Власть любопытства

      Осень в этом году выдалась холодной, и в первых числах ноября выпал первый снег. Он окутывал легким белым полотном всю территорию Хогвартса. Черное озеро покрылось тонкой, едва заметной коркой льда, которая таяла под редкими лучами неяркого солнца в ясные дни. Многие деревья в лесу потеряли листья и выглядели, словно голые палки, подчеркивая величие и царственность пышных зеленых елей и сосен.       Я сидел на подоконнике в одном из мало используемых коридоров, укрывшись шерстяным пледом, и читал. За окном завывал ветер, поднимающий в воздух мелкую снежную пыль. Я поежился и лучше укутался, радуясь, что выбрал в качестве временного пристанища не вечно продуваемые галереи с большими окнами. Мне требовалось спокойно обдумать новые обстоятельства. Безумно хотелось оказаться на знакомом скалистом берегу и вновь ощутить на себе вечное буйство стихии. Хотелось еще раз услышать громовые раскаты волн, пытающихся сокрушить мокрые от соленой воды камни.       За окном снова завыл ветер, разбивая о стены Хогвартса очередную порцию естественной природной ярости. Естественной. Может ли быть что-то естественнее, чем стремление стихии уничтожить творении человеческих рук? Человек, конечно, проиграет в этой бесконечной борьбе, но в противостоянии заключается тайна существования. Что может противопоставить человек стремлению природы прийти к упорядоченности, оказаться в состоянии с минимальной энергией? Мы были когда-то частью природы, составляющей действия стихий. Имеем ли мы право забывать об этом?       Вдали пробил колокол, возвещая об общем отбое, и мои мысли приняли более практическую направленность. Я вспомнил о Слагхорне и его важном воспоминании. Оказалось совсем не сложно и даже приятно познакомиться с ним поближе. Все началось с вопросов о зельях, заданных Гермионой. В ответ на них он прочитал нам подробную и обстоятельную лекцию о расчетах пропорций ингредиентов. Мы специально подобрали вечернее занятие, чтобы он не спешил к другим студентам. Слагхорн, расположившийся в мягком удобном кресле с чашкой чая, явно наслаждался нашим неподдельным интересом к его предмету. По лицу профессора было заметно, что он предвкушает долгие вечерние посиделки у камина вместе с нами. И я, и Гермиона были рады доставить ему эту небольшую радость и еще несколько раз засиживались с ним допоздна, каждый раз принося коробку конфет или баночку меда в благодарность.       Уже во второй вечер Слагхорн перешел на более личные темы. Он с удовольствием рассказывал о своей любимой ученице — моей маме, отмечая то, как похожа на нее Гермиона. Об отце он говорил меньше, стараясь не поднимать эту тему, и я не винил его за это. Было приятно узнать о родителях больше, бережно прибавляя к их образам новые черты. Но самое главное эти разговоры подтолкнули меня к финальной части плана по добыче воспоминаний.       Тридцать первого октября, за пол часа до начала пира, я постучал в кабинет Слагхорна. На этот раз я был один и принес с собой не сладости, а бутылку хорошего шотландского виски, которую достал мне Добби. Как я и думал, профессор не смог отказать сироте в просьбе помянуть родителей.       Маска эмоционального раздрая и уязвимости хорошо показала себя. Вечер постепенно наполнился воспоминаниями о родителях со стороны Слагхорна и переживаниями с моей. Оставалось только следить, чтобы бокал профессора всегда был полон, и сохранять внутреннее хладнокровие, притворяясь, что отпиваю из своего. Когда бутылка уже была наполовину пуста я мысленно поставил себе плюсик за проверку маски и перешел к самому главному. Профессор Слагхорн не смог отказать в маленькой просьбе сыну любимой ученицы, красивой и жизнерадостной Лили. Пришлось немного притушить его страх с помощью легилименции, почти незаметное касание, и искренне поблагодарить, чтобы он был уверен, что совершил хороший и благородный поступок. Спустя еще час задушевной беседы виски кончился, я оставил профессора мирно спать и отправился в башню Гриффиндора.       Я был полностью удовлетворен, план осуществился, как по маслу, но теперь появился выбор, что делать с небольшим флакончиком с серебристо-белым веществом. Посмотрев в окно на далекий домик Хагрида, в окнах которого горел теплый мягкий свет, я почувствовал тяжесть флакона во внутреннем кармане. Как оказалось, омут памяти совсем не соответствует моим финансам. Было бы крайне глупо тратить на него почти все содержание за этот квартал. Нести же воспоминания Дамблдору и терять хороший рычаг давления совершенно не хотелось. Может быть имеет смысл вытащить из него больше информации о крестражах? Или сделать хитрый ход и узнать что-нибудь об источниках магии? Тогда может получится сбросить с себя поводок и относительно безопасно подчинить источник?       Вновь появилось неприятное ощущение, что я нахожусь в захлопнувшейся клетке, полной хищников. Все мои предыдущие измышления по поводу Дамблдора показались мне детской игрой. Искренность и честность. Это единственное, что может обмануть Дамблдора. Только правда, и ничего, кроме нее. Мне нужно стать по-детски наивным и простым в его глазах, только так он мне поверит, хотя бы отчасти.       —Поттер! Что Вы здесь делаете?       Окрик прервал мои размышления самым неприятным образом. Я положил книгу на колени и поднял глаза. Передо мной стоял крайне недружелюбно настроенный Снейп в своей излюбленной черной мантии. Он был немного бледнее и растрепаннее, чем обычно, что, скорее всего, свидетельствовало о том, что он собирался спать.       —Сижу и читаю, сэр, — я удивленно посмотрел на него и кивнул на книгу, уважение и честность, ничего более. Мне стало любопытно, что он думает обо мне, заметил ли он то, что я изменил свое отношение ко многим вещам. Не стоило забывать, что Снейп — человек Дамблдора в самом явном смысле слова. Значит, он хороший индикатор того, что делает и думает директор.       —И почему Вы читаете не в своей гостиной? — язвительно спросил он.       —Мне хотелось побыть одному, — пожал плечами я. — Чтение, знаете ли, требует сосредоточенности, сэр.       Мы встретились взглядом и я почувствовал ментальный контакт, почти такой же незаметный, как и у Дамблдора. На этот раз я был типичным Гриффиндорцем. Сильный задним умом, прущий напролом и не замечающий препятствий, я хотел выставить себя вперед, проявляя подсознательное желание показать себя в лучшем свете. А еще я ненавидел Снейпа чистой непорочной наивной ненавистью. Я хотел отомстить ему за отношение ко мне, за подслушанное пророчество, за Сириуса, за ВСЕ с совершенно детской жестокостью. Ударить кулаком по ненавистному лицу, повалить на пол и бить ногами по животу, по спине, по его длинному носу, по всем до чего дотянусь, пока из его рта не полезет розовая пена, а по коридору не распространится неприятный запах испражнений. Как же мне хотелось наблюдать и ощущать его унижение и умиротворенно улыбаться.       Удивительно, на сколько сильно люди подвержены шаблонному мышлению и привычным явлениям. Снейп даже не стал разбираться в моем мышлении, сразу прервав контакт, когда увидел мое желание повесить его вниз головой у большого дуба и показать смеющейся толпе его грязные подштанники. Дамблдор так же был сильно подвержен этому пороку, он не мог допустить, что мое сознание способно выйти за придуманные им рамки. Во многом это было просто везение. Хотя теперь у меня и много масок, они еще не стали полноценными личностями, не достигли совершенства. Ежедневные медитации помогли понять возможные чувства и направления мыслей моих псевдо личностей, но у них еще не было истории, оставались логические несоответствия в ключевых моментах их формирования. Если бы Дамблдор или Снейп захотели бы понять причины моего поведения, они бы меня, конечно, раскрыли, но такое желание у них не появлялось. Снейпу не нужно было другой причины моей и своей ненависти, кроме того, что я сын своего отца. А Дамблдора, похоже, вполне устраивали мои напыщенные мысли о справедливости и желании всем помогать и без необходимости знать причины их появления. Самоуверенность и тщеславие, я был рад им.       Я чувствовал, что иду босиком по лезвию ножа над гигантской пропастью, с трудом балансируя. Но возможно ли пройти по нему, не порезавшись? Один шрам уже остался на моих голых ступнях. Наивность и честность. Мои главные орудия. Завтра же нужно сходить к Дамблдору с полученными воспоминанием.       Параллельный поток сознания прогнал эти мысли за то время, пока Снейп переживал выверты ассоциаций моей маски. Я искривил губы в подобии улыбки:       —Я могу Вам еще чем-то помочь, сэр?       —Пятьдесят баллов с Гриффиндора, — произнес Снейп шелковым голосом. — И отработка в классе зельеварения в течение месяца.       Еще один паттерн, еще одна привычка, еще одна слабость.       —Как скажете, профессор, — спокойно сказал я, легко улыбнувшись и выставив вперед мысли моей маски. Снейпа передернуло и он отвернулся от меня.       —А сейчас пойдемте в Вашу гостиную, — я был слегка удивлен, как такой просто фразой можно выразить столько презрения.       —Но раз наказание получено, я бы хотел еще почитать здесь, сэр, — игра с огнем, но мне было любопытно, насколько я смогу вывести его из себя.       —Что за идиотскую книжку Вы читаете, Поттер? Наверняка, такой же бред, как и Ваш придурок-папаша и его ненаглядные дружки. Спорю на что угодно, они ни разу не зашли в библиотеку, забивая свои крошечные мозги квиддичем.       —Учебники не всегда бывают полезны, — я пожал плечами и показал ему затертую обложку «Преступления и наказания». В неровном свете факелов изображенный на обложке Раскольников с топором в руках казался угрожающим и мистическим. Снейп потянул руку к книге, но я ловко захлопнул ее и убрал в сумку.       —Еще пятьдесят баллов за дерзость и неделя отработки, — мстительно сказал он. — А теперь отдайте мне эту мерзкую книгу.       —Это моя книга, художественная литература не запрещена правилами школы.       Снейп сжал губы в почти невидимую линию.       —Хорошо, но о Вашем поведении узнает директор. За мной, если не хотите больших неприятностей.       Он развернулся и быстро зашагал прочь. Я тяжело вздохнул, сложил плед и догнал его. Пока мы шли к гриффиндорской башне, я гадал, правда ли мне удалось обмануть Снейпа, или это его хитрый план и хорошая актерская игра. В любом случае я получил официальный повод общаться с профессором Слагхорном и лишнее доказательство нестабильности психологического состояния Снейпа. Оставалось надеяться, что, как и большинство хитрых планов, этот останется исключительно в моем воображении, а директор получит еще одно подтверждение, что я такой же, как раньше и так же ругаюсь со Снейпом.