Потерять и найти

О, боги, как я ненавижу утро! По утрам, за чашкой кофе, я обычно мечтаю о том, как Земля, с Луною вместе, а также Юпитер, Венера, Марс, Сатурн и прочие, да и Солнце за компанию, — однажды ухнут в какую-нибудь Черную Дыру. Где нет ничего, кроме бесконечного полета в пустоту, безмолвие и безвременье. Туда, где нет автомобильных сигналов, гудения стиральной машины за стенкой и главное — душераздирающего вопля будильника. Я пробовала ставить в качестве побудки самые любимые свои мелодии дарк-эмбиент, но с утра и они вызывают у меня мощную волну отвращения. На этот раз вместо будильника меня вырвал из небытия не менее душераздирающий звонок в дверь. Я, с трудом осознавая, в каком нахожусь измерении, все-таки глянула на часы. Глас апокалипсиса должен был грянуть через 15 минут. Что ж, пятнадцатью минутами раньше или позже — не имеет значения. Если бы не это — я бы ни за что не открыла, сделав вид, что я умерла или меня нет дома. И все могло бы сложиться иначе. Но я встала — черт бы меня побрал — и проковыляла к двери, ощущая на своих плечах всю тяжесть земной тверди и небесного свода заодно. Мама всегда говорила, что я человек — с пораженным инстинктом самосохранения, поэтому я никогда не спрашиваю: «Кто там?», как все нормальные люди. Вот и в этот раз я просто резко распахнула дверь и узрела на своем пороге здоровенного блондина в потертых голубых джинсах, белой футболке и замшевом пиджаке, который был ему слегка тесноват в плечах. — Чего надо? — спросила я угрюмо (а по утрам я другой и не бываю) и одарила громилу таким взглядом исподлобья, после которого люди обычно говорят кратко, просят мало, уходят быстро. Но только не в этот раз. Здоровяк в ответ ослепил меня голливудской улыбкой и сказал басом: — Привет, Лесли! Я твой дядя! Надо сказать, что по утрам я соображаю туго, поэтому у меня не набралось эмоций даже на то, чтобы удивиться. — Шел бы ты, дядя, — сказала я меланхолично и попыталась захлопнуть дверь перед носом громилы. Но бугай оказался на редкость пронырлив и, как-то ловко повернувшись, сумел просочиться в полуприкрытую дверь. Не успела я и «мяу» сказать, как он оказался в моей квартире. Интуиция у меня, как говорила мама, просто бешеная, и я сразу поняла, что легко выпроводить этого дядю не получится — придется потратить время на разговоры. При всем том, я не ощущала никакой угрозы. Громила был весьма добродушен и, кажется, чем-то невероятно доволен. — Ну и что тебе надо-то, дядя? — тоскливо повторила я, потому что по утрам любые ненужные разговоры меня очень печалят. — Я не шучу, Лесли. Я и вправду твой дядя, — повторил детина медленно и внушительно, будто втолковывая что-то малому ребенку. — Мы искали тебя… и вот — нашли, — закончил он жизнерадостно. Я вдруг подумала, что «дядя»-то на вид — мой ровесник. Хотя в семьях, где большая разница между братьями или сестрами — такое бывает. Дяди — чуть старше племянников, а иногда, случается, и моложе. — И еще я хочу, чтобы ты встретилась со своим отцом! — при этих словах амбал снова продемонстрировал мне свою белоснежную улыбку. Но не впечатлил. Меня по утрам вообще сложно чем-либо впечатлить. — Извини, чувак. У меня на сегодня другие планы. А отец пусть зайдет лет через 30, — очень вежливо ответила я, чувствуя, как внутри нарастает холодное бешенство. — Почему через 30? — искренне изумился громила. — Потому что я жила без него как-то 30 лет, пусть теперь он еще столько же подождет, раз ему пришла охота повидаться. А лет через 30, ага, пусть заходит… если доживет! — мстительно закончила я и с достоинством одернула мятую застиранную футболку, которую использую вместо ночной рубашки. — Я понимаю, Лесли, у тебя есть все основания таить обиду! — высказался бугай, как-то слишком высокопарно, на мой взгляд, для его простецкого вида. — Но и ты нас пойми! У твоего отца — непростая судьба! Он был… эээ… на войне, потом… эээ… сидел в тюрьме.., — я почувствовала, что детина очень аккуратно подбирает слова. — Что? Он еще и уголовник?! — восхитилась я, мысленно завывая: «Прекрасная, фантастическая новость с утра пораньше! Чудесная встреча! Как я ее ждала! И все это вместо горячего душа, чашки кофе с корицей, первой за утро сигареты и томика Шелли! Великолепное начало дня!!!» Однако, усилием воли задавив в себе истерику, я ответила спокойно и твердо: — Все это, конечно, заманчиво и мило, но я вынуждена отказаться. И вообще, я через пару часов улетаю на Ближний Восток — я несколько месяцев добивалась возможности сделать этот репортаж. Извините, но мне сейчас не до родственников. Давайте перенесем эту трогательную встречу на более подходящее время, — с этими словами я очень выразительно посмотрела на дверь. Однако бугай и не думал ловить мои намеки. Вместо этого он склонился к моему плечу и заговорщицки пробасил мне в ухо: — А что, если я предложу тебе сделку? — Какую? — мои глаза загорелись против моей воли. Ничего не могу с собой поделать — люблю такие штуки, даже с утра. — Я знаю, что ты ищешь материалы по секретному проекту Щ.И.Т. Давай так: ты знакомишься с отцом, а я даю тебе информацию, которую ты так желаешь, — торжественно провозгласил громила с голливудской улыбкой. И тут же — через запятую — назвал имена, данные и даты, которые вполне убедили меня в том, что он явно в курсе, а не просто мимо проходил. Информация иногда поступает из самых необычных источников — мне ли не знать. «Когда б вы знали, из какого сора…» — да-да, вот это самое. К тому же, моя интуиция шептала мне, что он не блефует. В конце концов, что я теряю? Всего несколько минут. А приобрести могу кое-что, и даже очень кое-что. Поэтому я тряхнула нечесаной головой и сказала вполне миролюбиво: — Валяй, зови папашу! — Ты не оденешься? — помявшись, спросил амбал. — И так сойдет, — уверила его я. — Так я зову, да? — все еще нерешительно топтался голливудский громила на моем пороге. — Зови-зови, — приободрила я, — Хотя бы для того, чтобы я могла плюнуть ему в рожу! На улыбчивое лицо здоровяка внезапно набежала тень. — Не надо так делать, Лесли! Я тебя очень прошу! — обратился он ко мне, сурово, но при этом нежно, как к ребенку, и снова веско повторил: — Не нужно! — Ок, не буду, не буду, — я аж притопнула в нетерпении ногой. Уж скорее бы покончить со всем этим, получить информацию и успеть на самолет. — Обещаешь? Даешь слово, что не будешь? — не унимался амбал. О боги, умственно отсталый он, что ли? — взвыла я про себя. И ответила: — Конечно, даю слово! (В конце-концов, слово мое — хочу даю, хочу назад беру, — подумала я, но вслух этого, конечно, не сказала.) Громила, наконец, отворил дверь и гаркнул: — Войди! …И с полутемной лестницы в мой дом шагнул… хлыщ, как-будто сошедший со страниц «Tatler»: отлично сшитый черный костюм, белоснежная рубашка, шейный платок от Hermes, гладко зачесанные темные волосы. Да-да, именно так я и представляла себе папашу-уголовника. Именно такими они обычно и бывают, кто бы сомневался. Этот козырь, тем временем, сверлил меня исподлобья прозрачными серо-зелеными глазами, будто гипнотизируя. Взгляд, кстати, был мне хорошо знаком, из детства и из зеркала. Я сама ребенком так разглядывала бабочек или жуков, прежде чем оторвать им крылышки, а затем раздавить. Однако, судя по всему, давить меня пока не собирались, разве что оторвать лапку-другую. Я тоже разглядывала хлыща, и постепенно меня снова начала заливать ледяная злость. То, что я увидела, мне очень не понравилось. А после того, как этот ферт, не отводя взгляда, сказал совершенно бесстрастно, будто в дурном фильме: — Здравствуй, Лесли, я твой отец, — я и вовсе взбеленилась и, обернувшись к громиле, произнесла нежно и слегка меланхолично (я всегда так говорю, когда мне хочется вырвать кому-нибудь кадык, хотя бы мысленно): — Моя мать родила меня, когда ей было 25 лет. Твоему подельнику, на вид, лет 35. Ты хочешь сказать, что мать соблазнила младенца, отбившегося от няньки? Никого поприличнее найти не мог? При этих словах пижон, он же мой «папа-уголовник», отлип от стенки и высказался, тихо и по-прежнему без эмоций: — Девочка, тебя не учили, что говорить о присутствующих в третьем лице не подобает? Приличные девушки не ведут себя так. — Да неужели? — я застенчиво улыбнулась, что означает высшую степень бешенства. «Застенчивость» наступает у меня после «меланхолии», а уже затем я и убить могу. — У меня к тебе тот же вопрос, «папа». Тебя не учили, что неприлично возникать в чужой жизни через 30 лет с заявлением: Я твой отец. Приличные отцы не бросают своих детей, — закончила я, почти ласково. Конечно, я понимала, что это какой-то розыгрыш, но точно так же я ответила бы и настоящему моему отцу, случись он вдруг на моем пороге. Этот чужой мужчина просто стал мишенью для моих так давно копившихся злости, обиды и гнева. Он, можно сказать, подставился. Ну и сам виноват. Атмосфера в комнате, казалось, сгустилась — не в переносном, а в самом прямом смысле, воздух стал плотным и тяжелым, я видела почти осязаемые зеленоватые всполохи на фоне серого тумана. Неожиданно громила как-то по-детски радостно рассмеялся и ткнул хлыща в плечо, заявив: — 1:1, Локи. Ответный взгляд, будь он материален, вполне мог бы прожечь дыру в футболке амбала где-то на уровне желудка. И тут уже расхохоталась я, просто не смогла удержаться. — Как ты сказал? Локи? Господи, это еще что такое? (Я вспомнила некстати, что одна моя приятельница недавно назвала так своего кобеля-корги, за то, что тот отличается скверным нравом и склонностью к мелким пакостям. Может, например, цапнуть за ногу, хотя ничто казалось бы, не предвещало, а еще любит втихаря нагадить ночью на приковатный коврик.) А я уже не могла остановиться — меня, случается, несет по кочкам и я не сразу могу притормозить: — А куда же вы, «папа» с «дядей» задевали моих братишек? Где они — Слейпнир, Ёрмунганд и Фенрир… и кто там еще? Топчутся на лестнице и гадят там? Ну уж давайте тогда сюда сразу весь зоопарк! А то соседи еще, чего доброго, нажалуются в полицию! Устроим теплую семейную встречу — чего ходить по одному? Меня несло, пока я случайно не наткнулась на взгляд хлыща. О! Я его прекрасно поняла: если бы я была жуком, то это бы значило, что надо мной уже занесен сапог. Но я не была жуком. И дурочкой я тоже не была. И за временем я всю дорогу следила. Еще полчаса — и самолет улетит без меня. - Все, парни, — сказала я отсмеявшись, — я не знаю, зачем вам был нужен весь этот балаган, но времени на вас у меня больше нет. Поэтому давайте прощаться. Не стану врать, что была рада встрече, поэтому целоваться на прощание тоже не будем, — с этими словами я распахнула дверь и сделала выразительный жест, приглашающий моих незваных гостей выметаться, да побыстрее. Между тем, ни тот, ни другой даже не шелохнулись. Да что же это такое-то?! Неужели из-за двух идиотов сорвется поездка моей мечты?! — Ок, ребята, тогда ухожу я, — с этими словами я пошла в гардеробную, натянула джинсы, сменила футболку, подхватила приготовленную с вечера дорожную сумку. Краем глаза я заметила, что подельники переглянулись, но когда я протискивалась мимо них к двери — пальцем не шевельнули и выйти мне не помешали. Напоследок я не удержалась и снова высказалась, мне же мало просто уйти живой и здоровой из такой сомнительной переделки, мне непременно надо уйти красиво: — Надеюсь, когда я вернусь, примерно через месяц, вас тут уже не будет. Воровать у меня нечего, кроме книжек и старых шмоток. Если заскучаете, можете помыть посуду, полы и отчистить унитаз — я никак сама не успеваю. А потом просто захлопните за собой дверь. Хлыщ и громила ничего мне не ответили, но взгляды их были в тот момент удивительно похожи: они взирали на меня, как на больного ребенка. А хлыщ в довершение еще отвратительно нагло ухмыльнулся уголком тонкого рта. Эх, надо бы все-таки вызывать полицию. Хотя, думаю, я успею сделать это по пути в аэропорт. Лифт в доме не работал — было бы странно ожидать другого в такой славный денек, задавшийся с самого утра. Когда я, наконец, стащила по лестнице свою сумку и вывалилась из подъезда, то обнаружила странную парочку… возле крыльца. — О, парни, вы что спустились из моего окна по простыням? — ухмыльнулась теперь уже я, и на сердце у меня полегчало — все-таки не хотелось оставлять в своем доме двоих незнакомых мужчин, пусть даже и до приезда полиции. Тут громила шагнул ко мне и легко подхватил мою сумку: — Прости, что задержали тебя, — сказал он примирительно, — в качестве извинения мы можем отвезти тебя в…эээ… воздушную гавань. Из-за дурацких гостей, я, конечно, забыла вызвать такси с утра, как планировала. Мой инстинкт самосохранения, как всегда молчал, а интуиция вопила, что они, хоть и странные ребята, но точно не пришьют меня по дороге, а вот самолет улетит, если не поторопиться. К тому же, «дядя» или кто он там, показался мне хоть и простоватым, но вполне надежным малым. Поэтому я согласилась сесть в синий Шевроле. Амбал устроился за рулем, я — сзади, полагая, что хлыщ сядет рядом с подельником. Но просчиталась — он открыл правую дверь и тоже скользнул на заднее сидение, затем сложил руки на груди и продолжил свое, как я уже поняла, любимое занятие, — рассматривать меня из-под полуопущенных ресниц. Я взгромоздила между собою и им свою пыльную дорожную сумку, давая тем самым понять, что воздвигаю границу и общаться не желаю. Мой самозваный «папаша» тем временем кивнул приятелю, и тот достал из-под сидения какую-то стеклянную колбу, мерцающую глубоким синим цветом. В этот момент хлыщ резко наклонился ко мне, легким движением сбросил на пол тяжеленную сумку, вцепился мне в руку, а потом обнял меня самым фамильярнейшим образом. Возмутиться я уже не успела. В ту же секунду — все поплыло, перед глазами у меня завертелись золотые спирали, по ушам ударила волна — как при взрыве свето-шумовых гранат на площади Таксим, откуда я несколько лет назад вела прямые репортажи. По голове они меня все-таки шарахнули, что ли? Но почему тогда голова не болит? — это было последнее, что я подумала, перед тем, как провалиться в Черную Дыру, вместе с Землей, Марсом, Венерой и Солнцем заодно… …А ведь права была мама: я — урод, с пораженным инстинктом самосохранения, — подумала я, внимательно наблюдая за полетом золотых мух. Подумала? О, да, ко мне вернулось сознание, а потом и зрение, и слух. Я увидела, что стою на мосту: если бы не ажурные конструкции, не белый цвет и не воздушные пилоны, я бы решила, что мы на мосту Джорджа Вашингтона. Что-то похожее я видела в своих безумных снах, но не так четко, конечно. Может, я и сейчас просто сплю. Я медленно оглянулась с надеждой, но герои моего последнего кошмара были по-прежнему рядом. Только выглядели они несколько иначе, чем в первой части утренней трагикомедии. — Мы поняли, что на слово ты нам все равно не поверишь.., — меланхолично, очень в моей манере, произнес темноволосый хлыщ, который теперь вместо пиджака от Brioni был одет в какой-то карнавальный костюм, состоящий из кожаных штанов и колета на завязках, — Упражняться в остроумии ты могла бы еще долго, а времени у нас нет, — при этом он впервые за все время посмотрел на меня открыто — не искоса, не исподлобья и не из-под ресниц. И мне, надо признать, понравился этот взгляд — такой холодный, ясный и острый. В тот же момент громила, облаченный в сверкающие доспехи, снова продемонстрировал голливудскую улыбку и приветливо проорал: — Добро пожаловать в Юсальфхейм! После этого у меня в глазах опять затанцевали золотые мухи, а затем меня стошнило прямо на сапоги хлыща, который не успел отскочить. «А так тебе и надо», — мстительно подумала я, снова теряя сознание.