Власть любопытства

      Серые свинцовые тучи нависали тяжелыми клубами над темной массой воды, сливаясь с ней у горизонта. Высокие бурлящие волны разбивались о скругленные камни прибрежных скал, оставляя на них лохмотья морской пены. Несмотря на близость теплых течений, с моря дул пронизывающий холодный ветер, заставляя кутаться в легкую летнюю одежду.       Я сидел и смотрел на бесконечную борьбу двух стихий уже добрых двадцать минут. Сильные раскаты волн и потусторонние завывания ветра приносили мне спокойствие и умиротворения, ведь, чтобы не поменялось в этом мире, как бы ни было больно и одиноко, вряд ли это как-то отразиться на вечном противостоянии ярости и стойкости. Вдалеке виднелся легкий рыбацкий баркас, отчаянно борющийся с волнами. Коварное море играло им, словно скорлупкой, брошенной в бурный ручей ранней весной. Мне подумалось, что я сильно похож на этих рыбаков, всегда плыву по течению, подпрыгивая на гребнях волн, хотя отчаянно сражаюсь с силами, во много раз превосходящими меня. Я ощутил себя лишь маленькой песчинкой на пути гигантского колеса истории, ведущего человечество в будущее.       Тяжело вздохнув, я опять посмотрел на часы, оставалось всего сорок пять минут действия зелья, а пить второе подряд было еще опаснее, чем оставаться здесь. Продавец сказал, что все, кто пил две порции с промежутком меньше, чем двенадцать часов, почти всегда умирали с жуткими болями или впадали в необратимую кому, пробовать на себе или Гермионе совершенно не хотелось. Вот уже двадцать минут я смотрел на волны, пока Гермиона пытала расспросами Добби и отказывалась со мной говорить после нашей небольшой ссоры о домовиках. Остановить ее не было совершенно никакой возможности, так что я просто сидел и ждал, пока она переживет смену своей внутренней позиции, в чем сомневаться совсем не приходилось.       — Гермиона, это очень важно, нам надо кое-что обсудить, а времени не так уж и много, — предпринял я очередную попытку достучаться до девушки разумными аргументами. — Дискуссию о судьбе домовиков мы можем перенести на другое время, и Добби совсем не собирается куда-то исчезать.       Я аккуратно подошел к Гермионе и накинул поверх ее легкого платья плед, на котором только что сидел. Чего только запасливый Добби не засунул в мою сумку, хорошо хоть, что он точно все помнил и смог рассказать.       — Мы еще совсем не закончили! Каждый имеет право быть свободным! Никто не может и не должен решать за разумное существо, как ему жить! Это же рабство!       — Вот только часто реальность противится этому, и с ней сложно поспорить, — со вздохом закончил за нее я. — Домовики удивительные существа и мы обязательно вернемся к этому, но сейчас есть гораздо более важный вопрос, ты должна меня выслушать.       — О чем ты говоришь? — было видно, что Гермиона совершенно не смирилась с положением Добби и готова яростно отстаивать свою позицию, но сейчас в ней говорило любопытство.       — Я обдумал события последних пятнадцати лет, и они мне кажутся очень странными, постоянно возникают какие-то нереалистичные совпадения. С моего поступления в Хогвартс, а может и с рождения, вокруг меня идет какая-то сложная игра и в ней точно участвует Дамблдор. Я не знаю, почему не замечал этого раньше, но сейчас мне это совершенно очевидно, и становится совсем не по себе от того, что директор, возможно, влияет на мое сознание с помощью легилименции или зелий, да мало ли как. Кроме того я практически уверен, что он следит за мной и за всеми, с кем я общаюсь.       Гермиона попыталась что-то возразить, но я не дал ей этого сделать, подняв руку.       — У меня нет никаких доказательств, кроме косвенных, но я чувствую, что Дамблдор управляет моей жизнью и ведет мою судьбу совсем не в лучшую сторону, и твое сегодняшнее состояние, когда я пришел, еще одно доказательство этому. Я не делаю никаких выводов, а хочу только разобраться, что происходит, в том числе и в том, что случилось в Хэллоуин 1981 года. Мне понадобится твоя помощь. Я могу на тебя рассчитывать? Имей ввиду, я хочу сохранить все это в тайне от всех, в том числе и от директора, я совершенно не уверен, кому могу сейчас доверять.       Гермиона прошла передо мной и, придя к каким-то своим выводам, сказала:       — Хорошо, я никому ничего не скажу и помогу тебе.       — Только помни, что Дамблдор легилимент и никогда не смотри ему в глаза. В моих планах обучиться окклюменции хоть на каком-нибудь уровне и, если хочешь, мы можем учиться вместе. Так же я узнал о существовании Большой магической Библиотеки в Лондоне, с нее и начнем поиск информации.       Гермиона вся засветилась от счастья при упоминании дополнительных занятий и библиотеки и накинулась на меня пушистым вихрем, сжав в объятьях.       — Воздух, воздух, — шутливо прохрипел я, за что получил по голове ощутимый удар. — Голова — это кость, болеть не может, так что бей, сколько хочешь, только руку не ушиби.       От повторной атаки удалось увернуться, но Гермиона прониклась       — Итак рассказывай, что у тебя за подозрения более подробно. И что за глупый план ты придумал? — наконец сказала она, изображая легкую обиду.       Я еще раз задумался о том, на сколько могу ей доверять, и решил, что вполне достаточно, чтобы посвятить в свои размышления, и начал свой рассказ, поглядывая на часы.       Спустя полчаса я уже лежал на своей кровати и пытался читать, не обращая внимания на некоторую усталость, которую мог объяснить только последствиями приема зелья. Договорившись с Гермионой посетить завтра Библиотеку, мы с Добби доставили ее домой. Поскольку действие зелья заканчивалось, то поговорить о серьезных вещах мы долго не смогли, но основной план действий по поиску информацию мы наметили.       Погрузившись в книгу, я не сразу заметил, что в дверь моей комнаты кто-то вежливо стучит. Действие это было абсолютно абсурдным, поскольку в доме кроме меня находились только Дурсли, а они точно не стали бы вежливо стучать, если по какой-то совершенно фантастичной причине решили бы посетить мою комнату, к тому же они сами закрывали меня на замок. И пусть особых проблем с наличием Добби это не доставляло, но видеть их сейчас мне совершенно не хотелось. Тем временем вежливый стук повторился, поэтому я немного подобрался, с некоторым трудом сел на кровати и сказал:       — Войдите, пожалуйста.       Дверь медленно открылась, и на пороге показался Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор собственной персоной. Одет он был по своему обыкновению в мантию свободного покроя, на этот раз сиреневого цвета с мерцающими серебристыми звездами. Он прошел в комнату, задумчиво глядя на висящий на двери амбарный замок и шелестя мантией, но комментировать увиденное не стал. Мне вспомнились все титулы этого человека, и на лицо наползла неестественно приветливая улыбка.       — Профессор Дамблдор, какой приятный сюрприз, — наигранно весело начал я, излучая радушие. — Прошу Вас, проходите, присаживайтесь. Стул, правда, старый, но другого все равно нет. Что Вас привело в мое скромное жилище?       — Добрый день, мой мальчик, — директор с изяществом устроился на стуле и по-доброму улыбнулся, задорно сверкая очками. — Надеюсь ты простишь мне стариковскую слабость, я был поблизости и зашел тебя проведать, убедиться, что с тобой все в порядке.       Ага, как же, в первый раз за последние пятнадцать лет мимо проходил, и мисс Фигг тоже ни разу ни о чем не спрашивал, верю, верю.       — Профессор Дамблдор, о чем Вы хотели поговорить? Я устал за первую половину дня и хотел бы спокойно почитать, — я совершенно не считал нужным скрывать свое раздражение от присутствия директора в моей комнате.       — Гарри, мальчик мой, у меня будет к тебе очень важное поручение, — произнес он, незаметно пытаясь поймать мой взгляд, но я показательно смотрел куда угодно, но только не на директора.       — Я вижу, Добби нашел себе нового хозяина в твоем лице, я очень рад за него, — Дамблдор как будто совершенно не замечал моего раздражения. — Ты не мог бы попросить нашего маленького друга принести мне чаю и каких-нибудь сладостей?       — Добби, пожалуйста, чая и сладости для директора Дамблдора, — на письменном столе появился заварной чайник, две чашки, блюдце с лимонными дольками и вазочка с конфетами. — А как Вы узнали, что Добби стал моим эльфом, профессор Дамблдор?       — О, это становится совершенно очевидным, когда доживаешь до моих лет, — хитро сверкая очками, ответил директор и отпил из чашки с видимым удовольствием.       — Профессор, может Вы уже скажете мне, зачем пришли и что вам от меня надо, — не выдержал я этого спектакля.       — Ну что ж, пусть будет по-твоему, мой мальчик. Мне необходимо уговорить одного моего знакомого занять должность профессора в Хогвартсе, и я очень надеюсь, что ты мне поможешь в этом деле.       — Профессор, я совершенно не горю желанием Вам помогать после того, что произошло меньше двух недель назад, — меня начало немного мутить, голова закружилась, и я оперся спиной на стену, тщательно изучая участок пространства над левым плечом Дамблдора. — Я уверен, что Вы справитесь и без моей помощи. К тому же, я не знаю, как долго смогу выдержать Ваше общество. Прошу Вас покинуть мою комнату, если на этом все.       Дамблдор не сдвинулся с места и внимательно меня рассматривал. Всякое веселье пропало из его облика, он сразу как-то подобрался и жестко сказал:       — Как сочетается свинина и блинчики с вишневым вареньем на завтрак, Гарри?       Неожиданный вопрос и тон директора выбили меня из привычной колеи, и я чуть не перевел на него взгляд, но вовремя остановился. Время будто замедлилось, я почувствовал изменения вокруг себя, воздух пропитался чувствами и силой настолько сильно, что было удивительно, как он не искрится от излишней накопленной мощи. Рядом с собой я почувствовал напряжение и страх Добби, вокруг Дамблдора клубилось раздражение, переходящее в холодную решимость, их чувства были передо мной как на ладони, словно картина, написанная грубыми мазками по холсту реальности.       Я совершенно не понимал, что происходит, интуиция кричала, что от этого места надо держаться, как можно дальше, но отступить было невозможно. Я слегка улыбнулся Добби и попробовал протянуть руку к тому месту, где должна была находиться его невидимая голова. Рукой я подвинуть не смог, но с удивлением наблюдал, как чувства домовика меняются под моим взглядом, паника и страх сменяются решимостью и уверенностью, а напряжение перерождается в четко видимую цель и пути ее решения. Я еще раз окутал Добби улыбкой и обратил внимание на Дамблдора. Положение мое было не завидное, выйти из этого состояния повышенной чувствительности я не могу, хотя оно безусловно было необычно и интересно, как не мог и двигаться, застыв, как весь мир вокруг меня.       От Дамблдора повеяло силой, и почти осязаемая волна пошла от него по направлению ко мне. Мое сознание затопила неминуемая паника, первобытной ужас животного, загнанного в смертельную ловушку, ослепил меня. Стараясь преодолеть свои чувства, я вспомнил похожий случай совсем недавно и заново погрузился в бездну пустоты и отчаянья, надежда ушла из моего мира, оставив на своем месте лишь безжизненное пепелище, окрасив весь мир в серые сумрачные цвета, но предав мне так необходимую сейчас холодную решимость.       Я открыл глаза и понял, что прошло всего несколько секунд с тех пор, как я начал чувствовать за неимением более подходящего слова. Весь калейдоскоп чувств от интереса и любопытства до ужаса и холодной решимости умереть на этом месте, но не отойти ни на шаг, уложился в одно мгновение, и откуда-то я знал, что это совсем не предел. Весь мой мир погрузился в боль, голова раскалывалась, внутреннюю поверхность черепа пронзали раскаленные иглы, сознание потухло, приятная холодная тьма окутала меня.       Я лежал на кровати, голова раскалывалась, ощущая уходящие отзвуки ТОЙ боли. Пришло осознание, что Дамблдор пытался применить ко мне легилименцию, но что-то пошло не так, а он до сих пор сидит рядом со мной. Не открывая глаз, я прижал пальцы к вискам и прорычал:       — Многоуважаемый директор, сейчас Вам лучше уйти и в следующий раз быть осторожней, когда захотите влезть в мое сознание. Я бы хотел, чтобы такое больше не повторилось, но уверен, что просить Вас об этом совершенно бессмысленно.       Я с трудом приоткрыл глаза. Дамблдор, похожий на статую древнего мудреца, сидел на стуле, лицо его было совершенно неподвижно, а глаза с неподдельной серьезностью изучали меня. Судя по его виду, я даже не должен был понять, что он залез мне в голову, а сейчас происходило что-то совершенно непонятное для директора, и он опасался вмешиваться. Интересно сколько таких «сеансов» я не заметил или забыл?       — Уходите! Немедленно! — я уже совершенно не сдерживал себя. От осознания того, что со мной мог делать Дамблдор, мне стало гадко, хотя это и укладывалось в новую картину мира.       — Гарри, мальчик мой, я совершил ошибку, мне не стоило так поступать, извини. Ты должен понять, что я хотел, как лучше, и действовал ради твоего блага.       Дамблдор смотрел на меня печальными голубыми глазами, в которых по-видимому должна была отражаться вся скорбь мира. Будь я в другом состоянии и не переживи только что падения в бездну, я бы точно простил этому человеку, что угодно, харизмы директору было не занимать.       — Просто уходите, — устало сказал я, все, о чем я мог сейчас думать был сон.       — Гарри, понимаю, что ты на меня злишься, но это очень важно. Необходимо, чтобы ты разрешил собираться Ордену в доме на площади Гриммо. Сириус завещал его тебе и защита дома перенастроилась после его смерти.       Несмотря на усталость и боль в голове, я начал закипать.       — Сейчас я никому ничего разрешать не намерен! Уходите!       Я завалился на кровать и закрыл глаза, мне уже было все равно, я хотел только спать. В комнате прозвучал негромкий хлопок аппарации, и я спокойно провалился в теплую уютную темноту.