Sic itur ad astra

Серые коридоры психиатрической больницы перестали впечатлять и вгонять Кёнсу в дрожь уже на второй неделе практически ежедневных посещений. Его шаги размеренны и спокойны, потому что в мыслях крутится одна и та же мысль: ему опять ничего не расскажут. Бесконечное количество дней он приходит сюда, в это неприглядное грязно-белое здание за городом, чтобы услышать одно и то же. «Этот ублюдок! Его мать… она была бы со мной, если бы не это чертово отродье!» Белая дверь с небольшим пластиковым оконцем в ней раскрывается перед Кёнсу, будто приглашая его Домой. По иронии судьбы, психбольница – место, в котором он больше всего боялся очутиться. Его здесь не ждут. Как не ждали и все дни до этого. Кёнсу выдыхает, мысленно говоря спасибо кому-то наверху, в которого никогда не верил. Здесь его маска трещит по швам, грозясь открыть истину, но он вовремя собирает все воедино. Звука шагов не слышно. Кажется, что вокруг – вакуум, в котором ты и самого себя, свой собственный голос, что звучит в голове, не услышишь. - УХОДИ! Кёнсу уже давно перестал пугаться этим неожиданным громким ударам. Хлопок по столу разнесся эхом по небольшой белоснежной комнате, а человек, сидящий за ним со связанными руками, выглядел яростнее, чем обычно. Парень натянул на губы ухмылку. - Здравствуй, отец. Он перестал бояться смотреть собственному отцу в глаза пару дней назад. Когда понял, что после всех лет ему теперь действительно ничего не грозит. Он мог позволить себе ухмыляться «отцу» в лицо, хохотать, как ненормальный, как будто именно он здесь пациент, над всем, что мужчина говорил ему. Он мог делать здесь все, что угодно, потому что слишком много им было пережито за эти годы. Он мог безнаказанно смотреть, как мучился его собственный мучитель. Мужчина напротив оскалился и задергал связанными накрепко руками. Даже если бы он смог освободиться, стекло между ними все так же охраняло бы Кёнсу от любого влияния; парень расслабленно сел на стул, готовясь к тому, с чего они каждый раз начинали. - Как ты? - голос Кёнсу был как всегда учтив и мягок, он не желал начинать разговор с грубостей. - Я надеюсь, за тобой здесь хорошо ухаживают, верно? Всегда знал, что тебе нужен именно такой уход. Какой я хороший сын, раз все-таки послал тебя на лечение сюда, ты так не считаешь? - Зубы хотелось сжать посильнее, но тот все продолжал широко и пугающе улыбаться. Мужчина за стеклом сжимает кулаки, а затем громко рявкает: - Проваливай! Ты виноват, именно ты, так что проваливай! Ты не мой сын, у меня нет сына и никогда и не было, зачем ты приходишь! Кто бы ты ни был, перестань приходить! Казалось, даже прочное стекло не выдержит таких эмоциональных выкриков и вот-вот разобьется, разбрызгав на Кёнсу мелкие осколки, будто капли полуденного солнца из щелей жалюзи. Кёнсу думает, что его барьеры в голове тогда не очень отличались бы от поделенного на осколки стекла. Но то выдерживает напор, а потому парень заставляет себя терпеть. - Ты столько раз говорил мне, что я не твой сын, отец, что, к твоей радости, я скоро и сам в это поверю... Но не сейчас, - взгляд и тон До меняются с мягкого до угрожающего и будто бы стального. Ему надоел этот цирк. Ему хочется узнать все, что нужно, и больше никогда не приходить. - Ты ведь знаешь, зачем я регулярно прихожу сюда уже столько времени, отец, - в некоторых ситуациях Кёнсу опять же благодарил всех тех, в кого не верил, за свою сдержанность и огромное терпение, позволяющее ему не срываться с цепи так легко. Он сложил руки в замок, чуть ближе придвинувшись в разделяющему их с мужчиной стеклу, и продолжил. - Ответь мне, кто такой Ким Чонин?

***

Утро в маленькой съемной квартире Ким Чонина начинается с переполоха. - Ммм... Боже, как больно! Чертов чайник! Сдавленные ругательства еще слышатся из крохотной кухоньки, в которой темноволосый, растрепанный со сна юноша умудрился обжечься кипятком. Он тут же выкрутил на полную кран с холодной водой, подставляя обожженную руку, и одновременно пытался влезть в рубашку, что у него получалось, честно говоря, не очень хорошо. Чонин очень не любил опаздывать, потому что в дни опозданий с ним всегда случались какие-то мелкие неприятности, как, например, сегодня. Да еще и первую пару вел противный и дотошный (особенно докапывающийся до опоздавших) старикан. Чонин закрыл кран, смиряясь с тем, что рука будет болеть еще день точно, распрощался с утренним чаем, отмечая пункт "забежать в кафе", и принялся с удвоенной силой натягивать на себя одежду. До начала пары оставалось десять минут, чего никак не хватило бы для того чтобы добраться вовремя, но Ким все равно поглядывал на часы каждые несколько секунд. Он пытался вспомнить ближайшие подворотни, через которые можно срезать путь, как вдруг ему на глаза попался закоулок, сквозь который можно было бы выйти прямиком на дорогу к университету. Чонин тут же свернул в него и побежал, что есть сил, надеясь хотя бы уменьшить время своего опоздания. Вдруг, боковым зрением парень зацепился за что-то яркое, стену, окрашенную огненными цветами. Постепенно останавливаясь, так как любопытство взяло над ним верх, он развернулся к стене, чтобы увидеть на ней ярко-оранжевого феникса с витиеватыми кинжалами вместо крыльев, горящего в красновато-бордовом пламени. Величавая птица, столь же опасная, сколь великолепная, надменно смотрела прямо на него с рисунка на кирпичной кладке. От столь искусного рисунка у Чонина даже на секунду захватило дух. Хоть по нему и не скажешь, но искусство, в особенности уличное, было его маленькой страстью, так что его частенько можно было увидеть на молодежных выставках или творческих вечерах, организованных знакомыми креативными студентами. Парень неосознанно потянулся рукой к стене, едва прикасаясь пальцами к кончику одного из кинжалов-перьев; ему казалось, птица без труда взлетит через секунду, оставляя его в недоумении и легком восторге. Парень случайно, будто по привычке, взглянул на часы, отмечая, что это заняло у него три драгоценных минуты времени, поэтому ему ничего не оставалось, кроме как кинуть последний взгляд на феникса, тут же доставая телефон и запечатлевая его на фотографии. Убрав телефон обратно в карман, Чонин тут же пустился в бег до университета, попутно вспоминая противный голос преподавателя, который, несомненно, устроит опоздавшему "показательное выступление".

***

Запыхавшийся Чонин вошел в аудиторию спустя семь минут после звонка, но, к его счастью, преподавателя еще не было. Он улыбнулся, попутно здороваясь с некоторыми одногруппниками, а затем быстро прошел на свое любимое место в амфитеатре: парту в конце предпоследнего ряда, что около окна. Он совсем не выспался сегодня, поэтому его любимое место было как раз кстати, ему не придется делать вид, что он заинтересован в учебном материале, а лекцию он может списать у девчонок. Все его мысли занимал тот рисунок на стене, поэтому он все не мог сосредоточиться на реальности и в итоге не заметил, как скрипнула дверь аудитории, и в нее вошел их декан, добрый мужчина средних лет. - Кхм, - он откашливался, руками показывая группе, чтобы они сели, заложил руки за спину, а затем начал. - Только что нам сообщили, что у преподавателя случилась очень важная и не терпящая отлагательства ситуация, поэтому его пары на сегодня отменены. Староста, сколько у вас пар на сегодня? Миниатюрная Хёри, что сидела на первом ряду, что-то тихо проговорила. - Отлично, раз у вас на сегодня всего две пары, вы можете идти домой. Считайте, вам повезло, - мужчина поправил галстук и ушел, захлопнув за собой дверь аудитории. Спустя секунду в ней раздались оглушительные крики радости студентов. Еще бы, ведь не каждый день пары отменяют по причине отсутствия преподавателя, чаще их просто заменяют другими парами или вещают на шею студентам "общественно-полезный труд". Чонин улыбнулся, смотря на этот детский балаган, и медленно начал собирать вещи, разложенные на парте, обратно в сумку. Значит, он сможет заскочить в кафе и восполнить запас энергии каким-нибудь экзотическим чаем (что уж тут поделать, кофе он искренне не любил). Спустившись с широкого университетского крыльца, Чонин повернул в сторону более оживленной улицы, чтобы все-таки засесть в каком-нибудь уютном кафе с приятной и ненавязчивой музыкой и теплой обстановкой. Феникс все еще крутился в голове, рождая мысль о татуировке, о которой парень много задумывался, но никогда бы не решился набить. Не то чтобы он боялся... Нет, совсем нет, это не потому что Чонин, с вероятностью в девяносто процентов, упал бы в обморок при виде тату-машинки, что вы. Юноша усмехнулся, сворачивая дальше по улице, кишащей разномастными людьми, от школьников в форме, до разноцветных фриков. Вот мимо прошла компания из трех человек; у одного из парней выбрит висок, чем, казалось бы, уже никого не удивишь. Чонин засматривается и думает, что бордовый цвет на волосах того вкупе с прической смотрелся бы сумасшедше. Он отворачивается, пока не свернул себе шею, и упирается взглядом прямо в антикварную лавку, на витрине которой выставлена приковывающая к себе внимание вещь. Брюнет подходит ближе, чтобы получше рассмотреть набор из трех явно старинных и дорогих кинжалов, подозрительно напоминающих те, что не покидали его головы с самого утра. Рукоятки сверкали лакированным темным деревом с вкраплениями красных камней - скорее всего, рубинов. Лезвия с оттиском на них отливали на солнце не хуже. Хотелось прислониться к стеклу носом и простоять так несколько часов, как ребенок, рассматривающий в витрине какую-нибудь дорогую и красивую игрушку. Но все мечты были прерваны лишь вполне приземленным урчанием желудка, ведь парень, все-таки, не успел даже перекусить перед выходом. Он с сожалением отвел взгляд от витрины антикварной лавки, чтобы угодить, наконец, своему организму. К счастью, через десяток метров нашлось то самое уютное кафе, в которое Чонин и зашел, приветствуя девушек за стойкой прямо с порога просто так, от хорошего настроения. Девушки, очарованные таким милым юношей, не смогли не улыбнуться в ответ, а одна даже провела его к месту около широкого окна, по секрету сообщая, что оно одно из лучших в этом кафе. Настроение парня все быстрее приближалось к наивысшей отметке, хотелось улыбаться еще чуточку шире и чаще, даже про его "проклятие опоздания" как-то само собой забылось. Выслушав заказ, официантка удалилась, обещая вернуться как можно скорее. Солнце за большим панорамным окном, тем временем, поднималось выше, заливая улицы светом; птицы слетали с деревьев в надежде получить от людей лакомство. Чонин задумался о чем-то далеком, пока смотрел в окно, так что не сразу заметил, что перед ним поставили чашку с горячим чаем, а напротив и вовсе кто-то присел. Через секунду парень встретился взглядом с незнакомцем. - А... - Чонин успел сказать целую букву, перед тем как юноша напротив обезоруживающе улыбнулся. - Прости, что так внезапно. Не против, чтобы я присел? Я Кёнсу, - он протянул руку. Чонин подумал, что парень напротив действительно странный. А еще очень красивый со своими вишневыми волосами, выбритыми висками, улыбкой и татуировкой на предплечье в виде уже знакомого клинка. Он видел такой же рисунок там, на стене, в оперении у словно бы магического феникса. И вот что действительно было странным. "Либо маньяк, либо сталкер, либо я просто в каком-то очень приятном и необъяснимом сне" - Раз уж ты уже присел, - Чонин, наконец, вернулся в реальность, также подавая незнакомцу руку для приветствия. - Приятно познакомиться? Я Чонин. Кёнсу чуть заметно кивнул, Чонин на эфемерную секунду заметил пугающую ухмылку краешками губ нового знакомого, но её тут же вытеснила повторная улыбка. Чонин отхлебнул пару глотков чая и блаженно прикрыл глаза. Бергамот, гибискус и... нотка цитруса, пожалуй. Необычный, но такой прекрасный вкус. Как и странный парень, сидящий напротив. - Вижу, я угадал с чаем. Или ты очень хорошо изображаешь удовольствие. - Изображаю? Нет, я совершенно не умею лгать. Все знакомые раскусывают меня за доли секунды, говорят, я открытая книга. Так что, я не способен на обман. Но при этом чрезвычайно доверчив и восприимчив. Так что, если у тебя насчёт меня приготовлены какие-то дьявольские планы, то... - То твоя восприимчивость только сыграет мне на руку. Чонин оценил шутку, улыбаясь и проваливаясь в манящий чайный аромат. - Но у меня нет никаких ужасных планов. Я безобиден. Разве что... чертовски обаятелен. В нарисованной стали клинка сверкнул слабый огонёк.