***
По просьбе чекистов, Нарышкина посадили в не самую уютную камеру городской тюрьмы. Жесткие койки, сырость, ободранные стены, плесень на потолке — в общем, живи да радуйся. Ах да, еще сосед-цыган в придачу! Яшка лениво перебирал струны гитары, когда к нему приволокли потенциального соседа.Повисла в окне луна-уголек, Спят Киев и Воронеж, Чудак-человек, отдай кошелек, Отдай, а то уронишь. Мне бы дьявола-коня, Да плеточку заветную, И тогда искать меня В поле не советую.
Эту песню Яшка Цыган слышал еще в детстве, но помнил довольно плохо. И вот, годы спустя, находясь в относительной тишине и относительном спокойствии, он смог, наконец, восстановить в памяти забытые строчки и куплеты. — Кто будешь, дядя? — напустив на себя скучающий вид, поинтересовался Яшка, когда Нарышкин поздоровался с ним. — Простите, что вы сказали? — встрепенулся тот, повернувшись к собеседнику лицом. Степан Николаевич явно не рассчитывал так скоро попасться в лапы закона. И к тому же… его заворожила песня, которую моментом ранее пел Яшка… — Я говорю, мастью какой? — спросил Яшка на тюремном жаргоне. — Нэпман? — Нет, что вы! — изумленно воскликнул профессиональный вор. — Видите ли, произошло чудовищное недоразумение… — Фармазон… — тихо, на грани слуха, произнес Яшка, продолжая перебирать струны гитары. — Да, — тихо сказал Нарышкин. И тут же встрепенулся: — Простите, что вы сказали? — Я говорю, это надолго. — С фальшивым сочувствием вздохнул Яшка. — Все будет зависеть от обстоятельств! — Горячо возразил Нарышкин. — Шесть по рогам. — Тихо произнес Яшка. — Простите, что вы сказали? — Переспросил вор. «Он, что, других фраз не знает?!» — С раздражением подумал Яшка, настраиваясь на нужный лад. Тюремный жаргон он знал прекрасно. Все-таки, годы кочевой жизни из памяти не выкинешь. Странно, что такой опытный вор не замечает таких явных намеков! Но сейчас это было неважно. Парень чувствовал, что почти завоевал доверие опытного вора. А пока… пора вспомнить то, что давно забыл. Настраиваясь на нужный лад, Яков наиграл нужный аккорд и тихо запел:Домашним теплом несет из дверей, Шумит большая буря, Я быстро бегу, а пуля быстрей, На то она и пуля. Мне бы дьявола-коня, Да плеточку заветную, И тогда искать меня В поле не советую.
Когда Яшка пел эту песню, он не играл и не притворялся. Он вспомнил свое кочевое детство. Вспомнил, как они голодали в Гражданскую. Вспомнил он и ласковый голос матери. Она умерла, когда Яшка был еще совсем маленьким. Вспомнил и отца. Вот он, сильный и надежный, сажает его, совсем маленького мальчугана, на лошадь, придерживает ручонки, боязливо вцепившиеся в пышную гриву. Вот у костра берет его на руки и, посадив к себе на колени, показывает, как правильно держать гитару. Он помнил, как засыпал у отца на коленях, ощущая себя в безопасности в отцовских руках. Но увы… Все хорошее когда-нибудь кончается. Почти весь табор, откуда был родом Яшка, погиб от голода. А отец мальчика был расстрелян белыми. За что? К сожалению, этого уже никогда не узнать… Пока Яшка пел, Нарышкин смотрел на него с изумлением. Он никогда не встречал цыган, только слышал о них. Слышал, что они крадут детей, грабят людей и прочую ерунду. Перед ним сидел яркий представитель этой среды. И он ломал почти все стереотипы о том, каковы цыгане. А как он пел… На глаза то и дело наворачиваются слезы. — А ведь вы тоже надолго? — спросил Нарышкин, приходя в себя. Услышав это, Яшка усмехнулся. — Нет. Я цыган. Я люблю небо, звезды, ветер. А здесь что? Плесень, темнота, сырость, решетки… А по ночам мыши бегают. — Что? — испуганно переспросил Нарышкин. Последняя фраза вызвала у него нервную дрожь. — Я говорю, мыши тут по ночам здоровые бегают. — Повторил Яшка. Он был изумлен. Закаленный тюрьмой вор, единственный специалист по краже дворцовых ценностей… боится мышей?! — Что же делать? — Нервно вздохнул Степан Николаевич, озираясь по сторонам. — Придумаем. — Уверенно произнес Яков. «Призадумался» немного. Отложил гитару в сторону. Пристально взглянул на дверь. — Воды. — Сказал он. — Воды! — Уже громче. — Воды! Дайте воды! Воды! — С этими словами парень подбежал к двери камеры и стал колотить ее, словно лишился рассудка. На первый взгляд, так и было. Нарышкин ему почти поверил. Когда в камеру вошел конвойный, Яшка побил его. Не слишком сильно (с мужчиной заранее договорились, чтобы тот чуток подыграл). Осталось только выбраться из самой тюрьмы. Пару раз цыган едва не сорвался с большой высоты, перегрызая какой-то провод. Нарышкин безумно испугался. Но все обошлось. Беглецы не разбились. Они упали в огромный стог сена, который вез… Данька! Позже беглецы разбежались по разным углам. Яшка вернулся к друзьям. Живой и невредимый. И тут же получил от них по шее! Особенно от Ксанки…