никто особо не заметил, то, демонстрируемые на Грейнджер, они привлекали восхищенное внимание всего класса. Снейп не отрицал того, что повод для восхищения существовал, но знать об этом всем было необязательно. Случился однажды в этой школе клуб поклонников мальчика по имени Том, ни к чему хорошему это не привело.       — Поттер.       Улыбающийся Поттер повернулся, и в течение мгновения, центром которого стала улыбка, адресованная Грейнджер, но случайно подаренная ему, Снейп не верил, что этот мальчишка, наколдовавший розу для подруги, изучает темные искусства, строит планы по захвату мира или подчинению себе кого бы то ни было.       — Вам, я смотрю, слишком весело на моем уроке?       Поттер замер, не отводя взгляда, глаза продолжали мерцать зеленоватыми огоньками, за которыми таилось неразгаданное, нерассказанное, неоформленное, но явно не направленное против него. Снейп вспомнил сверкающие чуть иначе глаза на уроке зельеварения — глаза, увлекающие в воронку безумия… и ощутил укол неуверенности. Поттер, который его восхищал, Поттер, который его понимал, Поттер, который ему дерзил, оставаясь спокойным, даже Поттер, который, вероятно, смеялся над ним, — эти Поттеры укладывались в образ молодого мага с нечитаемым взглядом, который стоял перед ним. Но образ такого Поттера не укладывался в картину мира Снейпа. Неприятное сомнение вызывал и резонный вопрос: точно ли неправдой является образ Поттера, а не его, Снейпа, картина мира?       — Давайте-ка я проверю, на что вы способны. Чтобы вам не хотелось разбрасываться Дезиллюминационными чарами и Розовыми облаками.       — Но они же сработали, сэр, — заметил Поттер и встал напротив него.       — На защите от темных искусств, Поттер, студенты учатся противостоять темным искусствам, а не ставят основной целью победу над однокурсником, — Снейп по привычке поднял вертикально палочку для приветствия. Драклово жало ему в ухо, он же не собирался этого делать.       — Сэр, вы же сами сказали, что многие волшебники используют в сражениях простейшие, нелепые заклинания. И привели в пример меня, — Поттер улыбнулся, поднимая палочку в ответ. — Почему вы думаете, что использованные мной заклинания не дезориентируют темных магов?       — Потому что, Поттер, эффект неожиданности срабатывает далеко не всегда и бить детским заклинанием против смертельного проклятия глупо.       Поттер слегка наклонил голову в дуэльном приветствии, и Снейп повторил его движение, глядя в слишком яркие глаза. Интересно, Поттер снова собирается набираться смелости своим оригинальным методом?       — Но мы же не можем использовать серьезные заклинания на уроках, сэр. Приходится обходиться детскими.       — В поединке со мной я разрешаю вам использовать любые заклинания, — выпрямил спину Снейп. Подумав, что судорога должна поумерить пыл Поттера, он немедля распорядился: — Ангвистиум!       В то же мгновение прозвучало режущее:       — Кадебантимус!       Блокирующие чары вспыхнули с двух сторон и разлетелись голубоватым светом, столкнувшись друг с другом.       Ответом на попытку перевернуть пространство вокруг неприятеля стала такая же неудачная попытка связать Снейпу руки. Веревки рванули обратно на Поттера, но на полпути передумали и вылетели в окно. Снейп только метнул взгляд на соперника, ожидая, что тот немедленно продолжит поединок, как в то же окно влетели пять кинжалов и понеслись в сторону Снейпа. Послышался девичий вскрик, и Снейп скорее инстинктивно, чем обдуманно поднял стальной щит, и тут же на его щит наложился еще один, идентичный. Кинжалы с грохотом врезались в щиты и упали. Снейп выдохнул. Это было неожиданно, это было умно, это могло бы оказаться очень эффективно, если бы на месте Снейпа находился хоть немного менее умелый маг. Он перевел взгляд на противника. Противник выглядел… перепуганным. Снейп вдруг понял, что второй щит возник не сам по себе, и возник он в последний момент, и создателем его мог быть только мальчишка.       — Не льстите себе, Поттер, — ухмыльнулся он. — Вряд ли у вас получится меня убить.       — Я предпочитаю перестраховаться, профессор, — немного глухим голосом проговорил тот.       — Хорошо, Поттер. Если вам так страшно, обойдемся без смертельных трюков. С остальным мадам Помфри справится.       — Да, сэр.       — Эвербератиум!       — Аргенто!       Заклинания Поттера были неожиданными, реакция — отменной, и Снейп сам не заметил, как разошелся, извлекая из своего многотонного запаса безобидные (подумаешь, ноги сломает), но действенные (когда ломаются ноги — не до колдовства) приемы. Защищался Поттер виртуозно: и щиты ставил, и трансфигурировал что ни попадя, и преобразовывал заклятия в другие, а один раз ударил по летящему в него заклинанию таким же, хотя защитным оно не было никак. Столкнувшиеся молнии ослепительно вспыхнули, Снейп зажмурился, вспомнил печальный опыт Грейнджер и незамедлительно переместился в сторону. Очень вовремя, потому что в него летело банальное сковывающее. В ответ Поттеру отправилось затрудняющее дыхание. Поттер красивым движением отправил его в стену, повернулся — и еле успел отпрыгнуть в сторону. Розовая молния улетела в дверь, а за ней летела белая и еще одна белая — и Поттер выставил щит, первая разбилась о него, зато вторая пробила, и Поттер снова отпрыгнул, тяжело дыша.       В этот момент Снейп понял, что увлекся. Используя приличный арсенал боевых заклинаний, бить по студенту на протяжении более чем двадцати минут — это была, наверное, не самая достойная тактика. То, что Поттер продержался так долго, само по себе говорило о многом, а то, что при этом он несколько раз застал врасплох самого Снейпа… Нет, хвалить Поттера он, разумеется, не будет, но тот неплохо себя показал.       — Устали, Поттер?       — Нет, что вы, профессор, — раскрасневшийся противник приглаживал волосы. Очень полезное занятие.       Снейп усмехнулся про себя: значит, сдаваться не будем. Ну, до конца урока осталось немного, можно попробовать проверить, продержится ли Поттер. С точки зрения преподавательской этики его намерение никуда не годилось, но Поттер так раззадорил, а теперь так сверкает упрямым взглядом, что не поддаться низменным инстинктам было невозможно. Снейп провел пальцами по потеплевшей волшебной палочке. Пусть упрямец передохнет минуту, заодно можно прищучить его самоуверенность, хотя Снейп уже убедился в том, что это имеет не больше смысла, чем приглаживание поттеровских волос.       — Тогда почему скачете? Вы волшебник или кролик?       Или рискнуть в мысли заглянуть. Не фантазировал же он о Снейпе во время поединка. А сейчас ему вроде как и опасаться уже нечего, и смелость не нужна. Макгонагалл, увидев такое выступление, баллов тридцать сразу бы присудила и еще двадцать чуть погодя, и Поттер не мог этого не понимать.       Пальцы Снейпа мягко вели по волшебной палочке. Проводили снова и снова ласкающим, оценивающим движением, и выглядело это так, что кровь мгновенно устремлялась от головы к паху. Скользящие по дереву ладони… гладили скулы Гарри, затем рука нежно спустилась вниз по шее, щекоча и возбуждая, зеленые глаза столкнулись с черными…       Черные глаза уставились в искрящиеся зеленые.       — Сочетаю магические упражнения с физическими, сэр, — ответствовал Поттер.       — Не хамите, Поттер, — отозвался Снейп, будучи не в силах конкретно в этот момент придумать более достойный ответ.       Черные глаза уставились в искрящиеся зеленые. Непроницаемый чернющий взгляд — только разгадывать его, любоваться и пытаться понять, зная, что никогда не разгадаешь и никогда не налюбуешься. Завораживающий цвет; его глаза можно было бы принять за глаза потустороннего существа, но едва заметный коричневатый оттенок вокруг зрачка придавал вполне человеческую привлекательность — темную, скрытую за мрачностью, но говорящую о бездне мыслей. Гремучее сочетание — такая внешность с его умом, силой и смелостью, абсолютно невозможно сдаться просто сразу и на месте…       — И не думал, сэр. Почему бы не уворачиваться от заклинаний физически, если это возможно сделать?       Физически… очень хотелось бы поддаться твоим заклинаниям, почувствовать твои руки, зажимающие тело, требующие удовольствия. Беспрекословно подчиниться, доставить тебе удовольствие в любых количествах, в любых положениях, лишь бы иметь возможность обнимать и прижиматься к твоему телу, от твоей близости же запросто можно кончить, просто потеревшись о тебя.       — Потому что, Поттер, физические данные используются не в темной магии... — что он несет? — А в вашем любимом квиддиче. Темная магия — более сложное искусство, и с полетами на метле ее не сравнить.       Физические данные используются не в темной магии, точно… Вот только когда ты бросаешь заклинание — почти в деталях можно представить, как напрягаются твои плечи, пресс, какими крепкими становятся бедра в стойке. А какие мышцы нужно иметь, чтобы так плавно отходить, бросая защитные. И сколько власти в твоих движениях, когда ты колдуешь медленно, демонстрируя свои идеальные щиты, рисуясь — имеешь же право, черт тебя возьми, но ты хоть понимаешь, как от этих движений сводит от желания просто все?       — Я вовсе не сравниваю ее с полетами, профессор. Просто иногда физическое движение может быть более неожиданным для противника, чем любая магия.       Черные глаза на этот раз не прожигали, не пытались добраться до недр души, а смотрели немного недоверчиво и очень внимательно. Чему ты не веришь, дьявол?..       Роскошный, черноглазый, он сидел на кровати абсолютно голый, над ним можно было слегка приподняться — предвкушая, потираясь пахом о живот, ощущая желанное прикосновение — кожа к коже. Его хотелось просто всем телом, как угодно, и эти медленно-провокативные, слишком умелые руки обхватили бедра, привлекли к паху, член скользнул между ягодиц…       — Предлагаете использовать против врага кулаки?       Его хотелось везде, спереди и сзади, хотелось вот эти руки — чтобы они с телом делали все то, что вытворяли с волшебной палочкой. Это ж совершенно точно сорвет крышу до оргазма, если они просто будут вот так держать и вот так гладить тело. И пусть делает, что хочет, абсолютно уже все равно как...       — Не преувеличивайте, профессор Снейп. Хотя я уверен, что есть противники даже среди темных магов, против которых этот прием мог бы подействовать лучше, чем остальные.       На периферии сознания красным сигналом прозвенел колокольчик школьного звонка. Несколько… неправильное напряжение в теле мешало придумывать ответы Поттеру, мешало как следует выгнать его с урока, мешало воспринимать реальность, хотя этот вариант реальности сам по себе не слишком поддавался восприятию.       — С таким подходом, Поттер, нечего делать в магической школе.       Снейп понимал, что не прав, но нужно было убрать Поттера отсюда — этого глубоко дышащего Поттера, который не мог так долго восстанавливать дыхание после поединка, этого Поттера с горящими глазами и горящими мыслями. Желательно убрать навсегда — и пусть ему вернут нормального огрызающегося и ненавидящего Снейпа мальчишку, который раздражал его все семь лет.       Чтоб тебя дементоры побрали, Снейп, почему ты каждый раз умудряешься завести меня одним своим видом во всех своих наглухо закрытых шмотках и что со мной случится, если я тебя увижу не в них?       Поттер деловито собрал вещи, бросил неопределенное: «Возможно, сэр» и, потягиваясь, направился к двери.       Ты вообще в курсе, что эрекция — это плохая идея на уроках?       Снейп глубоко вздохнул. Это был один из тех очень немногих случаев, когда он разделял мнение и даже физиологические ощущения Гарри Поттера целиком и полностью.       ***       Гермиона искоса и с интересом поглядывала на Гарри. Гарри, тщетно пытавшийся справиться с возбуждением усилием воли, наконец не выдержал:       — Что такое?       — Нет, ничего, — усмехнулась Гермиона и отвернулась.       — Гермиона! В самом деле! Всегда не замечала, а сегодня решила «заметить»?       — Что? Ты о чем? — удивилась она.       — А чему ты ухмыляешься? — растерялся Гарри.       — Да вообще… Всему происходящему… Происходившему на защите, в частности.       — А что там такое происходило? Ты про розу? Мне правда понравилось дуэлировать с тобой, так что все вполне честно. Мне показалось, что тебе понравится.       — Да при чем тут роза? Роза была прекрасна. Честно говоря, это был один из лучших комплиментов, которые я получала в своей жизни. Розу оценили, по-моему, все.       — Так… А что не так?       — Да все так, все хорошо, Гарри. Просто мне понравился ваш поединок со Снейпом.       — А что такого было в нашем поединке со Снейпом? По-моему, наш с тобой был красивее.       — Нет, ты не прав. Ваш со Снейпом был… кхм, сногсшибательным.       — Да ну, вроде поединок как поединок.       — Гарри, ты в курсе, что за ним наблюдал весь класс?       — Правда?       — Правда. На протяжении, заметь, двадцати семи минут. Ничего не делая. Просто наблюдал. Открыв рты.       — Да что там такого было? Никаких световых шоу мы не устраивали, даже птички золотые не летали. Обычные нападение и защита.       — Очень много внутренней силы и эмоций. Честно говоря, с обеих сторон.       — Так они всегда были, пора бы уже всем привыкнуть.       — Господи, Гарри, ваша дуэль была похожа на секс!       Открывший было рот Гарри поперхнулся воздухом.       — Извини. И, я уверена, не у одной меня возникли такие ассоциации, потому что лица Лаванды и Парвати были совершенно красными.       — Никогда бы... э-э... не подумал, что дуэль может быть похожа на секс.       — Я тоже. Пока не увидела, как он с азартом, явным удовольствием и осторожностью на тебя нападает, а ты защищаешься так, как будто его нападение доставляет тебе не меньше удовольствия, чем ему. И иногда нападаешь сам. Для приличия. Укусами. Еще раз извини.       Проблема вернувшегося возбуждения стояла острее, чем проблема ответа Гермионе, впрочем Гарри не знал, что тут ответить. И полагал, что его точно раскрасневшееся лицо ответило само, потому что лицо при таком жаре во всем теле никак не может оставаться по-прежнему бледным.       — А знаешь, что самое удивительное? — невинно спросила Гермиона.       Гарри считал, что все самое удивительное уже прозвучало.       — Что?       — Что за все двадцать семь минут Снейп не заметил, что весь класс — весь класс! — бездельничает и пялится на вас.       — Эм… Гм.       — Вот именно. «Гм». Я все ждала, когда Снейп, наконец, рявкнет о бездельниках и начнет снимать баллы, но он до самого звонка не отрывал от тебя взгляда и не замечал, что творится вокруг.       Гарри не выдержал и прислонился спиной к холодной каменной стене, надеясь, что она немного его остудит.       — И что это значит?       — Не знаю. Я озвучила факт, над которым тебе может быть любопытно поразмышлять на досуге, — хмыкнула Гермиона. — Я думаю, ты и сам знаешь, но на всякий случай напоминаю, что мужской туалет есть за этим поворотом.       — Действительно, — вспомнил Гарри, отлипая от стены и понимая, что дальше краснеть просто некуда. — Ты настоящий друг, — проворчал он и отправился в указанном направлении.       Гермиона еще раз хмыкнула и стала прикидывать, успеет ли забежать до обеда в библиотеку.       ***       Версия, предполагающая, что Поттер намеренно возбуждает себя перед каждым его уроком, а потом представляет секс с ним для придания себе смелости, не выдерживала вообще никакой критики. Даже без последних мысленных обращений к Снейпу она выглядела жалко, а поттеровские рассуждения… не оставляли, словом, ни единого шанса увильнуть от действительности.       Приходилось констатировать невозможный, дикий, нелепый, несуразный, абсурдный факт: Гарри Поттер хочет Северуса Снейпа. Факт в основном вызывал вопросы, а не отвечал на имеющиеся. Некоторый свет он проливал на увлечение Поттера зельями. Снейп пока не очень понимал связь между этими явлениями, но она, несомненно, существовала.       Зря ему никто не верил, когда он столько лет говорил о ненормальном поведении Поттера. Преподаватели хором отвечали, что мальчик обычен, а теперь этот «обычный мальчик» мечтает, чтобы Снейп его трахнул. Если так пойдет дальше, то он же может и действия какие-нибудь начать предпринимать. И что Снейпу делать прикажете?       Или... Или Поттер действия уже предпринимает. Увлечение темной магией не на пустом месте появилось. Зельеварение туда же. И все может объясняться довольно просто, если Поттер решил стать темным магом, чтобы его, Снейпа, соблазнить. Логика тут очень даже просматривалась: если в свое время некоего Северуса Снейпа привлек сильный темный маг Том Риддл, то почему его не привлечет сильный темный маг Гарри Поттер? А поскольку объект вожделения увлечен зельями и темными искусствами, то стоит поусерднее взяться именно за эти дисциплины.       Эта мысль не так пугала, как предыдущая — о том, что Поттер, насмотревшись на Волдеморта, соблазнился всемогуществом и властью. Выглядела она… Ну, немножко правдоподобнее, хотя феерическим абсурдом от нее все равно несло за милю. Но она объясняла факты и, по всей видимости, укладывалась в образ Поттера.       Новый образ Поттера был, на самом деле, размытым. Снейп в упор не понимал, как можно беспечно создавать золотых змеек и розы и одновременно воодушевляться такими зельями, как Кипящая кровь; еще меньше он понимал, как связать эти и без того плохо стыкующиеся факты с мальчишкой, за которым он наблюдал семь лет, — взбалмошным, безрассудным, своенравным, необязательным и несдержанным. Чего стоили спокойные, хоть и дерзкие ответы Поттера, когда в голове у него происходило… то, что происходило.       Происходящее в его голове влекло за собой еще одну насущную проблему: состояние, в котором осуществление чувственных желаний Поттера умозрительно… не выглядело отталкивающим, скажем так. Проблема решительно расходилась со всеми канонами преподавательской этики, даже с теми канонами, которые претерпели значительные изменения под воздействием морали Снейпа. Короче говоря, думать об этом было абсолютно недопустимо, поэтому Снейп, нарезавший круги по аудитории, вздохнул и отправился за зельем, данную проблему решающим.       Едва он успел выйти из аудитории, как в конце коридора мелькнула первопричина всех бед. Снейп сначала решил, что ему мерещится: настолько Поттер со всеми неприятностями, а теперь и странностями въелся в сознание. Но, когда первопричина прилипла к окну, стало ясно, что до галлюцинаций Поттер его пока что не довел. Сложив два (наличие за тем углом мужского туалета) и два (состояние мальчишки в конце урока), Снейп понял, почему тот до сих пор здесь ошивается. Отстранившись от окна, темный силуэт резво устремился к лестнице, ведущей к выходу из замка. Увидел что-то в окне? Оценивал обстановку? Снейп мигом забыл про всякие недопустимые проблемы, рассудил, что после снятия сексуального напряжения Поттер в кои-то веки подумает не о сексе и что ввиду этого обстоятельства в слежке за ним вырисовывается двойной смысл. Он кивнул себе и тоже направился к лестнице, решив во что бы то ни стало сложить головоломку под названием «Гарри Поттер».       ***       Гарри Поттер сидел под огромным дубом у Черного озера с книгой на коленях. Последние десять минут книга лежала как оправдание его местопребыванию, уединению и задумчивому виду. Макушка терлась о шершавый ствол, взгляд лениво перебегал с засохших и только чудом удерживающихся на дереве листьев на ветки, которые на фоне темного осеннего неба казались черными. Ветер шевелил уже опавшие листья, они шуршали, двигались — будто пола черной мантии скользила рядом. Казалось, достаточно поднять голову — и перед ним появится темная фигура, человек, резонирующий с мыслями, с книгой по зельям на коленях, с окружающим пейзажем. Человек хмурый, как осеннее небо, — хмурый не потому, что злится, а потому, что природа нарисовала его таким; человек со взглядом, похожим на этот прохладный, задумчивый день; отрешенный, погруженный в ему одному ведомые мысли — как эта непонятная и непостижимая погода. Снейп походил на Черное озеро: оно тоже словно потерялось в чужих мирах и решило осесть на этом клочке земли, потому что здесь глухо, бесшумно, пустынно, мощная магия волнами ходит вокруг и всегда можно исчезнуть в ее потоках и вихрях, оставив на поверхности только стальную равнодушную зеркальную гладь, одну лишь оболочку себя. Гарри смотрел на озеро с затаенной нежностью. Оно, полное неизученной магии, было красиво в своем равнодушии, бескрайности, непоколебимой устойчивости — и Снейп был так же красив. Если бы он сам понимал, насколько красив, то, возможно, перестал бы разбрасываться надоевшей ему злобой. Все равно никто не дотянется до него никогда, сколько бы ни старались. А он ведь устал от своего же ожесточения, он настолько привычно, шаблонно, автоматически кривил губы и бросал колкие слова, что поверить в их искренность было невозможно. Ни капли ее в них не было. Здесь, в хрупких черных листьях, ее было больше, чем там, в классе. С нежностью Гарри перебирал лиственный ковер. Он многое бы отдал, чтобы увидеть искренность Северуса Снейпа, все бы отдал, если честно, потому что она должна быть невероятной.       Он посмотрел на книгу. «Регенерирующие зелья. Том третий». После одной этой серии можно было идти в помощники к мадам Помфри. Никто не предполагал, что в одном из вариантов Выручай-комнаты в этом году появилась полка, на которой стояли яды, лекарства и просто полезные смеси. Сначала Гарри выливал результаты своих экспериментов, независимо от того, можно ли их было назвать успешными или нет. А после того как залечил царапины и ожоги от своей тайной деятельности на руках, а потом самостоятельно справился с простудой, решил, что глупо уничтожать то, чем можно воспользоваться. С колебанием оставил два яда, один из которых был смертельным. Постановил, что попрактикуется в этом виде зелий позже, и замахнулся на зелье, улучшающее зрение. Если наверстывать упущенное за семь лет, то почему не делать это с пользой? Сейчас он как раз выяснял, что нужно для второго этапа приготовления, потому что через несколько дней предполагался поход в Хогсмид, где можно было забрать заказанные ингредиенты. Отправлять заказ с совой из школы он не боялся, а вот постоянно приходящие посылки непонятно с чем могли насторожить окружающих. Желания рассказывать кому бы то ни было, что самостоятельно изучает зельеварение, Гарри не имел. Отношения с однокурсниками и без того не испортились, но постепенно сошли на нет. Он не знал, о чем говорить с Шеймусом или Дином, только с Невиллом иногда обсуждал травологию и с помощью Рона изредка отвлекал мозг от — смешно подумать! — мыслей о домашних заданиях. Друг оставался другом даже тогда, когда интересы разошлись едва ли не в противоположные стороны. Наверное, это и есть настоящая дружба. Хотя… настоящее испытание прошла только Гермиона, которой Гарри в порыве отчаяния разболтал-таки о своих чувствах к Снейпу. Подруга осталась невозмутимой и время от времени, когда на защите приходилось совсем туго, спасала его. Как сейчас. Полный поддержки и взаимопонимания поединок взбодрил как ничто другое, и роза в качестве благодарности была несопоставима с тем, что делала для него Гермиона, но ничего другого он не придумал. Гермиона, кажется, все поняла, как и всегда.       А на защите приходилось туго. Огрызаться — это был единственный способ не выдать отчаяние и грусть, за которые Снейп точно по стенке размазал бы. Некая видимость борьбы раздражала его, но отлично поддерживала образ тех отношений, которые, по мнению Снейпа, должны были существовать между ним и Гарри. Грусть и пассивность были бы расценены как неспособность противостоять даже мелочным придиркам, а потому привели бы к окончательному неуважению. Гарри не думал, что у него когда-нибудь появится шанс: Снейп меньше всего напоминал человека, к которому можно подступиться с какой угодно стороны. Но чувство собственного достоинства мешало смириться с настоящим презрением от него. Плеваться дерзостями и даже оскорблениями, когда изнутри разъедала острая нежность, — это был знатный мазохизм. Гарри словно следил за собой со стороны: на сколько же его хватит? И в то же время знал, что хватит — хватит до конца, и от этого было больнее всего. Как бы хотелось когда-нибудь не сдержаться и поцеловать его, задобрить надежду хотя бы этим маленьким проблеском шанса, но в последнее время пришлось научиться самодисциплине, и теперь контроль безотказно действовал всегда. «Я становлюсь похож на Снейпа. Хотя что в этом удивительного?»       Услышав доносящийся со стороны школы гомон, оповещающий об окончании обеда и о начале второй части учебного дня, Гарри поднялся и с удовольствием потянул мышцы. После нервной встряски есть не хотелось, а вот на зельеварение, которое значилось в расписании первым после обеда, хотелось. Домашнее задание было выполнено так, что Гарри чувствовал себя способным самостоятельно провести урок. Вот и хорошо.       Укрывшийся за соседним деревом Снейп совсем не чувствовал себя способным провести урок. И почти проклинал себя за то, что вздумал тащиться за Поттером. Уяснить происходящее ему хотелось, шпион треклятый.       ***       Студенты выжидательно смотрели на него, на лицах пробегали едва заметные отпечатки страха. Снейп улавливал их автоматически: похожее эхо страха пятнало лица Пожирателей, когда в зал входил Темный Лорд. Каждый раз Снейп ожидал сокрушительного поражения — и каждый раз Волдеморт благосклонно отпускал его. Гарри Поттер и в этом переплюнул Темного Лорда: разгром, учиненный им в рациональной, эмоциональной и в прочих личностных составляющих Снейпа, заметно превосходил воздействие Волдеморта. Впервые за много лет преподавания Снейпу хотелось сбежать с собственного урока, чтобы разобраться в реальности, которая обрушила на него решительно непознаваемого Поттера, алогичные факты и… и концентрат красоты, вызывающий трепет, который невозможно было унять. Оглядев притихших студентов, Снейп не терпящим возражений приказом по организму распорядился отсечь мысли о Темном Лорде, об иррациональном Поттере и обо всем, что не вписывалось в картину мира преподавателя в добропорядочной школе магических искусств. Позарез нужно было отключить эту часть сознания хотя бы до конца учебного дня.       Сознание подчинилось приказу с большой неохотой.