Котячий ребенок

Обычно, если я глубоко усну или упаду в обморок, по пробуждению я мало что осознаю и помню. Все лениво, смешано и малопонятно, а тело едва слушается. Сейчас этого не было. Я упала на гладкий, по ощущениям, каменный пол. Не было боли или дискомфорта, это было просто ощущение гладкого пола. Ничего больше. Я даже не чувствовала холода или жара. Глаза застила тьма, но уши улавливали какие-то звуки. Словно сквозь вату или толщу воды. Попытавшись хоть дернуться в этом непроглядном тумане, я обнаружила, что не могу. Я как будто застряла в собственном теле, впала в кому или парализована. Мышцы оцепенели и напряглись до состояния камня. Чувствительность снизилась до нуля, а внутренности словно кто-то измял с настойчивостью, достойной лучшего применения. Побарахтавшись без смысла пару минут, чтобы унять панику и надежду, что мне удастся вернуть тело под контроль разума, я затихла и прислушалась. Сейчас слух — то единственное, что у меня худо-бедно осталось, и я зацепилась за невнятный неравномерный гул с решимостью утопающего. Гул не становился ни четче, ни понятней, оставаясь далеким и абстрактным, а так же выводя меня из себя. Что этот ублюдок со мной сделал?! Если из-за него я стала овощем, то я назло ему научусь заново ходить, приду к нему вновь и заберу его душу. Теперь это кажется мне вполне адекватной мерой. Он у меня страдать будет, если я сейчас в коме. Впрочем, упокоившись, я провела проверку организма и с облегчением поняла, что могу ме-е-едле-е-е-енно-о-о-о (именно с такой скоростью) моргать и двигать кисточкой хвоста. Чтобы не потерять обретенные конечности, я старалась не прекращать ими двигать, постукивая неслышно вилочкой на кончике. Вдруг что-то извне прижало мою кисточку в гладкому полу, но боли я не почувствовала. Если бы я могла издать хоть звук, я бы заскулила от отчаяния. Нет! Как я узнаю, что все еще могу двигаться, если моя кисточка прижата! Я не могла даже выдернуть хвост из-под пресса — не хватало сил. У меня остались только слепые, медленно моргающие глаза, и я сосредоточилась на движении век. Вве-е-ерх-вни-и-из, прислушаться к бубнежу вдалеке, и опять вве-е-ерх-вни-и-из… Через какое-то время, кажущееся мне вечностью, зрение стало проясняться. Совсем немного, но после того, как у меня отняли кисточку и я сосредоточилась на глазах, любое изменение отслеживалось с дотошностью хирурга. И сейчас туман слегка отступился, став насыщенно-серым, а не непроглядно черным. Звук тоже стал четче, я могла различить даже звуки, отдельные слова, но они все еще сливались, толкались в мозгу и не хотели складываться во что-то осмысленное. После первого сдвига тьма, как вода из треснувшего стакана, стала резко убывать, и вскоре (сорок ударов онемевшего и слабого сердца) я смогла увидеть мелькающие, размытые цветные пятна и тени. Это принесло облегчение и новый страх. Когда у меня впервые открылись глаза, я видела точно так же. Я ведь не умерла? Это не новое тело? Окей, вселенная, как ощущаются новые тела, если они, допустим, не принадлежат млекопитающим?! Но я же не могла пропустить экран, меню реинкарнаций, новый выбор… Не могла ведь? Я задергалась еще сильнее, затрепетала птичкой внутри своего большого парализованного тела. Может, я гигант?! ТИТЧ, МРАЗОТА, Я ТЕБЯ И ИЗ СОСЕДНЕГО МИРА ДОСТАНУ! Мои отчаянные попытки дергаться позволили мне успешно вытащить хвост из-под пресса, и теперь район двигающейся части был куда больше. Не рискуя больше стучать по полу, как я это делала, я просто задвигала им как метелкой. Больше никто не пытался давить мою конечность. Движение, куда большее нежели хлопанье глазами, принесло успокоение. Теперь у меня есть половина хвоста. Я не в коме, я не в другом теле, я все еще тигрица и все еще жива. И я скоро оттаю от этой дьявольской анестезии. Чем бы Титч меня ни приложил, это не смертельно. Как пройдут лапы, надо бежать и ползти прочь. Что бы он ни запланировал и ни сделал, оно грозит Семье и Отцу. — …Сим постановляю это животное по кличке Кошка Белоуса виновной в пиратском разбое, неисчислимых убийствах дозорных, краже секретных государственных сведений и спасении жизни Эдварда Ньюгейта, более известного под именем капитана Белоуса, и приговариваю к пожизненному заключению в Импел Даун на… уровень, который постановит начальник и главный надзиратель тюрьмы Магеллан по прибытию заключенной… Резко появившийся слух, словно глоток холодной воды разбавил мутное от адреналина сознание и прояснил зрение. Оно не вернуло прежней четкости, но размытые пятна оформились в силуэты лавок, множества людей, разбойного вида, трехголового, как цербер, человека за кафедрой — судьи, вестимо. Вместе с головой, слегка ожило тело: забилось быстрее сердце, набрала воздуха грудь, раздвигая ребра. Я в суде. Я жива, и я в суде. Титч сдал меня дозорным, как я и боялась. Подлый ублюдок не стал мелочиться и выдал Дозору кинжал, которым при правильном обращении можно убить Отца. Осознав это чудовищное событие, я попыталась дернуться, бежать, но лапы до сих пор были онемевшие, тяжелые и неподвижные. Даже шея не двинулась. Вдруг по едва чувствующей это шее прошлась чужая рука. Резко прояснилось зрение, и перед глазами показалась носатая полосатая теперь морда Титча. Я не смогла даже оскалиться, парализовано глядя на его лицо. Все внутри металось от невозможности всадить ему в шею клыки. Но в горле даже рычание не родилось. Я могла только совсем жалко, коротко и испуганно дышать, шевеля кончиком носа и внимательно следить за движениями пирата. — Портгаса приговорили к заключению на шестом уровне и смертной казни, — благожелательно сообщил он и грубо схватил меня за подбородок, и повернул голову, чтобы я увидела едва стоящего на ногах от тяжести кандалов и травм брата в десятке метров от меня. — Вполне возможно, что ты видишь его в последний раз, зе-ха-ха. Благодаря вам я получил статус Шичибукая, спасибо за работу! — он похлопал меня по шее, словно собаку, принесшую мячик. Эйс был побит, стоял, слегка шатаясь и смотрел пустым черным взглядом в никуда. — Он дергался слишком, — любезно пояснил мне новоиспеченный Шичибукай. Я злобно перевела взгляд с брата на мужчину. Пять полос на лице уже зажили, оставив лишь розоватую кожу. Тварь. Я доберусь до тебя, а не смогу сама, так найду другого энтузиаста. А я найду. Если не найду, то сделаю. Хоть выращу, лишь бы прикончить Титча за все, что он сделал. Время меня не остановит. Я найду его душу и выверну ее наизнанку. Дав мне еще немного полюбоваться на Эйса, Титч снова обратил свою руку в черный туман и положил мне на морду. Тьма заволокла глаза и уши опять, вновь уронив меня в бездну нечувствительности, паники и бессилия. Но на этот раз «анестезия» была настолько ужасна, что я не чувствовала даже положения своего тела: ни где я лежу, ни на чем, ни что со мной делают или куда тащат. Все чувства и ощущения вернулись совершенно внезапно, обжигая кипятком и страхом. От неожиданности я заметалась, хлебая раскаленную жидкость, воя, если удавалось глотнуть воздуха, цепляясь когтями, за что попадется, и соскальзывая с темных покатых стенок. Чудом мне удалось не убиться, а спастись: я расшатала адов котел и выплеснулась с кипятком наружу. Вокруг было множество заключенных, в страхе отскакивающих от потока раскаленной воды, быстро растекающейся во все стороны, бугаев-стражей, их распихивающих и охранников, стоящих в стороне от всего этого. Я была в полутемном огромном подземелье, меня трясло, я с круглыми глазами дергано оглядывалась, сжавшись на площадке, куда меня выкинуло. Где я? Что происходит? Где Эйс? Где Титч? Ошпаренная кипятком кожа стала гиперчувствительной, шерсть слиплась, глаза наверняка бешено сверкали, зуб не попадал на зуб, потому что вся терморегуляция была разрушена нахуй. Все это ухудшалось паникой, последствиями титчевой анестезии и, наверняка, голода. Сколько я пропустила времени? Где Эйс? — Саша, Саша, я тут! Я рванулась, не глядя, на голос, но на меня моментально бросились охранники в синих робах и масках Пожирателей Смерти. Я была слишком слаба, чтобы отбиться сразу от десятка бугаев. Эйс, сверкающий такой же обожженной розовой кожей, оказался скрыт под телами толстых мускулистых горилл. Я секла лапами как могла, но на меня как-то нацепили тяжелый ошейник с двумя толстыми цепями, которые быстро растянули в разные стороны. Как бешенную собаку взяли. Я вздыбила прилипшую, свалявшуюся мокрую шерсть. Не было ни миллиметра кожи, который бы не жгло. Шкуру часто мелко дергало, мышцы конвульсивно дергались в надежде согреться. Я пыталась бросаться, но тюремщики оказывались быстрее и подсекали мои попытки вырваться. Повернуться, чтобы увидеть брата снова, мне никак не удавалось. Меня растянули на цепи шесть «Пожирателей», по три с каждой стороны, и подвели к столу, где сидел толстяк в египетской шапке (уж не знаю, как это фараонское извращение зовется), из-под которой выглядывали темные длинные патлы. По виду натуральный демон, если не зацикливаться, что крылья бутафорские. Отсутствие рубашки открывало вид на круглый живот. А надбровные дуги у него были похожи на рога. На краю стола сидел крохотный «демоненок» с вилами, которые держал на манер флейты. Кажется, именно он управлял этими синими амбалами. Не люди? Ошпаренный нос не чувствовал ничего. Мне слишком холодно. — Это кто такая? — спросил мелкий, заглядывая через плечо в бумажки. — Она буйная. — Буйные… Это проблемы… — забормотал большой. — Надо ее сразу прикончить где-нибудь, чтобы она не мешала мне идти к власти. Когда Магеллан придет, я скажу, что она пыталась сбежать, и у меня не было иного выбора, она была слишком опасна, и ее пришлось убить… За это меня повысят и сделают начальником… Ой, я это вслух сказал?! — Да, — демоненок подарил толстому взгляд а-ля «Мой напарник — идиот!». — Что у нее за направление? Я рванулась на цепи, но бугаи-нелюди быстро среагировали и натянули цепь, да еще и подняли ее высоко, оторвав мои передние лапы от земли. Я злобно глянула на охранников. От мокрой шерсти в этом подземелье меня крупно колотило. Мелкий смерил меня неприязненным взглядом и не повел глазом на мое злобное рычание. Да и с чего бы? Я тут подвешена как рыбка, только кола в заду не хватает… А вот об этом лучше не думать, кто знает, какие тут порядки. Может, и доведется ощутить незабываемые ощущения кола в заднице. Хоть бы нет. Если подумать логически, то меня не на смерть отправили, а на пожизненное… В Импел Даун только на пожизненное и отправляют. Отсюда мало кто выходит сам, а не вперед ногами. Я опять завертелась, ища Эйса, но того, видимо, уже увели. Господи, его же приговорили к смерти! Он умрет?! Не желая мириться с правительственным произволом, я задергалась, сдирая с шеи кожу и натирая волдыри на чувствительной коже. Не получите! Ни меня, ни брата не получите! Я неожиданно для горилл бросилась в одну сторону, роняя троих, а потом в обратную сторону, чтобы уронить вторую половину стражей. Вдруг металл ошейника схватил кто-то и сжал мертвой хваткой. Я не могла даже двинуться, тут же вцепившись лапами в черный рукав. Конечность была покрыта Волей. Ну разумеется, те, кто удерживает опаснейших, должен быть опаснее их. Держал меня одной рукой мужчина выше «фараона» вдвое с витыми рогами и огромными крыльями. В отличие от мелкого в белом камзоле и полуголого толстяка, этот был одет по форме: черное пальто, красную рубашку с нашивками и фуражку с эмблемой тюрьмы. На лице у него были две татуировки, похожие на слезы, от середины глаз до краев ноздрей. Только глядя на эту угрожающую тень, до меня дошло, куда я попала. Я в Импел Даун, в месте, из которого не возвращаются. Никто не сбегал отсюда. Никогда. А были в мире существа и покруче моего… Лучше притухнуть. Больше сил будет на реальные стратегически полезные действия, а не на бессмысленное трепыхание. Я обмякла, повиснув на руке тюремщика и только сейчас поняла, насколько же вымоталась и устала. Мне холодно, мокро, страшно и отчаянно безысходно. Я в самом охраняемом месте в мире, а второй мой брат скоро умрет… И я ничего не могу с этим поделать... Местный Люцифер быстро перехватил мою тушу за ошейник поудобнее и поволок к столу. Мелкий демоненок хмыкнул и перекинул ногу на ногу. Толстый побледнел и забормотал, что это можно использовать, чтобы подставить Магеллана и занять место начальника. Люцифер (кажется, именно он и был выше обозначенным Магелланом и начальником Импел Даун) выдал ему подзатыльник и потребовал мой номер и приговор. Фараон, которого мама родная назвала Ханнябалом, озадаченно закопался в бумажки. — Ее награда всего десять тысяч, но Багровый Ад ее не удержит, так что суд постановил, чтобы я как начальник сам выбрал ей место, — наконец ответил тюремщик. — Ой, я же еще не начальник! Магеллан тяжело вздохнул, глядя на нерадивых подчиненных и перевел взгляд на перманентно трясущуюся меня. А мне было адски холодно. Знаете, в котле должно быть даже неплохо, там тепло, пузырьки всякие, мне бы там понравилось… У вас есть котлы вообще? Раз уж мы в аду, тыры-пыры, все дела… — На этаже тварей ей делать нечего, еще споются, будут проблемы, причем, у нас, — констатировал устало, вслух начальник. — В Голодном Аду вполне можно попробовать, но она скорее выберется и пожрет других заключенных, чем разрушит всю систему наших наказаний. Отправьте 427895 в Пылающий Ад! — Но вы же не начальник! — наглейшим образом возмутился толстый, за что получил затрещину и виновато скорчился. — Проверяй остальных хорошо, Ханнябал, а то спрошу с тебя, — угрожающе прорычал Магеллан. — Заключенную я отведу сам, мне все равно надо до офиса, а потом на шестой уровень. Сегодня завезли Огненного Кулака… Я зарычала, слабо рванувшись, но меня встряхнули и поставили как собаку за ошейник рядом и успокоили врезавшимся в горло краем. Я зарычала и из противности характера уперлась лапами, а когда Магеллан притормозил, встряхнулась, избавляясь от остатков воды на шерсти. Терпеливо дождавшись, пока я закончу, тюремщик потащил меня дальше, ведя на привязи двух цепей, намотанных на кулак словно поводок… Это и был поводок. Сбегу. Невозможное сделаю, но сбегу. И Эйса вытащу. Нам тут не с руки задерживаться.