let the sun shine in

вечерний хвамёндон спокойный и тихий в отличие от бурлящих типичной для хэундэ активностью окрестностей музея, и чихо сперва чуть теряется во времени, заново отсчитывая, что прошло всего минут сорок и еще нет никакой глубокой ночи, просто темнеет рано и дома вокруг нормально-респектабельные. звонить туда в дверь все равно еще никаких правил не нарушает. может быть, стоило написать сначала, думает он, когда дверь открывает мама джэхё и широко раскрывает глаза, узнавая его спрятанное под вечной кепкой лицо. но тогда же, когда впервые приходилось учиться говорить, не писал. - сколько лет сколько зим, - чуть иронично хмыкает мама джэхё. - он же съехал. и это же очевидно было, что ей будет очевидно, к чему вдруг у чихо может объявиться на пороге, но такая немедленная реакция все равно чуть обезоруживает - даже его. - может, я не к нему, - точно так же усмехается чихо в ответ. - а там, например, на лучшую макрель ким чжинсон. мама джэхё смеется - как будто вот для нее так точно ничего не прекращалось и это абсолютно нормально, что чихо может внезапно заявиться вечером на пороге ее дома тупо рыбы поесть, а потом говорит: - сейчас скажу адрес. у него, кстати, выставка открылась месяц назад. - я знаю, - отвечает чихо. - я был. - даже раньше меня успел, - смеется она снова, а потом таки диктует адрес, и это (вот черт его дери) где-то намного ближе к музею. и к морю тоже. джэхё открывает спустя куда больше времени, чем его мама, но все равно стоит на пороге лохматым, не очень бритым и в каких-то идиотских коротких шортах, небось натянутых едва за секунду до встречи с чихо. - тебе мама адрес сказала? - хмыкает вместо приветствия джэхё очень похоже на нее, и чихо кивает. он быстро ловит себя на том, что откровенно пялится джэхё на голые коленки, и думает, что вряд ли слишком правильно так делать в первую минуту встречи после... неизвестно когда бывшей предыдущей. и если бы все можно было решить тем, что прямо здесь и сейчас самым привычным способом вжать его в дверь, целуя, чихо бы точно именно так и сделал, но сначала ведь - сначала поди пойми, правда ли джэхё все еще тот же самый или просто как бы он ни менялся в течение жизни, вовремя бриться категорически не может стать его привычкой. - подожди секунду, - чуть помолчав, произносит джэхё. - я оденусь и пойдем гулять. - к себе не пустишь? - чихо очень быстро понимает, что для него вопрос обладает целым миллионом смыслов и едва ли сколько-то главный состоит в том, что ему хочется зайти в эту принадлежащую только джэхё квартиру. и наверное джэхё все понимает тоже, когда отворачивается назад и лаконично бубнит: - у меня бардак везде. и это "везде" на самом деле звучит до невозможного обнадеживающе, потому что у чихо сейчас - тоже бардак. от выставки, на которую он бы и не попал, если б не выступление вчера в пусанском клубе, и от голых коленок, и от перспективы сейчас бессмысленно гулять, как будто им нормально после всех лет ходить по пусану, водя светские беседы. но если у джэхё бардак хоть сколько-то такой же, то все наверное не зря. - куда мне тебя сводить? - задумчиво говорит одетый уже в более прилично выглядящие шорты джэхё на улице, обращаясь скорее к себе, но чихо немедленно отвечает: - на ваш мост. тут же близко? - близко, - соглашается джэхё. - только там людей тьма, вдруг узнают? - я ходил сегодня в музей, - чихо натягивает козырек кепки еще ниже, - вроде вся куча твоих фанатов не приметила. джэхё неловко улыбается куда-то себе под ноги и не отвечает ничего. выставка хотя бы как-то объясняет, с чего вдруг чихо объявился на пороге его дома, но ставит слишком много вопросов сама про себя, и джэхё не знает, как задавать их правильно, чтобы чихо не решил, будто он все еще живет где-то в прошлом. он молча машет рукой в нужном направлении и, сутулясь, шагает туда, практически кожей чувствуя присутствие чихо рядом. оно все до боли напоминает тот поход, когда корея как раз начинала становиться их общей, за исключением, что нынешний скорее призван расставить точки на финал, чем запустить какие-то еще надежды. так что теперь джэхё перед тем, как они сядут на пляж ставить эти точки, заходит в магазин и покупает пива. тогда было страшно. теперь уже нет. гванан мост сейчас выглядит как ровно на той открытке, что он посылал чихо, и на выбранном куске длинной песчаной полосы в итоге практически никого нет, и глупость несусветная, что вот они так сюда пришли, когда ничего у них общего уже нет, кроме прошлого. чихо же когда-то говорил про держаться тут за руки. где оно теперь. воспоминания, тщательно убранные куда-то далеко, слишком долго ненужные и даже вредные, очень ожидаемо наваливаются целой тонной от того, как сосредоточенно чихо рядом вскрывает бутылку и легко глотает сразу не меньше трети. джэхё пьет тоже. - зачем ты туда пошел, - наконец спрашивает джэхё. чихо пожимает плечами, делая еще глоток: - кён сказал, когда узнал, что мне тут выступать вчера. стало интересно. - не пожалел? - фыркает джэхё. - там тоже бардак. минхёк сказал... - помнишь то старое интервью на двд? - прерывает его чихо, и джэхё ничего не остается, как кивнуть. как будто есть хоть один момент про блокби и про чихо, что он не уговорил себя забыть, а забыл на самом деле. - я сказал, не знаю тебя, - все равно повторяет чихо то, что они оба знают наизусть и так. - а сегодня сходил туда в музей и подумал, что черта с два. знаю. я могу тебе рассказать про каждую фотку, почему ты ее взял и как решил повесить именно туда, где она висит. я тебя не видел три с половиной года и все равно знаю. джэхё молчит, вперившись взглядом в черную морскую воду, словно пытаясь увидеть что-то, как можно дальше, чуть ли не лежащую через всю темнущую водную гладь и переливающуюся своими японскими огнями японию. все и началось в японии, если не считать того, что началось еще раньше. чихо косится на него исподлобья, пытаясь угадать, надо ли ему сказать что-то еще прямее и однозначнее, но джэхё внезапно произносит, набирая в кулак песок и высыпая обратно: - я был в гренландии. - понравилось? - хмыкает чихо. джэхё мотает головой и продолжает: - там холодно. а потом еще в нью-йорке. и у меня тогда были, ну, отношения. сейчас нету, но тогда были. - у меня тоже были, - зачем-то отзывается чихо. джэхё криво усмехается: - ну я и не думал, что ты только со звуковым пультом общался все это время. но в общем, мы в нью-йорке были с ним вместе тогда. и мне все было нормально, только в какой-то момент пришло в голову, что я постоянно смотрю вокруг и думаю, что с тобой мы бы зашли в этот магазин. или вот сюда пожрать. или если мне попадались уебищные толстовки, то сразу думал, что ты бы там торчал час, а мне было скучно. он долго пьет свое пиво, а чихо смотрит на длинную шею и подбородок с неровной щетиной. от алкоголя у джэхё блестят губы и речь путается немного больше обычного, но так было и раньше тоже. как будто ничего не изменилось. как будто его можно взять за руку и дернуть на себя, чтоб был ближе. - и я подумал, что ты бы наверное сказал мне что-то про дебильное гренландское сияние, которое я снимал, - говорит джэхё дальше. - как раньше. и хотел тебе отправить. но мы же уже не разговаривали и вообще. у меня вроде были отношения другие. короче, они после нью-йорка как раз и закончились. - покажи сейчас, - вдруг вырывается у чихо довольно требовательно, и он протягивает руку за телефоном с фоткой гренландского сияния. джэхё немного тушуется, лезет поочередно в каждый карман и кажется целую эпоху листает галерею, находя наконец нужное. чихо смотрит на фотографию и молчит, потому что сейчас уже вряд ли можно сказать что-то в тему. надо было говорить год назад, если верить дате файла, но год назад и у него были другие отношения. и непонятно, как тут сказать теперь, что ты идиот и я идиот не меньше, и вот я не увидел твое сияние, а ты не слышал столько черновых версий того, что потом в совсем другом виде рвало мелон, и кто ж черт возьми в этом виноват, и давай снова попытаемся, чтобы в следующий раз увидеть и услышать. - у меня все твои песни есть, - разрывает молчание джэхё, отбирая телефон обратно и рисуя им круг на песке. - не слушаю, правда. ну то есть, один раз слушаю, когда покупаю, потом плюю. иногда когда нажрусь, гоняю все сразу. вот ты теперь совсем все знаешь. никому больше не говорил. и все спутанные мысли у чихо складываются во что-то невыносимо простое. - я люблю тебя, - не совсем впопад отвечает на немного истерический выплеск чихо, и джэхё наполовину хочется его убить, наполовину - передразнить достопамятное i don't think so. проблема только в том, что на самом деле хи даз синк соу. проблема только в том, что чихо это говорил слишком редко, чтобы хоть в один из разов, когда он это правда делал, ему не поверить. и еще, конечно, в том, что оно же все равно закончилось и какое теперь это имеет значение. или в том, что ему хочется думать, будто не имеет, потому что так проще. можно оставить всё как есть сейчас, и как он привык, и как чихо привык. и плюнуть на то, что больше всего хочется вспомнить, как чихо напористо и с силой целовал его, а дальше будь что будет. - кён во всем виноват, - наконец говорит джэхё. - если бы он тебе не слил, ты бы не пошел никуда и ко мне бы не приперся и... - как будто я без него не знаю, - резко перебивает чихо. - как будто ты один знаешь, как скачать песни, а я не знаю, где смотреть твои долбаные деревья. я гребаный путеводитель твой купил, блять. джэхё внезапно смеется на эту фразу, смеется и толкает его в плечо, так что чихо падает назад от неожиданности, теряя в темный песок кепку и грязня волосы. джэхё переводит неподвижный взгляд с моря в небо и говорит: - я тоже. тебя. я тебе в самом-самом начале пытался сказать, что пройдет, помнишь? - убить тебя хотелось, - честно признается чихо, вытряхая из кепки песок. джэхё очень тупо хихикает: - тебе всегда хочется. но в общем не проходит. я думал, вот мы не виделись и перестали разговаривать и все прошло. подумаешь, песни качаю. я даже сольник пио качал, такое говно. - мино ему фичерин записывал бухой в хламину, - зачем-то делится чихо. - и это самое лучшее там. джэхё опять совершенно искренне ржет, как будто с самого начала самым важным в том, чтобы им снова смочь говорить, было обменяться мнениями про сольник пио, и чихо ржет вместе с ним - ровно до того момента, когда уже все становится бессмысленным, а пиво, оказывается, закончилось, и просто сидеть на правильном для больше не вместе людей расстоянии становится невыносимо. это всегда так, всегда, когда чихо слишком важно, джэхё в ненужный момент обрывает поцелуй первым, и наверное в этот раз можно было бы ожидать, что едва оторвавшись, он немедленно встанет и уйдет. потому что если думать, то бессмысленное, конечно, действие, ни к чему вразумительному не приведет. но чихо не думает. и джэхё - джэхё точно тоже не думает, потому что на самом деле он обрывает поцелуй только затем, чтобы тронуть кончиком языка мочку уха чихо, пробормотать "а где все мои сережки" и, проскользив губами по шее, приложиться головой ему на плечо. - а вдруг кто-то заметит, - шепотом говорит джэхё, и чихо отмахивается. ну да, все равно ему, как будто когда-то было не, как будто он на половине концертов не вел себя на грани фола, чуть ли не нарочно наслаждаясь тем, как ходит по самой кромке. джэхё вздыхает и спрашивает: - и что теперь. - хочу в твой бардак везде, - чихо трогает его коленку, и джэхё вздрагивает от чересчур живых ощущений. возбуждение накатывает от абсолютной мелочи, резко и горячо, и его не хочется разумно контролировать, хотя было бы правильно. все же закончилось. - совсем теперь, - упрямо бубнит джэхё. - не прям сейчас теперь, а вот потом. я не поеду обратно. чихо сжимает коленку до боли, едет ладонью вверх по бедру и останавливается совсем близко к паху. джэхё невольно вспоминается япония - тогда казалось, что нельзя, чтобы чихо заметил, как он на него реагирует. кто знает, может, и сейчас нельзя. может быть, чихо вернется в сеул завтра или послезавтра, когда там ему надо в его нескончаемой работе, и забудет снова. или сам джэхё забудет, не то чтобы он каждый день тех трех с половиной лет помнил. может быть, на самом деле он забыл даже легче, потому что чихо вертелся в своей абсолютно привычной круговерти, а джэхё как раз отстраивал жизнь заново и случайно не вспомнил, какое в ней место должно быть чихо. - давай просто попробуем еще раз, - наконец не находит ничего лучше чихо, и джэхё скептически хмыкает: - я наверное пойду служить в следующем году. - и что с того, - передразнивает его чихо. джэхё бьет его кулаком под ребра: - просто вдруг все опять будет так же. сколько пытаться, ну? ну сколько можно? - сколько понадобится, - совершенно не терпящим возражений тоном отрезает чихо. - еще раз, и еще, и хоть каждый день. и может быть потом я состарюсь и перееду сюда. - каждый день сойдет, - тихо говорит джэхё и закусывает губу стоном, потому что чихо таки сжимает ему стояк через ткань шортов, но и того достаточно. чихо все-таки надо в сеул рано, и он даже особо не успевает пораздражаться на пресловутый бардак перед выходом, и как только он ступает за порог, джэхё зажмуривается и отправляет ему все ту же собаку в пустой пока на нынешнем телефоне чат. оказывается, это теперь все-таки не настолько сложно, решиться и написать. особенно когда чихо сразу же отвечает. джэхё садится прямо в одних трусах на порог под дверью и вздыхает. у них все еще отдельные жизни, и хрен это решишь через одно-единственное я тебя люблю. и наверное на самом деле каждый день он будет в чем-нибудь ошибаться, а если какой-то день пропустит - чихо все равно ошибется за него. потому что чихо его знает, никуда от этого не денешься, даже в отдельных жизнях он его знает, и может быть поэтому у джэхё ни единого шанса, что таки пройдет. давно всемером не тусили, пишет он наконец в еще один пустой чат и закрывает глаза, когда телефон начинает жужжать в ответ.