Судьба и обстоятельства

Последний моток дыма и шум поезда исчезли вдалеке. Медленно он возвращался к реальности. Вокруг него слышались звуки шагов непрерывно движущихся на оживленной станции людей. С усилием он выпрямился и отошел от столба, за который ухватился, когда смотрел на отъезжающий поезд. Если бы только он мог нагнать ее и освободить из этой тюрьмы, она была бы сейчас с ним! Он держал бы ее в своих объятиях, как он хотел сделать в течение многих долгих месяцев, и рассказал бы ей, как сильно скучал и любил ее! Когда объявили, что поезд в Милтон готовится к отправлению, он быстро вернулся в свой вагон, где все еще лежали пиджак и шейный платок, оставленные им. Забравшись в поезд, он был рад обнаружить себя в одиночестве и не желал компании других, хотя знал, что, возможно, ни одного слова не будет произнесено между ним и другим пассажиром в течение всей поездки. Изоляция пустого вагона позволяла ему полностью погрузиться в сладко-горькое воспоминание об их мимолетном взгляде. Его обожаемая Маргарет, она не опустила глаза, увидев его. В своем воображении он снова видел ее проникновенные черты, ее глаза, пристально смотрящие с явной радостью и неверием. Он остро осознавал, что наблюдал в ней отражение своих собственных чувств, и удивлялся этому, ведь в прошлом она всегда была настроена против него, сурово критикуя за его обращение с рабочими и видя самое худшее в нем. Прошло много времени с тех пор, как они в первый раз встретились на фабрике. Он хотел, чтобы она посмотрела на него и увидела, как он изменился. Всем своим строгим негодованием она изменила его, медленно и бессознательно ловко разоружила его и заставила любить ее еще больше за храброе и честное выражение своих мнений. Даже когда он безжалостно отказывался от своей любви к ней после ее отказа на его предложение, он продолжал любить ее — как продолжает делать и сейчас — несмотря на раненую гордость, требующую причинить ей такую же боль, какую она причинила ему своим отказом. Он наклонился вперед и оперся на колени, смыкая руки на лице, стараясь думать рационально среди круговорота мыслей, которые загромождали его разум. Могла ли она беспокоиться о нем после всего? Могла ли она любить его? Этот вопрос постоянно пульсировал в его голове, сливаясь с устойчивым ритмом поезда. Возможно, он должен поехать в Лондон… увидеть ее снова… поговорить с ней… попытаться понять ее чувства… Осмелится ли он бросить себя к ее ногам, если судьба предоставит ему такой шанс? Он ничего не мог предложить ей, у него не было ни денег, ни имущества. Все, что он имел, ушло, его богатство, как и его мечты рассеялись с закрытием фабрики. Где когда-то стоял непрерывный поток шума, сейчас была мучительная тишина мрачной остановки ткацких станков. Его фабрика, как и его успех стали ничем. Темные брови поднялись, и линии на гладкой коже лба искривились, когда он стал думать, что еще мог сделать для себя и рабочих, которые зависели от него. Прошлое его отца сделало невозможным вовлечь Джона в сомнительное предприятие, но он знал, что если бы рискнул и пошел против принципов, которыми дорожил, и вступил в спекуляцию Джорджа Уотсона, то его будущее было бы гарантировано. Фабрика все еще работала бы, и средства к существованию его рабочих не были бы в опасности, и им не нужно было бы искать другую работу, чтобы выжить. Но он не мог поступить иначе. Его сильная воля не позволила бы этого. Он предстанет перед Маргарет без перспектив, положения и банкротом в бизнесе. Могла ли она принять его в обедневшем положении - она, которая могла иметь все и выйти замуж за любого? Даже если случится чудо и она примет его, ее семья, без сомнения, будет возражать против их союза. Они не пожелают видеть ее замужем за человеком, который потерял его респектабельное положение хозяина. Нет, они пожелают лучшего для нее, беря во внимание их близкое родство с адвокатом, возможно, настроят ее принять ухаживания Генри Леннокса. Он почувствовал, как все внутри сжалось, черты лица внезапно исказились от такой перспективы. Как будто безжалостная рука захватила его сердце и сжала его, такую мучительную боль он испытал при мысли, что она выйдет замуж за другого. Как он сможет вынести это? Как он сможет жить, зная, что она живет с кем-то, кроме него, и носит детей от другого мужчины, когда он любит ее так сильно? Как он сможет соединить кусочки своей расколотой жизни, если она отдаст себя другому мужчине? *** Движение поезда уносило ее от него. Маргарет не могла успокоить свое сердце, тяжело стучавшее в груди. Хотя она не нашла Джона в Милтоне, но увидела его, стоявшего на безликой и оживленной платформе станции. Он смотрел на нее, пробуждая в ней такие сильные эмоции, которые ошеломляли ее. Весь день она сохраняла самообладание, думая только о деловом предложении, даже оставалась любезной, когда встретилась с враждебностью его матери. Сейчас, однако, она думала только о том, что любила его и уезжала от него против своей воли. Джон полностью ее завораживал. Она не могла свободно дышать под его взглядом. Никогда он не смотрел на нее так — с открытым обожанием и нежностью… с такой любовью. Она никогда не испытывала такие изумительные чувства, которые так внезапно пробудились в ней. Его образ не выходил у нее из головы. В воспоминании он по-прежнему держался гордо, хотя на лице она заметила следы недавнего стресса. Она всегда видела его в строгом формальном одеянии, приличествующему джентльмену, поэтому созерцание его без пиджака и шейного платка смутило ее, если не шокировало. Ее внимание почти бессознательно было обращено на открытый воротник его рубашки, который раскрылся от дуновения ветра, впервые показывая ей его сильный столб шеи и крошечную область обнаженной кожи у основания горла. Она никогда не чувствовала такой сильной, воспламеняющей эмоции. Чувства, которые он разжигал внутри нее, были такими притягательными и интенсивными, что она жаждала протянуть руку и прикоснуться к нему. Ее щеки окрасились, когда она осознала свой невероятный порыв к нему. Никогда она не могла бы подумать, что созерцание его снова вызовет у нее такую катастрофическую ответную реакцию! — Маргарет? Сквозь мысли она услышала знакомый голос и шелест газеты. — Маргарет, с тобой все в порядке? Вынырнув из грез, она посмотрела на Генри, неприятно осознавая, как, должно быть, она сейчас выглядела. — Мне кажется, ты довольно покраснела. Тебе слишком жарко? Хочешь, чтобы я открыл окно? Под его изучающим взглядом она скромно опустила глаза на руки, лежащие на ее коленях. Она все еще чувствовала под кожей жар. — Все в порядке, Генри. Мне было немного жарко, но сейчас я чувствую себя лучше, — снова взглянув на него, ответила Маргарет с вынужденной улыбкой, которая, как она надеялась, должна была отклонить дальнейшие вопросы об ее состоянии. — Это был длинный день. — Еще немного, и мы вернемся в Лондон, — бодро сказал Генри, пытаясь утешить ее своими словами, но не осознавая, как она ненавидела эту перспективу. Маргарет все бы отдала, чтобы вернуться в Милтон. — Я знаю. Она обратила внимание на кейс рядом с Генри, в котором находились деловые бумаги для мистера Торнтона. Судьба умудрилась действовать сегодня против нее, но Маргарет не собиралась препятствовать — так или иначе, она знала, что найдет способ увидеть его снова. Поезд неуклонно уносил ее вперед. За окном был мрачный городской ландшафт: растягивающиеся в монотонные ряды вдоль железнодорожной линии здания и тоскливые дома рабочих, одни с продуваемыми окнами, другие с грязными тряпками, приспособленными в качестве занавесок в безнадежной попытке уединения, с почерневшими дымоходами и наклонными крышами. Эта сцена заставила ее вспомнить свой визит в беднейший район Милтона, в дом, где жила Бесси и где Николас и Мэри все еще продолжали жить вместе с маленькими детьми Баучера. Живя в Милтоне, она стала свидетельницей бесконечной борьбы бедных за свое существование. Кроме того, она сдружилась с Бесси и не растерялась, встав на ее защиту, когда Фанни Торнтон на ежегодном обеде у Торнтонов осведомилась об ее экскурсии в тот район города, где жила Бесси. В тот вечер она чувствовала уничижительное неодобрение каждого в комнате, особенно когда так смело утверждала, что Бесси и ее семья были ее друзьями. Конечно, она показала себя инакомыслящей среди них, ее взгляды были полностью противоположными этим высокомерным, невоспитанным индивидуумам, которые заботились только о своей прибыли, а не о благосостоянии своих рабочих. Это отделяло ее от них, потому что она симпатизировала рабочим. Даже мистер Торнтон, сидящий во главе стола, некоторое время молча слушал ее речи, но затем выразил протест против ее милосердия, которое она оказывала людям, выбравшим путь забастовки. Как она тогда ненавидела его за недостаток сострадания, а сейчас осознавала, как он отличался от них. То, что он потерпел неудачу и страдал в то время, как другие остались в их комфортном и высоком положении, казалось для нее трагедией. *** Поезд, освещая себе путь, прибыл в Милтон. Джон шел вдоль пустынных улиц, бросив как попало на одно плечо пиджак и забыв о шейном платке, грубо положенном в один из карманов. Было поздно. Холодный, освежающий воздух, словно невидимыми пальцами, ласкал его кожу. В тишине эхом по тротуару раздавались его одинокие шаги. Периодически уличные лампы, горящие, как светящиеся призрачные шары, освещали ему путь. Наконец, он прошел через ворота в пустой двор и направился к входной двери дома. Наверху, в гостиной, он заметил свет от свечей и осознал, что его мать все еще была там, не способная пойти спать до тех пор, пока не узнает, что ее сын дома. Его сердце защемило. Он не хотел встречаться с ней и отвечать на ее вопросы о том, где он был, хотя понимал, что обязан дать ей какое-то объяснение. Когда он вошел в гостиную, то обнаружил свою мать, занятую вышиванием на ее обычном месте. Даже в эти сложные времена она все еще вышивала инициалы на льняном белье. Он хотел сказать ей больше этого не делать, но не смог заставить себя. Это отвлекало ее от мучительной боли, вызванной их существующим положением, и он не отнимет у нее эту радость, хотя сейчас это занятие было бесполезным. Услышав его шаги, она подняла голову и прекратила вышивать. Он увидел облегчение на ее лице от его возвращения. — Господи, Джон! Где ты был все это время? Ее вышивка упала на колени, когда она наблюдала, как он бросил свой пиджак на спинку ближайшего стула и пересек комнату по направлению к камину, чтобы согреться. С беспокойным взглядом он пристально посмотрел на зажженные угли, перед тем как повернуться к ней. — В Хелстоне, — сказал он, понимая, что нет причин скрывать правду. Глаза его матери удивленно расширились, но она постаралась выглядеть менее взволнованной его ответом. — В Хелстоне? — воскликнула она, не сумев скрыть свои истинные чувства. — Какие у тебя там дела? — Никаких дел, — спокойно ответил он. — Я просто хотел съездить туда. Он услышал ее вздох. Она покачала головой, выражение ее лица застыло в презрении. — Неужели мы никогда не освободимся от воспоминаний об этой девушке? — презрительно пробормотала она. — Я думала, что мы видели ее в последний раз, когда она уезжала в Лондон с семьей! Что-то в тембре ее голоса захватило его внимание, и его темные брови поднялись в замешательстве. — Что ты имеешь в виду? — Мисс Хейл была здесь. Она приезжала сегодня из Лондона, чтобы обсудить с тобой деловые вопросы. Он выпрямился от внезапного известия. Его разум заполонили вопросы, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди от мысли, что она снова была в Милтоне. Сколько раз в течение прошедших месяцев без нее он надеялся, что этот день наступит? Сколько ночей он мечтал, что она появится перед ним с открытыми объятиями и скажет, что она наконец-то приехала домой к нему? — Она была здесь? Язвительным тоном отчетливо ответила его мать: — Да, я так и сказала! Он не мог поверить в это. Именно сегодня — из всех дней, когда она могла приехать! Также он нашел ответ на вопрос, занимаемый его разум, почему она была в поезде, проходящем через Мидланд. Именно в тот день, когда он захотел сменить Милтон на Хелстон, чтобы своими воспоминаниями быть ближе к ней, он мог иметь непревзойденное наслаждение лично ее видеть! Он положил руку на каминную полку, пытаясь собраться с мыслями. — Не сомневаюсь, она хотела узнать, когда ты собираешься разорвать арендный договор, чтобы она могла начать поиски нового арендатора, — ледяным тоном сказала его мать. — Я осмелюсь предположить, что она не пожелает, чтобы ее недвижимость оставалась свободной долгое время. — Она совершенно права, желая уладить такие вопросы, мама, — стремясь защитить Маргарет, сказал он, при этом размышляя, что бы сказала его мать, если бы он рассказал, что видел Маргарет на железнодорожной станции несколькими часами ранее. — Я уверен, если бы это была моя недвижимость, я поступил бы так же. — У нее ведь есть агент в Милтоне, управляющий делами недвижимости, находящейся у нее в собственности, не так ли? Почему она не написала ему, чтобы он пришел и поговорил с тобой? У нее не было причин приезжать сюда сегодня! — Я не могу ответить на этот вопрос так же, как и ты, мама, — устало вздохнув, он отошел от камина и зашагал по комнате. — Только мисс Хейл может назвать тебе свои причины. — Я не хочу слушать ее причины, Джон! Надеюсь, она вернется в Лондон и останется там. Я не желаю видеть ее снова! — Я подозреваю, что ты получишь желаемое, — он устало протер лоб и сел в одно из кресел рядом с камином. У него начала болеть голова. — Это маловероятно, что мы когда-либо увидим ее снова. Успокоившись его словами, она отложила в сторону вышивку и встала со своего места. — Я думаю пойти спать, уже очень поздно, — сказала она. Джон пожелал ей спокойной ночи и оставался сидеть погруженным в свои мысли в течение некоторого времени. Его глаза были устремлены на угли до тех пор, пока пламя не угасло и свечи почти догорели. Если бы только он был предупрежден, что Маргарет приедет в Милтон поговорить с ним! Он бы никогда не поехал в Хелстон! Мог ли он сметь надеяться, что она любит его? Правильно ли он прочел в выражении ее глаз отражение своих собственных чувств? *** После возвращения на Харли-Стрит Маргарет почти сразу удалилась к себе, заявляя об усталости после путешествия и избегая любых разговоров относительно своей поездки в Милтон. Наконец-то она могла насладиться роскошью полностью остаться в одиночестве. Она закрыла дверь спальни и, прислонившись к ней спиной, на мгновение закрыла глаза для того, чтобы увидеть лицо Джона Торнтона, смотрящего на нее, его кобальтовые глаза со жгучей яркостью, ищущие ее. От этого воспоминания ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Думая о нем, она трепетала от радости. Она не могла понять, как он мог воздействовать на нее таким образом. Она остро осознавала, что ее чувство усилилось с того момента, как увидела его. Маргарет зашагала прочь от двери и заняла свое обычное место перед зеркалом, начиная доставать заколки из волос и позволяя длинным каштановым волнам ниспадать вокруг лица и на плечи после того, как они были строго стянуты в течение всего дня. Она взяла расческу и стала водить ею по блестящим локонам, размышляя о чувствах, охвативших ее сейчас, сразу таких опьяняющих, а потом безнадежно неясных, какие каждая женщина испытывает, когда так беспомощно влюбляется. Вдруг ее осенила мысль, и она импульсивно спрыгнула со стула, с грохотом бросая расческу на туалетный столик и спеша к комоду в углу своей комнаты. С его глянцевой поверхности она взяла Платона, книгу своего отца. Она просила Диксон отдать ее мистеру Торнтону, но та забыла выполнить эту просьбу и вместо этого привезла книгу в Лондон, когда вернулась на Харли-Стрит из дома в Милтоне. Маргарет подошла к письменному столу, который стоял у ее окна и, положив книгу на него, села. Она вспомнила, с какой теплотой ее отец разговаривал с мистером Торнтоном об его увлечении классикой. Казалось, что сейчас было самое подходящее время, чтобы подарить ему эту особую книгу, как она первоначально и намеревалась. Она была уверена, что ее отец был бы рад этому. На протяжении всей их дружбы он высоко уважал мистера Торнтона. В одном из ящиков стола она нашла листок бумаги и взяла перо, которое опустила в чернильницу, и, не имея точного представления, что написать, позволила словам вылиться из потока сознания: Дорогой сэр, Я верю, что это было желание моего отца — как и мое желание — чтобы Вы владели прилагаемой книгой. Это была любимая книга моего отца, и я решительно чувствую, что ему бы понравилось видеть, как она перешла к Вам, чтобы Вы могли читать и наслаждаться ею в Ваш досуг. Мой отец всегда любил совместные уроки и беседы с Вами и всегда говорил очень высоко о Вас. Я знаю, что он всегда ценил Ваши мнения, даже когда они не соответствовали его собственным. Я знаю, что Вы были хорошим другом ему, особенно после смерти моей мамы. Пожалуйста, примите мою благодарность за доброту и сострадание, которое Вы проявляли к нему в течение этого трудного времени. Поэтому, я надеюсь, Вы примите книгу моего отца в память о нем. С уважением, Маргарет Хейл. Закончив писать, Маргарет не смогла сдержать слёз от воспоминаний о тех временах, когда она видела своего отца, нетерпеливо ожидавшего визита мистера Торнтона. На стареющем лице его глаза начинали сиять юным оживлением. Позже, когда ситуация между ней и мистером Торнтоном стала более напряженной, он стал приходить в уныние от постоянного потока записок, объясняющих, что мистер Торнтон не сможет посетить его уроки, как планировалось. Тогда она чувствовала вину также, как чувствует и сейчас от того, что способствовала отсутствию желания у мистера Торнтона приходить к ним домой. Ее действия привели ее отца к страданию. Если бы она вела себя с большим смирением, ее отец не отказывался бы от удовольствия видеть своего единственного, верного друга в Милтоне. Она отложила перо в сторону и вытерла слезы, прежде чем они упали на письмо. Маргарет попыталась взять себя в руки перед ночным приходом Диксон, чтобы помочь ей раздеться. Она не упомянула в письме о своем сегодняшнем визите в Милтон, хотя была убеждена, что он узнает об этом от своей матери. Она, отложив книгу и письмо в сторону, вернулась к своему отражению в зеркале, рассеяно расчесывая волосы до тех пор, пока не пришла Диксон и не помогла ей подготовиться ко сну. *** На следующее утро Джон поднялся рано. В безмолвной тишине, находясь между сном и бодрствованием, Джон пробудился от ясного потока мыслей. Он не мог больше откладывать неизбежное — он начнет искать дом поменьше для переезда и обратится к разным людям, которые в кратчайшие сроки могли бы предложить ему любое подходящее для него место в их бизнесе. Хампер, в частности, уже выразил желание сделать Джона партнером в фирме одного из его сыновей, которую он открывает на другой стороне города. Это было щедрое предложение, но для Джона оно было неосуществимым. Он слишком долго управлял всем сам, осуществляя свои идеи на практике, не считаясь с мнением других. Сегодня, однако, у него было более неотложное дело, требующее его внимания. Он решил поехать в Лондон и лично отказаться от арендного договора. Он сказал себе, что собирается в Лондон только по делам и ничему более. Но это была неправда. Он украдкой надеялся, что это, по меньшей мере, предоставит ему возможность увидеть Маргарет и потом, с Божьей волей, понять ее истинные чувства к нему. Эта цель была превыше всего, и он знал, что не сможет вечно находиться в этом несчастном состоянии неопределенности — увидев ее вчера, он понял, что не может продолжать жить без надежды и неуверенно думать о том, что могло бы быть, если бы он действовал иначе. — Я начну завтра делать запросы об арендной плате других домов, мама. Сейчас мы не можем позволить себе оставаться здесь, — решительно сказал он ей за завтраком. Она не отреагировала на его слова и, опустив ложку сахара в чай, начала помешивать горячую жидкость. Он наблюдал за ее помешиванием чая некоторое время, перед тем как продолжить. — Я надеюсь, ты не будешь возражать, что наш новый дом будет намного меньше, чем этот. Вдруг чайная ложка с дребезжащим, пронизывающим звоном прогремела на блюдце. — Конечно, я не возражаю! — воскликнула она, как будто обидевшись, что должна беспокоиться по таким незначительным вопросам. — Мы должны оставить этот дом. Мне нет дела до имущества, я беспокоюсь только за тебя! — По меньшей мере, все не будет как прежде, — сказал он несколько ободряюще, несмотря на удручающие аспекты своей настоящей жизни. Джон подарил матери нежную улыбку, которая рассказала ей, как сильно он ценит ее присутствие в своей жизни в это трудное время. — Осталось немного денег после оплаты рабочим и кредиторам, так что мы не полностью лишились всего. — Ты намереваешься поговорить с агентом? Он покачал головой, глядя в сторону и опуская голову. — Нет, я поеду в Лондон лично поговорить с адвокатом о затрагиваемом вопросе. — Какая у тебя необходимость так делать? Конечно, ты можешь уладить вопросы здесь. — Это лучший курс действий, — он встретил глаза своей матери, инстинктивно зная, что пребывает в ее мыслях. — Ты думаешь о мисс Хейл? — ее тонкие губы немного дернулись от упоминания о Маргарет, и он произнес слова, которые противоречили его надежде, чтобы успокоить мать: — Есть совсем небольшой шанс, что у меня будет возможность увидеть мисс Хейл, пока я буду находиться там. — О, Джон! Разве ты не видишь безумие своих предполагаемых действий? — внезапно спросила его мать. — После всего, что эта девушка сделала тебе — отказала в произвольной манере — как ты можешь даже рассматривать возможность увидеть ее снова? И, несомненно, будет лучше, если у тебя будет деловой контакт с ее агентом здесь в Милтоне и ты полностью забудешь о ней! — Я собираюсь поговорить с адвокатом мисс Хейл, а не лично с мисс Хейл. На этом закончим, — сказал он с твердым решением. — Я, может быть, останусь на ночь, если не смогу поговорить с ним сразу. Она сердито вздохнула и покачала головой с явным пренебрежением. — Когда ты думаешь ехать? — Сегодня. *** Как только Маргарет увидела Диксон после своего пробуждения, она вручила ей пакет для мистера Торнтона и попросила сразу его отправить. Диксон не понимала, почему Маргарет так взволнована отправкой одной из книг ее отца прежнему ученику, однако взяла пакет и сказала, что отправит его так скоро, как будет возможно. — Спасибо тебе, Диксон, — сказала Маргарет, и именно в этот момент дверь в ее спальню открылась, впуская Эдит. — Маргарет, ты здесь! — воскликнула Эдит. Ее пристальный взгляд в удивлении упал на кузину, которая сидела за письменным столом все еще в длинной ночной рубашке и волосами, рассыпающимися по спине. - О! Ты еще не одета! — Боюсь, что я только проснулась, — ответила Маргарет с примирительной улыбкой, поворачиваясь к своей кузине, как только она подошла к ней. — Но я оденусь, как только Диксон быстро выполнит поручение для меня. Диксон склонила голову, принимая ее слова как намек, чтобы оставить их, и вышла, поспешно закрывая за собой дверь. Как только Диксон покинула комнату, Эдит с любопытным выражением лица проворно положила руки на плечи Маргарет. — Как тебе Милтон? Это было очень утомительно? — спросила она. Ее хорошенький носик поморщился от мысли, что Маргарет должна была вынести от путешествия в такое далекое и ужасное место. В действительности, неизбежно в ее голосе слышались нотки сочувствия, потому что ее мать и муж выражали отнюдь недружелюбное мнение о Милтоне. Эдит предполагала, что для Маргарет поездка должна была быть обременительным занятием, несмотря на тот факт, что она была так решительно настроена и ее невозможно было отговорить от нее. — Генри сказал, что вы не смогли увидеть мистера Торнтона и ваша поездка была зря. «Не зря», — подумала Маргарет, когда образ мистера Торнтона снова предстал в ее голове. С тех пор как она вернулась в Лондон, он всегда присутствовал в ее мыслях. Хотя это было только его лицо, которое она видела или желала увидеть. — Это правда, я не видела мистера Торнтона, — сдержано сказала она, задаваясь вопросом, что еще Генри мог передать Эдит. — Жаль, что вчера ты должна была отказаться от обеда с миссис Фицпатрик, — ответила Эдит, направляясь к кровати Маргарет и шлепаясь на нее. — Я уверена, это было бы намного приятнее, чем вынести часы путешествия. Мы хорошо провели время, хотя ты вряд ли сильно скучала — ты же была с Генри, — сладко улыбнулась она. — Я подразумеваю, что, по крайней мере, в твоем путешествии у тебя был за компанию Генри. Кое-что в манере, с которой Эдит сделала свой последний комментарий, заставило Маргарет вздрогнуть. Она не ответила, чтобы ее слова не были неправильно интерпретированы. Эдит вернулась к Маргарет и, взяв расческу с туалетного столика, начала расчесывать ее волосы, тем самым находя занятие для себя. В течение нескольких минут между двумя молодыми женщинами сохранялась тишина, и каждая прибывала в собственных мыслях, пока Эдит не встретила взгляд кузины в зеркале, и расческа, тщетно пытавшаяся приручить густые локоны Маргарет, была возвращена на туалетный столик. — Ты знаешь, что нравишься Генри, Маргарет? — нерешительно сказала Эдит. — Мне тоже он нравится, — ответила Маргарет размерено. — Он хороший друг и особенно хорош в объяснении всех финансовых аспектов моего положения. Эдит наклонилась к Маргарет, сжимая ее пальцы и пристально смотря с такой умоляющей надеждой, что это довольно встревожило Маргарет. — Не могла бы ты подумать о нем как о большем, чем о просто друге, Маргарет? Краска залила ее лицо, когда она немедленно осознала, о чем спрашивает ее Эдит. То, что ранее Генри уже делал предложение, делало ситуацию еще более деликатной и неудобной. — Нет, — сказала она, решительно покачав головой. Как она могла думать о Генри, когда все, о чем она способна была думать, был мистер Торнтон. — Это было бы невозможно для меня. — Но это будет так хорошо для всех нас! Мы будем жить все вместе! Маргарет услышала явное эгоистическое желание в голосе своей кузины и была непреклонна. Ее принципы не разрешили бы этого — и сердце никогда бы не позволило. — Мне жаль, — сказала она, расцепляя руки. — Я не могу полюбить его на радость тебе, Эдит. — Ну, а если тебе позволить Генри поухаживать за тобой? — упорствовала Эдит, все еще хватаясь за тщетную надежду, что она, возможно, сможет изменить мнение Маргарет. — Нет, Эдит. Это будет неправильно, и я не хочу давать ему ложную надежду. Маргарет ласково улыбнулась кузине, отчаянно желая рассеять ее надежду на то, что Генри может стать ее потенциальным женихом. — Кроме того, я не могу стоять на пути у своих чувств, — продолжила она. — Я начинаю думать, что настало время, когда нужно быть ответственной за себя. Глаза Эдит расширились в ужасе, и ее надежды на бракосочетание с Генри были забыты в свете таких сильных выражений чувств. — О, Маргарет, ты не можешь думать о том, чтобы оставить нас! Куда ты хочешь поехать? — Я не сказала, что уезжаю, просто хочу больше контролировать свою жизнь. Она сделала паузу, стараясь подобрать слова, объясняющие, что она чувствует. С тех пор как она вошла в дом тети, не имея много сил после отъезда из Милтона, она позволила им навязать ей свои правила, не подвергающиеся сомнению. Но ее скрытый и решительный характер начал проявляться в ней, и она почувствовала своенравное убеждение, что должна бороться против подавления собственной, врожденной натуры. Она не была послушной и признавала, что не будет такой же, как Эдит. Ее родители позволяли ей слишком много самостоятельности мышления. Она увидела, что Эдит ищет ее глаза для объяснения. Она задалась вопросом, как же ей объяснить, чтобы она правильно поняла. — О, Эдит, как много раз я хотела выйти на улицу одна, а не в сопровождении слуги, как всегда. Я знаю, что моя тетя настаивает на этом, но я не могу понять, почему. Ведь я часто гуляла одна в Милтоне, и от этого не было вреда. Не вижу, чтобы Лондон отличался. — Мама говорит, что улицы слишком опасны для женщин, прогуливающихся в одиночестве. — Ну, я думаю, что достаточно разумна, чтобы знать, где для моей собственной безопасности можно гулять, а где нельзя. — Ты знаешь, что мама не одобрит этого. Вчера она имела достаточно оговорок, чтобы не позволить тебе поехать в Милтон. — Ей не нужно беспокоиться обо мне. Я сейчас достаточно взрослая, чтобы принимать собственные решения. Это все, что я скажу. — Я так сильно хочу видеть тебя замужем и устроенной, как я, Маргарет, — сказала Эдит после короткой паузы, положив свои тонкие ручки поверх Маргарет. — Это было бы так хорошо. — Возможно, однажды я буду, — сказала Маргарет с осторожным оптимизмом, любезно улыбаясь на желание своей кузины. — Если мне очень повезет. *** — Генри пригласил мистера Торнтона на обед сегодня вечером, — объявила Эдит с довольным безразличием, когда вошла в гостиную, где Маргарет спокойно читала книгу. — Очевидно, он в Лондоне по делам, касающихся аренды его фабрики… Ну, кажется, более не его фабрики… Ну ты знаешь об этом больше, чем я. Так или иначе, Генри подумал, что это будет хорошим жестом, чтобы пригласить его. Он спросил у меня, что я об этом думаю. Маргарет посмотрела на нее. Ее чувства обострились от упоминания имени мистера Торнтона. — Что ты ответила? — Я сказала Генри пригласить его, — сказала Эдит, опускаясь на диван и беря корзинку для вышивания, которая находилась рядом с ней, абсолютно не представляя воздействие своих слов на Маргарет. — Это было бы неблагодарно, не так ли? — она задумчиво взглянула на Маргарет. — Я думаю, Генри посчитал, что это будет приятно для тебя, хотя я не понимаю, почему, принимая во внимание, что ты никогда много не писала о нем в своих письмах. Глаза Маргарет сразу опустились на страницы книги, фактически защищаясь от Эдит, которая с удовольствием занялась своим вышиванием. Сейчас невозможно было возобновить свое чтение, не с перспективой предстоящего вечера. Только мысль о том, что он зайдет в дом, ускорила ее пульс от восторженного ожидания и чувства страха. — Генри сказал, что дело касается фабрики? — спросила Маргарет с сомнением, стараясь, чтобы ее голос не дрожал и поднимая подбородок, чтобы можно было взглянуть на кузину. Эдит пожала плечами с рассеянным видом, показывая, что это не особенно ее интересует. — Нет! Он знает, что я не беру такие вещи в голову. Я уверена, что он сам тебе расскажет об этом, особенно после того, как вы вчера ездили в Милтон в надежде увидеть мистера Торнтона. — Я не забуду спросить Генри, — сказала Маргарет. — Генри, кажется, довольно высокого мнения о мистере Торнтоне, — прокомментировала Эдит. — Мама посчитала его немного суровым, когда встретила впервые. Я задаюсь вопросом: какой он? Что ты думаешь, Маргарет? В конце концов, ты знаешь его лучше всех. — Он джентльмен, — сказала Маргарет, немного, краснея. — Когда тетя Шоу видела его, он только приехал с похорон отца в Оксфорде. Понятно, что он был сам не свой. — Я предполагаю, что позже сама изучу его личность, — сказала Эдит, пробежав по своей вышивке оценивающим взглядом, который почти немедленно изменился на удовлетворенный. — Я уверена, Максвеллу будет интересно поговорить с ним. Они, возможно, всю ночь будут говорить только о производстве! — Я уверена, этого не случится, Эдит. — Я надеюсь, что ты права, иначе мне будет так скучно, — сказала она со вздохом и продолжила вышивать, чтобы, закончив, можно было пополнить количество бесполезных вещей, разбросанных по дому в качестве украшения. Маргарет отложила свою книгу в сторону и поднялась со стула, чтобы подойти к окну. Неугомонность крови внезапно сделала ее недовольной. Комната, в которой она находилась, казалась душной и подавляющей и увеличивала ее желание пойти на прогулку, но она хорошо осознавала, что уже проявила свою независимость сегодня, рискуя оскорбить тетю, когда отказалась присоединиться к ней посетить миссис Стюарт этим утром. Если бы она сказала, что желает пойти на прогулку сама, несопровождаемая слугой, весь дом был бы охвачен шумом из-за ее отступнического поведения. Неизбежно, однако, ее мысли вернулись к наступающему вечеру и к тому, что он значил для нее. Через несколько часов он будет идти по этой улице. Он будет здесь, в этой самой комнате. Она увидит его снова. *** Прошло только пять часов после принятия довольно настойчивого приглашения пообедать с их семьей этим вечером, как Джон, в сопровождении Генри Леннокса, подошел к дому на Харли-Стрит. Последние несколько часов он был охвачен дискуссией, касающейся аренды фабрики Мальборо. С мистером Ленноксом он смог поговорить после полудня, первоначально не обнаружив его утром в офисе. Он нашел мистера Леннокса удивительно дружелюбным и услужливым, а не высокомерным и снисходительным молодым человеком, как ожидал. Никто из них не упомянул о Маргарет до тех пор, пока их дела не приблизились к завершению. Только тогда Джон упомянул, что осведомлен о том, что мисс Хейл предыдущим днем путешествовала в Милтон, чтобы поговорить с ним. Генри Леннокс склонил голову и стал приводить в порядок груду документов, разбросанных на своем столе. — Она была очень обеспокоена, что фабрику Мальборо пришлось закрыть. — Я удивлен, что она думает о том, что происходит в Милтоне с тех пор, как она уехала, — сказал Джон, хотя осознание того, что она думает о Милтоне, наполнило его теплотой. — Хотя я знаю, что у нее были друзья, которые когда-то работали на меня. — Я уверен, она будет взволнована услышать о них, если в настоящее время Вы что-нибудь знаете об их обстоятельствах. Приняв приглашение мистера Леннокса, Джон не был в состоянии думать ни о чем, кроме Маргарет. Сейчас, узнав, что в ее мыслях был Милтон, он потерялся в водовороте эмоций. Он отчаянно нуждался видеть ее снова и испытать несравнимое удовольствие от нахождения в ее присутствии. Это наполняло его радостным ожиданием, несмотря на нервозность. Они прошли в высокую прихожую дома, и лакей шагнул вперед к мистеру Торнтону, чтобы взять шляпу и перчатки. Джон мимолетно взглянул на него, тот заботливо ждал, когда мистер Леннокс передаст ему свое одеяние. «Итак, я в доме, в котором сейчас живет Маргарет», — подумал он и почувствовал, как защемило сердце. Он размышлял о том, как этот дом был отличен от дома в Крэмптоне, найти который он способствовал и где она жила вместе со своими родителями. Этот дом казался ему непримиримо уютным, с большим количеством книг на каждой доступной поверхности и коробками, с наполовину законченными вышивками, случайно брошенными в комнате. Но даже в эти первые несколько секунд он получил впечатление, что этот дом был просто красивым, но не более. Ему не хватало непринужденности настоящего семейного дома, которая так привлекла его в доме Хейлов с самого первого момента, когда он пил с ними чай. — Проходите, мистер Торнтон, я вас познакомлю с семьей, хотя с мисс Хейл вы уже знакомы. Обращение к нему мистера Леннокса прервало его размышления. Джон повернулся и увидел, как он протянул ему руку, словно приглашая следовать за ним вверх по широкой извилистой лестнице, бледно-голубые стены которой были украшены картинами. Лестница вела к нескольким дверям. Из одной из комнат раздавались восторженные голоса женщин и глубокая интонация мужчины, хотя острый слух Джона не смог различить среди них голос Маргарет. Он почувствовал, как его сердце стало стучать более быстро, когда он следовал за мистером Ленноксом к обшитой панелями двери, ведущей в гостиную. Его выражение не отражало смятение внутри или неистовый трепет, пронизывающий его тело при мысли встретиться с ней снова. Он вздохнул, готовя себя к тому, что произойдет. Он едва знал, что скажет ей, боясь, что эмоции могут полностью взять вверх над ним и он немедленно побежит к ней, как он страстно желал сделать на станции, заключив ее в свои объятия и объявив, что он любит ее. Могла она любить его? Снова этот вопрос эхом отозвался в его голове, как это было бесчисленное количество раз, хотя сейчас более остро, потому что он был ближе к ней, чем в течение нескольких месяцев. Дверь перед ним распахнулась. — Я привел мистера Торнтона, — сказал мистер Леннокс, и Джон любезно шагнул в комнату вслед за ним.