***
— Ну что я могу тебе сказать? — покусывая сигару, протянул Наземникус, осматривая мои багровые отметины. — Надеюсь, этот твой лишай не заразен. — Это не лишай, — буркнул я, глядя, как унизанные перстнями пальцы жулика вертят мою ладонь, которая выглядела, словно обтянутая перчаткой винного цвета. — А что тогда? — блеснул воспаленными глазами Наземникус. Наши взгляды на секунду встретились. — Ты знаешь, что. — Серьезно? — хмыкнул аферист. — И что? — Старый, не беси меня, — прошипел я. — Как это ты Морану еще не рассказал? — Жду подходящего момента, уж поверь, я не стану прятать вампира в своем доме. Я выдернул руку из его пальцев и натянул рубашку. — Ты скажешь мне, что это? Наземникус выдохнул густой вонючий дым и неопределенно пожал плечами. — Откуда же я знаю? Но, ты на всякий случай с родней попрощайся, во все чистое оденься, помолись обязательно и… — И ты меня уже похоронил? — вскинул брови я, хоть и понимал, что в чем-то он прав. — Старый, тебе надо, чтоб я пережил это. Флетчер испустил хриплый смешок. — Малыш, если ты думаешь, что ты незаменим, то я огорчу тебя до невозможности. Застегнув последнюю пуговицу, я сел на жалобно скрипнувший диван и внимательно уставился на Наземникуса. Тот решил развить тему дальше. — Я держу тебя в деле из чистого любопытства. И если тебе суждено отдать концы из-за этой срани на теле, ну, что ж, земля тебе пухом, буду неимоверно скучать, но помочь ничем не могу, я ж не Всевышний, чтоб вершить судьбы. — Я сын Гарри Поттера, — напомнил я, улыбнувшись. — И если мне суждено умереть загадочной смертью, мой отец поставит на уши все министерство, всю Британию, начнет откапывать истинную причину моей безвременной кончины, и, я тебя уверяю, меньше, чем через неделю в расследовании всплывет твое имя. Багровое лицо Наземникуса чуть побледнело. — … и будь уверен, когда Гарри Поттер узнает, чем занимался его сын в книжном магазине и темных переулках, ты подохнешь в Азкабане, если очень повезет, — спокойно продолжил я, примерно представляя, как это все будет проходить. — И ты, старый хрен, знаешь, что я прав. Тебе было любопытно, как будет вести себя сын Главного Мракоборца в условиях криминальной среды магловского мира? Ну, как-то так. — Ах ты гнида, — прошипел Наземникус, сжав зубами сигару настолько сильно, что откусил от нее половину. Другая, тлеющая половина, упала на пыльный ковер. — Сделай так, чтоб я выжил, Наземникус. Мы нужны друг другу: я гарантирую тебе прикрытие, ты платишь мне за это. Аферист гневно сплюнул все на тот же многострадальный ковер. Я не отрывал выжидающего взгляда с каменного лица Флэтчера, скривившегося то ли в презрении, то ли в грядущем праведном страхе. Аргументы, конечно, я привел железные, но кто знает, что на уме у жулика, который мне в деды годится, который избегал заключения в Азкабане больше раз, чем мне лет, который, как таракан, может выжить где угодно. — Если Моран узнает, я молчать не буду, — сварливо буркнул Наземникус. — Спасибо, — усмехнулся я. — И руками меня не трогай, вдруг твой лишай все же заразен. — Договорились. — И носи марлевую повязку. А лучше пакет на голове, не пугай людей. — Понял. — И называть меня будешь исключительно на «вы» и «мистер Флэтчер». — Мистер Флэтчер, а вы не охренели? — вскинул брови я. Наземникус снова что-то прошипел и, пихнув меня в бок, затопал к книжному шкафу, который, судя по пыли на старых томах, редко когда испытывал на себе человеческое внимание. — Ну, садись, ищи, — сказал аферист, безо всякого уважения к книгам, швырнув мне изодранный фолиант без названия, судя по всему, какой-то очередной древний учебник. И, не успел я прокашляться от пыли, скопившейся на ломких страницах, Флэтчер трансгрессировал, не сказав больше ни слова.***
Сказать, что книжный шкаф мне чем-то помог, значит безбожно соврать. Ничего нового я для себя не обнаружил, тем более что лишь в трех книгах нашел упоминание (даже не главы, лишь упоминания!) о вампирах, уже не говоря о том, конкретного заголовка вроде «Как убрать багряные следы с кожи покусанного вампиром человека» я не обнаружил нигде. Так я просидел до глубокой ночи, обложившись пыльными книгами. Наземникус не появлялся, кажется, он просто-напросто сбежал, что было вполне ему свойственно, и я остался совсем один в его затхлом домишке. Захлопнув очередную книгу, которая вообще оказалась какой-то биографией какого-то колдуна, я подвел итоги: у меня по всему телу какая-то чертовщина, я, кажется, умираю, единственный кто, мог мне хоть как-то помочь, слинял. Нерадостно? Еще бы. Я отчаялся настолько, что думал даже о том, чтоб поискать совет в интернете, но вовремя передумал, я же не совсем чокнутый. О Флэтчере не было ничего слышно до следующего дня. В письме, которое принесла мне изрядно помятая сова, с трудом пролезшая в форточку книжного магазина, я сразу же узнал корявый почерк жулика, с едва читаемыми каракулями: "Дорогой мистер Поттер! Имею честь пригласить Вас на поминальный ужин, который будет для вас, я так понимаю, последним, потому как, надеюсь, Вы уже успели осознать всю безысходность ситуации. Форма одежды — парадная, помнится, у Вас имеется чудный костюм, в котором вы щеголяли по особняку лорда Тервиллигера, после того, как отымели его супругу в разгар светского приема. Жду Вас в восемь часов вечера в своей скромной хибаре. P.S. Надеюсь, Вы составили завещание. Ну, если, конечно, Вам есть что завещать. В надежде вскоре увидеть Вас,Флэтчер."
Судя по тому, что в письме все было написано без ошибок, без жаргона и пятен от жирных пальцев, Наземникус явно несколько раз переписывал его начисто, причем, старался с завидным упорством. Зачем эта театральщина, какой к черту поминальный ужин и почему сегодня, я понятия не имел, но, посчитав это саркастичной местью жулика за то, что я пытался давить на него, как-то даже смирился. Покупатели в книжном не задерживались, еще бы, их пугала вереница багряных пятен на моем лице, кто-то, кажется, что-то шепнул про «карантин». И я, поняв, что для полного счастья мне не хватает только «карантинной зоны», закрыл магазин на несколько часов раньше. Разве хотел я провести свой возможно последний день за прилавком, сбагривая наркотики? Хотя, почему бы и нет? Вестись на спектакль Наземникуса с поминками при полном параде я не стал — костюм так и остался висеть в шкафу, в жилище моего учителя эта одежда смотрелась бы нелепо. И, толкнув вечно незапертую обшарпанную дверь, я тут же вдохнул знакомый затхлый запах, перегар и пыль и понял, что не прогадал с выбором наряда, составляющим обычные джинсы и водолазку. — Какого Мерлина? — возмутился Наземникус, критически оглядев меня в прихожей. — А где смокинг? — Старый, не беси. В доме было темно, лишь из гостиной виднелись огоньки свечей в старых канделябрах и пыльных стаканах. Наземникус, плохо скрывая торжество, за локоть потащил меня именно в гостиную и, игнорируя все мои вопросы, указал короткопалой рукой на стол. Да, меня явно ждали. Массивный стол, прежде заваленный бутылками, ворованным хламом и книгами (сейчас все это грудилось на полу, кажется, Наземникус пытался прибраться, но не вышло) сейчас выглядел еще страннее: на нем явно что-то было, что-то большое, плотное, что поместилось на него целиком, но было накрыто плотной скатертью из темного бархата, изъеденного молью. На небольшом островке, свободном от предмета под скатертью, ютилось два больших бокала и бутылка вина. — Заинтригован? — сверкнул глазами Наземникус. В плохо освещенной комнате его лицо было похоже на ничего не выражающую маску, но голос выдавал торжество. — Допустим, — признался я. — Но я ничего не понимаю. — А ты ближе подойди. Я послушно приблизился к столу. В нос ударил малоприятный тошнотворный запах невесть от чего. Наземникус бесшумно откупорил бутылку и неспешно принялся разливать вино. На удивление неплохое. — Я жду объяснений, — произнес я. — О, это элементарно, студент, — кивнул Флэтчер, протянув мне бокал. – Я, по доброте душевной, обшарил все свои связи, чтоб узнать, как помочь некоторым покусанным личностям… — Да, как же, по доброте душевной. — Я нашел кое-кого из коллег Морана и за умеренную плату, кстати, с тебя двадцать галеонов, выудил для тебя спасение, — торжественно сообщил Наземникус. — Готов? — Ну да, — не понимая ничего, пожал плечами я. И Наземниус, одним лихим движением сдернул скатерть, покрывающую нечто на столе. Увидев, что именно скрывалось под пыльным бархатом, я выронил бокал и попятился назад, с трудом сдерживая тошноту. Передо мной, на столе, лежала коровья туша, вернее, просто забитая корова: не освежеванная, лишь кое-где часть плотной шкуры была надорвана, а в брюхе зияла дыра, из который вываливались внутренности. Вот что так премерзко пахло в этой комнате, смешавшись с извечными ароматами холостяцкого дома Флэтчера. На многострадальный ковер, повидавший все ужасы этой жизни, стекали тягучие струйки крови, где-то рядом жужжали мухи, явно собираясь облюбовать тушу, Наземникус прихлебывал вино с самым непринужденным видом, из патефона приглушенно звучали ритмы джаза, тени от свечей плясали на стенах, а я, побледнев до всех возможных оттенков белого, навсегда запомнил эту картину, как самое мерзкое, что было в моей жизни. — Тазик принести? — участливо спросил Наземникус. Я, прижав руку ко рту, покачал головой. Ни слова сказать не мог, язык словно окаменел во рту. — Ну и славно, — продолжил Флэтчер, и, переступив через осколки бокала, подошел ко мне, и бережно нацепил на меня салфетку, заправив ее края за ворот водолазки. — Коровка свежая, час назад еще жрала травку в деревеньке за городом… Я до последнего не понимал, что происходит, пока Наземникус не вручил мне нож и вилку. — Нет, — в ужасе прошептал я. — Приятного аппетита. — Ты серьезно? — Острая нехватка сырого мясца в молодом растущем организме вампира сказывается именно этим твоим лишаем, — фыркнул Флэтчер. — Имей совесть, я эту корову через весь Косой переулок в тележке из магловского магазина тащил. Все казалось мне то ли страшным сном, то ли идиотской мрачной шуточкой. — Ты хочешь, чтоб я это съел? — Голос звучал, как шелест пергамента. — Под красное вино — самое то к говядине. Я с остервенением стянул с себя салфетку и, мужественно сдерживая тошноту, зашагал прочь. — Давай, уходи, изнеженный сыночка мракоборца, — закатил глаза Наземникус. — Я потратил день своей жизни на то, что искал тебе спасение, а он тут, понимаешь ли, нос воротит. Уходи, Поттер, но учти, когда будешь помирать в бреду, судорогах и воплях, я не буду сидеть рядом и держать тебя за руку. — Пускай, — гаркнул я из прихожей. — Все лучше, чем то, что ты предлагаешь. — Да ты же, уродец, меня подставляешь! — рычал Наземникус, кинувшись за мной. — Сам сказал, папаша твой меня в Азкабане сгноит. А ну иди сюда! И, несмотря на то, что был ниже, схватил меня за шкирку и потащил к зловонной туше. — Жри корову, Поттер! — И едва ли не ткнул меня носом в красное мясо, сочившееся малоприятными соками. Дрожащими руками отпилив ножом крохотный кусок мяса я, едва ли не плача, отправил его в рот, и, осознав, что сейчас ем сырую плоть забитой коровы, чуть не взвыл. — Вином запей, ты ж гурман! — влив мне в рот еще и вина, заверил Наземникус. — Давай-давай, видишь, есть можно. — Может, хоть пожарим? — взмолился я, проглотив с трудом кусок. — И майонезом сверху зальем. Жри, давай. Потом спасибо скажешь и отработаешь. Ну, кусочек за папу-мракоборца, кусочек за белобрысого дружка-лошка, кусочек за сучку-кузину и за братца-оборотня… А если всю твою родню перечислять будем, в аккурат доешь все. Дальше я не помню ничего конкретного. Может, потому что каждый кусок мяса запивал вином, может, потому что Наземникус отвлекал меня своей бессмысленной болтовней (к концу трапезы он вслух рассуждал над тем, что «при Фадже было лучше»), а может, потому что я просто потерял голову. Страх, отвращение и неимоверное желание побыстрее закончить самый жуткий в моей жизни ужин слились в единое чувство, которое руководило мною, придало сил и воли жевать жесткое мясо, сдирать коровью шкуру и продолжать есть, набивать рот, давиться, глотать и снова отрезать куски. Вот уже стрелка часов приближалась к одиннадцати вечера, а я, закатив рукава водолазки, умудрился отломать коровье ребро и грызть скользкое мясо прямо с него, отложив нож. Руки, перемазанные кровью, дрожали, во рту стоял неописуемый вкус крови и вина, челюсти болели, но какая разница, если половина дела сделана? Но разве половина? Я ел безостановочно, часто борясь с комом в горле, но понятия не имел, как это все в меня влезет. Помню, ближе к концу ужина я уже не запивал. — Ну ты зверь, — то ли одобряюще, то ли напугано констатировал Наземникус, когда я, не сказать, что обглодал тушу до костей, но основательно погрыз, скажем так, опустился на пол и облокотился о ножку стола. — Если это была шутка, — прохрипел я. — Если это была шутка… — Да куда уж там. Даже дышать было тяжело. И не от тошноты, скорее от того, что я переел… сразу вспомнились каникулы у бабушки, как она закармливала меня пирожками, пудингами, жареной картошкой и прочими изысками своей кухни. А на кухне жареным и печеным пахло всегда, даже когда с обеда проходило много часов, а ужин еще не готовился. Вспомнив бабушкины лакомства: те румяные пироги с ягодами и яблоками, шоколадные пудинги, печенье и торты, а так же что-то жареное и жирное, я почувствовал самый сильный приступ тошноты. — Уборная наверху, — ткнул пальцем на лестницу Флэтчер, завидев, что я прижал руки ко рту и вытаращил глаза. И, поняв, что доедать я не буду, вытащил из кармана своего старомодного пиджака волшебную палочку. В мгновение ока остатки туши исчезли, словно здесь и не были. Впрочем, запах никуда не делся. Плеснув в лицо ледяной воды, чтоб смыть кровь со щек и подбородка, я поймал себя на том, что позабыл значение слова брезгливость. Уперев руки в грязную раковину, которую, судя по всему, не мыли со времен Первой Магической Войны, я отдышался, как после долгого бега. Подняв голову, я взглянул в мутное зеркало, чтоб оценить масштабы своего ужасного вида, но невольно улыбнулся. Тот самый «лишай», как его назвал Флэтчер, исчез, будто и не было его никогда, — кожа светлая, гладкая, как прежде, если не сказать лучше. На руках багровых следов тоже не было, на животе тоже не нашлось. Оттянув воротник, я оценивающе взглянул на шею в зеркало. И не обнаружил на ней воспаленной раны от укуса. «Кажется, я буду жить» — вымученно улыбнулся я, чуть задев губы острыми клыками. И это была лучшая новость за многое время.