11:11 p.m.

В руках приятным теплом чувствуется позолоченный медальон с фотографией Клаудии – подарок отца на Рождество, отданный еще утром. На лицевой стороне гравировка: «Она всегда с нами, если в сердце», и это дарит необходимое тепло, постепенно растраченное за долгое время. Воспоминания порой согревают лучше горячего кофе или обогревателя у ног. Воспоминания о матери, заключенные в этот медальон, тоже входят в список самых важных событий. В доме немного прохладно, потому что окно, разбитое прошлой ночью, наспех заменили только несколько часов назад, поэтому плед, укрывающий ступни, сейчас как никогда кстати. Стайлз опирается спиной на подлокотник дивана, положив туда небольшую подушку, и уже больше часа сидит в таком положении, рассматривая свой подарок и периодически оглядывая разгромленную, почти пустую комнату. Никакой ёлки, горячего печенья с шоколадной крошкой и праздничного ужина. Никаких поздравительных слов, только объятия отца после того, как всё закончилось, и тепло, растекающееся под кожей. А еще спокойствие, но вперемешку с приступами тревоги. Именно по этой причине Стайлз не идет в свою спальню, будто намеренно желая быть ближе к входной двери – шок от случившегося уже постепенно проходит, но легче на душе что-то не становится. Он почти убил его. Он. Его. Почти. Убил. В памяти до сих пор слышен хруст от удара, но Стайлз уже научился избавляться от этой херни, встряхивая головой и прогоняя навязчивые мысли. Пока что помогает. Интересно, как долго будет работать метод? Как долго Стайлз будет осознавать, что произошедшее – не сон? Как долго он будет стирать из воспоминаний звук хлюпающей крови из разорванного горла Дерека? Как долго будет видеть перед глазами почти умирающего, небезразличного человека? Отпускать еще тяжелее, чем прощать. Стайлз понял этой ночью, что не готов отпустить. Пока что не готов, а когда будет – неизвестно. Может, и не будет вовсе. Он так и сказал Кайлеру совсем недавно, провожая взглядом уезжающую машину реанимации: – Я, наверно, слишком глуп, если думаю о прощении, да? Кайлер пожал плечами, оглядываясь по сторонам, и ответил совершенно честно: – Кажется, Стайлз, эти вопросы не ко мне, я вроде как не в курсе вашей истории, но, если меня задержит твой отец, времени появится куча. Стайлз тогда, кивнув, обернулся вслед уходящему Каю. Всё на тот момент казалось правильным. Всё и сейчас таковым кажется, ведь Дерек жив, а рана затянулась уже к утру. У Кайлера свой путь – смерть Эрики ему бы никогда не простили. – Сынок, я дома, – шериф заходит в прихожую и, не разуваясь, заглядывает в гостиную, – рапорты подготавливал целую вечность, прости. – Всё хорошо, я в порядке, правда, – Стайлз пытается улыбнуться, но получается жалкое подобие настоящей улыбки. – Как там… ну, ты понял, что-нибудь слышно? – Кстати, насчет Дерека, да, – Джон прищуривается, заставляя Стайлза ощутить противное волнение, поднимающееся от живота и выше, к сердцу, – его выписали, так что я не один. Дерек прокашливается и выглядывает из коридора, нерешительно дернув уголком губ, пытаясь улыбнуться – не вышло. – Оставлю вас, слишком голоден, – шериф исчезает в полутемном коридоре, предварительно похлопав Дерека по плечу. Тот нерешительно, едва помедлив, проходит в комнату и останавливается рядом с диваном, так, чтобы Стайлз его видел, не поворачивая головы. – Болит? – Стайлз указывает взглядом на заклеенную лейкопластырем рану и морщится, сам испытывая фантомную боль. – Почти нет, но приятного мало. Дерек прямо перед ним, живой, и этого достаточно. Стайлз замирает, теряя дыхание и крепко сжимая в кулаке подаренный медальон. Он смотрит на Дерека и думает, что всё это мелочи по сравнению с тем, что волчье сердце монотонно отбивает ритм. Никакая потеря не стоит прежних ссор. Никакие обиды не стоят того, чтобы потерять навсегда – не где-то там, за линией штатов, а в земле, глубоко и навечно. Никакое расставание не идет в сравнение с той болью, что пережил Стайлз, видя умирающего Дерека. – Я без подарка, прости, – Дерек усмехается, смущенно потирает шею с противоположной стороны от ранения, и смотрит куда угодно, только не на Стайлза, – не было возможности и… ты ведь знаешь, я люблю Рождество, но… – Иди сюда, ближе, – мягким голосом зовет Стайлз, лелея внутри только одно единственное желание: прикоснуться. Дерек неуверенным шагом подходит вплотную к дивану, а взгляд такой растерянный, что хочется тут же обернуть его пледом и согреть. – Сядь рядом. Вообще-то, изначально Стайлз думал, что Дерек расположится на диване, поэтому удивленно приподнимает брови, когда тот опускается перед ним на колени. Теперь действительно близко, но это чертовски необходимо. Потому что моментальное умиротворение. Потому что пульс выравнивается и нет страха, что вернется тот, кто может навредить. Просто потому, что Дерек рядом, и от этого спокойно. Так всегда было. Так и есть сейчас. Дерек внимательно разглядывает его лицо, словно не видел целую вечность, и вымученно кладет голову ему на грудь. От этого жеста внутри всё сворачивается в тоненький жгут. Стайлз громко выдыхает от неожиданности, но всё же кладет сбоку медальон и запускает пальцы в растрепанные волосы Дерека, поглаживает их, вспоминает. Наконец-то Стайлз не боится признаться самому себе, что это – самое нужное для него сейчас, самое долгожданное и самое ценное. Глоток целительной силы, энергия, покой. И никакие поступки в прошлом, никакие обиды друг на друга и совершенно никакие проблемы не смогут разубедить его в обратном. – Прости меня, ради Бога, детка, прости, я всё испортил, – шепчет Дерек, утыкаясь носом в его шею; руки обхватывают вокруг талии, губы мелкими поцелуями проходятся вверх к мочке уха, и слышится тихо: – Буду извиняться вечно, если потребуется. Я всё исправлю, я вернусь в Бикон Хиллз, лишь бы рядом, Господи, Стайлз, пожалуйста… Стайлз ощущает, как немеют кончики пальцев от нежного голоса прямо в ухо, от нужных слов, от нужных людей рядом, потому что сердце не обманешь – оно часто водит нас по кругу, запутывая, но рано или поздно все-таки приводит в правильное место. Внутри маленьким огоньком тлеет уверенность, что некоторые ошибки, если их признают оба, имеют право быть исправленными. – Ты только не подыхай больше у меня на руках, ладно? – Стайлз поворачивает свое лицо, легонько соприкасаясь с Дереком губами, – а там видно будет.