Догонялки

Удивлённо Кирилл оглядывался в клетке, в которую он каким-то чудом угодил. Кир смутно припоминал, как пьяным пытался дойти до дома, а вот теперь он уже сидит в изоляторе. Он хотел почесать руку, но заметил на ладони следы грязи. Ясно. Шёл, да не дошёл. Послышался смешок, и Кир поднял голову. Напротив него сидел молодой парень, невысокий и довольно красивый. Его светло-русые волосы лезли в глаза, под нижней губой торчал шарик серёжки, а мочки ушей растягивали туннели. Про таких обычно думают: «Пидор». Парень хитро прищурился. – У тебя в волосах листок. Кирилл прикоснулся к голове. И правда, что-то зашуршало. Кир попытался смутиться, но обнаружил в себе настолько невыносимое чувство лени, что оставалось лишь кивнуть в знак благодарности, однако сосед по обезьяннику не унимался. – Ты глупо попался. – В смысле? – Полицейские сначала думали, что типа бомжа привезли, спасли от холодной ночи и всё такое, а потом вдруг забегали, всполошились, хотели меня даже отсадить куда-нибудь, но, походу, передумали. Наверное, они бы обрадовались, если бы ты меня убил, они меня без конца дерьмом поливали и угрожали. Хорошо, хоть на бутылку не посадили… – Парень нервно рассмеялся. – Нужен ты мне больно… Давно забегали? – Ну, как сказать… Минут сорок назад или около того. Да тебя тоже привезли примерно так же, быстро ты как-то оклемался. – Понятно. Я пошёл. Пока. – Чего?! – вскрикнул сосед, удивлённый таким неожиданным концом разговора. Куда тут уходить-то?! Кирилл же, ничего не объясняя, направился к двери клетки. Несколькими нечеловечески сильными пинками он выбил дверь до того, как напуганный полицейский успел подбежать. – Р-руки вверх! Я выстрелю! – отчаянно взвизгнул мужчина и направил на Кирилла оружие. Он забавно расставил ноги, будто боялся, что его сдует. Полицейского Кир не послушался, стоило ему сделать шаг, как прогремел выстрел. Парень, сидевший в изоляторе, зажмурился; Кирилл вскрикнул от боли и схватился за живот. В его грязной толстовке появилась дыра, а потом ещё одна и ещё одна. Истерично вопил полицейский, выпуская в Кирилла пулю за пулей, а он и не думало падать, он продолжало надвигаться, зажимая мужчину в угол. – Да хватит стрелять! – раздражённо вскрикнул Кирилл. На этот раз не послушался уже полицейский. Помещение вновь заполнили крики, но крики не страха, а боли. Полицейский упал на пол, из его тела брызнула горячая кровь: рикошет. – Ну вот, я же говорил, – устало вздохнул Кирилл и крикнул в коридор, – вызовите скорую! Бросься полицейские всем скопом, им бы, быть может, и удалось задавить Кирилла, но они стреляли, и Кирилл стрелял отобранным пистолетом в ответ, по возможности, в ноги. Пять лет прошло с его первого побега. За эти годы Кир превратился в настоящего преступника, его дело пополнилось не только убийствами, но и взломами, угонами, драками, вандализмом и воровством. Он стал настоящим преступником, но забыть Веронику не смог. По-прежнему он, даже стреляя в людей, старался следовать её философии, которая противоречила его образу жизни. Кир пытался совместить несовместимое. Он не любил делать людям больно. Никогда Кирилл не видел своей крови, пули не оставляли даже синяков, поэтому представления о боли, кровавой и предсмертной боли, у него были довольно смутные, но люди так пугающе преображались: кричали, плакали, тряслись, кашляли, корчились… Кирилл калечил людей, он не понимал их боли, но она пугала его. Он жалел своих жертв, однако не позволял жалости затуманить его жажду жизни. Нелёгкой ценой давалось ему равновесие. Несколько полицейских не выдержали и бросились бежать. Кирилл не стал их догонять, но шаг ускорил. Вертолёта в прошлый раз ему хватило… Вскоре Кир заметил, что тот парень из клетки идёт за ним. – Возвращайся в обезьянник. Если сбежишь со мной, легко не отделаешься. – Пошёл ты! Я не хочу в тюрьму! Ты поможешь мне убежать, а я тебе – спрятаться. – Идёт! – кивнул Кир. Он оттолкнул парня и прикрыл его спиной от пуль. Несколько смельчаков в фуражках выглядывали из-за угла. В примятой колёсами траве трещали сверчки; серые некрасивые мотыли летели на свет фонаря и, словно недавние пули, врезались Кириллу в грудь и падали на колени. В руках на оторванном стебельке качались два жёлтых цветка чистотела. Подул ветерок и слабые лепестки сдуло. Стебель, отпущенный, и сам попытался улететь, но лишь упал к грязным ботинкам. Кирилл не стал его поднимать, а срывать новый цветок ему не хотелось: на сегодня он уже исчерпал лимит смертей. Звёздная ночь, сияя над ним, навевала воспоминания, плохие ли, хорошие ли – Кир так и не понял. В серых городах небо скучное и одинокое настолько, что на нём можно сосчитать звёзды. Деревенское небо обрушило на Кирилла такой поток ярких точек, что заболели глаза и в груди что-то болезненно сжалось. Давно Кир не видел звёзд. Ночуя на какой-нибудь скамейке, он иногда думал, что скучает по чистому небу, а теперь он думал, что скучать по небу намного приятнее, чем сидеть под ним. Зашуршала холодная от ночи трава: беглец присел рядом с Кириллом. Несколько минут он отбивался от комаров и мотылей. Странно, но последних он, судя по вскрикам, боялся, так что Кир выключил фонарик. – Почему ты не убегаешь от меня? По большей части Кириллу было плевать на попутчика и его мотивы, но сидеть в тишине и дальше ему надоело. – А что, должен? – улыбнулся парень. – Да на Дьоддафузе, по-любому, у каждого второго есть такие девайсы, а может даже круче. – У меня нет никаких «девайсов», я родился таким. – А вот теперь мне захотелось убежать… Да ну! Ты прикалываешься надо мной! – По-твоему полицейские настолько тупые, что при обыске они забрали мой телефон, но не догадались достать некую магическую штучку? – Ну не знаю, может она маленькая или спрятана хорошо. Ты мог бы носить её, например, в анусе. Кирилл посмотрел на собеседника со смесью удивления, недоумения и раздражения. Парню даже стало стыдно за эту глупую шутку. – То есть у тебя тело отражает пули? Какой-то невидимый щит? – Да. Парень пристально осмотрел Кирилла с головы до ног. Человек как человек, вроде, ну волосы разве что необычного цвета, но ведь на Дьоддафузе каждый второй такой, верно? – А как это работает? – спросил беглец спустя паузу. – Ты типа из пор кожи испускаешь какой-нибудь плотный газ? Кирилл не сдержался и хохотнул. – Нет, не газ, энергию. Я почти не контролирую это, так что и объяснить не смогу. – Знаешь, а ведь это довольно крутая способность. Тебя из-за неё ищут? – Да, но не только. Чтобы скрыться от учёных, приходится делать много разного… – Я Лёша, кстати. – Кирилл. – Кир пожал протянутую руку. – Что ж, Лёша, это и есть твой гениальный план? – Он кивнул на виднеющийся вдалеке лес. – Прости, – поник Лёша, – я впервые от ментов скрываюсь. Но эй! Кто нас будет здесь искать? Я в деревню недалеко отсюда к бабке ездил, но она умерла лет… шестнадцать назад, участок продали, а места эти я хорошо знаю. Ну, ты это, не злись, в общем. У меня дома много ценностей всяких, заберём их по-тихому, продадим, и я заплачу тебе… – Первый раз, говоришь, скрываешься? Что такого серьёзного ты натворил, что в тюрьму боишься идти? – Проституция. Кирилл недоумённо нахмурился. – Мне казалось, сутенёры постарше должны быть… Несколько секунд Лёша молчал, удивлённый наивностью Кирилла, а затем залился весёлым смехом. Поначалу он опасался Кира – убийцу с чудовищными способностями – но теперь он казался вполне себе милым. – Нет, ты не понял. Я не сутенёр, а проститутка. – Э… Но ты же парень, – продолжал недоумевать Кир. – А что, парни не могут заниматься друг с другом сексом? – Ну… могут… наверное?.. Но это же странно. Оттуда лезет всякое… Зачем туда, если есть женщины?.. – Какой ты глупый! – продолжал хохотать Лёша. – Неужели это не больно? В любом случае, это ненормально. – У меня было очень много мужчин, и это довольно таки приятно, скажу я тебе. – Лёша придвинулся к Кириллу. – Хочешь попробовать? Кирилл подскочил. – Да расслабься. Я просто предложил. Нет – так нет. – Лёша спокойно пожал плечами. – Ты так бурно реагируешь. Тебя что, тоже культ святого ануса коснулся? – Ты какой-то странный… – Ты страннее меня. – Я почти всю жизнь в лаборатории прожил. О сексе и уж тем более о геях со мной там точно никто не говорил. Кирилл и раньше слышал о «проклятых содомитах», но в его сознании они представлялись настолько далёкими и нереальными, что могли составить конкуренцию единорогам. А вот теперь один из них сидел совсем рядом… Кир не знал, как реагировать. По идее, он должен испытать отвращение, или что там демонстрируют нормальные мужики? Кирилл задумался. Что он чувствует? Ничего. Так почему он должен притворяться? Бояться ему некого. – В лаборатории? – переспросил Лёша, состроив сочувственную мину. – Да, – сухо ответил Кирилл и залез в машину, оставив Лёшу наедине с комарами. Рассказывать о своей жизни первому встречному Кир не собирался. Тем более такому странному первому встречному. Прошло несколько дней, за которые Кирилл и Лёша успели продать ценности, поменять номера у машины и документы, а также сменить внешность. Тёмная линза скрывала белизну Кирова глаза. Потребовался ни один год, чтобы перестать его стесняться и научиться не обращать внимания на других. Лишь расчёт остался в его изменениях. Если была возможность, Кир носил тёмные очки или какую-нибудь повязку, потому что телу (да и самому Кириллу) линзы почему-то не нравились. Пришлось коротко постричься, иначе бордовые волосы, отторгающие краску, выбивались из-под парика. Целый час Кирилл тратил на то, чтобы замазать шрам на щеке, и всё равно идеально не получалось. Изменился и Лёша: проколол язык, покрасился под блондина, постригся так, что волосы по бокам головы стали короче остальных. В общем, маскироваться он не умел и не желал учиться. Мучительные для Кирилла дни закончились. Сейчас они поделят деньги, и Кир вновь куда-нибудь убежит. – Возьми меня в напарники, – упрашивал Лёша, сидя в машине. – Разве я похож на сутенёра? – Нет, но в этом и есть вся фишка: никто не догадается! – Лёша подмигнул, но Кир не оценил шутки. – А если серьёзно, то я не особо шарю в криминальных делах, я только трахался и иногда воровал у клиентов. Ты ведь понимаешь, что я пропаду? – Ты и со мной пропадёшь. – Кирилл скептически выгнул бровь. – Даже быстрее. – Мы можем неплохо сработаться, отвечаю. С моей внешностью я мог бы заманивать богатеньких пидарасов, а ты – вытряхивать из них деньги. – Это тупая идея. – Тогда ты мог бы научить меня своим штучкам и взять в напарники, обучение я отработаю. Видел, сколько у меня денег на карточке и какой крутой телефон? Проституция – это очень выгодно… Просто дай мне шанс, тебе-то чего бояться? – О Господи… Ты в курсе, что за мной гоняются учёные, и если они найдут меня, то тебя убьют? Такое уже случалось. – Ну и когда они ловили тебя в последний раз? – Два года назад. Лёша победоносно улыбнулся. – Чувак, да за эти два года ты мог бы столько денег скопить, что их хватило бы на билет до Дьоддафуза! – Зачем мне Дьоддафуз? Там такие технологии, что если меня поймают, то я уже не сбегу. Не то что на Земле. – Я не понял, ты что, и дальше хочешь убивать? Это ж такой шанс начать новую жизнь. Там тебе не нужно быть преступником. Неужели ты не хочешь этого? Никто тебя не знает, никому ты не нужен, живи в чистоте и достатке! Дьоддафуз… Это тебе не свалка, в которой мы с тобой живём. К людям там относятся как к людям, ко всем подход ищут. А ты ради каких-то сомнительных плюсов всю жизнь хочешь прожить в грязи, постоянно убегая от учёных?! – Нет… Огонь, разожжённый мечтой, горел в глазах Лёши. Почувствовав смятение в голосе Кирилла, Лёша продолжил, надеясь, что огонь перекинется и на Кира и станет настоящим пожаром. – Да, тебе страшно, не надо этого стесняться, мне тоже страшно. Но я лучше рискну: у Земли нет будущего, тут живут только отбросы, которым не хватает денег на билет. И мне страшно тут оставаться. А тебе? – Я преступник, вряд ли смогу жить нормально. – А живя здесь, ты надеешься искупить грехи, что ли?! – раздражённо вскрикнул Лёша. – У тебя есть шанс начать новую жизнь, так к чему эти глупые отмазки? Носить свой дурацкий парик ты будешь и здесь, и там. Кирилл всегда отличался спокойным и тихим характером, он много думал и анализировал. Обычно такие люди, как он, знают, чего хотят от жизни, но Кирилл, по-видимому, был исключением. Днями, неделями, годами он скитался по городам, и в голове его было лишь тупое и бессмысленное желание жить. Просто жить. А как именно жить? Что желать-то? Чего конкретно он хочет: денег, славы, любви или мести? Кир хотел понять мир, которого так долго был лишён, весь мир разом, но он не находил и минуты на передышку, нет у него времени учиться, любить и созерцать, нужно бежать, бежать… После случившегося с Вероникой Кирилл боялся людей и их дружбы, которая вновь заставила бы его страдать. Он почти не знал людей, и потому через всю свою жизнь он пронёс наивные ожидания и жажду верить. В его годы пора бы отказаться от них, но если бы Кирилл решился, он, наверное, стал бы чудовищем, а затем покончил бы с собой, осознавав пустоту своей жизни. Но он надеялся… Книги взрастили в Кирилле чувствительность, учёные – флегматизм, надежды – упрямство, но одного не хватало Киру – огня. Пустые люди, словно пчёлы на мёд, слетаются к необычным людям и копируют их повадки, надеясь урвать и себе кусочек личности. Так и Кирилл, не умея толком мечтать, разделял чужие желания, забирал у людей по огоньку и, сам того не желая, заметал следы своего воровства. С Вероникой Кирилл разделил доброту. Должен ли он делить что-то с Лёшей? Ну, желание жить хорошо – не такое уж и плохое, верно? Жизнь Кирилла почти не изменилась после знакомства с Лёшей. Всё так же ночью он угонял машины, иногда прятался за каким-нибудь мусорным баком от полицейских, днём он шарил по карманам, а порой и обчищал квартиры. Жизнь привычная с той лишь разницей, что теперь приходилось копить, а не тратить все деньги разом. Кирилл неплохо получал с угона. Начав работать с Лёшей, он и сам наивно полагал (в глубине души, по крайней мере), что нужную для билета сумму он накопит быстро. Но чем больше Кир работал, тем больше он тратил денег на то, чтобы скрыться. Лёша часто лихорадочно пересчитывал деньги, и каждый раз Кирилл слышал его разочарованный вздох. Они экономили буквально на всём. Лёше пришлось забыть о хорошей одежде и клубах, а Кириллу – о наркотиках, алкоголе и шлюхах. Не то чтобы его тянуло к таким вещам… О, совсем напротив! Но расслабляться самостоятельно Кирилл не умел. Не от того стресса, которому он подвергался почти ежедневно. Кир завидовал Лёше, который с такой лёгкостью мог завалиться на диван, врубить какой-нибудь фильм и благополучно уснуть, забыв обо всём произошедшем. Кирилл мог бы обвинить его в легкомыслии, в том, что он просто скинул на него, Кирилла, все заботы, но ведь это неправда. Лёша трудился не меньше, а то и больше, осваивая нелёгкое ремесло преступника. Кирилл же, если не беспокоился, то думал. И думал он слишком много, слишком многое пытаясь понять. Вот и сейчас Кир, сидя на диване и хлебая дешёвый и противный чай, надеялся додуматься до озарения. Однако озарение не приходило, Кирилл лишь продолжал мусолить набившую оскомину мысль: чего же я хочу? – А ты опять за старое, – послышался Лёшин голос над самым ухом. – Не лопни. Кирилл промолчал: он не знал, что ответить. – Думаешь о судьбах мира? – Лёша присел рядом и весело пихнул Кира локтем. От него пахло алкоголем. – Нет. О том, что делать дальше. Лёша протянул Киру банку пива взамен чая. – Ты слишком много мыслей тратишь впустую. Зачем об этом думать? Ничего же не ясно. Вот настанет «дальше», так и разберёмся на месте. – Хотел бы я перестать, но кто-то же должен об этом беспокоиться… – ухмыльнулся Кир и отхлебнул из банки. – Ты пиво купил… Не экономишь больше? – Ну-у-у, я нашёл себе небольшую подработку… – Если попадёшься ментам, я тебя вытаскивать не буду, – спокойно ответил Кир, не почувствовав никакого отвращения к Лёше и его заработку. К проституткам Кирилл относился спокойно всегда (порой он и сам прибегал к их услугам) и считал, что это дело давно пора легализовать. Чем эта работа хуже любой другой? Натурщики и модели, к примеру, тоже зарабатывают на своём теле, но никто их не осуждает. Иначе, конечно, но почему кто-то должен решать, что люди имеют право делать со своим телом, а что нет? Геи же… Гомосексуальность перестала казаться чем-то диким и неправильным. В общем-то, если разобраться, она изначально не казалась Кириллу такой, слишком мало он о ней знал, и Лёша, вооружившись интернетом, восполнил этот пробел. Кирилл слегка опьянел. Сколько он выпил?.. – Слушай, а как твои родители относятся к тому, что ты проститут? Лёша скривился. – Какое дурацкое слово. Шлюха, блядь… Называй вещи своими именами. – Тебе не обидно? – Что? Пф! Нет. Я чувак с юмором и не чураюсь самоиронии. Что до родителей… Уж не думал, что когда-нибудь скажу это, но хорошо, что они уже умерли, иначе их бы инфаркт хватил, и тогда в их смерти был бы виноват уже я. Кирилл давно знал о Лёше почти всё. То ли товарищ плевать хотел на то, слушают ли его или нет, то ли он знал, что Кирилл будет слушать, несмотря ни на что. За плечами Лёши не было душещипательной истории о становлении на кривую дорожку: его не насиловал отец, мать не употребляла наркотики, не требовалось кормить ораву голодных братьев и сестёр. Словом, Лёша продавался не ради семьи и благородных побуждений, он продавался ради развлечений, новых телефонов, брендовой одежды и других материальных благ. Лёша был красив, и Лёша знал это. Так неужели его красота дана ему для того, чтобы просто завянуть? Не лучше ли позволить другим познать её? Наверное, Лёша был ленив, но Кириллу так не казалось. Секс – вовсе не просто, он требует усилий. Кирилл знал о Лёше почти всё, а Лёша о Кирилле – почти ничего. Не то чтобы Кир как-то скрывал своё прошлое или намеренно избегал этой темы, потому что ему было больно о ней говорить, нет. Просто как-то так получалось, что всякий раз, когда Лёша задавал ему вопрос, Кирилл и не успевал толком ответить, потому что Лёша всякий раз вспоминал какую-нибудь подходящую историю. – Ты считаешь, что проституцией проще зарабатывать? – спросил Кирилл. – Ну-у-у-у… Для меня – да. Но тут как и в любой другой профессии: она либо твоя и тебе легко, либо нет и ты мучаешься. Век проституток короток, Кирилл, я должен успеть накопить на билет до того, как из меня всё вываливаться начнёт. – А чем ты на Дьоддафузе займёшься? – Подзаработаю себе на «таблетку молодости» и уйду в какой-нибудь бордель, – рассмеялся Лёша. – И это ты называешь новой жизнью?! – вспыхнул Кирилл. Он чувствовал себя обманутым. – Не, ну а чё? Работать официально – круто. И тебя от меня защитят, и меня – от тебя. Я, кстати, ведь воровал у некоторых клиентов, так и попался. Так что, по-моему, это замечательно. Хотя я ещё не совсем уверен. В общем, там видно будет. Зайдёшь ко мне на Дьоддафузе? – Лёша хитро подмигнул. – Поздороваться если. – Ну и хрен с тобой! – Лёша обиженно фыркнул. – А ты? Чем займёшься? – Не знаю пока. Может, образование получу и пойду работать, как нормальный человек. – Ой, да зачем тебе учёба? Уверен, что среди твоих знакомых найдётся парочка желающих подсуетиться с документами. – Хочу честно. Заново… – Херня это, образование твоё. Вот я получил, экологом стал. Ну и чё? Как не осилил «Анну Каренину», так до сих пор не могу: бесит она меня, ну дура же! А ведь великое произведение. Раз в год стабильно берусь читать в надежде, что уж в этом-то году я наконец-то поумнел!.. – Ты как будто гордишься этим… – Ну, может и так. Не вижу ничего плохого в том, чтобы быть немного глупым. – Понимаешь, тут дело не в образовании. Я учиться хочу не для того, чтобы поумнеть. Я за эти годы столько книг прочитал… Дело в самом процессе. Ходишь в универ, слушаешь, пишешь, общаешься… Как будто ты тоже с ними, как будто тоже нормальный. Чувствуешь себя… не знаю… чем-то большим, что у тебя есть защита – друзья. Ты не поймёшь, ведь у тебя всё это было изначально. – Нет, я понимаю. Теперь. Но сможешь ли ты? Жить на одном месте, общаться с одними и теми же людьми, привязываться к ним и врать… У тебя интересная жизнь, если подумать. – Не вижу ничего интересного в воровстве и убийствах. Путешествовать я смогу и легально. Врать… да, наверное, это будет тяжело, но если я найду хороших людей, то смогу им открыться. – А умеешь ли ты хороших людей отличать? Не пойми неправильно, ты не дурак, но ты всю жизнь жил в окружении мудаков, поэтому в сравнении с ними тебе все кажутся хорошими. Я вообще удивлён, что ты вырос таким. – Не все там были мудаками. Меня воспитал хороший человек. – А где он сейчас? Кирилл вытащил из-под футболку блесну, висящую на верёвочке на шее. – Видишь? – О… Прости, – погрустнел Лёша. Расстраивать Кирилла ему вовсе не хотелось. – Я убил его. – Ты… ЧТО?! – заорал Лёша, спустя паузу. Кир больше не казался ему милым парнем. Вернее, казался, но он говорил жуткие вещи, и именно это сочетание пугало больше всего. – Он хотел, чтобы я навсегда остался в лаборатории. – А убивать его было обязательно?! – Я похож на человека, который убивает всех без разбору? – Нет, я… Ладно, прости. Дурацкая тема, больше не хочу о ней говорить. И ты, уверен, тоже. Кирилл выпил остатки пива, надеясь прогнать вставший в горле ком. Тогда… Он больше не любил Павла Ивановича, Павел Иванович больше не любил его. Друг в друге они видели чудовищ, и лишь былая родственная привязанность, былая ностальгия по счастливым дням доставляли боль. Кирилл запустил руку в свой огромный карман своих не менее огромных штанов и достал гранату. Лёша вскрикнул и отскочил. С каждой минутой Кир начинал пугать его всё больше и больше. – Не ори, – устало сказал Кир. – Уже год я ношу с собой гранату и не понимаю, должен ли я взорвать лабораторию вместе со всеми, кто там жил и делал мне больно, или нет. Пьяный блеск потух в глазах Лёши. Раньше Кириллу казалось, что Лёша ничего не воспринимает всерьёз: он иронизировал даже над, казалось бы, важными для себя вещами. Но сейчас Лёша внимательно смотрел Кириллу в глаза. – Знаешь, – начал он настолько серьёзно, что Киру показалось, что он специально так сделал, чтобы потом, в самый неожиданный момент, ввернуть нечто шутливое, – сиди передо мной кто-нибудь другой, я бы сказал, что эти ублюдки должны поплатиться. Но ты… Нет, оставайся и дальше таким же добрым. Утром Кир с удивлением обнаружил, что Лёша проснулся первым, чего не случалось никогда раньше. Он лежал рядом (из экономии, им частенько приходилось спать на одной кровати), согнув ноги в коленях, чтобы альбом не падал на живот. Осторожно, как бы во сне, Кирилл повернулся на бок и приоткрыл глаз, пытаясь разглядеть, что там Лёша делает. Прежде Кир не видел его за рисованием, Лёша говорил в основном о сексе, и Кириллу казалось, что это единственное, чем он увлекается. Лёша, тем временем, вырисовывал контур оленя и заполнял его внутренности орнаментом. Кирилл, уже не скрываясь, жадно ловил движения Лёшиной руки. – Отвернись, пожалуйста. Когда на меня смотрят, я пытаюсь рисовать круче, но получается наоборот. Кир послушно отвернулся. Ему стало стыдно за то, что он и не подозревал у друга наличие таких талантов. До этого утра он был просто весёлой шлюхой. – Ты никогда не говорил, что умеешь рисовать… – Знаешь, что я осознал ещё очень рано? Никому, кроме меня самого и мамочки, не всралось моё творчество. – Ты не прав. Мне интересно, значит, будет интересно и другим. Ты мог бы зарабатывать творчеством, а не телом. – И всё же моё тело людям нужнее. Я не умею пиариться, зато умею быть красивым. Секс – тоже искусство, ты знаешь? Кирилл ничего не ответил, но Лёша почему-то рассмеялся. – Сто лет уже за карандаш не брался, а тут проснулся и понимаю, что сдохну, если что-нибудь не нарисую. Пришлось за альбомом бежать. Кирилл вновь промолчал. Ему подумалось, что нет ничего удивительного или смешного в том, что душа просит искусства, когда ты в грязи. Лёша больше не хотелось рисовать. Он небрежно кинул альбом куда-то в ноги и повернулся к Кириллу. – Как думаешь, будет норм, если я проколю себе бровь? – Лёша с трудом сдержал хитрую улыбку. Бровь ему вовсе не хотелось прокалывать, а вот заставить Кирилла задуматься о его, Лёшиной, внешности – очень даже. Кирилл чуть прищурился, задумался и мотнул головой. – Нет, совсем по-бабски будет. – Ну а ты не хотел бы проколоть себе что-нибудь? Кирилл удивлённо вскинул брови. Наверное, он хотел отказаться, но Лёша не позволил ему. – Тебе бы очень пошла серёжка. Как насчёт твоей блесны? Красиво и оригинально. Ты её то на шее, то в кармане, то ещё где таскаешь. Неудобно и потерять недолго. – В качестве серёжки тоже не удобно. Она будет цепляться за одежду… – Как будто на шее не цепляется. О, я уже вижу! – Лёша закрыл один глаз. – Она блестит на солнце, ты уворачиваешься от очередной пули, и крючок, бьющийся о блесну, тихо звенит!.. Давай, будет круто! – Я не уверен, что с моим телом это получится… – Так ты согласен?! – вскочил Лёша. – Не попробуешь – не узнаешь. Помнится, ты говорил, что однажды ради интереса сделал себе синяк. Лёша выбежал из комнаты. Вскоре он вернулся с булавкой и перекисью водорода. – Ну что, уверен? – Давай… – неуверенно отозвался Кирилл. Ухом он почувствовал холод перекиси, а затем осторожные прикосновения Лёшиных рук. Неожиданно для себя Кир расслабился и даже позабыл о том, что сейчас ему будут прокалывать мочку. Лёша заметил удовольствие Кирилла, его глубокий вздох, но виду не подал, лишь на несколько секунд позже, чем требовалось, вонзил иглу. Кирилл вздрогнул и удивлённо выпучил глаза. Кровь потекла из прокола, но Лёша успел поймать капли ваткой прежде, чем они напугали Кира. Игла в руках задрожала, намереваясь выскочить. Пытаясь удержать её, Лёша, как бы невзначай коснулся Кирилловой щеки, и игла осталась внутри: Кирилл отвлёкся и расслабился. – Всё, завтра красавцем будешь! Лёша, улыбнувшись, хлопнул Кирилла по плечу и оставил его наедине с новыми чувствами. Кирилл листал альбом, внимательно рассматривая рисунки. Только олень оказался закончен, в основном в альбоме были эскизы мужчин. Лёша пытался читать книгу, он делал вид, что ему всё равно, но Кир видел, как пристально Лёша поглядывал на него. – Ты очень красиво рисуешь. Хотел бы Кирилл, чтобы это прозвучало эмоциональнее, чтобы как-то подбодрить и мотивировать Лёшу рисовать и дальше. Но Кир не умел говорить о своих чувствах и выражать их, он начинал стесняться и бояться показаться глупым и смешным. Хотел бы он избавиться от этих комплексов… – Но здесь столько мужчин… – Они мне нравятся, это логично. А ты бы хотел, чтобы я нарисовал женщину? – Да нет, без разницы, в общем-то. Мне и мужчины в твоём исполнении нравятся. – Забирай. – А? – Забирай себе альбом. – Тебе он больше не нужен? – Рисунки быстро перестают мне нравится. Но и выкидывать жалко. Кирилл вновь открыл альбом. Смотря на мужчин, изогнувшихся от удовольствия, он не понимал, как они могут не нравится. – Ты уверен? – Да. Ну, вот оленя разве что жалко немного, но если его вырвать, то он помнётся и испортится. Так что пусть будет у тебя. Не обмазываться же мне им. – А что ты пытался сказать этими рисунками? В чём идея? – Опять ты со своими гуманитарскими замашками! Если бы ты знал, сколько раз мне задавали этот вопрос!.. Ни о чём я не думал и ничего не пытался сказать. Я нарисовал голову, она получилась красивой. Ну не оставлять же её в воздухе висеть! Пришлось тело рисовать. Кирилл улыбнулся и указал Лёше на двух мужчин, занимающихся сексом. – Тут тоже? – Ну, тут чуть-чуть сложнее. Я фантазировал о всяком, но видеть приятнее, чем думать, а так круто может быть только у меня в голове. Сам придумал, сам воплотил, сам подрочил в процессе. А тебе они нравятся? – Ну… ты хорошо рисуешь. – Нет, в смысле тебе нравятся мужчины? Кирилл напрягся. Опять эта тема… – Мы уже говорили об этом. – Не злись, мне просто интересно, люди ведь часто меняют своё мнение. А ты когда-нибудь влюблялся? – Была одна очень хорошая девушка. Она любила меня, и я тоже хотел полюбить её. – Почему? – Наверное, мне хотелось отблагодарить её таким образом. Тогда я не мог дать ей денег или безопасность. Но полюбить её не получилось, и даже соврать я не смог… – А ты занимался с ней сексом? – Да. Это важно? – У тебя было много женщин? – продолжал Лёша, словно не слыша Кирилла. – Достаточно. – И ни одну из них ты не любил? – Как будто сексом занимаются только по любви. – И зачем же занимался ты? Ты не похож на парня, который стремится к земным удовольствиям. – У меня нервная жизнь. Секс помогает снять напряжение. – А удовольствие? О чём ты думаешь, когда трогаешь себя? – Слушай! Мы, конечно, друзья, но не до такой же степени! – Я пытаюсь помочь тебе. – Помочь в чём? – В познании себя. Ты никогда не любил никого, и, похоже, даже секс не приносит тебе настоящего удовольствия. О женщинах ты думаешь просто как о дырках, так может, ты не с теми ищешь удовольствия и любви? – Если бы я захотел секса с мужчиной, то давно бы сделал это. – А может, ты просто не понимаешь, что хочешь мужчину? Такое часто бывает. Вообще, Лёша планировал немного напоить Кирилла, когда тот созреет. Но напоить его – дело крайне затратное, да и доходило до Кира очень долго: он больше думал о каких-то глобальных вещах вроде души, чем прислушивался к желаниям своего тела. Лёша толкнул Кирилл на кровать и придавил его сверху бёдрами. «А ведь не сопротивляется», – облегчённо подумал Лёша, потому как вполне мог получить по зубам. Кирилл молчал и не вырывался, лишь удивлённо хлопал глазами. – Один раз – не пидорас, как говорится. Если тебе что-то не понравится, я прекращу, только дай мне шанс. Лёша погладил пах Кирилла, а затем, расстегнув ширинку, высвободил его твердеющий член. – Ты можешь закрыть глаза и представить женщину. Лёша, обхватив член, осторожно надавил на головку, и Кирилл со стоном откинул голову. – Ты мастурбируешь? – прошептал Лёша на ухо. – Да… – хрипло отозвался Кир. – Что ты представляешь, когда трогаешь себя? Нежно и умело скользили руки Лёши, размазывая капли смазки по члену Кирилла. – Ничего конкрет…! – Кирилла прервал стон. – Никого не представляешь? – ухмыльнулся Лёша. Кирилл уже ответил, по сути, но Лёше нравилось смущать его, ведь с каждым движением и с каждым таким вопросом его член становился твёрже и твёрже. – Нет. – Просто потрогал себя от скуки, кончил и завалился спать? Как скучно! Лёша сполз ниже. – Ты никогда не думал о том, какого это с мужчиной? – Нет… – Тогда почему ты так стонешь? Кирилл не ответил. Вместо этого он громко вскрикнул, когда Лёшин язык прикоснулся к его чувствительной головке. Кирилл и сам не понимал, почему он не может сдержаться. Хотел бы он закрыть глаза и представить женщину, как это бы сделали нормальные мужики, или вообще ничего не представлять и сконцентрироваться на ощущениях, как это делал он, но не получалось. Кирилл не мог оторвать глаз от Лёши, пристально Кир наблюдал за движениями его языка. Впервые в жизни ему отсасывал парень. Что чувствовал Кирилл и что должен был чувствовать? По своему обыкновению Кирилл ушёл в размышления, его тело и разум существовали как бы отдельно. Ненадолго он и вовсе позабыл, что стонет от возбуждения, но одна особо яркая волна удовольствия вновь вернула его в реальность. Кирилл тяжело дышал. Только что он едва не кончил, но Лёша вовремя остановился. Послышалось шуршание штанов, и вскоре Кир почувствовал прикосновение разгорячённого тела. Лёша взял его руку и положил себе на член. Кирилл, слабо понимая происходящее, сжал его. С интересом он ощупывал чужой орган, такой горячий и нежный. – Ты трахал девчонок в анал? – Нет… – ответил Кирилл, спустя долгую паузу: до него не сразу дошло, что Лёша что-то сказал. – Эх ты, двадцать три года, а всё как маленький! – Лёша хотел рассмеяться, но вместо этого громко застонал и сжался от удовольствия: уж очень яростно Кирилл изучал его… – П-полегче… Лёша потёрся бёдрами о член Кирилла и, взяв его в руки, приставил к своему анусу. Член, немаленький и плохо смазанный, легко проскользнул внутрь. Кирилл сдавленно вскрикнул, но Лёша не дал ему опомниться. Кир слишком много думал. Обычно мысли не покидали его и во время секса, но с Лёшей времени на раздумья не хватало. «Горячо. Нужен воздух. Так хорошо», – это всё, на что был способен Кирилл сейчас. Где-то там, в голове, сквозь удовольствие, закралось маленькое постыдное желание поцелуя. Но Лёша целоваться не лез, а просить об этом было слишком стыдно. – Ты такой милый, когда стонешь. Никогда бы не подумал. – Лёша пытался казаться невозмутимым, но не получалось, он то и дело и сам срывался на стон, и это возбуждало ещё больше. – С-сейчас кончу… Лёша привстал, соскальзывая с Кирилла. Он обхватил его и свой члены и принялся тереться. Кир с громким стоном излился себе на живот, вскоре его сперма смешалась с Лёшиной. Кир пытался отдышаться, у Лёши же не хватало сил даже слезть, он так и рухнул на Кирилла. Долго они лежали, усталые, потные и липкие. Грязно, странно, приятно. Лёша одевался, стоя к Кириллу спиной. Сам Кир, ещё голый, смотрел на его зад. Вернее, на вытатуированные на каждой ягодице глаза. Грубые, местами потускневшие, местами неровные от расплывшейся краски, синие, на разной высоте… Кирилла пугали эти глаза, он не понимал, почему Лёша позволяет жить этому уродству на своём прекрасном теле. – Когда переедешь на Дьоддафуз, ты сведёшь эти татуировки? – Тебе они не нравятся? – Нет. Жуткие и некачественные. – Мне они тоже не нравятся. – Зачем же ты тогда их набил? – Если бы у меня был выбор. Их набивают петухам в тюрьмах. Лёша обернулся через плечо и подмигнул Кириллу, но тот мрачно молчал. Лёша тоже помрачнел и отвернулся. Кажется, Кирилл узнал то, о чём знать ему не следовало. Думал ли Кирилл о своей ориентации после этого? Не то чтобы. Ему не хотелось думать о ней. Он спокойно принял ориентацию Лёши, мысли о геях и лесбиянках не вызывали у него отвращения, но думать о своей гомосексуальности он боялся, хотя и сам не мог понять, почему. «А что, если я тоже гей? Ну и что? Это же ничего не меняет. Какая разница?» – вот и всё, до чего Кириллу удалось договориться с самим собой. Лёша не поднимал эту тему, он, на удивление, проявил редкостное для себя терпение. А может, его это и не волновало особо: дело сделано, пусть Кир дальше сам со своими тараканами разбирается. Наверное, Лёше стоило оставить Кирилла в покое, но сексом они заниматься не перестали, а потому и Кир мог не волноваться, а просто получать удовольствие и дальше. Кирилл бежал в ночи, молясь о том, чтобы за следующим поворотом не оказалось тупика. За спиной слышались крики полицейских. С Лёшей Кирилл разделился ещё в начале бегства. Всё ли с ним хорошо? Долго гадать не пришлось: они столкнулись в узком проходе между двумя домами, путь к отступлению отрезала высокая кирпичная стена. Кирилл испуганно оглянулся. Топот становился громче. Из-за угла показались знакомые фуражки, а потом произошло нечто странное. Кирилл почувствовал боль и холод: он ударился спиной о стену дома, а затем удовольствие: мягкий Лёшин язык проскользнул в рот. Полицейские, удивлённо озираясь, остановились. Ещё какое-то время они тупо переминались, пытаясь понять, преступники ли перед ними или нет. Ну не могли же они резко встать и начать сосаться! Лёша умело воспользовался заминкой полицейских, его рука скользнула к паху Кирилла, как будто так и надо, как будто вовсе они не преступники и убегать никуда не собирались. Лёша без конца целовал Кира, не давая ему опомниться и оттолкнуть себя. – Эй, пидоры! – послышалось за спиной. Лёша нарочито испуганно вздрогнул и отпустил Кирилла, словно он настолько увлёкся, что не заметил никого. – Двух парней тут не видели? – К-кажется я слышал грохот, типа как если бы кто-то пытался перелезть через эту стену, но я не уверен. Да и какое мне дело? Полицейский пристально посмотрел на Лёшу с Киром. За эти долгие секунды Лёша покрылся потом. Но что мужчина мог увидеть в темноте? Каких-то два силуэта? Полицейский прорычал что-то оскорбительное и вместе с товарищами побежал прочь – обходить дом. Лёша облегчённо выдохнул. – Это было рискованно. – Ты сам рассказывал, как однажды прикинулся прохожим и спокойно вышел навстречу мусорам. – Да, но… – Кир было отлип от стены, но Лёша вновь прижал его. – Понравилось? Лёша знал, что Кирилл промолчит, поэтому просто поцеловал его вновь. Кир не успел отойти от поцелуя, а Лёша уже сидел на коленях и расстёгивал молнию его штанов. Кирилл никогда не был склонен к сексуальным авантюрам, но сегодня протестовать ему не хотелось. Напротив, он даже улыбнулся вернувшимся полицейским, которые, плюясь и ругаясь, едва не бегом рванули из подворотни. С Лёшей Кирилл чувствовал себя хорошо, с ним не приходилось задумываться о своей ориентации. Кир никогда не говорил себе «Я гей», хотя в глубине души он понимал это. Просто… всё казалось таким естественным, впервые в жизни Кирилл чувствовал себя так легко и свободно с другим человеком. Домой напарники ввернулись с хорошим настроением. Несмотря на то, что машину им угнать не удалось, они здорово подняли себе настроение нескончаемым потоком шуток в адрес незадачливых полицейских. Кирилл плюхнулся на диван и вновь рассмеялся. – Ты чего? – Да так, вспомнил. Мне в детстве Павел Иванович часто читал книги из цикла «Майор Овчаркин»… – Эта та, что про крутого полицейского? – Да, да, да! Я когда совсем маленьким был, просто обожал эти рассказы. Бороться с преступниками, защищать людей, наказывать негодяев… Я тоже мечтал стать полицейским, когда вырасту. – А ты стал преступником. – Какая ирония! – Но я бы посмотрел на тебя в форме. Доблестный полицейский и грязная шлюха…. М-м-м… – Лёша мечтательно прикрыл глаза. – А ты кем хотел стать в детстве? – О, да много кем. Но особенно я запомнил… Хм… Мне года четыре тогда исполнилось, может, пять. Я мечтал, что однажды, когда я вырасту, перестану ходить в детский сад и, следовательно, у меня будут деньги и время, я стану… продавать холодный чай на обочине дороге. Чего ты ржёшь?! – Лёша и сам рассмеялся. – Стояла дикая жара, а мы на машине ехали к морю. Так что было бы неплохо, если бы кто-то продавал холодный чай. Слушай, а ты бывал на море? – Нет. Не приходилось как-то. – Серьёзно?! Нужно обязательно съездить! Да и выжить там, будучи бомжом, намного проще. Поехали?! – Ну, не сейчас же. – Тогда как-нибудь потом, но нужно обязательно съездить! Кирилл кивнул и достал сигарету. У него щёки болели от улыбки, поэтому хотелось немного отдохнуть от смеха. Лёша сидел рядом, и его совершенно не смущал запах сигаретного дыма, поэтому Кир мог иногда позволить себе закурить в постели или на кухне. – Слушай, неужели в лаборатории ты и вправду всегда был один? – вдруг спросил Лёша. –У меня в голове не укладывается, что тебе не с кем было поиграть и пообщаться. – Там жили только учёные. Веселье ушло окончательно. Кирилл курил, не испытывая боли или грусти, слишком уж они надоели. Он чувствовал лишь спокойствие и, как ни странно, тихое счастье. Лёша тоже молчал и думал о чём-то своём. Кирилл нервно жевал фильтр сигареты. Что-то странное происходило с Лёшей и их отношениями. Кир не мог объяснить, что не так, потому что всё шло, на первый взгляд, как обычно: они воровали, прятались от полиции, трахались, болтали… Но порой начинало казаться, что Лёша позабыл о своей мечте, уж слишком неосторожно он стал тратить деньги, слишком небрежно работать. Из коридора послышалось шуршание. Кирилл выплюнул сигарету и откинулся на спинку дивана: теперь он совсем не выглядел взволнованным и раздражённым. Лёша, войдя в комнату, вздрогнул, совсем не ожидая, что Кирилл не спит. Впрочем, Лёша быстро пришёл в себя и улыбнулся своей привычной хитрой улыбкой. – Чего не спишь? – как ни в чём не бывало спросил он. Кирилл не ответил. Что он мог сказать? Что волновался за друга, который прежде никогда не пропадал так надолго и без предупреждения? Много чести. Лёша молча бросил на журнальный столик перед Киром конверт. – Что это? – Кирилл внутренне напрягся, почувствовав неладное. – Это плата за обучение и небольшая компенсация за мои недавние провалы. – Откуда? – Угадай, – весело подмигнул Лёша. Конверт вызывал отвращение в Кирилле, один взгляд на него доставлял боль. И хотя они не обговаривали, что Лёша перестанет заниматься проституцией, между ними царила негласная договорённость. Сам не зная, зачем, Кирилл взял конверт и принялся считать деньги. Тысяча, две, пять, десять… Откуда столько? Тысяча, пять, две, десять… Лишь бы не думать об этом, не возвращаться к Лёше!.. Кир замер. Что за глупости? Даже держать эти деньги мерзко! Кирилл встал и кинул конверт на стол. Ему хотелось высказать Лёше всё, что он о нём думал, но, наверное, Лёша этого и ждал. Чего он пытается добиться? Кирилл не понимал, но идти у него на поводу не собирался. Лёша продолжал нагло улыбаться, но внутри него разрастался страх. «Зачем?» – хотел спросить Кирилл, но выглядеть жалким или расстроенным перед ним он не собирался. Кто кого? Да пожалуйста! – Делай, что хочешь, но чтобы этого дерьма, – Кирилл кивнул на конверт, – я больше не видел. Кирилл вышел из комнаты, и Лёша облегчённо вздохнул. Сначала ему показалось, что Кир готов был ударить его по лицу или даже убить. Но эти слова… Прозвучало так холодно и безразлично, что даже обидно. Лёша плюхнулся на диван покрутил в руках измятый конверт. «Лучше бы избил», – грустно подумал Лёша. Лёша больше не бросал Кириллу деньги, но и своих похождений он не скрывал. Сексом заниматься они перестали, хотя несколько раз Лёша, ставший теперь противным, пытался полезть. Кирилл подумывал о том, чтобы разорвать с ним сотрудничество, но Лёша, словно почувствовав это, вновь принялся усердно работать. Как бы Кирилл мотивировал разрыв? Логика подвела его, а чувств своих он не понимал, да и не хотел бы раскрывать их кому бы то ни было, даже себе самому. Кирилл открыл дверь квартиры. Никто не вышел его встречать и проверять, не купил ли он чего-нибудь вкусненького. «Наверное, опять шляется или что-нибудь в этом роде», – подумал Кир. У каждого из них появились какие-то дела, в которые они не посвящали друг друга. Из гостиной послышался хрип, и Кирилл, насторожившись, бросил пакет и побежал на звуки. Первым, что он увидел, стала кровь. Лишь после Кирилл разглядел в этой красной луже скрюченное тело и осколки мобильника рядом с ним. В ужасе Кир упал на колени и приподнял ещё живого Лёшу. Дрожащими руками он пытался вытащить телефон из кармана, чтобы вызвать скорую, не выпуская при этом Лёшу, который вцепился в Кира как в последний оплот тепла, защиты и жизни. Второй рукой он крепко, до побеления, держал кейс, измазанный в его собственной крови. Пальцы предательски дрожали и никак не хотели попадать на нужные кнопки. – Они не успеют. Я умираю, – прохрипел Лёша и обречённо заплакал. – Я не хочу умирать. – К-кто это сделал? – глаза Кирилла вспыхнули гневом. – За что? – Н-не твои учёные, не они, – судорожно забормотал Лёша, словно уговаривая Кира не мстить, не вспоминать о гранате. Кирилл, едва сдерживая всхлипы, тихо заплакал, проклиная хрупкость человеческого тела. – Ты-то что рыдаешь, придурок? – прохрипел Лёша. Кирилл зажмурился и стиснул зубы, пытаясь сдержать слёзы, чтобы не расстраивать Лёшу. – Я предал тебя. Из Кирилла вырвался глухой всхлип. Зачем он продолжает? Даже сейчас, умирая… – Эти деньги… – Лёша приподнял кейс, с которого стекала кровь. – Они… – Плевать! Кирилл плакал, уже не пытаясь сдерживаться. Зачем он, сжимая чужую футболку, говорит то, из-за чего Кир должен возненавидеть его?! Даже если и предал, Лёша не заслужил такой участи! – Ты такой добрый… – прошептал Лёша. Комплимент ли это или укор? Грудь Лёши задрожала от кашля, с каждым толчком изо рта выплёскивалась кровь. Из последних сил он схватился за грудки Кирилла и притянул его к себе: Лёша уже не мог говорить, только шептать, Кир должен знать… – Т-ты не должен у…– Лёша глубоко, с надрывом вздохнул, собирая последние силы. Кирилл, склонившись над ним, терпеливо ждал этих важных слов, но Лёша продолжал молчать. Его глаза, широко раскрытые, застыли на вздохе. Не сразу Кир понял, что Лёша уже умер, а когда понял, то просто, уже слабо соображая, опустил его тело обратно в лужу. Кирилл не нашёл в себе сил на крик, злость или крушение мебели. Лёша умер, и слёзы кончились. Кирилл сел в кресло и зажёг сигарету, но так и не прикоснулся к ней. Она тлела в его руках и уже начинала обжигать пальцы, а Кирилл всё сидел, неспособный подумать хоть о чём-нибудь. Потухла сигарета, остыла кровь, за окном стемнело окончательно. «Квартира не моя. Надо убраться, а то Димка убьёт», – такой была первая мысль Кирилла. Труп, труп… Убрать бы. Кир набрал знакомый номер, не в первый, но в последний раз. Гудок. «Привет. Пришли своих людей…» Гудок. «…на Фестивальную двадцать, квартира десять. Тут один труп», – репетировал Кирилл. Гудок. «Привет. Пришли…» – Алло? Кирилл замер, понимая, что не может произнести и слова. – Алло? Кирилл? Не может заставить себя сказать это спокойно. Голос сорвётся обязательно, он точно поймёт, а если и не поймёт… Кирилл опустил руку с телефоном и посмотрел в пустоту. Голос из динамиков уже становился обеспокоенным, и Кир, наконец, завершил звонок и выключил телефон. Из крови он вытащил кейс. Десять миллионов. Сколько раз Кирилл пересчитал? Денег хватило бы на два билета. Или билет и документы… Зачем Лёшу убили? Почему не забрали деньги? Почему здесь нет никого, кто отвёл бы его к учёным? Три вопроса, ноль ответов и вновь пустота. Кирилл не хотел и не мог ни о чём думать, и в его пустоте рождалось что-то страшное. Родные и ненавистные деревья нервно раскачивались из стороны в сторону, сотрясая с ветвей редкие прошлогодние листья. Они, гонимые ветром, врезались в спину Кирилла. В тенях ещё лежал грязный снег, но за пределами холодных силуэтов земля уже готовилась к жизни. Однако Киру думалось, что за зимой вновь последует осень, настолько атмосфера казалась ему серой и скучной: деревья скребут друг друга ветками, трава холодная и влажная, не слышно птиц, не видно белок, солнце тусклое, а небо серое. Кирилл, никем не замеченный, смотрел на родной забор. Когда-то он боялся его, боялся прикоснуться к нему и выйти за его пределы без разрешения. А теперь он казался таким глупым и бессмысленным, что становилось до тошноты смешно. Кир сжал ненавистный кейс, с которым он так и не смог расстаться. На нём застыла Лёшина кровь, теперь походившая на грязь. Мерзкие, грязные деньги… Слишком много они стоили для того, чтобы их выкинуть, хотя и держать их было невыносимо. За забором по-прежнему стояла тишина. Кирилл знал расположение каждой камеры. Один шаг, и его заметят. Если, конечно, хоть кто-то его ждёт. Кир вытащил гранату. Ни Вероника, ни Лёша, ни даже сам Кирилл не желали этого. «Не учёные…» – говорил Лёша. Но какая разница? Они не оставят его в покое, будут преследовать всю жизнь, убивать всех, кто хоть как-то знаком с ним. Не только уроды жили за этим забором, не только Павел Иванович пытался взрастить в Кире доброту. Но Кирилл не понимал: почему те, кто его любили, так давно оставались в лаборатории? Почему они, любя Кирилла, наблюдая за его страданиями и причиняя их, так долго не сходили с ума, как это произошло с его отцом? Что это? Какой-то вид садистского альтруизма? Или даже мазохизма? «Я буду делать ему больно, смотреть на его мучения, потому что без меня он совсем пропадёт?» В какой-то степени это действительно было так, но Кирилл, сам не понимая, почему, больше не мог принять этого. Слишком много неправильного и противоречивого. Может, эти учёные всё же сошли с ума? Кирилл посмотрел на гранату в своих руках. Этой малышки хватит, чтобы разнести лабораторию, выживших он добьёт пистолетом. Вероника и Лёша не хотели, чтобы Кирилл убивал учёных не потому, что осуждали убийство, а потому что убийство превратит Кира в чудовище. Но они ошибались! Ни одному убийству он не позволит изменить себя. Он будет убегать от учёных, убивать ради свободы… Пора разорвать этот порочный круг. С холма, на котором сидел Кирилл, было отлично видно, как в дыму и огне разрушаются стены и летят осколки. Ещё немного Кир посидел, наблюдая за хаосом, который он создал. «В последний раз…» – подумал он, заряжая пистолет. Под обломками слышались стоны. Загорелась одежда, горячий воздух обжигал лёгкие. Марина Анатольевна, когда-то читавшая Киру сказки, наверное, и не узнала его. Вернее, Кирилл пристрелил её до того, как она узнала… Кир не забыл завета Вероники – «не ненавидь». Убивая выживших, он постоянно вспоминал все счастливые моменты своей жизни в лаборатории, чтобы задавить удовлетворение. Ненависть, жалость… Плюс, минус, остаётся ноль. Кирилл не чувствовал ни радости, ни сожаления. Лишь пустоту. Что страшнее: убивать, чувствуя ненависть, или убивать, не чувствуя ничего? А свобода? Кирилл не чувствовал и свободы. Нет, свобода сковывала, заставляя делать ради себя такие вещи, на которые не решился бы нормальный человек. Свобода сковывает? Какой отвратительный оксюморон. Кирилл мог остановиться, не идти на поводу у свободы, но он продолжал вдыхать отравленный воздух и стрелять. Была бы цель, оправдывающая это!.. Наверное, это действительно страшно, когда ты убиваешь, по меньшей мере, два десятка человек и ничуть не меняешься. «В последний раз», – убеждал себя Кирилл. В последний, как ему казалось, раз он «оторвался» как преступник. Кирилл был жесток, ужасен и, валяясь пьяным в подворотне, наверное, жалок. Он, привстав, вновь упал на землю, собрав спиной тонкий слой последнего весеннего снега. И хотя Кир пытался напиться до забытья, он не был достаточно пьян для того, чтобы лежать в снегу и грязи. И всё же Кирилл не нашёл в себе сил встать, ни физических, ни моральных. Лес… «Я уже заплатил за их смерть?» – спросил себя Кир, пытаясь пробудить совесть. Вероники говорила, что ненависть заберёт всё и не оставит после себя ничего. «Может быть, я уже поддался?» Из-за дома выглянуло солнце. Кирилл проверил билет в кармане и грустно улыбнулся, сам не зная, чему.