Незабудки на берегу озера

      Кончик тщательно заточенного простого карандаша плавно скользил по тонкой желтоватой бумаге. Свой блокнот я, конечно же, оставила дома. Я та самая пресловутая творческая личность. Мне можно. Так что приходилось довольствоваться записной книжкой, наспех купленной в аэропорту. Плавная темная линия вилась и переплеталась с ровными клеточками блокнотного листка. Мой взгляд неосознанно повторял движения карандаша, в то время как я сама была погружена в свои мысли, которые обрывками проносились в голове, словно те облака, что прямо сейчас трепетали за бортом самолета, разгоняемые потоками воздуха. Я все еще не могла в полной мере осознать, что вдруг решилась оставить свою привычную тихую жизнь где-то там, внизу, в моем маленьком родном русском городке. В Лондоне меня ждала работа, которая обещала быть чудесной, но не было ли чересчур рискованным сразу ринуться в чужую страну после окончания университета? На вакансию я набрела совершенно случайно и резюме отправила, в общем-то, ни на что особенно не надеясь. Однако судьба распорядилась так, что меня с радостью приняли в небольшую детскую языковую школу учителем русского.       Так что вот так, господа. Я теперь учительница. Это звучало так забавно, что я не удержалась от приглушенного смешка в рукав клетчатой фланелевой рубашки. Я совсем не была похожа на учителя. Вообще-то, я всегда выглядела гораздо младше своего возраста, да и рост мой оставлял желать лучшего. Прибавьте ко всему этому копну каштановых волос, детский взгляд зеленых глаз и маленький, чуть вдернутый нос. Поэтому хорошо, если в мои неполные двадцать два маленькие ученики не будут сперва принимать меня за новенькую в классе.       Кажется, мысли снова увлекли меня далеко от моего кресла у иллюминатора и блокнота с рисунками, лежавшего на моих коленях. Я взглянула на свое творение. На бумаге появились маленькие цветы с тонкими стеблями, похожие на незабудки. Я по привычке поставила в уголке листа подпись: «Нат».       Рисовала я всегда, сколько себя помню. Осознанно и неосознанно. Переплетение плавных линий, одна за другой появлявшихся на белом листе, всегда успокаивало, дарило некую гармонию. Рисование было одной из тех вещей, из которых складывалось мое ежедневное счастье. Другим маленьким счастьем была музыка. Петь я так и не научилась, а вот гитару в своих руках чувствовала так, словно она была продолжением меня. Жаль, что она осталась дома. Вещей у меня было много, так что для гитары места не оставалось совсем. Разве что в зубы. Но я решила, что лучше заберу ее, когда приеду домой на время зимних каникул.       Дом. Я боялась, что буду скучать по дому. По семье. Но мои родные всячески поддерживали мое решение отправиться покорять Лондон, поскольку знали, что, хоть я и была заядлой домоседкой, частичку меня всегда тянуло в неизведанное. Но главное - я сама это знала. Поэтому и была сейчас в добром десятке километров где-то над Европой, а не сидела в своей маленькой комнатке, завернувшись в теплый плед и перечитывая в двадцатый раз «Гарри Поттера».       Мои размышления прервал голос пилота, пропущенный сквозь динамики и оттого звучавший так холодно и механически. Голос сообщил о скорой посадке и попросил пристегнуть ремни безопасности. Я чертыхнулась про себя. Размышляя о жизни и рисуя свои маленькие незабудки на длинных ножках, я совсем позабыла о времени. Встречай, Хитроу, я лечу!       Наскоро распихав свои художественные принадлежности по карманам небольшого рюкзачка, я устроила поудобнее мои бедные затекшие плечи (не стоило рисовать, согнувшись в три погибели) и закрыла глаза, отдавшись полету и позволив самолету нести меня вперед, навстречу моей новой жизни.       * * *       А потом была посадка. Терминал. Толпы снующих туда и сюда людей. Очередь. Паспортный контроль. Багаж. Или наоборот? Не помню. Все слилось в один сплошной поток лиц, голосов, чемоданов. А еще были дети. Много детей. Экскурсия? Наверно. На холодной отражающей поверхности стены я увидела свою размытую фигурку. Непослушные каштановые волосы разметались по плечам, делая меня похожей на потрепанного львенка. Рубашка, джинсы, кеды. Шнурок, кажется, развязался. Потом, все потом. Главное выбраться из здания терминала.       Солнечный свет ударил в глаза, когда я, наконец, бормоча что-то нечленораздельное на английском с примесью русского, вышла на улицу, оставив за спиной этот гудящий улей международного класса. Колесики дорожного чемодана мерно постукивали позади меня. Пришлось изрядно поплутать, пока я нашла стоянку, где собирались таксисты, любезно предлагавшие свои услуги измотанным новоприбывшим вроде меня и подвозившие тех, кто, напротив, спешил покинуть столицу. Вот там-то и случилось мое первое приключение на чужой земле. В спешке я совершенно позабыла о том, что коварный шнурок развязался еще в здании терминала, а он, воспользовавшись ситуацией, вознамерился угробить меня, попав в колесико чемодана. С отчаянным воплем я приземлилась на асфальт, больно ударившись коленкой и до крови ободрав кожу у основания левой ладони. Вот уж точно – не лучшее начало новой жизни в новой стране. Я самым неизящным образом попросту распласталась на этом дурацком асфальте, хныча от боли и обиды. Стараясь не смотреть по сторонам и не встречаться взглядом с людьми, которые могли стать свидетелями моего триумфального полета, я, охая, начала осторожно подниматься на ноги.       Внезапно я ощутила осторожное прикосновение чьих-то рук к своим плечам. Их тепло просочилось сквозь ткань рубашки. В поле моего зрения попала серая толстовка, и я поняла, что кто-то присел передо мной на корточки. Отчаянно краснея, я медленно подняла взор от земли и натолкнулась на внимательный и чуть испуганный взгляд голубых глаз, смотревших на меня из-под очков в роговой оправе. Они принадлежали молодому мужчине, лет тридцати или даже меньше. Он встревоженно оглядывал меня. Через мгновение я услышала его теплый бархатистый голос:       – Ты в порядке? Как же тебя угораздило?.. Встать можешь? Давай, осторожно. Я помогу, – с этими словами он аккуратно взял мои трясущиеся ладони в свои, большие и теплые. Я непроизвольно втянула воздух сквозь сжатые зубы, когда он случайно прикоснулся к свежей ссадине. Он тут же что-то виновато зашептал, медленно помогая мне подняться на ноги.       Кажется, все цело. Пострадала только ладонь. И, пожалуй, гордость. Я, наконец, нашла в себе силы заговорить, все еще заливаясь краской и ненавидя себя за это.       – Спасибо тебе. Большое спасибо. Я в порядке, кажется.       Чтобы не смотреть в глаза своему спасителю, я уставилась на его толстовку. Это было нетрудно, потому что он был выше меня как минимум на полторы головы. А с учетом его забавной взлохмаченной черной шевелюры – и на все две.       – Будь осторожна в следующий раз, – я чувствовала на себе его взгляд, пока его рука выуживала что-то из кармана. – Вот, у меня тут есть… Держи.       Он протянул мне аккуратно сложенный белоснежный носовой платок. Я непонимающе взглянула на парня. Тогда он осторожно взял мою пострадавшую ладонь в свои руки и, дважды обернув ее платком, завязал маленький узелок.       – Нет, подожди. Стой. Это совсем не обязательно… Как же я тебе отдам его в таком виде? И вообще, каким образом я тебе его отдам? – мои протесты звучали как-то по-детски, а слова никак не хотели складываться в нормальные предложения.       – Вообще-то, обязательно, – он мягко улыбнулся. – И не спорь. А платки у меня еще есть. Много. Целый чемодан вон стоит. Я, между прочим, директор платочной фабрики. Что, не веришь?       Этот парень, видимо, умел разрядить обстановку. Я, сама не зная, почему, рассмеялась. И наконец-то не отвела взгляда от его лица. В голубых глазах плескалось прохладное августовское солнце.       – Вот видишь, ты уже улыбаешься. Значит, ты и правда в порядке, - он широко улыбнулся в ответ.       – Это правда. Спасибо тебе еще раз, о благородный рыцарь!       Мне неизвестно, как долго мог бы продолжаться этот обмен любезностями, но позади нас раздался оклик:       – Дэн!       Дэном, очевидно, звали моего нового знакомого, потому что он тут же обернулся через плечо. Я осторожно выглянула из-за внушительной фигуры парня. Чуть поодаль, у одной из машин, стояла компания молодых людей. Их было трое, у каждого в руке было по чемодану, а у одного, высокого и бородатого – еще и чехол с гитарой. Рядом расположилась пара бесхозных сумок. Я догадалась, что это были вещи Дэна. Вероятно, парни только что приехали в аэропорт.       Один из них, тот, что со смешными усами и одетый (вот это да!) в милейшую футболку с котятами, помахал рукой и крикнул:       – Эй! У вас там все в порядке? Дэн, не хочу быть занудой, но нам пора.       – Не старайся, Кайл. Ты все равно зануда, – шутливо-сочувственно вздохнул мой спаситель, притворно закатив глаза. А затем добавил, уже серьезнее: – Все в порядке. Я сейчас.       Он снова обернулся ко мне.       – Мне пора, – с этими словами он нервно прошелся правой рукой по темным волосам, взлохматив их еще больше. – Надеюсь, у тебя все будет хорошо.       Боже мой, до чего же он милый. Учитывая, что из-за меня, совершенно незнакомой неуклюжей девицы, Дэн и так потерял кучу времени, хотя, судя по всему, торопился на самолет, он еще умудрялся быть предельно вежливым. Англичанин, это видно сразу.       Теребя мягкий рукав рубашки, я попыталась пошутить, как недавно он:       – Будет. Торжественно клянусь отныне и впредь завязывать шнурки на два узла! – и отсалютовала ему перевязанной рукой.       Снова его широкая, открытая улыбка.       – Может, мы еще когда-нибудь увидимся.       – Было бы неплохо, – я поняла, что говорю это совершенно искренне. – Ну, все, все, беги. Я и так выбила тебя из графика. Спасибо еще раз… Дэн, – я впервые назвала его по имени.       Его глаза расширились, хотя, казалось, больше некуда.       – Бог мой, я даже не спросил, как тебя зовут!       – Наташа. Я Наташа. Дэн, честное слово, твои друзья уже косо на меня поглядывают.       Он кивнул мне на прощание и тихо-тихо произнес:       – Удачи, девчонка с необычным именем.       – Удачи, добрый рыцарь.