***
Фрид хранит — не прячет — свои стихи в ящичке стола (который, к слову, в последнее время стал плохо выдвигаться). Никому не показывает, никому не читает, не потому что стесняется или боится, вовсе нет. Просто… …просто это Эвер.***
Впервые он видит её на праздничном вечере, устроенном его давним другом, Лаксасом Дреяром, и его молодой женой, Мираджейн Штраус. На мероприятиях такого типа он обычно скучает, поскольку ему не нравятся шумные компании, в них он чувствует себя неуютно; и, кроме хозяев дома, он практически никого не знает. Но не принять приглашение Мираджейн он попросту не мог. Ещё стоило поискать того безумца, который посмел бы отказать в чём-то Мираджейн Штраус. Ему нравится разговаривать с Лаксасом, попивая эль в стороне от этой суеты, вспоминать прошлое, периодически переходить к рабочим моментам. Ещё ему весьма по вкусу этот дом и атмосфера в нём: приятные тёплые оттенки дерева, отлично вписывающаяся единственная выложенная кирпичом стена, идеально подобранные керамические и бетонные вазы и горшки с красивыми цветами, разожжённый камин. Разве что аляпистый леопардовый ковёр под ногами сильно выделялся на этом фоне — чувствуется приложенная рука Лаксаса. — О, ты пришла, — слышит он удивлённый голос Мираджейн неподалёку. — Не ожидала. — Я тоже. Фрид оглядывается и замечает её. Девушка перекидывается парой слов с натянуто улыбающейся Мираджейн, а после вместе с ней направляется прямо к ним с Лаксасом. Уверенная походка (ещё длинные ноги и безумно красивые туфли, отмечают перешёптывающиеся между собой девушки неподалёку) и идеальная осанка. — Эвер, — кивает ей Лаксас, что также вызывает удивление, — давай к нам. Познакомься, мой друг — Фрид Джастин. — Приятно познакомиться, Фрид Джастин, — отчётливо её лица он сначала не видит: она обмахивается большим веером, бардовым, расшитым золотыми нитями, с множеством перьев на конце. Её глаза спрятаны за очками с изящной тонкой оправой. — Меня зовут Эвергрин. Фрид едва ощутимо касается губами её руки, затянутой в перчатку, после чего она клацает веером и добавляет: — Но ты тоже можешь звать меня Эвер. Фрид читает — пытается прочитать — Эвер, как открытую книгу. Но в итоге видит лишь то, что она позволяет видеть. Эвергрин сидит, положив ногу на ногу, и подпирает подбородок руками. Её поза расслабленная — никак не закрытая. Веер лежит на краю стола, и теперь он может видеть её лицо полностью: розовые губы — ни тёплые, ни холодные, но чувственные, напоминающие бутон розы — изогнуты в лукавую улыбку; загоревшая кожа, румянец на щеках; золотистые блёстки на веках и светлых пушистых ресницах. Красивая. Похожая на искусно высеченную статую, но живая. В ходе разговора Фрид узнаёт, что она давно знакома с Лаксасом и вместе с ним раньше работала; имела романтические отношения с братом Мираджейн, Эльфманом. Ещё Эвергрин — скульптор. «Люблю красивые вещи, в которых есть душа». Фрид усмехается. Когда Мираджейн приносит напитки, он понимает, что, пожалуй, ему хватит, потому что ещё глоток — и ему вдарит в голову. — Леди предпочитают вино, — вкрадчиво говорит она и подмигивает. Голову в итоге реально кружит, то ли потому что он выпивает ещё один стакан эля залпом, то ли потому что она смеётся заливисто и звонко, касается его плеча ладонью, когда рассказывает забавную историю. Ногой она случайно проводит по его ноге, когда пытается поменять неудобную позу, и его бросает в жар. Фрид не может отвести от неё взгляд: как она держит бокал, как смыкаются её губы, когда она делает первый глоток, как смотрит, когда замечает на себе его глаза… Именно тогда Фрид понимает, что попался.***
Несколько раз после того вечера Фрид пересекается с ней в пабе. Эвергрин выглядит прекрасно, и это, конечно, отмечает не только он. Вокруг неё постоянно вертится множество людей: похабно посматривающие на неё мужчины и мечтательно глазеющие и воздыхающие юнцы, что говорить про завистливых женщин, пускающих сплетни. Ей приносят выпивку за счёт заведения, осыпают комплиментами, рисуют портреты (от набросков на салфетках до картин в полный рост), посвящают песни и стихи. Наверное, ему стоило догадаться, что он не единственный. Ей явно нравится внимание, она наслаждается и «питается» им, что вовсе не удивительно. Всякая женщина расцветает, когда подмечают её достоинства, даже если она прекрасно знает о них; и увядает, если быть равнодушным и слепым по отношению к ней. Эвергрин не отрицает. Эвергрин не притворяется. Настоящая. Фрид предпочитает столик около окна, Эвергрин — у барной стойки. Фрид читает книги, рукописи, разбирается с документами или педантично заполняет журнал, если больше нет сил оставаться дома и заниматься эти там, пускай в пабе свет толком и не проникает сквозь матовое стекло. Эвергрин хохочет и слушает россказни бармена, периодически отвлекаясь на остальных, кто к ней подходит. Когда она замечает его, одиноко сидящего и разбирающего груду бумаг, то машет веером и через несколько минут оказывается напротив. Эвер с громким стуком ставит бокал красного вина и стакан (как оказывается, специально взятого для него) на стол. — Ну, здравствуй, Фрид Джастин. Фрид громко сгладывает и кивает. Пить он не планировал, но отказать ей не может. Первые несколько минут они обмениваются общими фразами, а потом вовсе замолкают, и ему становится неловко. Но вскоре Эвергрин (наверное, это чисто женское умение) магическим образом находит точки соприкосновения: она вспоминает вместе с ним, как прошёл вечер у их друзей, момент их знакомства, делится впечатлениями. Потом спрашивает у него про аккуратно сложенные бумаги, и Фрид недолго, но нудно и подробно рассказывает про тонкости своей профессии и выполняемого задания. Эвергрин откровенно начинает скучать, но не перебивает его, и он ей благодарен, но сводит эту тему на «нет». — Что насчёт скульптур? — интересуется он. — Я имел в виду… в этом деле я полный ноль, совершенно ничего не понимаю. — Понимать и не надо, — просто отвечает Эвер. — Надо внимательно смотреть и… чувствовать? И, только прошу, не читай научные статьи на эту тему. В следующий раз они встречаются через четыре — только в этот раз Эвергрин сидит на его месте и то собирает, то разворачивает веер, а он приносит вино, но на этот раз белое. На этот раз два бокала. Фрид всё-таки прочитал статью (но не научную), а Эвергрин решила заняться каллиграфией. Им становится проще, спокойнее и уютнее. Дважды поздним вечером они даже гуляют по городу вдоль реки. И один раз они укрываются у него дома от сильного дождя. В его комнате прохладно: он ушёл и не закрыл окно. Эвергрин сидит на стуле, заботливо укрытая вязаным пледом, держит обеими руками кружку с горячим зелёным чаем и неотрывно смотрит на зажжённую керосиновую лампу. — Ты только посмотри, — зовёт она его. — Мотылёк. Фрид сухим полотенцем бережно протирает её волосы и смотрит зачарованно. Но смотрит только на неё. У неё, кстати, планируется выставка. И он получает приглашение. Какой безумец посмеет ей отказать?***
В словарях он между делом (во время работы) ищет толкование различных слов, таких как: «любопытство», «заинтересованность», «помешательство», «симпатия», «страсть», «увлечение» и… «влюблённость». «Любовь» он не избегает нарочно, просто его постоянно отвлекают и дёргают. И, да, значение слово «ложь» он прекрасно знает.***
Фрид рассказывает Лаксасу. Рассказывает про «любопытство», «заинтересованность», «помешательство», «симпатию», «страсть», «увлечение» и… «влюблённость». Про бессонницу он почему-то умалчивает, про стихи — тем более. Лаксас никогда бы в жизни не добавил про «любовь» (ему есть, что добавить, потому что он избегал, но в итоге нашёл), а Мираджейн в этот раз промолчала. Фрид не знает, благодарен он ей или сейчас это было необходимо. — Ты всегда поступал, взвешивая все «за» и «против», от этого прямо мороз по кожа, — замечает Мираджейн. — Возможно, сейчас стоит послушать своё сердце? — Нет, ты серьёзно? — Лаксас хмурится. — Да меня сейчас просто стошнит. — Если такой умный, то дай дельный совет, а не ворчи, как старый дед. — Фрид, вот тебе такое нужно?!***
До выставки остаются считанные дни, и Фрид нервничает. Нервничает так, будто это он расклеивает на стенах дома, столбах и дверях вырванные из тетради страницы со своими стихами, посвящёнными ей. Как много их накопилось? Не сосчитать, потому что он боится даже заглянуть в ящик под столом и вынуть, чтобы просто посмотреть. И если он вновь не может сомкнуть глаз ночью, то каково сейчас ей? Фрид не замечает, как вновь оказывается за столом. Укрывается пледом тем самым пледом и чувствует запах её духов, на несколько секунд задерживает взгляд на керосиновой лампе, а после разгребает кучу разбросанных листов (что странно, обычно у него идеальный порядок). Её стоит поддержать и показать, что он рядом.Дорогая Эвер…
***
У Мираджейн скоро день рождения. Фрид честно перебирает множество вариантов, вспоминает всё, что она когда-либо говорила, но в итоге отмечает все пришедшие в голове мысли. К Лаксасу обращаться — не вариант, выпытывать у Лисанны и Эльфмана неудобно, поэтому… — Чего хотят женщины? — Власти и денег, — отвечает она, даже не задумываясь. Эвергрин делает маленький глоток кофе, осторожно, чтобы не обжечься. — О, неплохо, мне нравится. И почему я раньше здесь никогда не была? — Здесь хороший кофе, — он кладёт два кубика сахара. — Но если серьёзно? — Фрид, — она поправляет очки и смотрит насмешливо, но ему кажется, что её уверенная и задорная улыбка на миг дрогнула, — я серьёзно. Эвергрин не уклоняется и не избегает нарочно, а он вовсе не надеется.***
У Эвергрин завтра выставка. Фрид вновь сидит за столом и подбирает правильные слова, когда Эвергрин приходит к нему посреди ночи: настойчиво стучит в дверь три раза, барабаня, а потом стихает. Это напоминает истерику. — Ты плакала? — обеспокоенно спрашивает Фрид, когда видит её. — Это дождь, — говорит она. Эвергрин всегда кажется сильной — нет, а она и есть сильная. Именно поэтому не слёзы, а дождь (пускай на небе ни единого облачка, лишь полная луна и звёзды); дрожь не от нервов, а от холода; губы красные не потому что искусны и вымазаны собственной кровью, она просто опять пила вино. Гордая. Фрид подаёт ей платок, и она принимает его. Резкими, рваными движениями стирает разводы туши с покрасневших глаз и щёк. Фрид вспоминает день их встречи — вспоминает, как увидел впервые её лицо, не спрятанное за веером. Теперь он может разглядеть её полностью — без веера, без очков, без туши для ресниц, без тех золотистых блёсток на веках и отяжелевших от слёз ресницах… — Я плохой человек. — Фрид хочет возразить, яростно и даже злостно, но она прерывает его на полуслове. — Знаешь, некоторые женщины бывают очень завистливы. Её вымученная улыбка делает ему больно. — Все люди завистливы, — подаёт голос Фрид. — Все без исключения. И… — Вот только я — особенно. Фрид не понимает, но не расспрашивает, потому что это её дело. Потому что он может видеть лишь то, что она позволяет. И Эвергрин открывается ему. Ей тяжело признавать — признаваться себе, — но выговаривается, рассказывает одну историю за другой, захлёбывается в собственным словах и воспоминаниях. Ещё она упоминает Эрзу Скарлет, про которую Фрид когда-то слышал (возможно, узнал от Мираджейн): тоже скульптор — талантливый, искусный мастер. И Эвергрин ненавидела всем сердцем, завидовала и хотела сделать так, чтобы её словно не существовало, чтобы все забыли про неё. «Я хотела быть ей». Рвала эскизы, разрушала фигуры, распускала грязные сплетни и слухи, а она… прощала. Как будто была слепая и никогда не замечала отношения Эвергрин к ней, и это раздражало сильнее всего. Неидеальная. Завистливая, самовлюблённая, горделивая, злопамятная… — Ты такая, какая есть, — Фрид осознаёт только сейчас, что на протяжении всего времени обнимал её, и сжимает её подрагивающие плечи только крепче. — Я теперь знаю тебя с этой стороны, с других… Ещё многое мне неизвестно, но я действительно хочу понять тебя, быть с тобой рядом. Я всё равно считаю, что ты прекрасна — и не только внешне. Прости себя. Эвергрин ничего не отвечает на его слова; постепенно успокаивается и дышит размеренно после такой эмоциональной встряски. — Этой выставкой я пыталась доказать ей, что я намного лучше, — подаёт голос Эвергрин. — Но, наверное, это больше именно для меня, чтобы показать себе, что я на что-то способна. Вот только… мне страшно? Что если она завтра будет там? Не стоило отсылать ей приглашения, хотя ей стоит увидеть… Всем стоит. — Я приду, — Фрид невесомо касается губами её макушки. — Не сомневаюсь в тебе. — Ты придёшь, — ему кажется, или её голос дрожит ещё сильнее? После минутной тишины Эвергрин добавляет: — Я видела, — и он не понимает. — Видела на столе, ты оставил. Фрид опускает голову, потому что он в замешательстве, а ещё он смущён. — Я… не подумай ничего плохого. — Прочитай мне. И больше никому, особенно этой Мираджейн Штраус. Этим утром они спят спокойно.