Власть любопытства

      Осень медленно вступала в свои права, листья на старых высоких кленах в небольшом парке недалеко от центра Лондона приобретали желтый и красный оттенок. Традиционные для Туманного Альбиона дожди ненадолго отступили, давая свободу закатному солнцу, игравшему золотистыми лучами в не успевших высохнуть лужах. Изжелта-коричневая засыхающая трава утопала в густой жирной черной почве, разбухшей от влаги. Тягучий жесткий воздух большого города, лишь отчасти смягченный окружающими растениями, с трудом входил в легкие, предостерегая о близкой грозе.       Ганнибал с некоторой долей нежности, если то, что он чувствовал, можно было так назвать, смотрел на умиротворяющую картину осеннего заката из окна своей кухни. Лектер не мог найти полного внутреннего равновесия, думая о будущем. Он очень редко сомневался в своих действиях, но его замысел был слишком важен и сложен, чтобы потерпеть поражение из-за излишней самоуверенности. Ганнибал просчитал все возможности и был полностью уверен в необходимости следующего шага. В который раз он бросал вызов силе, с которой никогда не боялся тягаться, хотя даже не признавал ее существование.       Глубоко вдохнув сырой лондонский воздух, он подумал, как смотрелась бы его игра со стороны. Шахматная партия всегда казалась ему слишком грубым сравнением для его действий. Нет, осуществить, раскрыть и показать его замысел было настоящим искусством. Люди, точнее те, кого он готов был таковыми признать, никогда не были для него бездушными фигурами. Они всегда были актерами, живыми и свободными, теми, кто с его помощью сможет познать величие его замыслов, изменяясь под их проявлением. Лектер никогда не отказывал себе в удовольствии подарить человеку возможность принести в мир изменение, сделать что-то новое непознанное в жизни. Сожаление вызывало, что многие не могли принять его внимания и сгорали, словно бабочки, прикоснувшиеся к огню, но рано или поздно на их месте всегда появлялся кто-то другой.       Ганнибал хищно улыбнулся засыпающему миру, предвкушая будущее. Но сейчас его ждало не менее приятное действо. Лектер любил готовить с тех пор, как себя помнил, превращение бесформенного набора продуктов в идеальное сочетание вкуса и запаха он мог сравнить только с работой скульптора или художника.       Мясо, выбранное им, к сожалению, не было идеальным, как ему больше всего нравилось, но он ни за что не смог бы отказать себе в изысканном удовольствии подать именно его на приближающемся ужине. Жилистое, с совсем небольшими прожилками жира, оно не подходило для стейка, но было почти идеально для ростбифа.       В ярком белом свете галогеновых ламп блеснул остро заточенный широкий нож, разрезая податливую сочную плоть на несколько небольших кусков. Их следовало продержать сутки в сладком маринаде из овощей, но Лектер изменил рецепт. Ганнибал умел и любил готовить мясо, он мог сделать его сочным и тающим во рту, приправив ореганом и базиликом для свежести, мог подарить ему незабываемое сочетание пряностей, вызывая взрыв восторга у чувствительных рецепторов. Лектер всегда считал английскую кухню лишенной утонченности, но его идеальный момент требовал, чтобы мясо томилось в духовке, истекая соком на традиционный йоркширский пудинг. Этому ростбифу суждено было стать лишь слегка сладковатым с едва читаемым горьким привкусом, таков был сегодня замысел Ганнибала.