11:11 p.m.

Кай не то чтобы удивлен – он немного в шоке, как думает Стайлз, внимательно наблюдая за его реакцией. Кай не то чтобы в сознании – он заторможено моргает, приоткрыв свой рот. Не всякий раз узнаешь, что человек, которого ты искал, стоит перед тобой немного с другим именем. Что этот человек не какой-то там незнакомец, а Стайлз, которому хотят разорвать грудину и вынуть сердце, взяв в качестве трофея. – Это шутка такая? – наконец-то говорит Кай, оттаивая. – Потому что не смешно. Если ты – это Дженим, то кто такой Стайлз? – Дженима в моем понимании вообще не существует, окей? – он делает жест руками, словно пытается разрезать воздух на две части. – Ну, то есть, формально: меня зовут Дженим, и я существую, но только на бумагах, а в жизни я просто Стайлз. Кай прищуривается, по-прежнему нихрена не понимая, и Стайлз тяжело вздыхает, не зная, как проще объяснить довольно-таки понятную вещь. – Черт возьми, ну… я и Стайлз, и Дженим в одном лице, как шампунь два в одном, так лучше? – он выжидающе приподнимает брови и расслабляется, когда Кай осторожно кивает в ответ. – Короче, меня все называют Стайлз, даже отец. – Кажется, я врубился: тебе не нравится твое настоящее имя? Стайлз предпочитает пропустить мимо ушей усмешку в его голосе. – Мне не нравится мое настоящее имя, – соглашается Стайлз, кривя губы, – а теперь мы можем перейти к той части разговора, где есть двинутый брат, кровища и моё сердце в его руках? – Твоё сердце, да... – кажется, Кай приходит в себя не так быстро, как хотелось бы, – чёрт возьми, это как-то… непривычно. Сердце-то с этого момента именно твоё. Взгляд Кая меняется с ошарашенного на испуганный, отчего у Стайлза волосы на руках встают дыбом, заставляя испытывать противный холодок. – Эй, ничего не изменилось, чувак, наоборот, ты сэкономил кучу времени, – Стайлз пытается держаться, создать видимость полной готовности, а на самом деле у него кишки закручиваются в морской узел от волнения. – Это ведь хорошо, что ты встретил меня, да? Конечно же, да. – Всё бы ничего, Дженим, но для меня многое изменилось, – неуверенность в произнесенной фразе не добавляет надежд, как и услышанное имя. – Стайлз. Как и прежде – я просто Стайлз. – Хорошо, – Кай растерянно оглядывает кухню, затем делает глубокий вдох, будто заново собирая по частям свой план, да и себя заодно. – Может, присядешь? Разговор, скорее всего, будет долгим. Ты должен узнать, как обратить наше везение против моего брата. – Везение просто пять баллов, если честно, – истерично усмехается Стайлз, но все же садится, отодвигая в сторону остывающий кофе. – Последний раз мне так везло с бывшей подружкой моего бывшего ныне парня, когда она почти вырвала мне кадык. Стайлз хмурит брови, ненадолго погружаясь в воспоминания того отвратительного дня, и сцепляет пальцы в замок, ощущая, какие они холодные. Внутри него тоже холодно, потому что безопасности нет, а так хочется чувствовать себя в тепле и уюте, похрен, кто будет рядом, лишь бы не Оливер. – И как же мне защитить себя? – осторожно начинает Стайлз, дабы поднять интересующую тему, которая всё равно не осталась бы без внимания. – Особенные пули, серебро, ультрафиолет... да, кстати, а разве вы не должны бояться солнца? – Не знаю, такими нас создали, я не задавался этим вопросом, – Кай оголяет свои клыки уже во второй раз и вновь проводит по ним кончиком языка, – но пулями брата не остановишь, здесь нужен особый яд – мой. – Тот, что в зубах? – от воображаемых картин становится тошно. – Ага, он крайне токсичен, особенно для нашего вида, хотя, если честно, я не собирался пускать его в ход, – Кай пододвигает ближе к Стайлзу корзинку с круассанами. – Съешь, я чувствую, что ты голоден. – Чувак, я блевану, если засуну в рот хотя бы кусочек еды во время этого разговора, – он прикрывает ладонью рот, замечая, как тот с интересом прослеживает это движение рукой. – Лучше скажи, почему ты сразу не остановил этого больного на голову придурка? Теперь он крошит невинных людей без какой-либо логики, зато оправдываясь каким-то бредом. Стайлз вовсе не хочет упрекать Кая в ошибках брата, но и удержаться не может, поскольку, если посчитать возраст, то Оливер даже сейчас еще совсем мальчишка, подросток. – Увы, но его логику не объяснить, ты прав, потому что этой логики нет, – Кай растирает ладонями лицо, шумно выдыхая воздух, как будто устал от всего: от разговоров о брате, от погони, от жизни, в принципе. – Мне жаль, что так сложились цифры, не в твою пользу, правда, жаль. Оливер просто болен, а я не мог помешать ему по ряду причин. – Например? – Стайлз переходит в нападение, выпрямляет спину и смотрит внимательно, подмечая каждую мелочь. – Например, потому что Оливер гораздо сильнее меня, – в голосе Кая слышатся раздраженные ноты. – Брату всего шестнадцать, а я боюсь, что он пополам меня сломает, понимаешь? Таков смысл нашего выживания: до семнадцати лет особь гораздо сильнее своих взрослых собратьев. У меня почти не было шансов на успех. – Поэтому ты не смог ей помочь? Вашей матери… – Стайлз прикусывает язык, проклиная себя за идиотизм. Он по опыту знает, как тяжело слышать подобные вопросы, а еще тяжелее на них отвечать, тем более, если ты винишь себя в чужой смерти. – Прости, я такой идиот. – Мне было ровно семнадцать, а ему одиннадцать всего лишь, – Кай несколько секунд смотрит Стайлзу в глаза и переводит взгляд к окну, рассматривая неожиданно выпавший снег. – Одиннадцать, Стайлз, мальчишка еще зеленый. У меня бы рука не поднялась убить его, даже если бы осилил, поэтому… – Кай ненадолго замолкает, затем прочищает горло от хриплых нот и продолжает: – Поэтому я дрался, а потом наблюдал. – Он что, заставил тебя?.. – Стайлз не может полностью произнести свой вопрос, боясь даже додумать его до конца. – Нет, не заставлял, – Кай отрицательно качает головой, – когда я очнулся, то наблюдал, как она уже умирает. Так себе зрелище, должен сказать… Стайлз готов провалиться сквозь землю за то, что заставил вспомнить, но не проваливается, находя плюсы везде: так его учил отец. Теперь он видит, что Кай не совсем обычный человек, но его сердце, кажется, вполне человеческое. Он ранимый, умеющий сопереживать и чувствовать, с ужасной историей за плечами, которая сделала его сильнее, закалила. У вампира есть причины прятаться в железный панцирь, играя роль напыщенного и самоуверенного парня, готового на всё, ради поставленной цели. И как доказательство теории о вынужденной роли: мгновенная смена амплуа. Кай, рассказав нечто личное, быстро надевает маску, где вместо болезненно-виноватого выражения лица – хищное, будто он не вампир, а паук, расставляющий повсюду липкие сети. Кай просто не может не скрывать свои чувства, не скрываться сам от посторонних, пряча глубоко внутри всю боль, что пришлось пережить. На самом деле, Стайлзу это очень знакомо – прятаться, чтобы скрыть переживания и истинное лицо. Когда умерла Клаудия, Стайлз очень долго закрывался ото всех, включая отца. Через такое сложно перешагнуть и не замараться, не утащить следом за собой в будущее маленький кусочек смерти, что хранится в прошлом. – Ты так долго его искал, – хочется нарушить временную тишину, поэтому Стайлз её нарушает, понимая, что уже не так боится; если до этого он цеплялся за необходимость полезной информации, то теперь просто хочется остаться и выслушать. – Как же ты сделаешь то… ну, что должен сделать? – Знаешь, а я ведь изначально вовсе не собирался его убивать, – улыбается Кай, и хоть в оскале больше нет клыков, но улыбка всё равно выходит чуточку сумасшедшей. – Прокусывать горло было чем-то, вроде запасного плана, не основного, так что я понятия не имею, как отравлю брата собственным ядом. – Неужели ты собирался поговорить с ним по душам? Стайлз морщится, отмечая этот вариант, как самый безнадежный; он поднимается со стула, начиная медленно расхаживать из стороны в сторону, и немного теряется в догадках, что же оказалось причиной такого резкого изменения в приоритетах. – Очень интересно, и что же ты хотел ему сказать? Попросил бы завязать с этим дерьмом или, может, добровольно удушиться? Моя жизнь на кону, вообще-то, если ты забыл. – Прекрасно помню, – сухо отзывается Кай. Стайлз останавливается, прячет руки в карманы штанов и скользит взглядом по напряженному лицу с еле заметными веснушками. – Поэтому хочу сделать всё возможное, чтобы ты остался жив. Даже если придется убить родного брата. Понимание ударяет в затылок. – Ты ведь меня совсем не знаешь, – замирает он, мысленно пересчитывая дни. – Откуда такое рвение защитить? Если ты думаешь, что я буду тебе чем-то обязан, то ошибаешься. – Очень смешно, – но Кай не смеется. – Давай я постараюсь не обижаться, а ты выслушаешь небольшой секрет? – Еще секреты? Господи, да ты шутишь надо мной? – Ничего особенно, просто я в Бикон Хиллз чуть больше, чем два дня. – И?.. – намекает на продолжение Стайлз, приподнимая брови. – Примерно две недели, – дополняет Кай, без каких-либо эмоций. – Это не ответ, – Стайлз опирается обеими руками на спинку стула, теряя последние капли терпения, – и сроков нашего знакомства точно не увеличивает. – Мне не обязательно знакомиться с тобой, чтобы знать. Загадки, которыми говорит Кай, хочется взять и засунуть ему в задницу, потому что Стайлз их вообще не понимает. – Я встретил тебя в торговом центре две недели назад, Стайлз. И это, наверное, лучшее, что случалось со мной. – Постой-ка… – настороженно начинает Стайлз. – Всё это время ты наблюдал за мной? Исподтишка? Господи, да ты не меньший псих, чем твой брат. – Эй, стоп-стоп-стоп, не перегибай, – Кай выставляет вперед ладони в успокаивающем жесте, начиная медленно подниматься со стула. – Я не выслеживал, не заглядывал в окна и не дрочил на запах, просто мне повезло встречать тебя так часто, что казалось, это я подсознательно нахожу пути, как и следуя за братом. Сначала на улице, потом в книжном магазине, еще в кафешке видел тебя на Франклин авеню. Затем в баре… Последняя фраза звучит как жирная точка в объяснениях, только на Стайлза это действует иначе – как запятая, которая даёт толчок. Судьба редко сводит вместе ненужных людей, и тот факт, что Кай может спасти ему жизнь, которую так некстати хочет забрать его же брат, лишний раз доказывает теорию неслучайных встреч. – Поверь, можно долго залипать на незнакомца и оставаться здравомыслящим вампиром, – усмехается Кай. – Просто в этом маленьком городе слишком много совпадений, вот и всё. Я только принюхивался и наблюдал… ну, может, немного фантазировал, но не больше. – Господи, ты серьезно? – он выплевывает слова, будто желая избавиться от них как можно быстрее. – Принюхивался? Это же отвратительно. – Я бы никогда не причинил тебе вреда, – Кай обходит по кругу стол, медленно и уверенно, но Стайлз отшатывается, начиная тактично сваливать к входным дверям. – Да что здесь такого? Я ведь не специально. – Знаешь, это уже неважно, давай… собирай свои шмотки, яды, флакончики и что там еще надо для моей безопасности, – Стайлз тычет указательным пальцем на кухню, а сам нагибается, чтобы завязать шнурки на кедах, – короче, мы идем ко мне, там есть Дерек и всё необходимое, включая боевой пистолет отца. – Ты меня пристрелишь за это? – вполне серьезно спрашивает Кай, протягивая ему куртку с вешалки. – Да брось. – Нет, чувак, я тебя не грохну, но разговаривать нам лучше в присутствии оборотней, окей? – Стайлз не боится его, ну если только чуть-чуть, просто жутко слегка осознавать, что за тобой неосознанно следили, наблюдали, подмечали каждую мелочь, а потом еще и фантазировали. – Одевайся, я подожду тебя на улице, нужно еще отцу позвонить. Кай одобрительно кивает и уходит на кухню, начиная громыхать шкафчиками. Стайлз на секунду прикрывает глаза, громко выдыхает, мысленно выбираясь из кучи дерьма, куда его скинули без какого-либо предупреждения. Он открывает дверь, даже не застегнув молнию на куртке, и запрокидывает вверх голову, открывая лицо падающим холодным снежинкам. Небо затянуто светло-серыми тучами, мимо проезжают машины, дома светятся гирляндами, Господи, завтра ведь Рождество. Только у Стайлза Сочельник выдался так себе, а ведь официально он еще даже не начался. Его хотят убить. Хотят вынуть сердце из грудины, заранее разломив ее пополам, а потом (или до этого, неизвестно) оторвать несколько кусков мяса. Он поверить не может, что отец оказался прав. Причем прав буквально по всем параметрам, просчитав движение психопата в сторону их дома. Опыт и родительское чутье сделали свое дело, поэтому Стайлзу безумно стыдно, что высмеивал Джона и подобные версии. Правдивые версии, черт возьми, пора бы научиться прислушиваться к родному сердцу. Не своему – отцовскому. Как теперь сказать шерифу, что не отлегло? Что всё только впереди, и его дежурство сегодня может закончиться смертью сына… как? Стайлз ёжится от ветра, что пытается забраться под расстегнутые полы куртки, а потом решает прислушаться к собственной интуиции, достает из кармана мобильный телефон и набирает номер по памяти. Это не Джон. *** – Стой, Дерек, нам надо серьезно поговорить, – Стайлз нагоняет его в тот момент, когда он пиликает брелоком сигнализации возле «Камаро». – Да стой же ты, ну. Дерек оборачивается в его сторону, прищуривается и крепко сжимает челюсти. Кай идет неподалеку, так что причины напряжения вполне объяснимы – он изо всех сил держится, чтобы не разбить тачку одним прицельным ударом. Или чью-нибудь челюсть, тоже как вариант. – Спасибо, я и так всё понял, ещё после звонка, – с обидой в голосе отзывается Дерек, открывая водительскую дверь. – Подожди меня здесь, – Стайлз кивает Каю на маленькую скамейку рядом с клумбами возле дома, а сам быстрым шагом идет к припаркованной машине. – Эй, я всего лишь сказал, что приду сообщить новости вместе со своим другом. Куда ты собрался? Стайлз оказывается рядом спустя несколько секунд и захлопывает дверцу автомобиля, стараясь делать это менее агрессивно. Не стоит запускать новую волну негодования, пока старая не утихла, а Дерек очень любит свой автомобиль. – Я думал, что ты останешься и выслушаешь меня, – с упреком говорит Стайлз, – это важно. Все-таки он не будет отрицать, что когда Дерек находится где-то поблизости, то сердце начинает работать по заученному алгоритму. Сначала оно выравнивается, чувствуя безопасность, а потом заново набирает обороты, словно заводясь на долгий ход. Словно от этой гребаной любви никуда не деться, особенно сейчас, когда так необходима защита, пусть и вслух Стайлз никогда этого не скажет. – Решил оставить тебя наедине с дружком, чтобы не мешать, – Дерек бросает на него полный обиды и разочарования взгляд. – Отойди от машины, Стайлз, мне еще в мотель смотаться нужно, а у тебя другие заботы. – Ты идиот? – вспыльчиво спрашивает он, чувствуя злость на самого себя. Потому что хочется сказать, чтобы обнял, провел кончиком носа по макушке и уверил, что всё будет хорошо. Что всё обязательно будет хорошо, когда он рядом. Как раньше. – Да, можешь себе представить, я идиот, и теперь расплачиваюсь за это. У тебя всё? – Дерек смотрит на Стайлза и только на него: внимательно, честно и открыто. – Если ты хочешь сказать мне еще раз, на полном серьезе, что между нами всё кончено, то я лучше пойду. Это не новость. – А то, что отец был прав, для тебя тоже не новость? – правдивые слова бьют под дых: и себе, и волку, так что повторять дважды не приходится. – Это нам и нужно обсудить. – С чего ты взял, что версия Джона правдива? – Дерек пренебрежительно кивает в сторону Кая: – Это он тебе сказал? – Да, это он мне сказал, и я склонен ему дове-рять… – Стайлз рвано выдыхает последнее слово, потому что Дерек хватает его за предплечье, больно сжимая пальцы, и в добровольно-принудительном порядке тащит в дом. – Блядь, Дерек, да ты охренел совсем? По пути Стайлз замечает, что Кай привстает со скамейки, но успевает показать большой палец свободной рукой, пресекая вмешательство. Еще чего не хватало – дополнительная смерть в планы Стайлза точно не входит. А Дерек хоть и ведет себя, как варвар, но это вполне привычно. Возмутительно, но привычно. – Господи, Хейл, ты себе даже не представляешь, как сильно я хочу съездить тебе по яйцам. Стайлз морщится, когда его спина жестко соприкасается с кирпичной стеной, а потом вздрагивает, когда Дерек ударяет ладонью рядом с ним, заведомо преграждая любые пути отхода. – Эй, ты чего? Не выспался? Или аконита с утра перебрал? – Черт бы тебя побрал, Стайлз, ты что вытворяешь? Дерек прикрывает глаза, пытаясь выровнять дыхание, которое сейчас обжигает губы, и можно даже уловить ментоловую свежесть, если выбросить все лишние мысли из головы. Стайлз их выбросить не может, просто залипая на щетине и ресницах, на скулах и контуре губ. На Дереке залипая, полностью окунаясь в забытый мир, и думая, как же скучает, какой же Дерек идиот, что просрал всё от и до: от их совместного прошлого, до совместного будущего. Оказывается, разлюбить ещё сложнее, чем влюбиться, но разве это секрет? – Я ничего не делал такого, вроде, не знаю… или делал? – голос Стайлза немного подрагивает от волнения, только в глубине души нет никакого страха: Дерек не тронет, исключено. – Ты доверяешь первому встречному, лишь бы отомстить мне. Дерек открывает глаза, смотрит внимательно, словно насквозь; словно угадывая навязчивые мысли Стайлза: сделать больнее, потому что заслужил. Неважно с кем или где, просто дать по заслугам. – Хочешь верить всему, что тебе говорят? Да пожалуйста! Но меня не впутывай в это, если только не хочешь, чтобы я открутил ему голову. – Кай здесь не потому, что ты натворил кучу дел, чувак, – Стайлз пытается усмехнуться, но не получается, ведь сердце сейчас грохочет в глотке, отдаваясь в ушах. – Он здесь для того, чтобы поймать своего брата. Того самого, который грудины вспарывает, помнишь? И я следующий, отец был прав. Стайлзу очень сложно сосредоточиться на своих словах, когда расстояние между губами буквально в пять сантиметров. Дерек нарушает его личное пространство, перекрывая обеими руками запасные пути. Дерек нарушает его нервное спокойствие, когда смотрит пристально этими дурацкими болотно-зелеными глазами, которые Стайлз всегда любил в последнюю очередь. Дерек слишком близко, чтобы соображать правильно, четко, да еще и не терять смысл сказанных слов. Сейчас у Стайлза в голове такая каша, и тому виной не только новая информация, пришедшая от Кая, не осознание жуткого пиздеца, подкравшегося вполне заметно, но еще и Дерек. Гребаный Дерек, который не соображает, как нельзя делать, если виноват в расставании. Например, нельзя прижимать бывшего парня к стенке, кидая странные обвинения. – Брат? – уточняет Дерек, скорчив недовольную рожу. – Брат, – выдыхает Стайлз, а расстояние между ними, кажется, сократилось еще сантиметра на два. – И ты ему всё-таки веришь? В такие волшебные совпадения: встреча, знакомство и цифры? – голос по-прежнему отдает недоверчивыми нотами. – Что-то не похоже на тебя, детка. Стайлза окатывает жаром. «Волче», как способ напомнить о своей любви, равносилен последнему сказанному слову. – Дерек, я чувствую, что он говорит правду, но мне нужен ты, – ребра побаливают от сильного напряжения и постоянного волнения, а у Дерека ресницы подрагивают, и это невыносимо. – То есть, чтобы проверить его слова, выслушать еще раз и помочь. Оливер придет сегодня вечером, по крайней мере, должен. Дерек… – Он тебе нравится? – Речь о моей жизни, а не о чувствах. – Я должен это знать. Просто скажи мне, нравится он тебе или нет. – Я с ним не спал, но целовался, ты ведь это хотел услышать, да? – уверенно отвечает Стайлз, даже не пытаясь использовать сарказм. – Ты этим говнюком насквозь провонял, так что можно было не уточнять, – Дерек выплевывает слова, будто заранее пропитывая их собственным ядом, замешанным на исключительной ненависти. – И ты еще хочешь, чтобы я спокойно сидел с ним на соседних креслах, слушая весь его бред? – Усмири свои волчьи инстинкты, Хейл, я тебе больше не принадлежу. Да и вообще, какого черта он тебя так задевает, я не пойму? – Стайлз, безусловно, всё понимает, но стремление услышать это от Дерека навязчиво забивает эфир. – Начнем хотя бы с того, что ты сам виноват. Звук удара кулаком о стену заставляет резко зажмурить глаза и вздрогнуть. Когда он решается вновь посмотреть на Дерека, то видит перед собой потерянный, опустошенный взгляд, направленный куда-то в область его ключиц. – Да, Стайлз, я в курсе своей вины, спасибо, – он поджимает губы, словно пытаясь надеть привычную маску, на которой ластиком стерты все эмоции, но терпит громкий провал. Стайлз всегда умел разглядеть то, что от него по привычке старательно прячут. – Ну, ты хотя бы это признаешь, уже что-то, – Стайлз прослеживает, как тот медленно оглаживает всё тем же опустошенным взглядом его шею, затем подбородок, губы, нос и останавливается на глазах. – Прошу тебя, выслушай его, отец один не справится. – Я изменил тебе тогда, полгода назад, это произошло на следующий день после звонка Уиттмора. – Фраза не совсем по теме, но бьет не хуже, чем обсуждение психопата, желающего его смерти. – Сомневаюсь, что ты теперь захочешь моей помощи. Стайлз тупо моргает, не зная, что сказать. Как дышать-то вообще, не напомните? – Понятно, – кивает головой, словно в бреду, – понятно… – Нихрена тебе не понятно, Стайлз, – Дерек отстраняется назад, встряхивает ладони, с которых мелкими бусинками капает багровая кровь; он втягивает обратно когти, поранившие кожу, и делает глубокий вдох, – потому что я и сам не понимаю, зачем это сделал. Помню, что был очень зол после нашего разговора. Усмешка в голосе звучит фальшиво и надрывно. Стайлз рассматривает коридор, стараясь подмечать мельчайшие детали, потому что пиздец как хочется разреветься, теряя напускную силу. Хочется взглянуть вверх и спросить у Господа: а не заигрался ли он? Не слишком ли много скидывает на плечи Стайлза дурно пахнущего дерьма всего лишь за несколько дней? И чтобы побороть все свои «хочется», он бегло ставит галочки напротив важного списка, который должен выполнить важную миссию – отвлечь. Вот трещина в дверном косяке, вот обои отходят на месте стыка, фоторамка с Клаудией устарела, нужно, наверное, купить новую и пыль протереть в гардеробном шкафу. А ещё починить обувную полку, поправить настенные часы… – Стайлз, – окрикивает Дерек, делая шаг к нему. …поменять коврик в прихожей, постирать шторки с кухонного окна. – Стайлз, – очередной зов, который мешает сосредоточиться, – ты хотел знать причину моего молчания, я тебе её сказ... Дерек не договаривает, потому что получает кулаком по челюсти, слегка отшатываясь вбок. Стайлз встряхивает кисть, морщится, но испытывает долгожданную легкость. Давно пора было это сделать: отомстить, выпустить пар, как угодно назовите – будет правильно. – Значит, вот куда ты пошел после того разговора со мной? – Стайлз еще не решил точно: злится он или рад, что всё прояснилось. – А потом решил тупо замолчать и жить дальше? Так ты решаешь проблемы? – Да, именно так, – Дерек вытирает большим пальцем кровь с лопнувшей губы, пока ранка еще не успела затянуться благодаря всемогущей регенерации. – Я просто знал, что окончательно просрал наши отношения, какой был смысл оправдываться? Ты бы не простил. – Да я и Джексона не целовал, вообще-то, – Стайлз смотрит на него разочарованным взглядом. – Это он затеял, сам полез. – А ты всего лишь ответил на поцелуй, подумаешь, – Дерек пожимает плечами, ясно осознавая, что этот разговор обречен на тупик, как и тот, что был полгода назад. – Только узнал я это не от тебя, заметь. Стайлз молча отворачивается, переваривая всё, что творится внутри. А там сердце размером с хлебную крошку и позвонки на мелкую пыль. Там вроде бы понимание причин и отрицание правды. Ведь Стайлз на тот поцелуй действительно ответил и ему понравилось. Он ответил, думая сначала, что это произошло как-то интуитивно, а потом просто влился в течение. Дереку не сказал тогда, потому что вины своей не чувствовал, хотя внутри что-то ёрзало, похожее на сомнение: а так уж я чист? Значит ли это, что оба причастны к провалу, потому что один из них дал толчок, а другой продолжил движение? – Эй, есть кто живой? – В дверь стучат размеренными ударами, привлекая внимание. – Вы ничего не забыли, ребят? – Проходи, открыто, – выкрикивает Стайлз, разрешая Каю войти в дом. – Я, конечно, мог бы подождать еще немного, да только у вас приоритеты изменились, – Кай закрывает за собой дверь, разглядывая по очереди всех собравшихся в коридоре. – Ну, так что, приступим к нашему плану? Я уже и флакончики готовые прихватил, времени-то в обрез. Кай достает из кармана куртки маленькую тонкую колбочку с деревянной пробкой, которая наполовину заполнена мутной жидкостью, и встряхивает её, кивая на Стайлза. По всей видимости, это и есть средство защиты от Оливера. – Мне они не понадобятся, возьмешь себе на всякий случай, – Кай, по всей видимости, чувствует, как Дерек напрягается (а Стайлз в этом точно уверен, судя по его отросшим когтям), и спешит уяснить несколько деталей, дабы не нарываться на ненужную драку: – Это мой яд, вообще-то, и он поможет Стайлзу защитить себя. Достаточно лишь бросить в Оливера флакон, а когда он попадет на кожу, то, поверь мне, ему будет очень больно. – Спасибо, что объяснил, – Дерек привычно хмур, без намека на улыбку или понимание, – а ты уже сказал ему, чем питаешься и кто вообще такой? – Сказал, – вместо Кая отвечает Стайлз, всё еще чувствуя ноющую боль в запястье после удара, – и ты был прав, если это важно. – То есть, ты всё еще ему доверяешь? – Дерек взмахивает рукой в сторону вампира, но смотрит на Стайлза. – А если я скажу, что от нее пахло точно так же? Дерек косится на Кая, для верности еще раз принюхиваясь, вовсе не скрывая своих намерений. – Ты про Эрику? – уточняет Кай, словно они обсуждают вышедший номер мужского журнала, а не погибшую девушку. – Между прочим, я огорчен её смертью не меньше, чем вы, она прекрасно готовила блинчики. Но, – Кай пожимает плечами, оборачиваясь к Стайлзу, и разводит руками, – у меня закончились запасы крови, а Эрика пришла слишком не вовремя. Голод есть голод. – Серьезно? – Стайлз прищуривается, приоткрывая от удивления рот, а потом, ощутив небывалую уверенность, выдыхает: – Знаете, что? А пошли-ка вы оба нахрен, ясно? Сначала ты, – он указывает пальцем на Дерека, – со своим идиотским подходом к решению проблем и причинами к расставанию. Я мог бы тебя выслушать, постараться понять или мы бы расстались как нормальные люди. Но зачем меня ставить в известность, да? А ты, – теперь Стайлз указывает пальцем на Кая, – оставляй мне эти гребаные склянки и карауль своего брата на улице. Не хочу по случайности оказаться твоим обедом, хватит с меня испытаний, ну нахер. – Подожди, но… я не голоден, – отвечает Кай, наверное, плохо понимая сарказм, – тебе ничего не угрожает. – Ничего и никого, кроме твоего долбанутого брата, – соглашается Стайлз, прищурившись. – Я сам справлюсь, окей? Без вашей помощи. В жопу вас и ваше участие, спасибо. Дерек всё это время молча сверлит взглядом непрошенного, по его мнению, гостя, и не пытается перечить словам и желанию Стайлза, потому что знает – это бесполезно. Когда он что-либо вбивает в свою неугомонную голову, переубедить его практически невозможно. – Отдавай ему флаконы со своими слюнями и проваливай, – Дерек говорит четко и ясно, не оставляя выбора, – поговорим на улице. Вдвоем. – Это яд из моих клыков, вообще-то, – у Кая на лице отпечатывается вся вампирская злость, какая может быть использована за раз и только одним человеком. – Однохерово, – Дерек закатывает глаза, подходит к вампиру, сохраняя металлическую выдержку, и даже не оглядывается на Стайлза, который пышет яростью без намека на обратный эффект. – Давай сюда всё, что у тебя есть. Я не шучу. – А что, если не отдам? Ты в мои планы как-то не входил, – Кай приподнимает брови, словно бросая вызов. – Теперь вошел, – Дерек отбивает каждое слово, так же сухо, всё еще держа вытянутой свою ладонь. – Флаконы? – Мне нужно обсудить всё со Стайлзом, рассказать ему о слабостях Оливера и… – Ты убил Эрику, – в голосе Дерека столько иронии, что можно захлебнуться, – поверь, он не будет тебя слушать. Кай выглядывает из-за спины Дерека, встречаясь взглядом со Стайлзом, а тот лишь недовольно поджимает губы, вспоминая, как стоял напротив холодного стола в морге, подтверждая, что это та самая Эрика Рейес: некогда красивая, молодая. Живая. Тошнота вновь начинает подступать к горлу, и Дерек чувствует это, по всей видимости, потому что напрягается, ожидающе склоняя голову набок. Ладонь по-прежнему вытянута – Кай по-прежнему не верит в такую резкую перемену настроения. Он не может полноценно чувствовать свою вину, потому что голод для него – естественный процесс. А Стайлз не может поверить, что Дерек оказался прав. – Ладно, хочешь сдохнуть от когтей Оливера, да и пожалуйста, – психует Кай, достает из карманов еще несколько флаконов и нервно передает их Дереку. – Учти, Стайлз, если в доме будет кто-то еще, то мой брат не придет. Ты нужен ему в одиночестве, без какой-либо защиты и шансов на выживание. – Учту, – кивает Стайлз, уже прекрасно зная, что будет делать дальше. Дерек оставляет колбы на комоде справа от себя, оборачивается через плечо, заставляя Стайлза резко отвести в сторону взгляд, и подталкивает Кая к выходу. После хлопка дверью в помещении воцаряется тишина, которая сейчас так необходима для финального выдоха. Стайлзу бы виски глоток для смелости, а лучше два, чтобы наверняка. Чтобы не дрожать всем телом, пытаясь скрыть это от вездесущего волка. Чтобы голос не срывался, когда нужно будет позвонить отцу и сказать, что версия с ритуалами, где в жертвах значится твой сын – правда. У Стайлза слишком неправильное, совершенно незаслуженное, смертельно-кровавое Рождество. Что-то пошло не так еще с того дня, как умерла Клаудия. Что-то определенно пошло не так. *** Работающий телевизор заполняет гостиную приятным голосом ведущей прогноза погоды: завтра обещают осадки и минус два градуса по Цельсию. Стайлз сидит на диване, сжимая в левой ладони прозрачный флакон с ядом, губы искусаны почти до крови, как и щеки с внутренней стороны, а часы показывают одну минуту двенадцатого. По данным отца, Оливер совершал убийства именно в это время, но Стайлз уверил, что замкнутость на цифрах будет заметна даже в таких мелочах. Если тебя клинит на определенном числе, значит, ты будешь впихивать его везде, где только можно. Моральное удовлетворение, ничего удивительного. Стайлз точно знает, что Оливер убьет его ровно в одиннадцать минут двенадцатого. Снова никакого счастья от совпадения одинаковых палочек на электронной доске. Снова никакого везения, хотя выглядит это помешательство очень даже красиво: «11:11 p.m.», одиннадцатое число в паспорте, одиннадцатый дом по счету от предыдущего места убийства. У Стайлза даже страховой номер начинается с единиц – тоже совпадение? А еще, раньше это было его любимое число, пока в нем не стали отражаться расставание с Дереком и будущая, почти неминуемая смерть. Теперь Стайлз ненавидит число одиннадцать и всё, что с ним связано. Жаль, что Дерека ненавидеть так же сильно не получается: он понимает – спровоцировать можно кого угодно, но в оправдание это не складывается. Дерек виноват. Дерек такой идиот, что кулаки сжимаются так сильно, вот-вот намереваясь раздавить заветный бутылек с оружием. Он вспылил, не разобрался, не попытался поговорить, приехать, в конце концов. Дерек ничего не сделал, чтобы спасти их отношения, похоронив по собственной воле всё, что связывало двоих человек. Из-за своей глупости. Из-за уверенности в том, что не простят, или в том, что сделает еще больнее. Отчасти Дерек прав – измену простить сложно. Иногда даже невозможно. Только Стайлз сам виноват в том, что толкнул его на неправильный путь, вот в чем проблема. Он не считает себя виноватым, а это, как оказалось, не является оправданием для Дерека. Да и злости на него за всё потраченное время было так много, что уже весь этот процесс теряет в голове Стайлза хоть какой-то здравый смысл. – Отличное Рождество, не правда ли, мам? – усмехается Стайлз и плотно сжимает челюсти, прикрыв на мгновение глаза. Надолго закрывать нельзя, опасно. Мобильный телефон вибрирует на диванных подушках, и Стайлз нехотя берет его в руки, откладывая в сторону флакон с ядом и открывая входящую смс: «Мы в соседнем доме, всё будет хорошо, сынок. Ты только дай знак, и команда сразу отреагирует». Сообщение от шерифа не прибавляет уверенности в хорошем и действенном плане, но другого у них нет. «Ты только будь осторожен, ладно? Остальное переживём». Дрожащими пальцами Стайлз отправляет свой ответ, стараясь не думать о том, что десяток офицеров не смогут помочь Джону в этой неравной борьбе. Неравной, потому что Оливер в состоянии проломить им головы в несколько ударов, да и свинцовые пули не спасут от ядовитых клыков. Стайлз уже начинает жалеть, что позвонил отцу и рассказал наспех придуманный алгоритм: Джон с помощниками караулит Оливера, окружив периметр, а Стайлз ждет его дома с металлической битой, вымазанной вампирским ядом. И пусть он худощав, без огромного опыта в драках, но постоять за себя яйца позволяют, даже без участия Дерека или Кая, от которых за весь день не слышно даже звука. Не пишут, не звонят, не спрашивают, жив ли еще, хотя у Стайлза огромное и весьма правдивое предчувствие, что Кай тоже караулит где-то неподалеку. Это его шанс поймать брата, остановить череду убийств, длиною в несколько лет, а Стайлз ему, вроде как, небезразличен. После всего услышанного из уст Кая, слабо верится, что он просто ушел. Собственно, в уход Дерека тоже не верится. Скорее всего, волк охраняет своего человека вдали от чужих глаз – Стайлз не знает наверняка, но это словно на интуитивном уровне. Дерек не бросит его снова. Ведь не бросит, правда? – Маленький мальчик совсем один в большом и темном доме. – От голоса за своей спиной Стайлз резко вздрагивает, ощущая холодок вдоль хребта. – Разве родители не научили тебя правилам безопасности? Закрывать окна спальни, например. Низкие, хрипловатые ноты режут слух, будто вгоняя в ступор. Страхи воплощаются в реальность, ведь еще недавно можно было подумать, что это совпадение и никакого Оливера не существует. Или существует, но не желает смерти одному очень невинному созданию в лице Стайлза Стилински. Он осторожно поворачивает голову, крепче сжимая в правой ладони биту, что спрятана в куче маленьких подушек, и видит перед собой молодого парня: голубые глаза, вздернутый нос и ярко выраженные, заостренные скулы, придающие лицу демонический оттенок. Среднее телосложение не внушает сильного беспокойства, но скрытая, генетически заложенная сила дает прямо противоположный эффект – вампир выглядит опасно, даже не располагая к этому внешне. Оливер одет, как обычный подросток: в толстовку и легкую куртку поверх неё, черные джинсы и обшарпанные кеды, но стоит ему изогнуть губы в улыбке, сравнимой по безумию с таким же взглядом, как возраст моментально отходит на второй план. Сумасшествие не исчисляется цифрами. Стайлз изо всех сил держится, не показывая волнения, – а этого волнения в нем через край, – и дергает уголком губ, пытаясь изобразить фальшивую улыбку в ответ. Холодный металл подготовленного оружия, казалось бы, должен чувствоваться прохладой на коже, да только почти обжигает – то ли иллюзия, то ли на самом деле так. У Стайлза сердечный ритм зашкаливает за допустимую отметку, и колени трясутся, но выдержка титановым стержнем держит спину прямой. – Я вроде бы не ждал гостей, – Стайлз надеется, что вампиры не чувствуют ложь. – А я вроде бы без приглашения, – отвечает Оливер, откидывая назад челку со лба; странно, но пшеничного оттенка волосы выглядят слишком ухоженно, для блуждающего по штатам психопата. – Тебе не очень-то повезло, Дженим, родиться под несчастливой звездой, ты ведь знаешь, да? Одиннадцать – это число дьявола, оно приносит неудачу, оно окружает нас буквально повсюду, убивает наших родных, выстраивает чужую судьбу по своему желанию. Нужно избавляться от него, да, и приносить в дар великим Богам, чтобы обрести покой. – Вот это тебя знатно уебало, чувак, ничего не скажешь, – Стайлз незаметно достает биту и укладывает её между ног, так, чтобы кончиком касаться пола; на нём перчатки, защищающие от яда, а у вампира безумие в глазах и бред на языке, от которого в дрожь бросает. – Знаешь, твой бы энтузиазм, да в правильное русло – мир бы спас. – Я его спасаю, Дженим, уже почти закончил… – Оливер оголяет клыки, выпускает длинные и тонкие когти, снова ухмыляясь: – Еще двое, всего двое, и будет сто одиннадцать, ты понимаешь, что это значит? Я выполню свой долг перед отцом. – Я тебя знать не знаю, почему я должен что-либо понимать? Внутри по швам расходятся легкие, затрудняя нормальное дыхание, или это паническая атака приближается с неистовой скоростью. Стайлз не может определить, потому что слишком занят. – Но звучит это жутко. – Нет, не жутко, а странно, – Оливер прищуривается и делает еще один шаг в сторону Стайлза, постоянно поглядывая на наручные часы. – Странно, что ты не задаешь тех вопросов, которые обычно задают все остальные. Например, откуда я знаю твое имя, что мне нужно, зачем пришел и почему вспарываю им грудину. Что я такое, в конце концов. – Действительно, странно, – Стайлз сглатывает слюну, смотрит пристально, и с каждым новым шагом к нему навстречу он начинает медленно подниматься на ноги, – но знаешь, почему я не задаю таких вопросов? Потому что незваные гости в моем доме обычно идут нахуй. Стайлз сгибает в локте обе руки, показывая биту и выставляя её четко перед собой, а затем ударяет ею со всего размаха по лицу Оливера, когда он одним слитным движением перепрыгивает через спинку дивана. Часы на стене показывают семь минут двенадцатого, как подмечает Стайлз, начиная спланированный побег к выходу, пока Оливер корчится от боли и сплевывает на пол кровь из рассеченной губы. Там еще четкий след ожога и бровь почти в мясо, но Стайлз решает не акцентировать внимание на таких деталях. Он просто пятится назад и щелкает несколько раз выключателем в коридоре, давая знак своему отцу: можно наступать, мышь заползла в клетку. И плевать, что этой мышью себя чувствует Стайлз, а не Оливер. Нужно выманить его наружу, нужно дать себе преимущество в виде полицейских, пусть и бесполезных, но отвлекающих пуль, не говоря уже о Кае, который, скорее всего, будет начеку и вмешается, если ничего не изменилось. Если у него в приоритетах по-прежнему убить свихнувшегося брата и спасти от гибели одну весьма симпатичную задницу. Про Дерека Стайлз тоже вспоминает, когда нащупывает позади себя ручку от входной двери и всё это время не отводит взгляд с пришедшего в сознание Оливера. Вспоминает, а потом видит перед собой Кая, стремительным шагом появляющегося со стороны заднего двора. Кажется, там было не заперто, но кого это волнует вообще? Тем более, когда входная дверь резко открывается, а чья-то рука выдергивает тебя на улицу за капюшон толстовки. Стайлз от неожиданности вскрикивает, оборачивается и видит Дерека, но пугается его обозленного лица еще больше, чем самого Оливера. «Сначала я вставлю пиздюлей этим отморозкам, а потом я вставлю пиздюлей тебе… или вставлю член в твою задницу, которая автоматически влипает в дерьмо» – вот что написано на лице Дерека в тот самый момент. – Иди к отцу. Дерек указывает пальцем на дом по соседству, а Стайлз уже слышит выкрики шерифа, поспевающего на помощь. Ругань Кая и шум разбивающейся мебели Стайлз, кстати, тоже улавливает. – Быстро, кому сказал. – Что за?.. – недоумевает Стайлз, когда его отпихивают назад, и он чудом не летит кубарем с лестницы, но все-таки спотыкается о последнюю ступеньку и заваливается на спину. – Я могу помочь, у меня бита, между прочим! Блядь, Дерек, вернись! Но Дерек уже заходит в дом, с пинка захлопывая дверь. – Ты в порядке? – Джон подлетает к сыну и помогает встать на ноги, а потом наклоняется к бите, что выпала из рук в момент падения. – Нет, не трогай это! – Стайлз отбивает его ладонь, наклоняется сам и поднимает с земли металлическое оружие, которое всё еще обмазано вампирским ядом. – Ты поранишься, если прикоснешься оголенной кожей. – Окружаем, быстро-быстро, по местам, – шериф указывает пальцем на свой дом подбежавшим офицерам, а те действуют, видимо, по ранее обговоренному плану. – Стреляем без команды, на поражение, только стараемся не задеть Хейла, я показывал вам снимок, так что не перепутайте. Офицеры кивают в знак согласия, а Стайлз подозрительно прищуривается, начиная медленно отходить назад – отец, ухватив его за предплечье, уводит его в сторону дороги. – Так ты знал, что Дерек придет? – спрашивает он, уже догадавшись, что же ответит Джон. – Да, он позвонил мне еще раньше тебя. Звук волчьего рыка отвлекает их от разговора, а у Стайлза сердце сжимается до невиданных размеров, потому что это Дерек, господи, и ему больно. Определенно, ему очень-очень больно, потому что надрывные ноты в его голосе не могут оставить сомнений. – Так, не смей туда соваться, ты понял меня? Скажи, что понял! – Да понял я, понял, – его губы дрожат, а ладонь интуитивно сжимает биту еще сильнее. Шериф, проверив предохранитель на табельном пистолете, молча срывается с места в сторону заднего двора. Воздух сотрясают выстрелы, и Стайлз машинально присаживается, пытаясь прикрыть голову. – Один из вампиров на нашей стороне! Его зовут Кай, – в надежде быть услышанным кричит Стайлз. Он прикладывает невероятные усилия, он борется с собой, чтобы оставаться на месте, ведь обещал это своему отцу. Ну а Дерек? А как же Дерек, которого не видно, который таким воем дал понять, что ему плохо, что всё идет под откос? Как же Дерек, которого хочется защитить против воли Джона, тем более что в руках бита так и просится еще раз проехаться по роже этого извращенного вампира? Да, правильно, никак. Просто нужно идти и посмотреть, живой Дерек или нет, а если нет, то воскресить и снова грохнуть за то, что посмел сдохнуть. Раз нужно, значит, Стайлз так и сделает. Он оглядывается по сторонам, замечая нескольких зевак, сбежавшихся на шум выстрелов, возможно, нарушив приказ шерифа, крепче сжимает биту и быстрым шагом спешит к входной двери. Стайлз не успевает дойти всего несколько шагов, когда отвлекается на грохот бьющегося стекла – это окно вдребезги рассыпается на траву, запорошенную снегом, а из него вываливаются двое, после недолгой заминки вновь начиная бить друг друга кулаками. Сверху, кажется, Оливер… или Кай, в темноте эти двое сливаются воедино. Стайлз замечает отца, который выглядывает из разбитого окна, наставляя пистолет на сцепившихся вампиров. Но не стреляет. Не нажимает на курок, видимо, потому что не уверен, кто из них Кай. По крайней мере, Стайлз надеется, что его слова отец все-таки услышал. – Вот же сука, – слышится голос Оливера, и теперь Стайлз точно уверен, что тот, кто сверху – это нужный им вампир. – Пойти против родного брата, и ради кого? Ради мальчишки? Ради справедливости? Где же твоя родственная солидарность, Кай? Очередной удар по лицу Кай выдерживает стойко, а вот все последующие… – Стреляй, – Стайлз кричит отцу, указывая пальцем на Оливера, – это он, ты должен стрелять! Джон делает первый выстрел, попадая убийце четко в спину, – тот морщится, хрипит и немного заваливается набок, упираясь ладонью в землю. Не падает, потому что пуля, как легкий шлепок, способный только сильнее разозлить, но сейчас Стайлзу нужно не это – ему нужна лишняя секунда. Секунда, чтобы подбежать к Оливеру и со всего размаха ударить по голове битой, выбивая из Оливера истошный крик. Тот закрывает обеими ладонями разбитую голову, из которой вязкими струями начинает сочиться кровь, а Стайлз тем временем выпускает биту из рук, наблюдая, как еще несколько пуль простреливают тело. Кай отталкивает Оливера, ловко выбираясь из захвата. Теперь он сам усаживается сверху и, наклонившись к его лицу, шепчет что-то на ухо, а потом прокусывает своему брату горло. Стайлз морщится, когда Кай выплевывает на окровавленный снег кусок свежего мяса, и высовывает в отвращении язык, замечая, как тот облизывает с губ багровые следы. Более ужасного зрелища Стайлз еще не видел. И тут, наверное, должно бы стать легче, потому что всё закончилось, да и Кай спокойно поворачивается к нему, кивая в подтверждении, но только не становится. Внутри паршивым предчувствием зарождается тревога – кого-то не хватает; почему Дерек не выходит из дверей, привычно скрещивая руки на груди? Почему… почему Кай по-прежнему смотрит на него, медленно поднимаясь на ноги? – Если бы не твой оборотень, я бы не справился в одиночку, но… У Стайлза дыхание перехватывает, потому что к черту эти «но», слышите? К черту! – Стайлз, кажется, нам нужна помощь, – шериф выглядывает на улицу из парадного входа, кивая головой куда-то внутрь помещения, – там Дерек, и… – Твою же мать, нет, нет-нет-нет, – шепчет Стайлз и бежит в дом. А помощь, на самом деле, нужна ему, чтобы тупо не грохнуться в обморок от увиденной картины: Дерек лежит в гостиной, на куче разбитого стекла и щепок от деревянной мебели, весь в крови – своей или чужой, не разобрать. Лежит, хрипит еле слышно и прикрывает ладонью рану на шее, не подпуская к себе выживших офицеров (которых, кстати, стало меньше ровно на трех человек). Под ногами Стайлза хрустят обломки книжного шкафа и то, что осталось от хрустального сервиза, подаренного маме на день рождения, а у парня в голове хрустят нервные клетки, рассыпаясь на безжизненную пыль. У Стайлза руки дрожат и всё тело, в принципе, когда он присаживается рядом с Дереком и кладет свою ладонь поверх его ладони. Кажется, что он шел к нему целую вечность, словно время стало вязким и зыбким, как смертоносный песок, а прошло всего несколько секунд. – Тебе нужна помощь, слышишь? – Голос срывается, в горле пересыхает так сильно, что даже говорить больно, но это не идет ни в какое сравнение с понимаем приближающегося конца. – Дерек? Пожалуйста. – Им… не по-мочь, – говорит тот еле слышно, и Стайлз убеждается – да, точно конец; рваная рана на глотке, которую оставил Оливер, сейчас отравляет Дерека ядом, медленно убивая изнутри. – Она не… затя-гива-ется. Всемогущий Господь, Стайлз уже говорил, как ненавидит тебя? – Я вызвал реанимацию, они уже подъезжают, – шериф стоит неподалеку, помогая остальным вытаскивать тела из собственного дома; тела тех, кто сегодня тоже не вернется к своим семьям по вине какого-то свихнувшегося ублюдка. – Стайлз? – Джон окрикивает его, и он поднимает на него взгляд, не смея больше сдерживать слезы. – Эти ребята помогут ему, они по части оборотней имеют опыт. Стайлз кивает, смаргивает влагу с покрасневших глаз и вновь смотрит на Дерека, проводя второй ладонью по его небритой щеке и поглаживая скулу большим пальцем. Сейчас совершенно насрать, какие ссоры разделяют их, какие ошибки совершили оба, какие слова были сказаны друг другу часами ранее. Стайлзу совершенно плевать на всё, лишь бы только жил. Лишь бы увидеть снова, пусть без улыбки, пусть даже врозь, но главное – живым. Пусть Дерек будет за тысячу миль или же здесь, в Бикон Хиллз, пусть умоляет о прощении или уходит, навсегда оставив Стайлза, но главное – с бьющимся сердцем. Иначе Стайлз ляжет рядом с ним. – Не смей подыхать, чертов ублюдок, ясно тебе? Стайлз кривит рот, поджимает губы, не стесняясь плакать; его ладонь вся в крови, густая жидкость с едва уловимым соленым ароматом буквально сочится сквозь пальцы, потому что рана не поддается регенерации, и Стайлз пытается, правда, изо всех сил пытается не расслоиться при нем на ошметки. – Я возненавижу тебя, если сдохнешь. Не смей, волчара, это даже не обсуждается, слышишь? Достану тебя из-под земли, чтобы лично угондошить, только попробуй тут сдохнуть у меня на руках. – Му-дак, – хрипит Дерек, а с уголка губ тонкой струйкой вытекает кровь. – Что? Сам ты му… – Я… мудак, – он закрывает глаза и крепче прижимает свою ладонь к разорванному горлу, – такой му-дак, прос-ти… – Стайлз, ребята из реанимации приехали, – Джон кладет руку на его плечо и слегка сжимает пальцы, – им нужно его забрать в госпиталь и сделать несколько инъекций. Да-да, Стайлз в курсе, что у врачей теперь хранятся лекарства, основанные на разных сортах аконита. В малых дозах даже яд – как панацея. – Хорошо, – соглашается Стайлз и проводит подушечками пальцев по переносице Дерека, заставляя открыть глаза. – Эй, волче, они помогут, слышишь? Позволь им помочь, ради меня, чтобы мы могли потом поговорить, окей? Стайлз пытается сохранять спокойствие, хотя знает, что Дерек чувствует каждую его эмоцию, а их так много, и все они с оттенком боли и грусти. Еще ему страшно, очень страшно, что Дереку не смогут помочь или упрямый волчара откажется от госпитализации. Хотя, кто его спрашивает вообще? – Забирайте, – нервно выдыхает Стайлз и наклоняется к его лицу, чтобы кончиком носа дотронуться до пересохших губ, произнося: – Я так люблю тебя. Ты только держись. Затем отстраняется и подпускает к нему бригаду в белых халатах, которые аккуратно укладывают израненное тело на носилки. Дерек, к слову, так и не открывает глаза, но хотя бы руку не убирает с раны, давая понять, что еще не сбежал в другую параллель, откуда не достать. Только даже услышанное вскользь: «Жить будет, если поторопимся», не внушает спокойствия. Стайлз должен видеть собственными глазами и знать наверняка, что Дерек в порядке. Это всё, что нужно в качестве подарка на почти наступившее Рождество. Часы показывают «11:31 p.m.», а Стайлз всё еще дышит. Тоже сойдет за подарок.