Слово на "О" (The 'F' Word)

Голоса. Он слышал приглушенные голоса. Ласковые голоса. Заботливые голоса. Любящие голоса. Ласковые, заботливые и любящие его. - Он без сознания уже почти час. Энакин, мы должны вызвать врача. - Верь мне, любовь моя. Он в порядке. Он исцеляется, даже пока мы разговариваем. - Боже мой, только посмотри на него. Почему мы не видели? Как мы могли быть так…? - Он возвращается. Теплая ладонь прижалась к его щеке, ласково поглаживая, и это ощущение вывело его из оцепенения. Он несколько раз моргнул, проясняя взгляд, и увидел две фигуры, склонившиеся над ним. Мужчина сидел справа от него, а женщина – слева. Ее глаза были слегка воспаленными, но в них было столько изумления и любви, что ему пришлось отвернуться к молодому человеку, который так и не убрал ладонь с его щеки. Он прикусил нижнюю губу, дрожащую от едва сдерживаемых эмоций. - Энакин, - он сел рывком, почти сбрасывая руку. – Что случилось? Неужели он…? Ты…? - Тише, малыш, - Энакин скользнул рукой на затылок Люка, успокаивающе массируя кожу головы. – Я в полном порядке. Все еще я. Все еще вменяем. Сохранивший свою душу…благодаря тебе. Слегка задыхаясь, Люк перевел взгляд от отца к матери и обратно - к нежным синим глазам он был притянут как река к морю. - Теперь ложись, - призвала Падме, и у него даже мысли не мелькнуло ослушаться. И он почувствовал, что она сжимала его левую руку меж своих ладоней. - И…Палпатин? – с опаской прошептал он имя. Пальцы дернулись в его волосах, но после короткой паузы продолжили мягкие поглаживания. - Мертв, – сухо ответил Энакин. – Как и должен был быть в течение очень долгого времени, - его голос дрожал от стыда и раскаяния. Люк проглотил ком в горле и выпустил долгий вздох, который, казалось, будет длиться вечность. - Я ничего не мог поделать, - выдавил он. – Я видел, как ты отдаешь себя ему и…и… -…И ты нашел то единственное слово, которое могло спасти меня от судьбы в миллиарды раз ужаснее, чем смерть, - Энакин обхватил лицо Люка ладонями, смотря на него с благоговением. – О, мой сын. Мой сын! – воскликнул он, наслаждаясь звуком этих трех букв, которые соединенные вместе сформировали чудо; его и Падме молитвы были услышаны. Люк широко распахнул глаза и жадно вгляделся в лицо отца. Его сердце трепетало в опасении теперь, когда все было открыто. Существовало столько всего, чтобы сказать, так много, чтобы объяснить! Поймут ли родители, почему он солгал им? Простят ли его за обман? Они…? Нежно проводя большим пальцем по щеке Люка, Энакин ответил на каждую эмоцию, плещущуюся в глазах его ребенка. - Здесь нечего объяснять, и нечего прощать. Это я - тот, кто должен просить у тебя прощенья на коленях, - он опустил взгляд и покачал головой, в который раз проклиная себя. – Как я могу обвинять тебя в…когда я знаю, что ты хотел нам только добра, – он на мгновение прервался и издал резкий, самоуничижительный смешок. – Я сказал тебе не ждать знамения в небе или гласа в голове, и посмотри на ответ, что я получил. Мой собственный сын сошел с неба, говорил в моей голове и спас мою безнадежную душу. Люк не мог найти слов. Не было каких-либо слов, что можно было сказать. Он мог только потеряться в неописуемой любви и благодарности, что увидел в глазах отца. - Можешь ли ты простить меня за все, что я причинил тебе, мой ангел-хранитель? Ничто не могло остановить то, что произошло дальше. Снова сев, Люк обхватил за плечи отца и обнял изо всех сил. Его душа воспарила, когда Энакин вернул объятие, прижимая его к своей груди так сильно, что ребра протестующее затрещали. Он уткнулся лицом в плечо отца, наслаждаясь самым чудесным и совершенным моментом своей жизни. «Я не заслуживаю такого ангела, как ты», - сердце Энакина разрывалось от ненависти к себе и раскаяния. «Ты заслуживаешь всего!», - Люк обнял отца еще сильнее, зарываясь пальцами в его волосы и ласково перебирая светлые пряди, успокаивая Энакина, как мог. Безупречную вечность спустя, они отстранились немного, соприкасаясь лишь лбами. - Ты был прав, в конце концов, - мягко сказал Люк. – Я был отброшен назад во времени, чтобы ты мог защитить меня, и изменить мою жизнь. - Отец всегда прав, если дело касается безопасности его детей, даже если он о них не знает, - ответ Энакина был чертовски серьезен и однозначен. - Да, сэр, - браво откликнулся Люк, и они рассмеялись остро и стыдливо. Они смеялись, всхлипывая, так и не размыкая объятий. Они не могли отказаться от того, чтобы держаться друг друга. Люк глубоко вздохнул и, впервые с тех пор как он прибыл сюда, полностью открыл свои чувства. Свет пронизывал все, и в венах гудело ликующее счастье и радость. Удушливый саван тьмы исчез, как будто его никогда не существовало. Вокруг был мир, наполненный красотой внутри и снаружи. - Ты тоже это чувствуешь, да? – полный энтузиазма мысленный голос отца, согрел его сердце, и он кивнул. «Бог мой, если я вижу огромную разницу, то что будет чувствовать тот, кто неосознанно прожил больше половины жизни под темным влиянием Палпатина?» Люк просканировал отца через Силу. Перемена в нем была ошеломляющей. Исчезли все тени, двойственности, гнев и смятение, которые чуть было не стали причиной его гибели. Это был Энакин Скайуокер, рыцарь-джедай, во всей его славе. Герой, которому он поклонялся всю свою жизнь, отец, чьему пути он следовал, надеясь быть достойным назвать себя его сыном в один прекрасный день. Был только свет и процветание в будущем. Под мудрым, старательным руководством Энакина начнется новая эра Ордена джедаев. - Это ответ, который ты искал? – спросил Энакин шепотом, не отпуская его плечи. – Все так и должно быть? Люк встретил чистый синий взгляд, смиренно смотрящий на него. Он позволил себе быть сметенным защитным присутствием отца и всепоглощающей уверенностью в том, что он исполнил свою судьбу, что привела его сюда. Наконец. - Да, - ответил он, не оставляя место для сомнений. – Все так всегда и должно было быть, – он полностью отстранился, радостно улыбаясь такому же светящемуся лицу. Затем он повернул голову и встретился с потрясающими карими глазами, смотрящими на них с огромной гордостью и любовью. Он смахнул слезы, стекающие по щекам. – Мама, - слово на вкус как небо. – О, мама! - Мое дитя! – Падме притянула его в свои объятия так близко, как могла, но этого казалось недостаточно. – Я должна была понять. Я должна была понять! Люк зарылся лицом в густые темные локоны. Он просто хотел чувствовать объятия матери. Ее тепло, ее запах, все ее. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, желая, чтобы этот момент длился вечно. Вдруг, вспомнив реакцию младенцев на его близость, он резко отшатнулся, заставив всех подскочить от неожиданности. - Ребенок! – воскликнул он порывисто, отодвигаясь дальше. - Все в порядке, - поспешила развеять его страх Падме, снова беря его за руку. – Он перестал брыкаться и пинаться, когда ты потерял сознание, - она чуть склонила голову, ласково проводя рукой по животу и с любовью смотря на него. – Словно…словно он понял, что с нами все в порядке, с нашей жизнью… с тобой…, - она вскинула взгляд на Люка. – Боже мой, это ты! – выдохнула она. – Это ты…здесь, - она вновь посмотрела на свой живот и повернула раскрасневшееся лицо к мужу, чей недоуменный взгляд тоже был устремлен туда же. Энакин положил слегка дрожащую руку на живот жены, качая головой. - Это…уму непостижимо, - прошептал он, чувствуя под ладонью небольшое движение. – И в то же время, так…прекрасно, - он посмотрел на Люка, и ослепительно яркая улыбка озарила его лицо. – Наше прекрасное чудо. Люк в смущении опустил взгляд, но Энакин аккуратно подцепил пальцами его подбородок, заставив посмотреть на него. Он жадно изучал все мельчайшие черты, видя в них себя и Падме. Падме кончиками пальцев ласково провела по щеке Люка. - Я все время говорила, что ты мог бы быть братом Энакина, - оглядываясь назад, она улыбалась своему заблуждению. - Я думаю, твоя мать была права, – Энакин с проказливой усмешкой коснулся ямочки на подбородке Люка. – Это мальчик. Они расхохотались как подростки. Но вскоре смех сменился чем-то настолько глубоким и неудержимым, что можно было преодолеть лишь в объятиях друг друга. Они смеялись и плакали, не в силах отпустить друг друга и не желая покидать этот священный круг тепла и принадлежности. Люк никогда не чувствовал себя таким любимым, таким лелеемым. Он чувствовал, как каждая клеточка его тела вибрирует в гармонии с родителями. Он чувствовал нежность рук матери на его спине и преданный поцелуй отца на лбу. Это был момент, за который стоит умереть. «Я бы отдал свою жизнь, ради второго шанса для него, чтобы он мог сделать все правильно». И в момент леденящей душу ясности, Люк понял, что именно он сделал. Изменив прошлое, он уничтожил свое будущее, время, откуда он пришел. Беспощадная жестокость открытия ударила его как бластерный выстрел, и он вцепился в Энакина и Падме, согнувшись в потрясении. - Люк! Что такое? – встревожился Энакин, чувствуя, как сын практически виснет на нем, а его душа сжимается в явном ужасе. Люк не мог говорить, не мог ничего делать, кроме как дрожать и содрогаться в отрицании, говоря себе снова и снова, что этого не могло быть, что он ошибся, что так не должно быть. Но в глубине своего существа он признал безоговорочную жертву его бескорыстного поступка. «Сила, помоги мне! Пожалуйста!» - кричал он, молясь о равновесии для стойкости. – «Они не должны знать. Это убьет их, если…пожалуйста, пожалуйста, не дай им узнать!» И мысленный образ его сломленных родителей, позволил ему найти в себе мужество, чтобы взять себя в руки и растянуть губы в дрожащей улыбке. - Простите меня, - он выпрямился, умоляя Силу придать ему спокойствия. – Но я…я…я должен идти, - выдохнул он, содрогнувшись, и попытался высвободиться из объятий родителей. Падме и Энакин посмотрели друг на друга с одинаковым выражением страдания и потери. - Промедление лишь все ухудшит, - Люк прикрыл глаза, борясь, чтобы принять за истину свои же слова, с каждым инстинктом которым обладал. – «Пожалуйста, помоги мне! Помоги мне!» Взгляд Энакина, все чувства были устремлены на его ребенка. Он чувствовал внутренний конфликт Люка, но что привело к нему? Покачав головой, он попытался проанализировать все, но понял что это почти невозможно. Его сердце было так полно! Полно любви и восхищения его мальчиком. Таким необыкновенным, таким смелым, таким красивым! Он задавался вопросом, как ему удалось прожить всю свою жизнь без этой любви. Только…может быть, это не так. Может быть, он всегда нес этот уникальный, особый вид любви в самых сокровенных глубинах себя; одинокого, голодного, ожидающего того, кто сможет понять его внутри и снаружи и быть с ним, как лишь его собственные плоть и кровь. Он чувствовал биение жизненной силы своего сына, дыхание, цветение его души, и хотел потеряться в этой красоте и жить в ней до конца своих дней. Он сделает все что угодно для Люка. Он не сможет больше жить без него. Вот почему простое знание о его потере, навсегда запрет четыре самых важных дня его жизни в самом дальнем уголке его разума, и он никогда не заговорит о них… Сила, он не мог сделать это! Он не хотел заставлять себя даже подумать об этом! Но у них не было выбора. Люк не принадлежал этому времени, насколько бы самоуверенно он не пытался убедить себя в обратном. Жизнь его, неродившегося Люка, тогда будет в опасности. Глядя в карие глаза Падме, он увидел те же размышления. Он увидел ту же жажду никогда не расставаться с Люком, удержать его и никогда не переставать говорить ему, что ни один родитель не мог мечтать о лучшем ребенке. И увидел то же самое смирение и подчинение тому, чего просто не могло быть. Как один, не теряя физического контакта, они поднялись с кровати и, обнимая друг друга, находя поддержку и силу в их единстве, вышли на террасу. Звуки для них вымерли, они впитывали любовь друг друга в последний раз. Золотой свет ламп на подлокотниках диванов создавал печальную атмосферу, усиливающую ощущение неминуемой разлуки, делая ее невыносимой. Они остановились у фонтана, объединившись в искреннем объятии. Люк отступил чуть назад и встретился взглядом с Энакином. - Да прибудет с тобой Сила, отец. Энакин задрожал внутри в невыразимой любви, что это слово передавало. Еще раз его сила захлестнула его, переиначивая его, придавая новые смысл и цель его жизни и пересматривая приоритеты. Все то, что волновало его, не давало спать по ночам, с тех пор как они с Падме поженились, оказалось таким незначительным и не важным! Сделают его мастером, не сделают его мастером, скандал в массмедиа с которым им придется столкнуться, когда все откроется, изгнание из Ордена…Сила, кого волновало все это? Он не мог поверить, насколько он основывал мнение о себе на том, что другие думали о нем, будучи лучшим, отважным, сильным. То, что его сын сделал для него, для всех них, показывало все в истинном свете, и все его достижения меркли в сравнении. Его Судьба – это его семья, и он бы провел остаток своей жизни, пытаясь быть достойным ее, заботясь о ней, защищая ее, быть хорошим отцом и хорошим супругом, в конце концов, это единственное, что имело значение. Это будет его истинное наследие. Он положил руки Люку на плечи, горячо сжимая. - Да прибудет с тобой Сила, Люк Скайуокер, - и впервые сказав полное имя своего сына, он почувствовал, что связь между ними, личная и духовная связывающая их, укоренилась так глубоко в их душах, что он не мог сказать, где заканчивался он, и начинался Люк. Это было крещение, утверждение, признание своего ребенка родным человеком. Наклонившись вперед, он поцеловал шелковистые светлые волосы, роняя на них слезы. Его последнее благословение. Люк крепко сжал его в объятиях, и Энакин никогда не чувствовал столь сильной любви. «Я люблю тебя, мой спаситель, мой учитель, мой мастер. Я люблю тебя больше жизни!» Он окутал свое присутствие вокруг сына, отпечатывая прикосновение и ощущение меньшего тела на его, пока не понял, что заклеймен ими. Люк прижался к нему, будто хотел исчезнуть в нем, но считанные секунды спустя отстранился, отказывая себе в большей близости. Энакин понимал мотивы своего ребенка, но все равно было больно. Кроме того… Люк повернулся к Падме, прильнувшей к груди сына, как только отец отпустил его. Он обнял мать, запутываясь пальцами в длинных, завитых локонах, чувствуя их мягкость. И глядя на эту прекрасную картину, сердце Энакина почти прекратило биться. Затуманенный взгляд Люка повернулся к нему, когда он потерся щекой о макушку матери. - Я все еще могу потерять ее? - спросил он, чувствуя, как внутри все скручивается от хорошо знакомого неумолимого страха. Лицо Люка исказилось в страдальческой гримасе. - Я точно знаю, что ты пал и… - его молчание было достаточно ясным. Но увидев его обеспокоенное лицо, он, не теряя времени, предложил всю надежду, что он мог дать. – Но теперь все изменилось. Сейчас ты будешь с ней, и возможно все будет иначе. Имей веру, отец. Все возможно, пока мы остаемся верны себе, тому свету и любви, что связывают нас вместе. Сила, что случилось с этим молодым человеком, который обладал непогрешимой силой, способной принести мир в самые темные уголки его разума? Люк видел надежду, где он видел лишь негатив и смерть. Это было новым и важным уроком для его обучения. В один прекрасный день он станет мастером и будет обучать своего упорного сына. Непоколебимая вера Люка в него укрепила его уверенность в себе до невообразимых высот. Никто и никогда не показывал такой абсолютной веры в его способности выбивать шансы и делать невозможное возможным. И глядя в эти решительные глаза, он знал, что скорее умрет, чем подведет такую невероятную веру. Справившись с собой, он подошел к Крестокрылу Люка, давая ему и Падме возможность попрощаться. Когда она доставала летный костюм и шлем сына, он услышал их мягкие, шепчущие голоса. - Я знала, что ты появился здесь, чтобы помочь ему. И в итоге ты спас всех нас и Республику. - Нет, мама, я не… - Я обещаю тебе, что сделаю все, что в моих силах, чтобы покончить с этим невыносимым самодовольством, которое привело нас на грань уничтожения. Мы сделаем будущее достойным настоящего, что ты дал нам. Ты показал нам путь, и мы сделаем его реальным. - Я знаю. Я люблю тебя, мама. - Я люблю тебя, сын мой. Мой милый, храбрый, прекрасный сын! Кусая губы, Энакин поднял взгляд к небу, потерявшимся в блеске немногих звезд видимых сквозь просветы загрязненного Корусанта. Очень скоро его сын будет лететь меж ними, как настоящий Скайуокер… И тогда его внутренности скрутило от невыносимого ощущения дурного предчувствия, пришедшего ниоткуда. Что за…?! Энакин вздрогнул от неожиданности, почувствовав ладонь Люка на своем плече, но быстро взяв себя в руки, он передал костюм и пристально наблюдал за ним, пока тот одевался. С привычной легкостью Люк застегнул оранжевый костюм, а затем протянул руки к нему. Моргнув в замешательстве, Энакину понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что его сын просил отдать шлем. Люк принял его и повернулся, пару мгновений вглядываясь в черное небо, будто прощаясь… И затем его до этого целостную сущность охватила жуткая дрожь, эхом прокатившаяся по душе Энакина. - Нет! – крикнул он, когда осознание последствий действий Люка пронзило его подобно молнии. – Сила, нет! Нет! Что ты сделал, сын мой? – схватил он Люка за запястья. Слезы блестели в газах Люка, показывая свое поражение и страх. Страх перед неизвестностью и поражение в его судьбе. - Что? Что такое? – подбежала к ним Падме, требуя ответа. Энакин почти задыхался, когда он обхватил неудержимо дрожащими руками лицо Люка. - Ты убил себя, - едва выдавил он слова из судорожно сжавшегося горла. – Тебе некуда возвращаться. Твое время перестало существовать в момент, когда ты спас меня. Падме сдавленно охнула и вцепилась в Люка. - Нет! – воскликнула она в отрицании, сжимая его руку так сильно, что юный джедай вздрогнул от боли. Шлем выпал из его рук со стуком, что прошел через них, как предвестник смерти. - Пожалуйста, - умолял Люк, пытаясь высвободиться из неподатливой хватки родителей. – Я должен идти. Пожалуйста…Пожалуйста, дайте мне уйти. Но Энакин и Падме лишь крепче в него вцепились, опустошая его психологически и эмоционально. И Люк знал, что они никогда бы не отпустили его. - Теперь все будет хорошо. Но я должен исполнить мою судьбу. Вы должны отпустить меня! Мама, отец, пожалуйста! – взмолился он, глядя вверх, не зная, что удерживало его в этот момент от действий. – «Сила, помоги мне! Помоги нам!». Энакин сполз на колени и уткнулся лицом в живот Люка, сдавлено всхлипывая. - Я убил тебя дважды, мой ангел! – рыдал он. – Когда искалечил тебя…и сейчас. Мне нет прощения. За то, что произошло в твоем мире и в этом! Я так не достоин! Я не достоин твоей жертвы, сын мой! Ты не можешь умереть из-за меня! Пожалуйста, не умирай! Пожалуйста, не умирай из-за меня! Люк со стоном выдохнул. Отец сложил все кусочки пазла вместе. Сила, разве было не достаточно мучений и страданий для них? Он положил руку на затылок отца, безмолвно прося взглянуть на него. - Я люблю тебя, отец. И эта любовь поддержит меня там, куда я иду. Это не конец. Этого не может быть! - Нет, пожалуйста! Пожалуйста, нет! – рыдала Падме, пряча лицо у него на плече, и внезапно пошатнулась на подкосившихся ногах. Люк осторожно подхватил мать, не дав ей упасть. Энакин, с крайним усилием поднявшись на ноги, помог Люку поддержать Падме, пока они не убедились, что она могла стоять самостоятельно. - Ты должен быть сильным для нее! – умолял Люк отца. – Мы не должны понести никакого вреда! Энакин посмотрел на него, как будто он просил единственное, что он не в силах был дать. - Пожалуйста, - отчаянно взмолился молодой джедай. – Для меня? Для нас? Энакин с шипением выдохнул сквозь сжатые зубы и, собрав все силы, что имел, подавлено кивнул. Они медленно вернулись к дивану и помогли Падме устроиться там. Она отказалась отпустить руку Люка, и он опустился перед ней на колени. - Ты должна верить, что мы увидимся снова, - тихо сказал он, целуя маленькую руку. – У меня такое чувство, что… - Люк попытался сформулировать то, что не до конца понимал сам. Какое-то внутреннее, неожиданное знание, которое приходило к нему на помощь, когда он нуждался в нем больше всего. – Как-то…в некотором роде, мы увидим друг друга снова…в один прекрасный день. Падме замотала головой, отказываясь от каких-либо пустых слов утешения. Ее ребенок, ее сын, ее сердце и душа умрет, исчезнет в небытие. Ее разум погружался в невообразимое горе…понемногу… Люк дрожащей рукой подцепил ее за подбородок, заставив встретиться с ним взглядом. - Мы. Увидимся. Снова. – он произносил каждое слово, придавая им силу и власть, игнорирующую любые аргументы. И где-то глубоко внутри Падме верила. Вера Люка убедила ее принять его утверждение и отринуть даже тень сомнения. Улыбка Люка расцвела в ее сердце, наряду с чувством, что она никогда не подумала, что могла бы испытать в такой ситуации. Надежда. Его пронзительные синие глаза вглядывались в ее, и она знала, что будет помнить этот взгляд до самой смерти. Удерживая ее взгляд, Люк склонил голову и поцеловал руку матери в последний раз, прижавшись губами к нежной коже. Затем он поднялся и поцеловал ее в лоб в обещании того, что еще билось в его сердце, когда он обернулся к отцу. Энакин, казалось, был не здесь. Шок и травмы были слишком велики, и внутри него ничего не осталось, чтобы черпать силы. - Посмотри на меня, - почти приказал Люк человеку, давшему ему жизнь. И Энакин подчинился мгновенно. Молодой джедай взял руки отца в свои и толкнул свое присутствие в Силе через связь, соединяющую их. Ему нужно, чтобы Энакин понял, что он собирался сказать, потому что это была истинная причина, что привела его сюда, теперь он знал. Причина, почему он родился. - Обещай мне, что ты никогда не позволишь быть чему-либо более важным, чем твои принципы; важнее, чем твои убеждения о правильном и неправильном. Без этого морального компаса мы потеряны. Губы Энакина дрожали, а на глаза навернулись слезы. - Обещай мне, что ты никогда не поддашься ненависти, - настаивал Люк. – Что она никогда не будет выбором твоего разума и сердца. Любовь – единственная правда, которая имеет значение. Любовь имеет больше силы, чем все во вселенной. Любовь – то, что привело меня сюда…к вам. Любовь всегда приведет меня к вам. - Я клянусь своей душой, - поклялся Энакин вслух, не обращая внимания на горячие слезы, текущие по щекам. Почему всегда должна случиться трагедия, чтобы, наконец, понять то, что нужно было знать все время? Почему его прозрение должно стоить жизни его сына? Лицо Люка просветлело, когда он услышал слова отца. Он выпустил его руки и легко смахнул со щек свидетельство боли Энакина. - Моя миссия действительно завершена теперь, - безмятежно выдохнул он. – Я вернул свою семью. Все остальное зависит от вас, мастер. Энакин потянулся к нему, чтобы обнять, но Люк опередил его, прижав ладонь к груди отца, там, где билось сердце. - Останься с мамой, - попросил он. – Она нуждается в тебе. Энакин, полностью опустошенный, опустил руки. И тогда в глазах Люка вспыхнуло что-то эфемерное. Кристально синяя радужка, казалось, пульсировала, оживала с любовью, коконом окутывая отца. - Прощай, Энакин Скайуокер. Я горд быть твоим сыном! Энакин беспощадно прикусил губу, внутренне умирая, когда Люк начал отступать. - Я люблю вас обоих, - слова молодого джедая эхом разнеслись в каждом уголке существа родителей. И с этим он повернулся и, подняв шлем с пола, подошел к Крестокрылу. Легко забрался в него, поправил шлем и закрыл кабину. Двигатели ожили, и маленький истребитель изящно поднялся над террасой. Люк посмотрел на своих родителей в последний раз. Он нуждался в этом – последний их совместный образ. Мать стояла рядом с отцом, обхватив его тонкими руками и положив голову ему на плечо, а Энакин нежно обнимал жену. И эту прекрасную картину он заберет с собой. «Взгляни на нас, Лея, - с любовью обратился он к своей сестре. – И они не знают о тебе. Это будет нашим подарком для них. У них будет маленькая принцесса. Он наклонил нос Крестокрыла, с уважением салютуя родителям. Падме прижалась к груди Энакина, а отец на секунду прикрыл глаза. А когда снова открыл, в них плескалось такое горе, что на одну секунду решимость Люка дрогнула. Тщетность его желания вернула его к реальности, от которой он не мог убежать. Повернув корабль, он резко ускорился, отправляясь навстречу судьбе, что ждала его. От неопределенности и волнения сдавило горло. С ним даже не было Арту, чтобы страх был более терпимым и просто…был рядом с ним. Он был один, совершенно один, столкнувшись… с небытием. - Люк…мой ангел. - Отец! - душа Люка ликовала, чисто и невинно как у ребёнка, при звуке родного голоса. – Что…? Как…? - Я не оставлю тебя, малыш. Я с тобой здесь и сейчас, навечно. Сердце Люка пропустило удар, отрезвляя. - Нет, ты не должен. Я не прошу тебя… - Ты не будешь проходить это в одиночестве. Я твой отец, сын. Ничто и никогда не разлучит меня с тобой. Если ты должен идти…я буду с тобой до конца, держа тебя за руку. Не беспокойся обо мне. И высшее проявление отцовской любви наполнило Люка надеждой на будущее – его будущее – что на мгновение дрогнуло. - Я люблю тебя; и буду с тобой всегда. Мы увидимся снова. Ты не потеряешь меня. Этого не будет! - Я знаю. Ты помог мне найти в себе силы, и теперь я принадлежу тебе. Клянусь, я буду отцом, которого ты заслуживаешь! - Ты. Ты единственный отец, которого я когда-либо хотел. Даже…тогда. Люк почувствовал сущность отца, здесь с ним в кабине. Энакин, казалось, проник в его разум и укрывал его от страхов, теплыми волнами омывая душу с мягким шепотом, который он не мог разобрать. Крестокрыл преодолел атмосферу, покидая темную планету. В поле зрения появились звезды, и все пространство охватила чернота. Это было близко, очень близко теперь… - Я здесь, Люк. Всегда с тобой. Всегда… Мысленный голос отца был словно колыбельная, согревая и успокаивая его. Сила, быть столь любимым…! Слабое чувство головокружения охватило его, и Люк узнал признаки. После него последует беспамятство, и его сердце ускорило ритм. - Отец! - позвал он. - Просто отпусти, мой дорогой ангел. Не бойся. Ты всегда будешь в моем сердце, мой малыш. Мой драгоценный ангел… Люк знал, что большая часть отца была повреждена навсегда этим и, тем не менее, он прошел через это, защищая его…любя его сильнее, чем он когда-либо был любим в своей жизни. - Отпусти, мое милое дитя…твой отец здесь, всегда и навечно. Всегда здесь для тебя! Одинокая слезинка сбежала по бледной щеке, но страха больше не было. Только любовь. Всеобъемлющая любовь отца…на всю вечность.