11:11 p.m.

22 декабря 2015 года. – Почувствуй себя счастливым, – Стайлз читает вслух надпись на маленькой картонной коробке, сидя возле рождественского дерева, усмехается и аккуратно заворачивает подарок в упаковочную бумагу: там часы для отца, на которые ушли почти все сбережения. – Пф, бред какой-то. Не совсем правильный маркетинговый ход, по мнению Стайлза, ведь принято говорить, что счастливые часов не наблюдают, а этот примитивный лозунг пытается убедить людей в обратном. Типа, смотри почаще на циферблат, и будешь неимоверно счастлив… Вранье всё это. Счастье не зависит от времени. Оно вообще мало от чего зависит – ты просто либо счастлив, либо в жопе. Но если копнуть глубже и свести все обстоятельства в одну плоскость, то Стайлз мог бы с уверенностью согласиться с одним маленьким исключением – счастье зависит от расстояния. Мили, разделяющие двух людей, запросто могут решить их судьбу. И решение это вряд ли будет со знаком плюс, поскольку, давайте говорить честно – расстояние, словно черная дыра, медленно пожирает всё, что некогда было дорого сердцу. Проглатывает в свою гнилую бесконечность доверие, умиротворение, согревающую нежность, припасая на десерт то самое счастье. Оставив позади сказку, загляните правде в глаза – не каждый способен пройти испытание милями. Вот и Стайлз уже давно оставил сказку позади, проверка не пройдена. Дерек в Сан-Диего. Стайлз в черной дыре: встречает заснеженный праздник на дне бесконечности, чьи стены исписаны кровавыми словами «не нужен». Это Рождество, как и все предыдущие, должно быть волшебным временем. Загадай желание, и оно непременно сбудется. Только Стайлз не хочет, чтобы его заветное желание сбывалось, иначе будет еще больнее. Знаете, как будто проклятие: ты всеми, Господи, частичками души желаешь, чтобы Дерек вернулся, но, если он вернется – сдохнешь. Стайлз закусывает нижнюю губу, перебарывая всхлип, потому что осознание всей паршивости их отношений привалило к нему совсем недавно, тихо так постучалось в черепную коробку и, пожимая плечами, ткнуло носом: «Хэй, чувак, очнись, Дерек больше не звонит, не пишет; ты в дерьме, как и ваше совместное будущее, да и не нужен ты ему больше, ведь там жизнь, а тут…». – Да нахуй тебя! Стайлз бросает под ёлку отцовский подарок, смаргивает наваждение и спешит проверить целостность коробочки и её содержимого – вроде слышно тиканье секундной стрелки. Хейл, сука, вечно не вовремя приходит в его мысли. Сделав несколько глубоких вздохов, Стайлз поднимается на ноги, поправляет задравшуюся толстовку и выходит в коридор. – Пап, я к Скотту, – выкрикивает, напяливая обувь, – нужно помочь с гирляндами. – Разве нам не к семи? – шериф возится на кухне с документами. – Я еще не закончил с рапортом, совсем во времени потерялся. Уже пора? Стайлз смотрит на наручные часы, – Скотт убьет его за опоздание, они и так не виделись с начала учебного года в колледже, – и указательным пальцем ударяет пару раз о циферблат. Кажется, отстают немного. – Почти три часа дня, но пойду к нему пораньше и дождусь тебя там, – Стайлз заглядывает к Джону, опираясь плечом на дверной косяк. – Говорю же, Скотт попросил помочь с гирляндами. Доберешься без меня? – Знаешь, сынок, я думал, что на званые ужины принято появляться вместе, разве нет? Приду один – это будет невежливо. – Пресвятые демоны, это же Мелисса, пап, ей важно, чтобы ты просто пришел, окей? Если хочешь, я могу потом вернуться домой, а на ужине внушить ей своей суперсилой, что у неё разыгралось воображение, – ухмыляется, пытаясь развеселить отца. – Да ладно тебе, Маккол повесится на проводах, пока будет развешивать их по крыше дома. Это же мой шанс спасти оборотня от неминуемой смерти. – Мне кажется, что ты и без этого преуспел. Иди уже, Бэтмен, – отец улыбается, а это значит, что миссия выполнена, – буду к назначенному времени, если, конечно, рапорт не отправит меня начальству по электронной почте вместо себя. – А твое чувство юмора эволюционирует, – Стайлз затыкается, уловив рассерженный взгляд, быстро надевает куртку, чтобы смыться из дома и не испытывать судьбу – они не очень-то дружат. Он накидывает капюшон, оглядывается по сторонам и спускается по ступенькам, быстрым шагом сбегая от пронзающего насквозь ветра. Шоркает подошвой найковских кроссовок по измученно-грязному асфальту, пытаясь убрать на задворки долговременной памяти единственное совместное Рождество с Дереком. Память шлет его на хуй, выбрасывая дебильные слайды, где они с Дереком счастливы. Где Стайлз счастлив. Где сильные руки поперек груди, ароматные свечи на подоконнике, поцелуи на голое тело. Разрывая шепотом стоны: «Я люблю тебя, детка». Чтобы через неделю: «В Сан-Диего я один, прости». Там появилась возможность новой жизни для заблудшего волка. Там появились перспективы, будущее, хорошее предложение по работе, потому что от прежней стаи – пыль и щепки. В Бикон Хиллз у Дерека только Стайлз и пепелище родного дома. Выбор несложен. «Нужно уметь ждать, малыш». «Это всего лишь на год, мы справимся». «Окончишь школу, и сразу ко мне». Тогда Стайлз еще не догадывался, что открывает ящик с черной дырой. Что фраза «мы справимся» не дает гарантию счастья. Сейчас у Дерека тридцать восемь неотвеченных смс, девять исходящих звонков на местный номер в Сан-Диего, тоже неотвеченных, а у Стайлза потраченные впустую нервы. Сейчас как-то больно в области грудной клетки, и ребра наизнанку до треска; сейчас будто заточенными стрелами внутрь, плюя на известные законы сопротивления. Физика не работает на территории чувств. Процесс ожидания не работает, если ждет только один. Стайлз мысленно ведет счет: прошло одиннадцать месяцев и одиннадцать дней. Прощальный поцелуй от Дерека – одиннадцатого января. Охуеть какая красота в смертельно-опасных цифрах. Они могли бы означать счастье, да только Стайлз для этого, кажется, не создан. Вообще не создан для счастья, понимаете? У Стайлза в отношениях – двадцать четыре недели абсолютного молчания, а в анамнезе – клеймо неудачника. Жизнь по пизде с момента смерти мамы, так что расставание с Дереком его даже не удивляет. Наоборот, нечто подобное можно было предсказать с самого начала, да вот только когда слепая влюбленность заполняет изнутри – ты не видишь подвоха. Вот и Стайлз его не заметил, считая, что дорог Дереку равноценно тому, как дорожит сам. Ошибся, и нынешнее одиночество тому доказательство. Нужно было сразу понять, что такой, как Дерек, не будет напрягаться и ждать такого, как… – Стайлз! – ударом в спину знакомый голос; он оборачивается, замирая под прицелом серо-зеленых глаз. – Здравствуй. И «здравствуй...» теперь отголосками в сердце. Минусовая температура идет в жопу, потому что тело бросает в жар – он волнами проносится по коже, принося не согревающее тепло, а дискомфорт. Словно по лестнице в пекло самого Дьявола, ощущая огонь позади себя, внутри себя, упиваясь страхом и предвкушением какого-то особенно неприятного дерьма, например, в виде отдельного котла без регулировки температуры кипения. Стайлз всегда знал, что вне дома – опасность. Его так учили с самого детства: будь внимателен, никто не знает, как повернется твой следующий шаг. Возможно, собьет попутная машина или бешеный олень выпрыгнет из лесной чащи, затаптывая до полусмерти... или Дерек спокойным шагом будет прогуливаться по улицам Бикон Хиллз. Блядский волчара. Какого хрена? Стайлз не загадывал желание. Да и Рождество еще не наступило, если уж совсем по-честному. Ладно, к несправедливости Стайлз привык, окей, но чтобы к такой… Господи немилосердный, да тебе совсем наплевать, что ли? – Ничего не скажешь? – спрашивает Дерек, а голос вязкой патокой затекает в уши, наглухо запирая себя внутри. – Привет, – буквы в словах подрагивают, но Стайлз для вида ёжится, якобы от холода, и до конца, до тупика возле глотки застегивает молнию на куртке, чтобы почти-задушено, да перехватить дыхание, – какими судьбами, Дерек? – Приехал на Рождество, – улыбается, будто не исчезал вовсе. – Не рад? Вернулся, но ярко-алый засос на шее когда-то его волка говорит Стайлзу о том, что уезжал от кого-то, а приехал не к нему. Мнимым ударом по легким можно выбить весь воздух. Дерек прослеживает чужой взгляд, тут же проводит ладонью по метке, отводя в сторону взгляд. – Нужно уметь ждать, Стайлз, – он передразнивает, повторяя когда-то услышанные слова, нарочно тыкая носом, срываясь на бесчисленный ритм сердечных ударов. – Я заберу тебя сразу после совершеннолетия, Стайлз. Мы выдержим, Стайлз. Я так люблю тебя, Стайлз... – Прекрати. – Давно прекратил. Редкие листья на деревьях с оттенком желтизны и бордовых красок, а между ними – темные оттенки непонимания, недосказанности. Дерек говорил, что они справятся, а что в итоге? Он не справился первым. Нужно быть круглым идиотом, чтобы услышать в столь долгом молчании надежду. Стайлз ее слышал, вот и расплата. – Так вышло, – у Дерека взгляд побитого щенка, но это не действует. – Хуёво вышло, чувак, а мне ведь восемнадцать, представляешь? Пять ебаных месяцев, как восемнадцать, и школу я окончил полгода назад, – обида в каждом слове отравляет самого себя, хоть и направлена на Дерека. – Но я тебе, кажется, напоминал об этом, разве нет? Оу, точно, ты ведь прочитал, но не ответил. Отговорки закончились? – Мне жаль, – каменным грузом на Стайлза, – это сложно, понимаешь? Долго и сложно. – Долго и сложно, Дерек, это когда дрочишь без смазки, а расстояние – обычная проверка. И ты её не прошел. – Значит, всё? – тот неуверенно оглядывается по сторонам. – У нас «всё» еще двадцать четыре недели назад, – спокойно отвечает Стайлз, шмыгая носом. – Какого хуя ты вернулся, Дерек? – Мне нужно было разобраться, увидеть тебя… – Постой-ка, разобраться со мной? Чувак, я думал, что это моя реплика. Ты кинул меня, – он делает два шага вперед и тычет пальцем в каменно-бессердечную грудь, которая раньше была гораздо теплее, – и это мне стоило бы разбираться, задавать вопросы, например, что я сделал не так? Чем заслужил? Но, знаешь, мне не нужны ответы. Просто съебись из города, как ты сделал это год назад. – Ты ведь в курсе, по каким причинам я уехал, – Дерек прокашливается, – не нужно винить меня за это. – А я и не виню, – Стайлз качает головой, всматриваясь в такое, блядь, до сих пор любимое лицо. Ай, черт возьми, да будь оно всё проклято! – Возвращайся в Сан-Диего, – Стайлз хлопает Дерека по плечу, проглатывает горечь и разворачивается прочь, тяжелым шагом уходя в противоположном направлении. – Мы не договорили, Стайлз, куда ты? – выкрикивает в спину, будто запинывая лежачего. – Я ведь приехал к тебе. – Да пошел ты! – громко, даже не обернувшись. – Слишком поздно. Стайлз, почти не видя дороги, идет по памяти к дому Маккола, жалея, что его не сбила машина, вместо этой гребаной встречи. Он идет туда, где не сможет кричать в голос от обиды и собственного идиотизма, который держал его цепкой паутиной всё то время, пока он ждал Дерека; смахивал пыль с мифического пустого стула внутри, чтобы потом, когда туда вернется Дерек, ему было удобно сидеть. Хейл вернулся. Выплеснул на заветный стул ведро помоев и стоит, смотрит виноватым взглядом, понимая, что прокосячил. Долго и сложно? Серьезно? Не было препятствий, мешающих позвонить и сказать: «Перерыв, мой мальчик, это долго-и-сложно, а я мудак». Стайлз бы не ждал, в кровь обкусывая губы, не выглядывал в окно каждые десять минут на свой прошедший день рождения, или не подсчитывал количество неотвеченных смс, автоматически суммируя их со звонками. Сорок семь, да. – Блядь, – Стайлз матерится громко и четко, наплевав на прохожих. Он идет быстро, под его подошвой хрустит снежная корка, словно тысячи ломающихся позвоночников, а у Стайлза в голове только одно: сколько им пришлось пройти от неприязни, которая была поначалу, до любви – херов миллион шагов; и сколько пришлось сделать в обратном порядке – всего один. Кстати, чтобы остановиться посреди проезжей части и почти попасть под колеса проезжающей машины, но отскочить в самый последний момент, тоже достаточно всего одного шага. Одного электронного, мать его, шага. «Я остаюсь здесь» – смс на экране мобильного телефона. Отлично. Рождество как раз в духе Стайлза Стилински: наступить в дерьмо незадолго до того, как часы пробьют 11:59 p.m.