Судьба и обстоятельства

Едва позволив Маргарет сесть на один из ближайших стульев, Фанни излила на нее свой сентиментальный монолог, часто комментируя и ссылаясь на естественный восторг Уотсона от перспективы стать отцом. Ее чувство собственной важности было значительно увеличено тем фактом, что она должна была произвести на свет первого внука для своей матери, это чувство эхом отражалось в каждом слоге, который она произносила. В течение некоторого времени в комнате был слышен только ее голос, эхом резонирующий вдоль стен, она была, безусловно, в центре внимания. С преувеличенным энтузиазмом она смеялась, едва делая паузу, чтобы перевести дыхание, не говоря о том, чтобы позволить кому-нибудь что-то сказать. Фанни Торнтон гордилась своим надвигающимся материнством и радовалась тому факту, что на этот раз захватила аудиторию. Разговор не был сконцентрирован исключительно на Джоне, как это часто было в эти дни, или на его текущем затруднительном финансовом положении, которые она находила довольно утомительными, — и крахе, который, как утверждал Уотсон, он навлек сам на себя, отказавшись участвовать в спекуляции, когда ему предложили участвовать в ней. — Я должна выразить Вам свои поздравления, миссис Уотсон, — сказала Маргарет, когда Фанни, наконец, вынуждена была сделать паузу, чтобы перевести дыхание. — Вы должны быть очень счастливы. — Определенно, я счастлива! — с энтузиазмом сказала Фанни, взволнованно хихикая. — И Уотсон, конечно, тоже! — А Вы чувствуете себя хорошо? — доброжелательно и с неподдельным интересом продолжила Маргарет. Фанни нахмурилась. — Простите? Губы Маргарет скривились в улыбке, словно извиняясь, когда она увидела взгляд Фанни, осознавая, что она должна была выразиться яснее в своем вопросе. — Извините меня, просто, когда моя кузина была беременна, она временами страдала от тошноты. Фанни, теперь поняв, быстро ухватилась за тему, в которой она имела непосредственные знания, кивая в согласии, чувствуя особое сочувствие к кузине Маргарет. — О, да, я страдаю от этого сама! Я должна была провести в постели несколько дней, потому что чувствовала себя так ужасно! Уотсон был весьма обеспокоен! Миссис Торнтон скривилась от склонности своей дочери оставаться в постели по малейшему поводу и возобновила свое вышивание, словно ограждая себя от чувства сострадания к приступам Фанни из-за незначительных болезней и слабой конституции — какими никогда не страдали ни она сама, ни ее сын. — Я уверена, что это достаточно скоро пройдет, — с вежливым оптимизмом прокомментировала Маргарет, ее тон успокаивал. — Из того, что я слышала, это состояние не длится долго. Мимолетный хмурый взгляд скользнул на лице Фанни из-за высказывания Маргарет, несмотря на то, что она проявляла к ней сочувствие. Такой оптимизм был губителен для стремления Фанни завоевать симпатии тех, кто был ближе всего к ней — и кто, как она вынуждена была заметить, проявлял безразличие к ее страданиям. — Я уверена, что, когда у Вас будут дети, мисс Хейл, Вы будете лучше разбираться в этом, — сказала Фанни с высокомерием в голосе. — Это совсем не так, знаете ли! Выглядевшая невозмутимой, Маргарет склонила голову с терпеливой любезностью. — Я уверена, что Вы правы. Я очень не осведомлена в подобных вопросах. — Мисс Хейл вполне права в своих предположениях, Фанни, — сказала миссис Торнтон, впервые признавая высказывание, которое предположила Маргарет. Это было сродни какому-то достижению. Она оторвала взгляд от своей вышивки, встретившись глазами с дочерью, ее тон был категоричен. Когда ее мать говорила так, Фанни едва осмеливалась спорить. — Тошнота — это временное недомогание. Оно пройдет очень быстро — хотя я вполне уверена, что это не оправдание, чтобы оставаться в постели. Страдая про себя оттого, что ее беды вызывают у матери небольшой интерес, она обратила внимание на брата, который спокойно стоял позади Маргарет, сидевшей на стуле. Выражение его лица было мягким —, но в действительности он казался противоречивым по отношению к разговору об ее беременности, так и не рискнув его прокомментировать! Как это было на него похоже! Она надулась от расстройства, пристально посмотрев на него. Он неподвижно стоял, положение его тела было как обычно высоким и статным. Его руки лежали на плечах Маргарет, образовывая округлые кривые линии его небрежно согнутыми ладонями. Хотя Фанни с некоторой тревогой заметила, что его большие пальцы находились в опасной близости от обнаженной шеи Маргарет — в действительности они балансировали на самом краю кружевного выреза скромной белой блузки, которую она носила. — Итак, Джон, что ты думаешь о том, чтобы стать дядей? — спросила Фанни, решив услышать его мысли. — Я очень рад за вас обоих, за тебя и Джорджа, — сказал он в очень взвешенной манере. — Мои поздравления тебе. — Ты не кажешься очень обрадованным! — проворчала Фанни, раздосадованная тем, что он настолько утомительно беспечен к такой важной перспективе стать дядей. Джон быстро взглянул на свою мать и в эти краткие секунды поймал ее взгляд, который сказал ему, что Фанни нуждается в том, чтобы он был более оживлен ее новостью. Он подарил своей сестре улыбку с оттенком доброжелательной привязанности. — Я думаю, это очень счастливые новости, Фанни. Когда малыш появится, уверен, что наша жизнь изменится к лучшему. Его доброта, казалось, убрала мрачность с лица Фанни, и она улыбнулась ему в ответ. Ее настроение вернулось к ранее приподнятому состоянию несколькими хорошо подобранными словами. — Ты еще не сказала нам, когда ожидаешь ребенка, — сказала миссис Торнтон, обращаясь к дочери с вопросом. — Да! — воскликнула Фанни, смеясь за свою оплошность к такой важной детали. - О, доктор Дональдсон считает, что это произойдет в апреле — в разгар весны. Миссис Торнтон кивнула, слабая улыбка растянула ее тонкие губы. — Это, кажется, очень подходящее время, чтобы иметь ребенка, — доброжелательно сказала она. — Уотсон, конечно, хочет сына, — глубокомысленно продолжила Фанни. — Но все мужчины хотят сына, не так ли? Я полагаю, если бы ты был в положении Уотсона, то был бы таким же, Джон. — Я, на самом деле, не могу ответить тебе, — сказал Джон. — Хотя сам я не считаю необходимым выражать предпочтения между мальчиком и девочкой. Фанни была уязвлена его заявлением, что Уотсон был педантичным в своем желании иметь сына. О! Как Джон мог иногда приводить в бешенство! — Ну, я уверена, что ты изменишь свое мнение, когда узнаешь, что станешь отцом, Джон, — заявила она, с заостренным вниманием взглянув на Маргарет. Маргарет молча слушая обмен речей между братом и сестрой, покраснела на это замечание и немедленно опустила голову. Джон подарил Фанни терпеливую улыбку. — Посмотрим, — размеренно сказал он. — В настоящий момент, однако, мы можем развлекать себя размышлениями насчет того, будет ли у вас мальчик или девочка. Фанни взглянула на свою мать, которая сказала очень мало с тех пор, как она пришла, и поймала ее пристальный взгляд на Маргарет. Определенно, она не выглядела очень счастливой! Конечно, это было не удивительно! Видя довольно строгое выражение лица матери, Фанни, наконец, дала некоторую оценку объявлению своего брата о предстоящем браке. Все разговоры о ребенке полностью вылетели из ее головы. Ее взгляд, как и взгляд ее матери, устремился к женщине, которая будет ее золовкой. Она сидела перед ними неожиданно скромно, ее руки были собраны на коленях. — Я, должна сказать, думала, что Вы покинули Милтон навсегда, мисс Хейл! Но Вы снова здесь! И выходите замуж за Джона! — она издала небольшой смешок, когда ее мысли полностью обратились, как ей казалось, к самому невероятному событию. — Весьма неожиданно было обнаружить, что Вы, наконец, поймали в ловушку Джона! Маргарет подняла глаза, посмотрев на лица двух женщин перед собой. — Я сожалею, что разрушаю Ваши иллюзии, но боюсь, я и не думала поймать его в ловушку. Наоборот, это было последнее, что было у меня на уме, — с ироничным смехом сказала она, когда Джон ободряюще сжал ее плечи, теперь его большие пальцы отклонились от тонкой границы кружева, оказавшись на бледной, обнаженной плоти. Маргарет затрепетала от прикосновения его теплых пальцев, заставляя себя оставаться беспечной, когда ощутила давление этих больших пальцев, движущихся по ней с незаметным изяществом. — Ты должна знать, что меня нелегко поймать женщине, которую я искренне не люблю, Фанни, — сухо ответил он. Фанни неловко покраснела, решив немного сменить тему разговора. — У Вас уже есть кольцо? — спросила она, с надеждой взглянув на руку Маргарет, которая была так раздражающее спрятана от ее обзора. — Есть, но в настоящее время его переделывают. Кольцо, которое я выбрала, было слишком велико для моего пальца. — Вы, должно быть, расстроены, — сочувственно ответила Фанни, вспоминая свое собственное удовольствие, когда надела обручальное кольцо впервые. — Я не могла дождаться, чтобы носить свое обручальное кольцо. — Ну, я могу подождать еще несколько дней, я уверена, — сказала Маргарет, улыбка, которой она ответила, показывала свое одобрение на то, что Фанни считала ужасным неудобством. Фанни спокойно кивнула, обратив свое внимание на тайную игру пальцев Джона на шее Маргарет. Она немедленно отвела глаза, ее взгляд прошелся по знакомой комнате, она чувствовала небольшое смущение от необычной и публично выставленной привязанности Джона. Как он мог вести себя таким образом! Она не могла поверить, что Маргарет не возражала! Более всего озадачивало то, что ее мать, казалось, вообще ничего не замечала! Она только взглянула на Маргарет еще раз, когда услышала приглушенные ковром шаги Джона и, бросив на него взгляд, с облегчением обнаружила, что он стоял спиной к камину. Он стоял со сцепленными руками за спиной, игнорируя огонь. — Я не могу понять, как вы могли отказаться от Лондона, чтобы вернуться сюда, в этот задымленный, старый Милтон. Эти города даже несравнимы! — продолжила Фанни в полнейшем недоумении оттого, почему кто-то хочет оставить такое восхитительное место, как Лондон, независимо оттого, были ли они помолвлены или нет. — Я не люблю Лондон, — сказала Маргарет, ее рука почти инстинктивно потянулась к руке Джона, когда он вернулся к ней, его глаза соединились с ее глазами. Фанни изумилась от такого брошенного замечания. — И желаю быть с мужчиной, который живет за сотни миль оттуда. Вероятно, это из-за моего испорченного вкуса, — с сердечной улыбкой добавила Маргарет мужчине, который стоял рядом с ней. Это выступление показалось слишком смелым и невероятно рискованным женщинам рода Торнтон, которые едва говорили с подобным чувством о таких интимных вопросах. Рот Фанни открылся, когда она посмотрела на Маргарет, оказавшись в полном оцепенении от таких откровенных слов. Выражение лица миссис Торнтон не изменилось. В действительности она едва отрывала взгляд от своей вышивки. — Я никогда не думала, что Вы настолько сентиментальны, — сказала Фанни, издав короткий смешок. Между Маргарет и Джоном произошло безмолвное общение двух людей, уверенных в чувствах друг друга, прежде чем Маргарет вновь вернулась к шутливому пристальному взгляду Фанни. — Я думаю, что каждый имеет некоторую склонность к таким эмоциям, — сказала она. — У Джона, конечно, нет денег, — продолжила Фанни, рассеяно опуская свою руку на пурпурное платье. — Я уверена, что мы справимся, — сказала Маргарет, отвергая возможность быть втянутой в разговор, касающийся денег. Джон, казалось, тоже согласился с Маргарет с этой точкой зрения. — Возможно, Фанни более чем деловито сравнивает твое богатство с моим недостатком средств, и я полагаю, что ей следует беспокоиться исключительно о своем собственном благополучии и готовиться к появлению ребенка! — сказал он, раздраженный ее грубым и совершенно излишним замечанием о состоянии его финансов. Фанни скривилась от досады и обратила свое внимание на безукоризненно выполненную вышивку своей матери. От раздражения Фанни показалось, что вышитые инициалы ее брата выпрыгивали на нее с просторов совершенно белого постельного белья с непревзойденной живостью и жизненностью. — Я полагаю, Вы вышиваете, мисс Хейл? — спросила Фанни после нескольких минут, когда решила, что можно безопасно продолжить разговор. — Я часто прихожу и сижу с матерью, мы вышиваем. Вы можете присоединиться к нам. — Я немного вышиваю, хотя я не могу сказать, что у меня есть терпение для этого, — любезно сказала Маргарет. — Да? — Я нахожу небольшое удовольствие в этом. — Так в чем же Вы находите удовольствие, мисс Хейл? Насколько я помню, Вы сказали, что не играете на пианино. — Я люблю читать, но, возможно, это связано с тем, что у меня был отец, который обладал множеством книг и часто читал, — выражение ее лица на мгновение смягчилось от нежного воспоминания. — Я также люблю рисовать эскизы, хотя не делала этого в последнее время. — Хорошо, если Вы любите такого рода занятия, — вежливо улыбнулась Фанни, проявляя небольшой энтузиазм, потому что чтение и рисование не относились к ее увлечениям. Она встретила взгляд матери, и ее улыбка быстро исчезла, когда она опустила голову и уткнулась взглядом в рисунок своего платья. Затем она наблюдала, как пальцы ее матери ловко продевали иглу в ткань маленькими, аккуратными стежками. — Когда Вы планируете вновь открыть фабрику? — спросила миссис Торнтон после нескольких мгновений, в течение которых Джон, наконец, оставил Маргарет, чтобы сесть на один из стульев ближе к огню. Фанни внезапно посмотрела на своего брата, когда ее уши стали покалывать от вопроса матери. — Что будет с фабрикой? — Она вновь откроется, как только что сказала мама, — просто ответил Джон, его глаза повернулись к Маргарет, сидевшей с невероятно невозмутимым выражением лица, учитывая компанию, в которой она вынуждена была находиться. — Но как ее можно открыть? — хмурясь, спросила Фанни. — Уотсон сказал, что она неизбежно останется закрыта. Откуда взяться деньгам, чтобы это оплатить? — Возможно, ты не должна внимательно слушать все, что говорит Уотсон, — остро произнес Джон, заставляя Фанни покраснеть от смущения. — Мне повезло, что я получила деньги от своего крестного отца. Таким образом, я использую их, чтобы вновь открыть фабрику. Я не хочу видеть ее пустой, такой, какая она сейчас. Это непрактично, — сказала Маргарет, пытаясь объяснить нынешние обстоятельства так кратко, как она могла. Миссис Торнтон хладнокровно смотрела на нее, ее взгляд мимолетно сместился на Джона, чтобы увидеть замечательную улыбку, озарившую его лицо. Фанни была неосведомленным членом семьи относительно недавно приобретенного богатства Маргарет. Она была в полном удивлении от этой совершенно неожиданной новости. — Да уж, мисс Хейл! — пробормотала она, посмотрев на Маргарет почти как на равную себе. — Вы были очень удачливы, должна я сказать! Джон закатил глаза в потолок. На Фанни было так похоже оживлять свой разум при разговорах о деньгах. — Мама сказала, что она и Джон не переедут. — Нет, мы останемся в этом доме, — ответил Джон категоричным тоном. Внимательный взгляд Фанни упал на Маргарет. — Но, определенно, Вы можете жить в пригороде, а не в центре Милтона, как сейчас, притом, что вы можете позволить себе это. Там гораздо приятнее — и спокойнее, — сказала она, ее глаза светились от возможностей, которые простирались перед Маргарет, потому что у нее были деньги. — Я уверена, что жить так близко от фабрики вредно для здоровья. — Жизнь в непосредственной близости от фабрики не беспокоит меня, — продолжила Маргарет. — И я твердо убеждена, что предпочла бы, чтобы мое наследство было использовано для хорошей цели, а не было потрачено на ненужные предметы роскоши. — Я бы не назвала владение лучшего дома роскошью, — засмеялась Фанни. — Это если вы уже живете в достаточно пригодном для жилья доме. Джон не мог подавить улыбку на комментарий Маргарет, когда она в одиночку поставила Фанни на место. Скорее сбитая с толку выступлением Маргарет, Фанни покачала головой на предрассудки Маргарет, продолжающую цепляться за провальный бизнес и отказывающуюся улучшить образ жизни сейчас, когда у нее была такая возможность. — Ну, я удивлена, что Вы хотите продолжить такой курс, мисс Хейл! Не проще было бы продать фабрику Мальборо? Я уверена, Вы бы получили довольно хорошую копеечку за нее. — Ее закрытие уже негативно затронуло жизни многих людей, — ответила Маргарет. — И я желаю, чтобы ситуация была исправлена так скоро, как это будет возможно. — Мисс Хейл беспокоится о тяжелом положении большинства рабочих, — сказала миссис Торнтон, когда ее безэмоциональный взгляд обратился на Маргарет, выражение ее лица выдавало, как мало она получает удовольствия, обсуждая такие вопросы. — Я уверена, что никто из них не стоит нашего беспокойства, — пренебрежительно сказала Фанни, взмахнув рукой в воздухе, словно отмахиваясь от неприятного запаха. — И кроме того, из того, что я знаю по этому вопросу от Уотсона, они виноваты в этом сами, когда объявили эту нелепую забастовку! Маргарет нахмурилась от несколько предвзятого мнения Фанни. — Вы забываете, что они были в отчаянии — они чувствовали себя угнетенными и недооцененными, особенно, когда их заработная плата не поднялась, как они ожидали. — Вы по-прежнему защищаете их, как я вижу, — ответила Фанни, сладко улыбаясь, хотя ее тон содержал едкие нотки. — Я поражена, и это после того, что они сделали Вам. Поймав резкость в тоне Фанни, Маргарет выпрямила спину и c вызовом подняла подбородок, решив придерживаться своей собственной позиции в этом вопросе — кто бы ни привел ее к обратному своими замечаниями. — Вы никогда не проводили время с этими людьми, не так ли, миссис Уотсон? — резко спросила она. Фанни строго покачала головой. — И не хочу! — Миссис Уотсон, Вы знаете, что мой отец был священнослужителем. Частью его повседневных обязанностей было посещение бедных и больных в приходе Хелстона, так что я всегда жила в непосредственной близости с теми, кто был менее удачлив, чем я. Конечно, я часто сопровождала его, — она ненадолго сделала паузу, ее позиция была непоколебима. – Я, может, как Вы говорите, защищаю работников фабрики и поддерживаю дружбу с некоторыми из них, но из того, что я узнала от них самих в прошлом, некоторые хозяева совсем не считались с ними. — Ну, Уотсон не захотел бы, чтобы я общалась с такими людьми, — чопорно сказала Фанни, словно решив придерживаться своего мнения в этом вопросе, как и Маргарет. — И конечно, ты это не одобряешь, Джон? — Я одобрил бы все в пределах разумного, что сделало бы Маргарет счастливой. У меня нет намерения подавить независимость ее характера. Его быстрые и уверенные слова о желаниях Маргарет немедленно заставили замолчать его сестру, потому что она бы никуда не продвинулась со своими аргументами — по крайней мере, не в пределах слышимости Джона. Надувшись, Фанни вскинула свою белокурую голову, решительно отвернувшись от брата, и устало вздохнула, когда осмотрела комнату и определила, что ее шляпка располагалась на небольшом столике в углу, где она оставила ее. — Ну, я должна идти, — беспечно сказала она, издав небольшой, несущественный смешок, когда встала на ноги и прошелестела платьем по комнате. Она осторожно надела шляпку и ловко завязала шелковые ленты, создавая яркий, пурпурный бант под подбородком. — Я обещала Уотсону, что не задержусь надолго. Он не любит, когда я утомляю себя ненадлежащим способом — не в моем деликатном состоянии. — Я едва бы назвал поездку в карете, чтобы навестить свою собственную семью, утомительной, Фанни, — сказал Джон. Притворившись, что не слышала его, Фанни вернулась к матери и поцеловала ее в щеку с рассеянной привязанностью. — Ты должна приехать к нам, чтобы навестить нас на этой неделе, мама. Уотсон может отправить карету, чтобы забрать тебя, и я хочу, чтобы ты увидела, какие у меня планы для детской ребенка. — Посмотрим, — сказала миссис Торнтон, бросив своей дочери несколько сдержанную улыбку, которая не давала абсолютного ответа на то, согласилась ли она приехать или нет. — Хотя, я должна приехать, уверена, что Джон закажет лошадей, и мы сможем воспользоваться нашей собственной каретой. — Разумеется, — сказал Джон. Фанни, оставшись без точного ответа матери об ее визите, чтобы посмотреть предполагаемую детскую, обратила свое внимание на Маргарет. — Ну, мисс Хейл, кажется, мы будем видеть друг друга более часто. — Кажется, так, — с веселой улыбкой ответила Маргарет, изящно склонив голову. — Возможно, ты будешь называть меня Маргарет? Мисс Хейл звучит довольно формально, тебе так не кажется? Фанни немного жеманничала на жест Маргарет, хотя ее лицо посветлело. — Если ты настаиваешь, — ответила она. — И я предлагаю тебе, чтобы ты лучше называла меня Фанни. *** — Мне интересно, можешь ли ты показать мне фабрику Мальборо после полудня? — спросила Маргарет, нарушая подавляющую тишину, в которой они довольно долго находились. Она ожидала правильного момента, чтобы задать Джону этот странный вопрос с тех пор, как уехала Фанни. Последние три четверти часа она смотрела на одну и ту же страницу книги, которую держала в руках, пытаясь решить, должна ли она задать вопрос, оставаясь в комнате не только с ним. Первоначально она надеялась, что миссис Торнтон выйдет, чтобы сделать распоряжения слугам на остаток дня, но она, очевидно, не собиралась этого делать, оставив Маргарет незавидную реальность того, чтобы оставаться в ее компании до конца дня. Маргарет пришло в голову, что она сама может выйти и, возможно, навестить Хиггинсов. Но из того, что она узнала от Джона, Николас работал, а она хотела в свой первый визит увидеть их обоих, и его и Мэри вместе — и быть со своим обручальным кольцом, решительно надетым на пальце, чтобы Мэри могла увидеть его. Теперь, когда она заговорила, на нее обратились две пары глаз — Джон смотрел с удивленным любопытством, а миссис Торнтон — с выражением, выдававшим слишком ясное возражение, которое она почувствовала от такой просьбы. Склонившись над обеденным столом и делая записи, Джон поставил перо в чернильницу и откинулся в стуле. Его локти находились на столе, когда он задумчиво рассматривал Маргарет. — Просто я действительно никогда не видела ее во всей своей полноте, — продолжила Маргарет, ее глаза зафиксировались на Джоне с обнадеживающим ожиданием, безмолвно упрашивая его освободить их обоих от присутствия его матери на некоторое время, которое они могли провести наедине вместе. — Я не думал, что тебе будет интересно, — сказал Джон, хотя он скорее выражал тревогу, чем абсолютно отрицал согласие на ее желание. — Мне всегда было интересно. Ты должен знать это! В конечном счете, у нас было несколько подходящих и часто противопоставляемых суждений по таким вопросам в прошлом – или, возможно, ты забыл? Его рот в уголках изогнулся, когда поток воспоминаний охватил его. — Нет, я не забыл, — мягко сказал он. — Хотя я часто подозревал, что твои мотивы были направлены исключительно на то, чтобы спровоцировать меня ради твоего собственного развлечения. — Я всегда уважала твои взгляды, — ответила она, увидев краем глаза, как изогнулись дугой брови миссис Торнтон. Она моментально закрыла свою книгу, не видя причин держать ее открытой, когда они разговаривали. Что-то сомнительное, на грани развлечения вспыхнуло в его глазах, когда он посмотрел на нее. Внезапно она вспомнила его слова, сказанные прошлой ночью насчет того, какую радость ему приносили их препирания. Миссис Торнтон повернулась к Маргарет. — Могу я спросить, каков Ваш мотив в желании осмотреть фабрику, мисс Хейл? — Мне просто любопытно, — сказала Маргарет. — Конечно, если я стану вовлечена… Миссис Торнтон пристально посмотрела на нее. — Вовлечена? — Ну, да, конечно, — ответила Маргарет, казавшаяся немного смущенной резкостью ответа миссис Торнтон. Джон задумчиво рассматривал ее. — Ты хочешь быть вовлечена в повседневное управление фабрикой, Маргарет? — Я, действительно, не слишком много думала об этом, — застенчиво признала она. — Я просто подумала вслух —, но я бы хотела увидеть фабрику. — Мисс Хейл, — с тяжелым вздохом начала миссис Торнтон. — Молодой женщине, такой, как Вы, не подобает становиться вовлеченной в деловые вопросы. Конечно, Ваша тетя сказала Вам это. Я бы посоветовала Вам быть разумнее и больше не думать о таких глупостях. — Миссис Торнтон, — возразила Маргарет. — Я знаю свой собственный разум, и не будь всех этих условностей… — Условностей? — прервала ее миссис Торнтон с ироничным выговором. — Я никогда не встречала другой молодой женщины, которой так не хватает обычного поведения, как Вам. — Достаточно! — раздался голос Джон, который прервал речь его матери и прорвался сквозь увеличивающуюся враждебность между двумя сильными и независимыми женщинами. — Мне решать, что будет! Немедленно замолчав, миссис Торнтон мрачно посмотрела на него, ее губы сжались, чтобы остановить поток слов, который возмущенно пролился бы дальше, если бы ему предоставили такую возможность. Почему эта молодая женщина со своим высоким мнением не знает, что ей нет места в деловых вопросах Джона? Медленно Джон поднялся на ноги и двинулся к камину, затем вернулся к стулу, который он недавно освободил. — Я, конечно, покажу тебе фабрику, Маргарет, — сказал Джон, подумав, что, возможно, удалить Маргарет от своей матери на некоторое время будет хорошей идей. Также перспектива побыть с ней наедине очень привлекала его. — Спасибо, — любезно сказала Маргарет, в то время как миссис Торнтон посмотрела на нее с неудовольствием. — Ты желаешь пойти сейчас? — спросил Джон. — Если ты не занят. Он кивнул и немедленно подошел к ней, не видя никакой необходимости больше тратить время. Он предложил ей свою руку. Она встала и взяла Джона под руку, связывая их друг с другом, хотя она чувствовала оценивающий взгляд миссис Торнтон, сделав так. — Мы не будем долго, мама, — сказал Джон. Миссис Торнтон молчаливо кивнула, опустив глаза в вышивку, чтобы возобновить свое занятие. *** От холодного, устремленного на них ветра Маргарет натянула свою индийскую шаль на плечи, когда они рискнули открыть входную дверь и выйти на веранду, по обеим сторонам небольшого лестничного пролета которой находились перила. Маргарет оставила Джона, чтобы пойти вперед, ее руки слегка опирались на перила, когда она посмотрела вниз на тихий двор. Напыщенно окрашенный свод неба угрожал дождем. — Я дома, — пробормотала она, словно, произнеся эти слова вслух, она связывала себя с этим местом, с этим человеком безвозвратно и навсегда. За своей спиной она чувствовала его присутствие, волнующее ощущение его близости, казалось, проникало через ее шаль и одежду, словно прикасаясь к ее обнаженной коже. Она задрожала в ответной реакции, принимая долгожданную руку, скользящую вокруг ее талии, словно в молчаливом ответе на слова, которые она произнесла. Он подошел, чтобы встать рядом с ней, смотря на пустую, серую картину перед ними, и в течение некоторого времени они стояли так: каждый был окунут в молчаливое созерцание, не забывая и осознавая, что-то, что некогда было утрачено между ними, сейчас было восстановлено. Только фабрика оставалась в своей смертельной дремоте, отражая пустоту, которая, возможно, скоро сможет снова заполниться суматохой людей, которые возвратят ей ее предназначение. Как жутка была площадь, напоминая о призраках тех, кто когда-то трудился там. — Пойдем со мной, — сказал Джон, переведя свои глаза на нее, его рука оставалась сомкнутой вокруг ее талии. Охотно она разрешила ему направить себя вниз по ступенькам во двор. У двери фабрики он остановился, чтобы взять большую связку звенящих ключей и вставить один из ключей в замок, чтобы открыть дверь. Маргарет ощущала тишину такой же чужой, как и тогда, когда она приходила ранее, хотя сегодня ее шаги по полу раздавались в товариществе с более тяжелыми шагами Джона, когда они шли вместе по машинному залу с его бесконечными, стоящими в рядах тяжелыми машинами, корпуса которых были заморожены жестоким ударом судьбы и обстоятельствами. Ненужный хлопок, который был разбросан по каменному полу под ее ногами, как порхающий остаток некогда процветающей империи, был неустанным напоминанием о непрерывной деятельности, которая происходила в этом здании и давала средства к существованию такому множеству людей. Ее сердце разрывалось от тишины, которая заполняла безлюдную пустоту огромной комнаты. Как она желала увидеть работу этих гигантских ткацких станков, услышать их лязг и грохот! Только одно подбадривало ее, тот факт, что у нее были средства, чтобы добиться возрождения фабрики с помощью денег мистера Белла. — Это кажется странным, не так ли? — его голос эхом отражался в тишине, казалось, он вертелся вокруг них. — Увидеть ее такой. — Да, — ответила она, ее взгляд быстро двигался, оглядывая дремлющих стражников, стоящих в тени поднимающейся платформы, где она впервые увидела Джона сквозь циркулирующую снежную бурю хлопка, стоящего так гордо, отчужденно и настороженно, когда он оценивал рабочую обстановку с высоты — хозяин среди рабочих. Войдя в помещение, она встретилась с множеством ткацких станков, неистово стучащих в оглушающем унисоне, и белые пятна из хлопка насыщали воздух и плотно падали на всевозможную поверхность, какую только могли найти. Она была поражена непреодолимой силой его присутствия, ибо он издавал ауру живого воплощения энергии и устрашающей силы машины. Она по-прежнему могла вспомнить, как стояла тогда, ее рот был немного приоткрыт от удивления, словно пронзенная, она не могла отвести от него взгляд. Он казался ей недостижимым. И сейчас он стоял рядом с ней — мужчина, который показал ей, что не все хозяева были одинаковые и что первые впечатления могут быть фатально неправильными. Он научил ее также — пожалуй, самому главному — видеть сквозь предубеждения, чтобы найти правду, которая лежала в глубине. — Какой человек мистер Уотсон? — внезапно спросила она, когда видение Фанни, рассказывающей новости о своей беременности этим утром, совершенно непрошено пронеслось в ее мыслях, развеяв ее мысли о прошлом. Джон с удивлением посмотрел на нее. — Что заставило тебя думать о нем? Она неопределенно пожала плечами. — Я только подумала о Фанни, приехавшей навестить нас этим утром. Она казалась очень счастливой и довольной. Я полагаю, что это из-за воздействия мистера Уотсона. — Я думаю, это скорее связано с его богатством, чем с личными достоинствами, хотя я не сомневаюсь, что она любит его. — Ты описываешь свою сестру очень меркантильно — словно Фанни вышла замуж за деньги мистера Уотсона, а не по любви. — Я, собственно, подозреваю, что это был наиболее правдоподобный сценарий, — ответил Джон с иронией, как бы сожалея о своем мнении, но считая невозможным изменить его. — Теперь с большой прибылью, полученной в результате успешной спекуляции Уотсона, она действительно должна чувствовать себя очень самодовольно. — Ты не жалеешь, что не вступил в спекуляцию? — спокойно спросила Маргарет, не уверенная, что она вообще должна была задавать такой вопрос и в то же время задаваясь вопросом, почему ее совесть должна быть обеспокоена этим сейчас, когда это никогда не волновало ее в прошлом. Он покачал головой, словно не видя вреда в ее вопросе. — Нет. Я по-прежнему уверен в своем решении. Риск в спекуляции за счет средств других в то время перевешивал возможную прибыль в случае успеха, — ответил он без раскаяния, гримаса от неизбежности выбора заиграла на его губах. — Даже если это оказалось неверным решением в некоторых отношениях. — Это вовсе не неправильно иметь свои принципы. От ее слов он взял ее левую руку в свою и поднял к губам, позволяя поцелую задержаться на ее теплой коже, прежде чем его рука медленно двинулась к ее по-прежнему оголенному пальцу, где скоро будет находиться обручальное кольцо. Джон встретил ее взгляд, и его голубые глаза, казалось, устремились на поиск ее души. Она улыбнулась ему блестящей, ослепительной улыбкой, и ее красивая шея изогнулась немного вперед, словно приглашая к поцелую. Она ожидала, что он поцелует ее, но он не сделал этого. Вместо этого он выпустил ее руку и отошел от нее, словно разрешая ей продолжить идти. Они медленно пошли по одному из проходов между бесконечных рядов статичных ткацких станков, следуя тем же путем, какой она сама совершала несколько дней назад. Она посмотрела на пол, наблюдая, как низ ее юбки мягко отбрасывал в сторону кусочки хлопка, незаметно усыпанные на полу. — Так какой человек мистер Уотсон? Он доброжелательный человек? — спросила она, ее любопытство было по-прежнему возбуждено. Когда она была представлена ему на ежегодном обеде, у нее был небольшой шанс разглядеть его характер. — Он разделяет любовь Фанни к процветающей жизни и имуществу, которым он может владеть. В действительности, Фанни создала довольно впечатляющую коллекцию драгоценностей с того дня, как вступила в брак. — А какой он хозяин? — Он немного заботится о своих рабочих. Я слышал о нескольких инцидентах, когда он занимался лечением тех рабочих, которые работали на него, — его рот скривился от этой горькой правды, хотя он не уточнил мысли, проскользнувшие в его голове. — Он не филантроп. — Что за инциденты? Он покачал головой, видя ее усиливающиеся подозрения и очевидный интерес. — Об этом не нужно говорить, — сказал он, надеясь унять ее любопытство. — Ты пытаешься защитить меня? — Если ты желаешь считать так, то - да, — он протянул руку и погладил ее щеку тыльной стороной своей ладони. — Многие неприятные вещи происходят на фабриках в этих районах. Такова действительность. — Но ты не разделяешь эти чувства? — Как я уже сказал мистеру Колтурсту, когда приходил на обед на Харли-Стрит, я — скорее за диалог, который может быть достигнут между хозяевами и рабочими. — Я предполагаю, что другие хозяева не придерживаются такой концепции? Он вздохнул. — Мужчинам нравится получать прибыль. И их мало заботит, как они получают ее. — Тогда ты лучше, чем они. Он улыбнулся, его голос содержал достаточное количество иронии. — И у меня пустая фабрика, чтобы доказать это. *** Когда их осмотр фабрики наконец был завершен, Джон привел Маргарет в свою личную контору, где доминировал огромный письменный стол, который был пуст, но чернильница и настольный светильник все еще стояли на нем. Несколько книжных полок располагались вдоль стены с различными регистрами и бухгалтерскими книгами, в то время как три больших застекленных окна, находившихся позади письменного стола, выходили во двор. Маргарет вошла в комнату, оглядываясь вокруг, ее пальцы дотронулись по пустой поверхности письменного стола, когда она подошла к одному из окон, чтобы выглянуть наружу. Затхлый запах неиспользованного помещения заполнил комнату, и на каждой поверхности образовался тонкий слой пыли. Отсюда она могла видеть входную дверь в дом, который стоял на другом конце двора. Здесь когда-то стоял он, чтобы осматривать свои владения, наблюдая за рабочими, деловито занятыми своими обязанностями. Со своего места за письменным столом он мог бы ясно видеть дверь, ведущую в машинный зал. Она повернулась и увидела, что он стоял в дверном проеме, где она оставила его, задумчиво и тихо смотря на нее, его руки свободно висели по швам. — Я помню эту комнату, — сказала она, ее взгляд закружил по комнате. Часы, установленные над дверью, по-прежнему показывали время, когда они пришли, часы были единственной жизнью в этом тихом месте. Он шагнул вперед, странно посмотрев на нее, словно он не мог вызвать воспоминание, когда она была здесь, в своей голове. — Я не помню этого, — сказал он. — Это было, когда я впервые пришла на фабрику, чтобы поговорить с тобой насчет дома в Крэмптоне. Твой надзиратель попросил меня подождать здесь, в то время как он пошел за тобой, но у меня не было терпения ждать, — она остановилась. Воспоминание об ужасающей сцене, которую она наблюдала в результате своего нетерпения, промелькнуло в ее мыслях. Она содрогнулась от неприятного ощущения и отвращения так же, как это было в тот раз, когда она впервые посетила фабрику и стояла в машинном зале. Она увидела, как его глаза омрачились сильным сожалением. Хотя она сама простила его за его действия по отношению к Стивенсу в тот день, она поняла, что он не смог простить себя за такое ожесточенное поведение. Торопливо она подошла к нему, желая сгладить морщинки, появившиеся на его лбу. Ее руки схватили рукава его пиджака, сжимаясь вокруг них так, что ее маленькие тонкие пальчики распознали силу и жесткость его рук, спрятанных под тканью. — О, Джон! Не смотри так! Пожалуйста, не надо! Я не хотела ничего такого сказать, чтобы заставить тебя вспомнить! Пожалуйста, забудь! Забудь то, что я сказала! — взывая к нему, она смотрела в прозрачную глубину его глаз, отчаянно ища солнце, чтобы прогнать неспокойные облака. — В конечном счете, главное - то, что сейчас. Его взгляд был удрученный. — Я хочу, чтобы обстоятельства нашей первой встречи были бы другими. Ты не представляешь, как сильно я желаю этого. — Я люблю тебя. Независимо оттого, что мы говорили или делали в прошлом, я люблю тебя сейчас сильнее, чем я могла представить, что полюблю! Ее руки отцепились от его рук и медленно двинулись к его плечам, где они проворно блуждали, чтобы обхватить его шею, надавливая и ожидая, что он также захватит ее и укутает в свои объятия. После долгих часов, когда они были вынуждены оставаться отчужденными в компании миссис Торнтон, ее тело взволновано ожидало, чтобы его руки обернулись вокруг нее. Эти скрытые чувства, которые он пробуждал в ней и вызывал каждым своим прикосновением, начали бурлить в ее венах, опьяняющие и вкусные, как шампанское. Его глаза отражали чистоту их любви — его и ее, навечно связанных. Его руки двинулись, чтобы прижать ее ближе к нему, обладать ею, как она жаждала. — Итак, это то, о чем ты думала, когда попросила осмотреть фабрику? — его голос был мягкий, глубокий, дразнящий от привязанности. Она покраснела и отвела глаза от него, ее руки немного ослабли. Она подумала о том, как же изменилось ее поведение за несколько коротких дней, принимая во внимание ее желание быть так близко к нему, как она была сейчас. — Ну, Маргарет? — настаивал он, взяв ее лицо в свои руки и наклоняя его к себе. — Я следовала инстинктам, которых я никогда раньше не знала, — застенчиво сказала она. — И что эти инстинкты говорят тебе? Она заколебалась, перед тем как продолжить: — Бежать в твои объятия… быть ближе к тебе. Его пальцы ласкали ее розовые щеки. — Мои инстинкты говорят то же самое. Она посмотрела на него с облегчением и захватывающим удивлением. — Правда? Он наклонил голову, чтобы обронить нежный, сухой поцелуй на ее устах. — Да. Ее руки сжались вокруг него, и глаза закрылись. Ее губы отражали неудержимую улыбку удовлетворенности. Он зашевелил руками, чтобы притянуть ее к себе, его ноги плотно укрылись в чувственном пространстве ее юбок. Ее шаль с мягким шелестом беспрепятственно скользнула на пол. Она глубоко вздохнула. — Ммм… *** Ее красота безмолвно манила его, открытость ее эмоций, которые, казалось, просили приподнятому лицу даровать поцелуй за поцелуем, опуститься на эти полные, сочные губы и проследовать своими пальцами вдоль длиной, изящной линии ее шеи. Он ощутил ее желание, когда почувствовал в себе такое же зажженное пламя. Легкое прикосновение ее пальцев к воротнику его рубашки было немного разочаровывающим. Он желал, чтобы ее пальцы скользили за его воротник и вызвали ту волну удовольствия, которую он чувствовал всякий раз, когда она ласкала его. Он пристально посмотрел ей в лицо, ее веки по-прежнему были опущены, позволяя его взгляду немного опуститься, прослеживая черты ее шеи, которая так прекрасно и заманчиво изогнулась к нему, перед тем как перейти ниже в направлении кружевного выреза ее блузки, где кожа выглядела чудесно мягкой и невероятно гладкой. Он желал провести своими пальцами вдоль кружева, чтобы убедиться самому, был ли он прав, но он не осмеливался. Он боялся потревожить прекрасное равновесие момента, когда он смотрел на нее и упивался ею. Он покачал головой в совершенном изумлении от нее. Желание разожглось в нем только от мысли, чтобы праздно пробежать своими пальцами по восхитительно выставленной зоне ее скромного декольте. Он нуждался в ней… тосковал по ней… хотел обнять ее так, как он желал. То, как она охотно и безропотно шагнула в его объятия, было большим, на что он когда-либо надеялся. Но все же она пробуждала в нем целый фейерверк эмоций, которые заключали в себе мучительную необходимость быть соединенным с ней, он не хотел чувствовать стесненность в любви, которая должна была оставаться до дня их женитьбы. Внутри себя он в очередной раз вел войну против тех сознательных импульсов, которые желали гораздо большего от этих острых моментов, когда они оказывались в полном одиночестве. Он мучительно застонал, выдохнув воздух, когда вынужден был держать в узде эти своенравные и страстные чувства, которые она с затаившим дыханием вызывала в нем. Он заглушал свою боль по ней так, как мог. Он накрыл своими губами ее уста, отчаянно стараясь оставаться нежным, поцелуй ничего не требовал от нее, Джон хотел лишь ощутить притягательный вкус ее губ против своих собственных. Поцелуй за поцелуем, которые он предлагал, она с радостью принимала, отвечая ему всем своим существом. Они оба оказались в невесомости, подвешенные во времени, опрометчиво кружась в бездонной пропасти неутолимой страсти. Губы, которые первоначально были мягкими и нетребовательными, быстро стали настойчивыми и страстными. Когда его рот открылся против ее рта, он почувствовал, как ее губы очаровательно приоткрылись. Он застонал, притягивая ее ближе, вызывая у нее трепещущую ответную реакцию. Беспрепятственно его язык нашел и переплелся с ее языком, когда он почувствовал ее очаровательную женственную мягкость. Его пульс стучал с безумным рвением, когда он привлек ее ближе, его дыхание сопровождали приглушенные вздохи полнейшего экстаза, его благие намерения оказались в опасной близости от провала. Он переместил свою руку вверх так, что его пальцы могли скользить вдоль ее шеи и проследить мягкий овальный изгиб лица, продолжая целовать ее, вкушать и наслаждаться ее сладостью, словно птичка, лакомящаяся нектаром. Он продолжал утопать под ее чарами. Когда ее пальцы начали двигаться по его шее, он был в восторге. Дрожащая пульсация терзала все его существо, заставляя нервы звенеть, словно безобидный характер ее невинных действий подчеркивал мучительное удовольствие от ее дарования. Его руки освободились от ее спины и обвились по обеим сторонам ее талии, его пальцы плотно держали ее, не осмеливаясь рискнуть и блуждать там, где бы ему хотелось. Его пульс бился. Он стойко цеплялся за быстро исчезающие нити силы воли. Он не мог позволить себе выпустить на нее те фундаментальные страсти, которые жили в нем. Он любил ее так сильно в течение такого долгого времени — неужели он не сможет контролировать себя до того времени, как они поженятся? Он, который научился самоотречению в столь юном возрасте, не отбросит здравый смысл на все четыре стороны в такой опрометчивой манере! Он вынудил себя оторваться от нее, его дыхание было сбивчиво и затруднено. — О, Маргарет! — он с болью посмотрел в ее глаза, чтобы увидеть глубокое доверие и веру в него. Это убило бы его, если бы он предал это. — Маргарет! Он привлек ее голову к своей груди и держал ее там крепко напротив своего бьющегося сердца. Он поцеловал ее в макушку, его руки были в ее волосах, он ощутил своими пальцами, что ее шиньон стал ослабевать, словно заколки в волосах коварно высвободились из их устойчивого положения. Когда она отстранилась от его вздымающейся груди, он увидел, что несколько прядей каштановых волос высвободились и висели у ее висков. Невероятно нежно он убрал их назад пальцами. — Я люблю тебя, — прошептала она, ее зрачки расширились от желания, красивый цвет ее глаз представлял собой узкие светлые берега, окаймляющие большие черные водоемы. Он наблюдал, как полные, сочные губы разделились, и он почувствовал, как непреодолимая тяга поманила его к ней, их губы встретились, снова подчиняясь пылу, который обжигал каждую вену и нерв его тела и был похож на подавляющий прилив страсти. Его дорогая Маргарет! Ее тонкий аромат смешивался с мощной смесью его собственного мужского аромата, создавая опрометчивую гамму, которая блаженно опьяняла и наполняла затхлую комнату своей собственной целительной магией. Он чувствовал тепло, идущее от нее, и жар, который исходил от него. Внутри нее, внутри него… пламя поднималось все выше и выше, становясь все более и более сильным, поглощающим и подавляющим. Они сцепились, беспомощно поглощенные, их сердца и души пылали в опрометчивой эйфории от взаимного желания выразить свои чувства друг другу… Он двигал руками, не в силах их больше удерживать, они двигались от ее талии вверх под ее руки и к лопаткам, сбоку едва скользя по ее груди. Он удерживал свою страсть, проявляя к ней уважение, отчаянно цепляясь за стойкие нити своего непоколебимого почтения к ней. Но он потерялся в ее присутствии, не желая быть найденным, молясь, чтобы время каким-то волшебным образом остановилось и держало их запертыми в этом моменте. Как легко ее поцелуи поглощали его и заставляли хотеть большего! Но он должен остановиться…Он знал, что должен остановиться. И затем этот превосходный момент был нарушен чьим-то резким криком. Кто-то ворвался в их чудесный интимный оазис, подобно палящему солнцу, оставляющему на своем пути бесплодную пустыню. — Ради бога, что здесь происходит…?! Внезапность этого громоподобного восклицания заставила их обоих в ужасе оторваться друг от друга и повернуться, чтобы увидеть их нарушителя. Они оба опустились с небес на землю, когда глаза раскрасневшейся Диксон пристально смотрели на них…