Ученик афериста

На Шафтсбери-авеню было спокойно. На Шафтсбери-авеню мы с кузиной не испепеляли друг друга взглядами. На Шафтсбери-авеню вернулся Скорпиус. Кажется, он стал неотъемлемой частью это кукольной квартирки: только когда белобрысая фигура моего заклятого друга появилась в коридоре, тихо закрыв за собой входную дверь, мне показалось, что наконец-то квартира выглядит так, как она должна выглядеть. Будто Скорпиус был каким-то предметом интерьера, каким-нибудь милым украшением. Не знаю, что там происходило у Скорпиуса в семье, но после долгих разговоров с родней, он возвращался домой с таким выражением лица, словно разрывался между желанием немедленно уснуть и тягой к убийству. Я даже не спрашивал, что происходит в жизни моего друга, не знаю, винить ли себя за это. У Скорпиуса была его заветная Доминик, которая для него и поддержка, и опора, и благодарный слушатель, и личный психолог, и еще много кто. Можно сказать, Малфой и его проблемы были в надежных женских руках. Меня же беспокоило другое, никак не связанное с соседями по квартире. — Короче говоря, Джеймс отвел меня к проститутке, — протянул я, сидя на продавленном диване в доме Наземникуса Флэтчера, отклонив голову вправо. — Ну и вот. Флэтчер, склонившись надо мной, не отрывался от курения, наполняя комнату мерзким запахом дешевенького табака. — Я даже не знаю, что в этой истории смешнее: тот факт, что брат водит тебя по шлюхам, или то, чем тебя шлюха наградила, — гоготнул он, и, промокнув кусок довольно грязного бинта в стакане с виски, прижал его к моей довольно большой открытой ране на шее. — Да не боись, студент, алкоголь лечит все, кстати, глотни немного. Я послушно сделал глоток, не обращая внимания на то, как дико печет рана. — А вообще, не самое страшное, что можно подцепить от уличных девок. Ну цапнула разок за шею в порыве страсти, ничего заживет. Вот, помню, был у меня знакомый, которому сифилисом половину лица изъело… — Старый, ты тактичен, как всегда, — проворчал я. — Вот что мне с этим делать? — Господи, да пластырем заклей и делов-то. Ну или бадьяном промой. Я презрительно фыркнул. Конечно, самым верным решением было обратиться к врачам, тем более, что мне не нравился багровый отек у краев раны, но на вопрос, откуда такое увечье, я не знал, как отвечать. — Я тебя умоляю, Поттер, в Мунго скорее поверят в то, что ты обнимался с бешеным цербером, чем ходил пьяный по девкам, — гоготал Наземникус. — С твоей-то родословной и выражением лица, как у наивного девственника из католической школы. — Вот ты смеешься, а я, можно сказать, вчера почти влюбился, — буркнул я, прижав бинт покрепче к ране. Наземникус разразился хриплым хохотом, тут же подавившись табачным дымом. — В кого? В проститутку? — Между прочим, она хорошая женщина, — упрямо возразил я. — Женщина? Сколько ей? Больше сорока пяти? — Неважно, — уклончиво ответил я. Флэтчер снова затрясся от смеха. — Небось, есть о чем поговорить с этой мадам? — поинтересовался он. — Именно. — И внутренний мир у нее богатый? — Побогаче твоего, старый. — И так тебя понимает… — Да-да. — И собеседник замечательный… — Точно. — Карманы проверь, малыш. По ходу, тебя обчистили. Я закатил глаза и недовольно стиснул зубы. — Ну, — хмыкнул Наземникус. — Чего утром недосчитался? Кошелька или документов? — Мобильного, — буркнул я. — Ну хорош тебе ржать! Наземникус набил трубку очередной щепоткой своего мерзкого табака и, всласть наслаждаясь своей правотой, развалился на кресле. Тяжелая золотая цепь на его шее блеснула в свете солнечных лучей, проникших в комнату, несмотря на довольно грязные окна и пыльные шторы. — А знаешь, кто из колдунов бьет все рекорды по хождению к проституткам? — спросил Наземникус с видом человека, уже ожидающего от меня отрицательный вопрос. — Драко Малфой? — Откуда знаешь? — Я дружу с его сыном, не забывай. — Послал же Бог друга. — Да не то слово. Наконец я, залепив рану шее тремя пластырями (один скрыть этот ужас не мог), покинул прокуренный дом. На этом тема проституток не была закрыта. Весь день упоминания о женщинах этой древнейшей профессии меня преследовали, как навязчивые гости. Открыв своим ключом двери квартиры на Шафтсбери-авеню, я, осторожно вошел в коридор, надеясь, не попасть под тяжелый взгляд Доминик, но вся осторожность тут же улетучилась, когда на весь квартал прогремел чудовищный взрыв. Рухнув на пол, я, прикрывая голову свежим номером «Пророка», словно это бы спасло от взрывной волны, которой выбило окна, закашлялся, вдыхая носом мерзкий едкий дым, заполонивший квартиру, приоткрыл глаза. — Хуясе жахнуло! — послышался восторженный голос Скорпиуса из кухни. — Малфой, твою мать! — рявкнул я, поднявшись на ноги. — Что ты сделал?! Доминик, метавшись из стороны в сторону, восстанавливала нанесенный взрывом ущерб волшебной палочкой, одарила меня чуть холодным, но, в целом, не таким колючим взглядом, как ожидалось. — Малыш, ну не получается у тебя, — осторожно сказала Доминик, магией рассеивая тяжелый смог. — Вылей зелье в унитаз и не трави соседей. — Зелье? — удивился я. Когда смог рассеялся стараниями кузины, я заметил на кухне и виновника взрыва. Скорпиус, чумазый, лупоглазый и восхищённый, стоял над огромным закопченным котлом, из которого валил густой черный дым и, замерев с каким-то пузырьком в руке, опустил взгляд в свое неудавшееся зелье. — Скорпиус, что с тобой? — насторожился я. — Что ты там варишь? — Это Уидосорос, — пояснил Скорпиус. – Яд, получаемый из сцеженного экстракта ядовитой железы черной вдовы. Действует моментально, разъедая внутренние органы. Я нашел рецепт в твоей книге. У меня похолодело внутри. Пусти дурака к темномагическим книгам, которые прятал у меня Наземникус, так он и половину Лондона отравит ядовитыми парами. Доминик, кажется, думала о том же, и так едко мне улыбнулась, что я мигом отвернулся. — Милый мой, — позвал я. — Зачем тебе яд? Скорпиус не ответил, лишь снова что-то бросил в котел. Содержимое котла забулькало. — А, я, кажется, понял. Четвертая мачеха? — Да! — воскликнул Скорпиус. — Я хотел подмешать это ей в еду. В тот раз все обошлось с лезвиями в пирожных, но я не сдаюсь, я убью эту женщину. — Далась тебе эта четвертая мачеха, — буркнула Доминик. — Твой отец женат уже на двенадцатой. Трави ее. — Двадцатилетняя проститутка Анна из Уайтчепела меня не интересует, — отмахнулся Скорпиус. — Двенадцатой хватит на месяц, не больше. А вот четвертая… Я закатил глаза. — Скорпиус, возьми котел и вылей эту жижу, — посоветовал я. — Зелья — не твой конек. — У меня «Превосходно» по зельям! — Ты был любимчиком Слизнорта, — напомнила Доминик. Скорпиус капризно поджал губы. — То есть, вы оба хотите сказать, что я не умею варить зелья? — Да, — в один голос ответили мы с кузиной. Малфой, совсем расстроившись, накрыл котел крышкой, мол, до лучших времен. — Не грусти, мачеху можно убить тысячей других способов, — подбодрила Доминик, поцеловав своего тупенького супруга в висок. Да уж, скажи мне кто-нибудь, что через сорок лет, Скорпиус Гиперион Малфой будет преподавать в Шармбатоне основы зельеделия, я бы подумал, что беседую с глупцом. Спрятав от Скорпиуса все свои темномагические книги подальше, я, открыв восстановленные магией окна нараспашку, чтоб проветрить, решил в квартире не задерживаться, пока Доминик не подняла «осторожный» вопрос о том, откуда в квартире книга с рецептами ядов. Предлог нашелся сразу же: во-первых, я надеялся все же вернуть украденный проституткой мобильный телефон, а, во-вторых, собирался всерьез поговорить с Джеймсом насчет совместного досуга. А то странные у нас с братом получались отношения: то месяцами не разговариваем, то спьяну по проституткам ходим. Господи, бедный наш отец, если узнает об этом. Восстанавливать картины прошлых дней я умел мастерски. Жилище проститутки в районе Пекхам я отыскал почти сразу: район представлял собой не самый красочный пейзаж столицы, застроенный одинаковыми квартирными домами с тусклыми рекламным вывесками на них. «Правило барыги номер сорок девять: никогда, ни при каких обстоятельствах не торгуй в гетто, особенно в ниггерских гетто, особенно, если ты белый» — такое далекое от толерантности правило вбил мне в голову мой наставник-расист. Сейчас я стоял посреди главной улицы этого самого ниггерского гетто, с несколькими пакетиками кокаина во внутреннем кармане, искал проститутку, вытащившую у меня мобильный телефон и, кажется, был в двух шагах от расового побоища — так на меня смотрели пыхтящие самокрутками чернокожие парни у измалеванной граффити подворотни. Как же хорошо, что за мной не увязался Скорпиус! Тот был еще большим расистом, чем Наземникус, разница лишь в том, что дискриминационные фразочки срывались с уст Малфоя неосознанно. — Я не расист, негры — тоже люди, пусть и не такие белые, как все нормальные, но в целом, я глубоко уважаю их стремление быть частью общества, без них бы плантации не выстояли. — За эту «безобидную» фразу Скорпиуса, ляпнутую в Гарлеме средь бела дня, нас с Малфоем гнали едва ли не до центра Нью-Йорка, пока мы не трансгрессировали. — Это моя жена — Доминик, мы вместе со школы. Женились позавчера. Что? Секрет нашей любви? О, все просто, мы — честные белые люди с простой мечтой жить по совести, рожать белых детей и делать их счастливыми. — А на этой «невинной» фразе едва ли не накрылся медным тазом медовый месяц Скорпиуса и Доминик в Бразилии. Отыскав нужный дом скорей инстинктивно, нежели по памяти (пока я тащил на своем горбу Джеймса домой, мне было не до запоминания ландшафтов), я машинально поздоровался с незнакомой тучной женщиной и юркнул в пропахший канализацией подъезд. Ноги сами завели меня на второй этаж, в дальнюю однокомнатную квартиру, дверь которой была приоткрыта, стоило мне чуть дернуть за ручку. И как это выглядело со стороны? Здравствуйте, леди, вчера вы меня покусали и сперли мой телефон, вот он я? Противная квартира. Липкий пол, запах затхлости, чего-то кислого и горелого, мерзкое жужжание жирных мух, облюбовавших немытую посуду, груда окурков в банке из-под соленых огурцов, какие-то тряпки в углу. — Господи, как меня сюда занесло? Элементарно, Альбус, ты был пьян. Даже жилище Наземникуса по сравнению с этим выглядело… прилично, даже со вкусом. Я заглянул в единственную комнату, подвинув занавески из бусин на дверном проеме, и увидел то, что еще долго будет прочно сидеть у меня в голове. На засаленном ковре было распластано тело моей чернокожей воровки, с торчащим в груди довольно грубо вытесанным колом. Увиденное смешалось с мерзкой квартирой, запахами и треклятыми мухами, которые жужжали, казалось, везде, и слились в единую палитру. Чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота, я облокотился на дверной косяк и задержал дыхание. — Ты? Чего пришел? — послышался за моей спиной знакомый голос. Я, вздрогнув, обернулся. Моран, похожий в своей извечной черной мантии на огромного коршуна, бесцеремонно оттолкнул меня и, присев над трупом, нашарил своей единственной рукой во внутреннем кармане что-то блестящее, оказавшееся при лучшем рассмотрении какими-то щипцами, и сунул их в приоткрытый рот убитой. — Что ты делаешь? — выдохнул я. Моран даже не взглянув на меня, захватил щипцами длинный острый зуб проститутки и бережно, если так можно сказать, выдернул. — Ты убил ее? — Студент, коробочку там подай. И выдернул еще один зуб. — Моран, ты больной, — прошептал я в праведном ужасе. — Я больной? — протянул Моран, удалив третий зуб. — Знаешь, сколько за вампирьи зубы торгаши дают? А мне семью кормить, трое детей, трое, студент. Иди сюда, разожми ей челюсти… Это последнее, что я слышал, прежде чем рухнуть на грязный пол в глубоком и беспробудном обмороке.