Ты спишь и видишь меня во сне...

Огрубевшая сильная ладонь осторожно ложится на взлохмаченную русую голову, зарываясь пальцами во влажные, длинные волосы. Он касается его впервые. Раньше только приглядывал, любовался, изучал, ловился на желании вмешаться, но не позволял себе этого. Даже в тот момент, когда Ричард наступил на самый край бездны и, пойдя на поводу у старого больного крыса, протянул Алве яд. Не вмешался, понадеявшись на зародившиеся чувства Рокэ. Все верно — Алва мальчишку не тронул, просто выгнал. Но теперь не удержался. Коснулся русых, рассыпанных по серой, грубой подушке, прядей, погладил их, а потом позволил руке соскользнуть на висок, ощущая беспокойное биение маленькой голубой венки под тонкой кожей. Еще ниже — на колкую от проклюнувшейся щетины щеку. Миг и легчайшим движением палец касается приоткрытых губ… Он прикрывает глаза, ощущая нежность кожи и сонное, влажное дыхание. Ричард спит, измучившись после дня, полного вины, раскаяния и утомительной дороги в Агарис. Спит крепко, достаточно, чтобы не чувствовать, как чьи-то пальцы ласкают его губы. Или же нет? — Кто тут? — в полумраке голос Ричарда звучит придушенно и испуганно. — Я твоё спасение, — отвечает Ринальди, зажимая Окделлу рот ладонью, чтобы тот не надумал кричать, — я тот, кто избавит тебя от чувства вины за случившееся. Я уберу ладонь, если ты не станешь кричать. Зачем ему всё это? Он и сам не знает. Этот мальчишка, его прихоть, его интерес, его маленькое удовольствие. Чувствует трепет под рукой и глядит в давно знакомые глаза. Впервые они смотрят не сквозь него, как это происходило всегда, а прямо, в самую душу, если бы она у него, конечно была. В первый раз так близко. Испуганные серые глаза бездонны. Но, тем не менее, Ричард кивает. Ринальди убирает ладонь, и юноша послушно молчит, продолжая изучать склонившегося над ним мужчину. — Ты пришел за моей жизнью? — спрашивает он, наконец определившись с тем, кто же перед ним. В голосе и взгляде страха больше нет, только тоскливая обреченность. — Я настолько грешен, что ты лично явился за моей душой? — Ну что ты, мальчик мой, — ласково улыбается Ринальди, — в том, что случилось между тобой и Алвой, твоей вины не больше, чем моей. Рокэ сам виноват, не нужно было давать тебе столько бестолковой свободы, лучше бы озаботился твоим просвещением и воспитанием, тогда, глядишь, ты бы понял, что идти на поводу у личностей типа Штанцлера глупо и опасно. — Но я видел список… они все должны были умереть — Ричард вскинулся и попытался сесть, но сильные руки тут же опрокинули его обратно, а чужие губы, наклонившись совсем близко, зашептали, обжигая горячим дыханием кожу: — Они и умрут, каждый в назначенное судьбой время, Ричард, так устроен мир, все миры. А тот список — приманка для дурачка. Нехитрый рычаг элементарного давления на неуравновешенную молодую психику, к тому же переполненную чужими идеями и нелепыми идеалами и не обремененную своим умом. Уж прости… Дикон всхлипнул, и дыхание его участилось. То ли от осознания собственной глупости, то ли от чужой близости. Губы Леворукого почти прикасались к его собственным, горячие пальцы сжимали предплечья, а чужое колено настойчиво касалось бедра — в голове полнейший разброд… Какой идиотский сон! Как заманчиво влечет чужое тепло. Кем бы ни был склонившийся над ним демон, он первый, кто за последнее время проявил к нему интерес. И, что самое важное, простое человеческое участие. Ричард, измотанный переживаниями об отравленном эре и потерянной чести, разрываемый чувством вины и презрением к себе, понял, что падать ниже уже некуда, а потому резко подался вперед, жадно касаясь чужих губ. Чтобы забыться. Почувствовать себя еще немного живым. Ощутить хоть что-то, кроме душевной боли, которая не оставляла его с того самого проклятого вечера. Яростный поцелуй. Леворукий искушал, проникал, выпивал его. Дикон стонал и цеплялся в сильные плечи скрюченными от накрывшего его желания пальцами. Какой… сон. Во сне ведь можно все, правда? — Он жив? — судорожно глотая воздух, выдохнул Дикон в лицо улыбающемуся демону. — А что ему станется? Забудь… Он был обречен на это много веков назад. Чужая ладонь скользнула под край рубахи, и Ричард почувствовал, как по его животу, нежно касаясь, крадутся горячие пальцы. Вверх, расписывая кожу диковинными узорами и играя с затвердевшими и торчащими, словно горошины, сосками. Дикон застонал и выгнулся, развратно разводя бедра и вскидывая их. Леворукий тихо рассмеялся, перемещая руку туда, где у Дика горело и пульсировало. Погладил, приласкал через тонкую ткань белья, а потом избавился от мешавшей ткани и сомкнул пальцы на восставшей плоти Ричарда. Чтобы мальчишка кончил, многого не понадобилось, пара уверенных, точных движений и ласковый шепот с обещанием того, что все образуется. Тот верил — в то, что спит, а во сне можно все. Что ж, пусть так. Не дожидаясь, пока Ричард отдышится и перестанет трепетать, Ринальди развел ему колени, и, любуясь открывшейся картиной, коснулся нетронутого колечка мышц. Дикон вздрогнул, а член его снова приподнялся. Мальчишка… Лаская вход, осторожно растягивая его — узкий и горячий, Рино не сводил глаз с лица Ричарда, которое приобрело совершенно безумное выражение. Столько огня! Даром что перед ним сейчас раскрывался Повелитель Скал, а не Молний, впрочем, все скалы рождаются из раскаленной лавы. Бедный мальчик — столько жизни, столько никому не нужной страсти… Неужели никто в этом мире не удосужился разглядеть этого? Увидеть в Ричарде человека, полюбить? Рокэ — идиот, что же ты медлил?! Угробить такое сокровище! Ринальди вошел мягко, но громкий стон, полный отпущенного на свободу наслаждения, заставлял его дрожать и двигаться все глубже, до самого основания, вбиваться бешено, не жалея ни себя, ни Ричарда. Добравшись до пика, и слыша лишь слившийся в один звук двухголосый вскрик, улетая к основам Этерны, Ринальди упал на распластанного под ним, тяжело дышащего Дика. Растекся и зажмурился, тая в неге и блаженстве, согреваемый идущим из самых глубин огнем. Когда же сознание вернулось, и Рино смог открыть глаза, он почувствовал, как во взмокшие волосы вплелись чужие пальцы, нежно перебирающие длинные, вьющиеся прядки. Милый мальчик… Ринальди улыбнулся и, целуя соленую кожу на груди Ричарда, в ответ на слабое: «Какой чудесный сон», мысленно пообещал — «Я заберу все твои печали, и подарю еще один шанс». Ричард проснулся там же, где и засыпал. В небольшом придорожном трактире города Агариса. Святой город… ну надо же! Вспоминать о том, что ему сегодня снилось, было невозможно и упоительно сладко одновременно. Подумать только — ему привиделся Леворукий. Нет, не так. Зеленоглазого красавца, подарившего Дику свое тепло и нежность, зовут Ринальди. Откуда он это знает? Неясно, но это и неважно. Дик улыбнулся, сладко потягиваясь на измятых простынях, с удивлением понимая, что в нем что-то неуловимо изменилось. Вот так, легко и странно. Исчезла привычная спутница, донимавшая Ричарда со времен отравления — давящая и гнетущая тоска. Выскочила из сердца, засевшая в нем огромной занозой, вина. Удивительно и прозрачно — все вокруг было именно таким. А еще отчего-то захотелось забыть обо всем, что случилось, и начать жизнь заново, не оборачиваясь на прошлое. Возможно ли это? А почему нет? Разве не для этого его выкинул из своей жизни эр Рокэ? Дикон, выйдя из трактира, огляделся по сторонам и пошел туда, куда звал его пахнущий водой и солью ветер. Сбегавшая вниз узкая, белая, как все улицы в Агарисе, улочка привела Дикона к порту. Ричард, удивляясь себе, взошел на причал и замер, разглядывая плещущуюся в прорехах между грубых досок воду. Море улыбалось ему знакомым зеленым цветом. Захотелось остаться рядом с этой зеленью навсегда. Дикон зачарованно осмотрелся, и заметил чуть поодаль от себя большую шлюпку, готовую отплыть к кинувшей недалеко от берега якорь галере. Он, не помня себя, рванулся к шлюпке, на ходу интересуясь у сидящих внутри людей, куда плывет галера и не возьмет ли она с собой платежеспособного и не обремененного багажом пассажира. Оказалось, что галера плывет в город Фельп, и от лишних талов капитан не откажется. Чудесно. Дик прыгнул в шлюпку, когда та уже оттолкнулась от причала. Он уселся рядом со смеющимися фельпцами и, уверенный в том, что поступает правильно, глядел только вперед, на лениво перекатывающиеся у низких бортов зеленые волны. Но если бы он обернулся, то непременно увидел бы на пустынном причале замершую светловолосую фигуру в красном. Ринальди смотрел вслед уплывающей шлюпке и улыбался, думая о том, что у мальчика теперь появился второй шанс на вполне заслуженное счастье. А в то время, пока бестолковый потомок Эридани будет добираться до своего сокровища, чтобы Дикон не заскучал и снова не впал в тоску, Рино позволит себе иногда ему «сниться». Страстно, но ласково, так, как это случилось прошлой ночью.