иф ю ду

Им было по шестнадцать, когда прятаться от родителей чтобы курить стало не прикольным. Джексон был ярким и притягательным парнем, с большими оленьими глазами и россыпью родинок на плечах. А еще глупым и каким-то придурковатым, но все же больше ярким и притягательным. Что вот смотришь на толпу, даже совсем мельком, а его не заметить просто невозможно. Теплый такой, мягкий, солнечный и красивый. Дурно красивый. Такой, что у Джебома все внутренние органы морским узлом в секунду связывало и ладони потели, стоило тому оказаться ближе чем в пяти метрах. А такое случалось довольно часто, потому что соседи, один и тот же класс и даже родители близко общаются и дружат. Джебом с Джексоном тоже дружили. Близко. Джексон прятал сигареты на лестничной клетке этажом ниже за решеткой в батарее, а Джебом курил только потому, что вместе с Джексоном. Отец не знал, а мать ругала по пять раз за неделю, но Джебом продолжал возвращаться домой в прокуренной одежде и прогуливать уроки, таскаясь по гаражам и заброшенным новостройкам с их, образовавшейся в средней школе, компашкой. Сам Джебом, наверное, не таскался бы, но они с Джексоном тогда дружили. И это настолько правильно было - так называть их отношения, что никакие ухающие в груди чувства и никакие неправильные желания не искажали этого определения. Друзья. Хорошие друзья. Лучшие друзья. А потом Джексон признался, что ему очень нравится девочка на год его младше с плетеными косичками ниже лопаток и большими карамельными глазами. И это тоже правильно. Так - тоже правильно. Мальчикам нравятся девочки, а мальчики с мальчиками только дружат. И Джебом тоже так думал, даже был уверен. А однажды просто устал себя обманывать. Джексон, как термоядерная реакция - неконтролируемый и неудержимый, а еще, как семилетний ребенок - слишком доверчивый и наивный. И Джебом сто раз видел, как тот плачет, как закрывается в школьном туалете и ревет, пиная дверки и мусорные контейнеры из-за бесящих подколов одноклассников. Видел, как тот мажет слезами по щекам и зажимает ладонью рот, чтобы отец не услышал как ему болят его ругательства и мат. Видел, как Джексон ревет над сопливой дорамой или фильмом, прячась за подушкой, чтобы не спалиться перед сидящим сбоку Джебомом ибо он же не баба. И еще много раз Джебом видел. Видел и молчал, уходил и никогда не утешал. Уметь плакать - это черта сильных людей. Так говорят. Неумение - дефект, а Джебом - дефектный, он это знает. И одним дефектом больше, одним меньше... Джебому и тогда нужно было уйти, но это был джексонов день рождения и он обязан был остаться до конца. Это такая традиция два раза в году или порядок вещей, но гости разошлись еще до полуночи, а Джексон тогда закурил прямо в гостиной, стряхивая сигаретный пепел на процарапанный паркет. Джебом убрал все осколки разбитой бутылки и протер пол, но пятно от пролитого спиртного так и осталось, а госпожа Ван после еще долго злилась. - Я предложил ей встречаться, а она сказала, что не хочет, потому что я скучный и нелепый, - сказал тогда Джексон довольно холодно и как-то отстранено, но Джебом-то знал насколько сильно она ему нравилась. Не так, конечно, по-больному как ему Джексон, но так, как никогда никто до этого. - Почему ты мне не сказал раньше, что все считают меня скучным и нелепым? Джебом тогда ожидал, что Джексон что-то скажет или спросит. И ему нужно будет обязательно ответить, возможно, подурковать или пошутить, но обязательно поддержать. Только получив вопрос, Джебом тогда застыл в ступоре и настолько растерялся, что даже не смог разобрать суть того о чем спрашивали. А когда до него наконец дошло, то успел промямлить только "Ты не такой" прежде чем Джексон ушел на кухню, рукой поманив его за собой. Джексон тогда ответа не ждал. Джебом тот вечер помнит, кажется, до мелочей: все джексоновы улыбки, как легкие и ленивые, так вымученные и ломанные; рассыпанные по полу чипсы и свои синие носки со спайди, к которым эти чипсы как на клей цеплялись; воздушный сливочный крем на торте и щеках Джексона, и горячие соленые слезы у себя на рукаве рубашки. А потом длинные неловкие объятия на балконе, окутанные холодным мартовским ветром. И поцелуй. Резкий, краткий, почти случайный​. Можно было бы списать, но Джебом, вцепившись тогда в джексоновы плечи до онемения пальцев, прошептал: " Ты мне нравишься". А Джексон не смог ничего ответить ни тогда, ни спустя пару суток, а через неделю по приколу стало прятаться по этажам и лестничным клеткам друг от друга. Сейчас Джебому двадцать, он приехал к родителям на осенние каникулы и не курит почти год. Но на пороге его квартиры стоит Джексон и приглашает его спуститься на этаж ниже, чтобы покурить. Джексон придурковатый до сих пор, со своими улыбками теплыми и глупыми, стоит, весь такой яркий и красивый-красивый, и ждет ответа. У Джебома за секунду в груди тянет мягкой нежностью и ладони потеют.