Власть любопытства

      Солнечный луч скользнул по гладкой стене, напоминая о похожей ситуации в другой комнате в какой-то другой далекой жизни, которая принадлежала какому-то совсем другому человеку. Чувствовалась слабость, немного болела голова, но в целом все было весьма терпимо, пока я не решил изменить свое положение в пространстве. Движение руки отразилось во всем теле острой болью, которая медленно сменялась расходящимся волнами гудением в мышцах. Открыть глаза было выше моих сил, я хрипло втянул затхлый воздух и протянул руку вперед. К счастью, получилось нащупать флакон с каким-то зельем, по запаху похожему на восстанавливающее. Подумав, что хуже уже быть не может, я осушил флакон одним глотком. Последствия моего ужасного заблуждения не заставили себя ждать, отвратительный вкус вызвал рвотные позывы, меня всего скрутило, но спустя несколько секунд стало гораздо лучше.       Я смог открыть глаза, свет, приглушенный плотно задернутыми занавесками, резанул по нервам. Оглядевшись, я обнаружил себя сидящим голым на огромной кровати в одной из неиспользуемых спален. Рядом, лежа на животе, мирно посапывала Гермиона. Ее дыхание было спокойным и ровным, так что я особо не беспокоился. Внимательно осмотрев комнату, я с радостью обнаружил на полу еще несколько восстанавливающих зелий и тут же выпил одно. Слабость, наполнявшее тело, постепенно уходила, и я решил, что готов отправиться на поиски ванной. Я чувствовал себя до отвращения грязным.       Стоя под теплыми струями, я, наконец, решился попробовать разложить по полочкам свои воспоминания. Я не мог сказать, сколько точно прошло времени с тех пор, как поцеловал Гермиону, сидящую на камне. После этого воспоминания были отрывочными и больше походили на сон, наполненный сладостными неясными образами.       Вздохнув, я обратился к более ранней памяти, и мое сердце сжала ледяная рука. Бедный Добби. Как я мог с ним так поступить? Нужно будет обязательно похоронить его останки. Но что заставило меня так сделать? Я помню, как решился подчинить себе источник Блэков. Какая глупость и самоуверенность! Тем более, «подчинить» не то слово, теперь это понятно, но сейчас не об этом. В самый ответственный момент в зал с камнем вбежала Гермиона, это даже хорошо, без нее я бы, наверное, сошел бы с ума окончательно. Она стала для меня точкой опоры и, вероятно, я для нее. Прислушавшись к себе, я попытался восстановить воспоминания прошлых жизней. Или параллельных? Или вообще гипотетических? Да, собственно, какая разница, я не вспоминал их, я проживал эти жизни, как свои собственные. Вспомнить я смог только несколько. Ужасно страшные моменты рождения и не менее отвратительные мгновения смерти. Меня передернуло, когда я вспомнил, как меня подхватила возбужденная религиозным экстазом толпа. Даже к лучшему, что сознание заблокировало опасные воспоминания, я даже читал о подобном психологическом феномене. Не уверен, что могу осознать их все сразу, но постепенно я приду к этому.       Натянув халат и тапочки, я спустился в гостиную и обнаружил посреди комнаты большой искромсанный камень, покрытый почти ровным слоем субстанции неопределенного цвета и состава. От пола шла весьма значительная трещина, а в стенах торчали неровные куски величиной с кулак. По полу были раскиданы осколки то ли бутылок, то ли склянок от зелий, некоторые из них окружали лужи крови. Другой мебели в комнате не было, она, вероятно, была выброшена в разбитые окна. Гобелен с семейным древом Блэков был наполовину оторван от стены и свисал до пола неровными частично подпаленными лохмотьями. В камине мирно тлел увесистый фолиант, на обложке которого еще можно было прочитать «Чистокровные семьи Британии», он был подозрительно мокрый и явно не подлежал восстановлению. Мне неожиданно вспомнилось, как неожиданно мне стало холодно из-за разбитого окна, и пришлось растопить камин первым, что попалось под руку.       Немного посмотрев на это великолепие, я решил, что вечер явно удался, и мы славно побузили. Закрыв немного потрепанную дверь в гостиную, я пошел по коридору к входной двери. Мне нужно было срочно убедиться, что небо еще не рухнуло на землю, и локальный апокалипсис ограничивается только одним домом. Настроение постепенно улучшалось. Добби, конечно, жалко, но, учитывая обстоятельства, это можно назвать минимальными потерями. На его месте могла быть Гермиона или я, или вообще кто угодно.       В коридоре на полу обнаружились растерзанные в клочья портьеры, которые закрывали портрет Вальбурги Блэк. Отделить портрет от стены мы так и не смогли, зато наложили на него качественные заглушающие заклятья, так что пожилая дама нас обычно не особо беспокоила. Переведя взгляд на стену, я обнаружил, что портрет, в отличие от фамильного гобелена, почти цел. Парочка незначительных подпалин и кусок рамы, торчащий из стены прямо через картину, можно не считать. Сама Вальбурга тоже выглядела потрепанной, но вполне живой, если можно про нее такое говорить.       —Доброе утро, — вежливо поприветствовал ее я, поразившись собственному охрипшему голосу.       —Доброе. Как Ваше самочувствие, господин? — настороженно спросила она, прижавшись к одному из краев картины.       —Замечательно, — я слегка удивился обращению, но не стал вдаваться в подробности, по крайней мере, она больше не раздражает мой слух. Этим утром я был до невозможности беспечным.       Открыв дверь, я вышел на крыльцо и сладко потянулся в лучах теплого утреннего солнышка. Было позднее утро, стремившееся к полудню, но свежесть пока еще чувствовалась. С наслаждением вдохнув, я каким-то образом почувствовал, что Гермиона скоро проснется. Прислушавшись к себе, я понял, что могу узнать все, что происходит в доме. Еще одно подтверждение удачного завершения авантюры.       Вбежав по лестнице, я увидел ворочающуюся в ворохе постельного белья Гермиону. В ее глазах пока не было полной осмысленности, так что я влил в нее несколько восстанавливающихся зелий, понимающе усмехнулся на обалдевшее выражение лица и довел до душа.       Спустившись на кухню, я, наконец, осознал, что не только я знаю о всех ее мыслях и чувствах, но и она о моих. Сейчас я не испытывал хорошо запомнившейся радости, которая охватила меня в момент единения. Я был несколько не уверен, как она отреагирует на некоторые мои мысли, но ее поддержка была мне необходима.       —Кричер! — пока я решил сделать наше существование более приятным.       —Да, господин? — появившийся домовик так же, как и портрет, выглядел несколько пришибленным и настороженным, будто общается с буйно помешанным. Хотя почему будто?       —Принеси завтрак мне и Гермионе, есть будем здесь. Потом приберись в гостиной и наверху. Если надо купи новую мебель, деньги возьми в моем сейфе.       —Да, господин, — Кричер низко поклонился, не выказывая никакого пренебрежения. Это меня немного нервировало, я уже успел привыкнуть к его постоянному брюзжанию.       —И не зови меня так, зови меня Гарри.       —Конечно, Лорд Гарри.       —Хорошо, пусть будет так. И еще, куда ты дел тело Добби?       —Как и приказал Лорд Гарри, голова домовика Добби высушена и готова к тому, чтобы ее выставить на достойное место. Остальное тело, как и положено, лежит в силосной яме во дворе.       —Так, достань тело и приготовь его к погребению.       —Погребению, Лорд Гарри? — Кричер явно не понял, что от него требуется.       —Я хочу похоронить Добби, он был не только домовиком, но и моим другом. Вымой его, зашей раны на теле и одень полагающимся образом.       —Будет исполнено.       —Все, выполняй, — я махнул ему рукой и стал сосредоточено ждать Гермиону, пытаясь успокоить свои мысли.       Она вошла, когда я допивал вторую кружку крепкого кофе. Гермиона тоже одела мягкий теплый халат, ее волосы были еще мокрыми после душа, а тело источало приятный банный аромат. Я широко улыбнулся ей и хотел обнять, но она только через силу ответила мне улыбкой и, не глядя на меня, села за стол.       —Что-то не так? — спросил я, когда она доела свой завтрак.       —Ты сильно сердишься на меня?       Вопрос поставил меня в тупик, и я нахмурился, пытаясь понять, что она имела в виду. Сознание подсунуло мне воспоминания Гермионы, в которых она на протяжении первых лет в Хогвартсе часто разговаривала с Дамблдором обо мне. В словах директора, на первый взгляд, не было ничего предосудительного, лишь забота обо мне, но с высоты прожитых лет, можно было увидеть картину сдержек и противовесов, направляющих Гермиону и через нее меня. Она рассказывала Дамблдору не все, но именно она доложила ему о Ганнибале, хотя может быть и не первая. Но после смерти родителей, Гермиона больше не испытывала желания общаться с директором и тщательно игнорировала все его попытки сближения. Как реагировать на такое открытие, я совершенно не представлял, так что просто пожал плечами.       —Не могу сказать, что я рад этой информации, но ничего плохого не произошло, так что все нормально.       —Правда? — с надеждой спросила она. — Но я ведь предала тебя!       —Ты, как и Рон, делала то, что считала правильным на тот момент. Глупо обижаться на желание помочь.       —Но я так на много закрывала глаза! Еще на первом курсе я могла догадаться, что Дамлбдор делает что-то не то.       —Мы были детьми, Гермиона, — с улыбкой сказал я. — Не нужно требовать от себя невозможного. Самое главное, что ты признала свои ошибки. Да и то, что не убивает, делает нас сильнее.       Я подошел к Гермионе и мягко обнял, чувствуя, как ее отпускает напряжение. Как же ты переживала, родная моя. Неужели ты думала, что маленькая ошибка оттолкнет меня?       —Почему ты не относишься ко мне так же, как к Рону?       —Потому что ты не он, — просто ответил я. — Пойми, нет ничего плохого в том, что человек без задней мысли заходит к Дамблдору и советуется, как лучше поступить. Всем нам свойственно заблуждаться, почти весь наш Легион ходит к директору на чай, сама же помогала разрабатывать наиболее эффективные следящие рунные цепочки на значках. Я не вижу в этом ничего плохого, просто учитываю в своих планах.       —А в чем же тогда виноват Рон? Он тоже был твоим близким другом, как и я, почему от него ты отдалился?       —Я не доверяю ему и его мотивам, они слишком простые, им слишком легко манипулировать. Вот простой пример. Когда ты узнала о моих первых подозрениях о Дамблдоре, ты оставила их при себе и попробовала меня переубедить. Ты проявила разумную предосторожность и перед тем, как встретилась с директором после того лета, хоть немного обучилась ментальной магии.       —Тем летом я вообще думала только о том, как тебя из депрессии вытащить, а не о Дамблдоре, — покраснев от похвалы, сказала она.       —Вот именно. А чтобы на твоем месте сделал бы Рон? Особенно, если бы ему ненавязчиво посулили славу или деньги? Рон совсем не плохой человек, не думаю, что бывают искренне плохие люди. Но он слишком прост, хотя одновременно и важен для меня. Я не доверяю ему, я вообще никому не доверяю, даже тебе, как ты могла заметить.       Я прервался, ожидая ее реакции, от этого зависело очень многое. Я был практически уверен, что она, как и я, поддастся власти любопытства, того самого чувства, что горело ярким пламенем в ее глазах и эмоциях. Я не считал нужным скрывать свои мысли и знал, что она может их узнать, если пожелает.       —Ты прав, твои планы действительно звучат очень интригующе. Да и нам еще нужно понять, что с нами произошло и как это использовать, но…       —Но действия, которые нам придется совершить, аморальны и безнравственны?       —Да! По сути, нам нужно будет переступить через жизни и желания множества людей из-за собственной прихоти.       —Человек создан для страдания, — философски заметил я. — Да, ты и сама знаешь, к чему это может привести, если нам немного повезет. К тому же тебе известны аргументы доктора Лектера, с ними сложно спорить.       Я напряженно посмотрел ей в глаза, ожидая окончательного решения.       —Его слова крайне логичны и рациональны, и ты прав, я не могу оставить без внимания свой первый подсознательный порыв. Я чувствую, что так будет правильно.       Она не уточнила, для кого будет правильно, но все было и так понятно. Гермиона не заметила, как перешла на другой уровень общения, подкрепляя нестройные фразы наполненными чувствам образами. Я улыбнулся и взял ее за руку.       —Мы будем вместе, — послал я ей эмоциональный эквивалент фразы.       —Мы будем вместе и пойдем той дорогой, которую ты укажешь, — получил я в ответ.       Хотя и было произнесено всего несколько ничего не значащих слов, мое сознание расшифровало их эмоциональный смысл. Я подскочил с кресла и нежно поцеловал ее.       —Теперь обычные слова кажутся сухими и безжизненными, не хочу к ним возвращаться в общении с тобой, — в ответ я только утвердительно кивнул.