Айюр. Кхала. Я. Один.

Мы не исчезнем, пока наша Память живёт в наших душах, и Кхалы извечный Свет наш путь освещает к звёздам. Пока живёт Айюр, предвечный и изначальный, пока хоть одна искра в его недрах на наш отзовётся огонь.

Он снова ступил на Айюр. С того дня, как Амун осквернил Кхалу, не прошло и цикла, но казалось, что славный поход Золотой Армады, собравшейся вернуть Перворожденным их родину, остался в другой эпохе, вместе со всем, что имело для него значение. Почти всем. Мариджар шёл по знакомым местам, не обращая внимания на прилипавший к ногам засохший крип. Лишившиеся контроля Амуна, зерги покинули Айюр, следуя воле Королевы Клинков, неожиданно проявившей подобное великодушие, но их следы ещё предстояло устранить. Выдрать с корнем. Вокруг него кружили зонды и прошивали землю электрическими импульсами. Вереща друг на друга, они вытащили и телепортировали с поверхности планеты огромное щупальце и принялись за разлагавшуюся тушу бруталиска, валявшуюся на берегу почти пересохшего ручья. Судящий подошёл к берегу и посмотрел на мутную жижу, смешанную с крипом, сквозь которую всё ещё тускло светили кхайдариновые кристаллы. Зонды, словно услышав его, подлетели к нему и начали вычищать дно. Крип рассыпался и улетал голубой вспышкой, оставляя за собой измученную почву. Один из зондов прочистил русло и вода хлынула с новой силой. Мариджар опустил руку в начавшую очищаться воду и коснулся одного из кристаллов, сразу всполыхнувшего ярче. — Что ты хочешь сказать мне? — Он вошёл в воду и коснулся ещё нескольких на самом дне ручья. Вслед за ними среагировал вся вереница кхайдаринов, и их Свет словно заставил исстрадавшуюся землю пробудиться. Под его ногами запел Айюр. Мариджар, поражённый упал на колени, погрузившись в воду лицом, роняя в неё вибриссы, вбирая разлившееся под водой целительное сияние. Он погрузился в медитацию, позволяя энергии планеты разлиться в нём, подобно воде — он не знал, чем это кончился, но чувствовал — именно это он должен сделать здесь и сейчас. Свет струился через него, поднимая его тело в воздух, преломляясь и вновь собираясь, зацепив с собой крупицы информации, разветвляясь и оплетая всех, до кого мог дотянуться. Закрытые сознания раскрывались ему навстречу без страха, вливая свои голоса в музыку очнувшейся ото сна планеты. Целительное сияние рвалось из-под земли, испепеляя разбросанные по ней останки, оживляя больные растения, исцеляя раны выживших зверей. Это был ласковый шторм, призванный не убить, но очистить. — Что здесь происходит? — до Мариджара донёсся чей-то крик. Кто-то стоял совсем рядом и смотрел на него, но ему было сложно осознать кто именно — то, чем он был сейчас, было слишком велико, слишком могущественно, чтобы так просто отделиться от него. Казалось он был всеми, живыми и жившими ранее, был в каждом разуме, большом и маленьком, в каждой клеточке планеты, наполнявшейся жизнью. — Эй, Ара! Отвечай, или я заставлю тебя силой! Он узнал голос Вершителя. Ощутил её страх. Их страх — она была не одна. Целый взвод был здесь, готовый остановить его. То, что происходило с ним, каким-то образом коснулось всех, не причинив вреда, но отчего-то испугав. Судящий сосредоточился изо всех сил и вернул своё восприятие в узость собственного взора. Кристаллы на дне ручья сияли ослепительно ярко, окружая его непроницаемым облаком. — Айюр возрождается. Не нужно мешать ему, — сказал он строго. Словно поток Света испепелил и остатки его нерешительности. Он тоже был не один — с ним воспряли из забвения те, кто был сокрыт в Общей Памяти, будто Айюр помнил всех своих детей и жаждал их единства, воспряли в нём и во всех, кто мог слышать его. — Не нужно бояться того, кто мы есть. — Мы отбросили это, чтобы стать чем-то большим! Мы… Только тут он увидел причину всеобщего волнения. Их отростки, отсечённые несколько дней назад, регенерировали — пока лишь частично, но всё же достаточно, чтобы вновь соединить сознания тонкими нитями. — Мы — одно, — он взглянул на последовавших за ней Неразим, которых также коснулась целительная энергия, и на Тал’Дарим, разгневанных и растерянных в доме, в который они не желали вернуться. — Каждый из нас свободен в едином океане Света. *** — А кто расскажет мне, что произошло после? — Такотос разорвал связь с мнемокристаллом и взглянул на трёх молодых учеников, сидевших вокруг него в тени раскидистого дерева. — Он нашёл гармонию в кристаллах кхайдарина и вернул Перворожденным единство, — ответил юнец с белой кожей и глазами красными, как камни Аргуса. Он был всего двадцати циклов отроду, но уже подавал большие надежды. — Подобно Кхасу, он спас нас от новой Эпохи Раздора! — Кхала! — с возмущением уточнила девушка с нежно-лиловой кожей и глазами зелёными, как варп-клинки. — Это называется Кхалой! — Не так важно слово, как суть его, — Такотос примирительно поднял ладонь. — Он открыл нам пути, которые мы потеряли очень давно. Задолго до того, как наша гордость расколола наш народ. — И теперь каждый может идти тем путем, по которому его ведёт сердце, без ограничений и запретов, — добавил ученик с серо-голубой кожей и глазами, сиявшими оранжево-красным, как маленькие солнца. — И никто не посмеет осудить его за то, что он пошёл иной дорогой. — Верно, Валитар, — старый джудикейтор окрасил эфир доброй улыбкой. — На сегодня хватит историй. Идите каждый своей дорогой. — Пойду потренируюсь, — белокожий встал и расправив плечи. — Я с тобой! — девушка с зелёными глазами вспрыгнула и побежала вперёд него. Оба скоро скрылись среди разросшихся джунглей, окружавших высокую стену новой цитадели. — Он ведь умер, верно? — последний из учеников потянул руку к мнемокристаллу, но Такотос закрыл его ладонью. — В Кхале мы живём вечно, сын мой, — ответил Судящий и машинально кивнул в сторону убежавших прочь детей. Там, со стороны Цитадели, в их сторону бежал ещё один ученик — кожа его была тёмно-серой, глаза горели золотом, как броня храмовников. — Учитель! — он бежал неуклюже, и Такотос с другим учеником не удержались от смеха. — Я… я снова опоздал! — Ты итак знаешь эту историю наизусть, — джудикейтор подтолкнул к нему Валитара, и тот перехватил его на бегу, увлекая за собой в другую сторону, откровенно наслаждаясь его нерешительными возражениями. Такотос поднял глаза на небо, затянутое прозрачной дымкой идущего от земли пара. Вот уже двадцать пять циклов оно оставалось безмятежно чистым и останется таким вовек. — Дети мои. У вас всё-таки получилось.