Четыре кошмара капитана Кирка.

Не может же падение длиться без конца! (Теодор Драйзер) Джим безумно закричал и дернулся вверх. Боль обожгла затылок, страх терзал сознание, а разум, попавший в мутные прочные сети забытья, никак не воспринимал реальность. Вопль ужаса застыл в горле, когда глаза обвели помещение, где несчастному капитану не посчастливилось задремать. Джим! Джим, только не споткнись! Гулкие удары в голове. Грохот и звон, словно огромный колокол. И он звонит и звонит. Только под ноги. Только перед собой. Или упадешь. Ноги скользят. Черт, да поверхность будто покрылась льдом. Или жиром, во всяком случае, подошвы разъезжаются, а ноги так и норовят разойтись в разные стороны. Не смотри вниз. Не смотри. Там внизу клубится черный туман, оттуда пахнет мертвечиной. Боже, какая мерзость. Джим, ты отвлекся. Иди вперед. Да, иди вперед, не оглядывайся. Не думай. Не вспоминай. Ты уснул на ходу. Тебе приснился кошмар. Но разве то, что творится с тобой сейчас, не кошмар? Разве это не вселенский ужас - скользя и пошатываясь, идти в неизвестность, едва удерживая равновесие? Черный туман клубится и стелется. Не слушай. Тихий голос шепчет тебе в уши. "Посмотри". "Посмотри вниз, посмотри". Не смотри. О нет, ты не слушаешь меня! Ты бросил взгляд туда, где почти рассеялся дым. Ты жалеешь об этом? Скажи, ты жалеешь об этом? Да, мальчик так беспомощно выглядит. Твой бедный навигатор застыл на коленях. И ведь его, в отличии от остальных, было просто поставить на колени. Он такой пугливый. Достаточно сказать "бу". Змеи. Много змей. Здесь и эфы, и гадюки, и кобры, крошечные слепозмейки, чьи глаза не обладают способностью напугать, но чей яд сумеет убить тебя за пару мгновений, и огромные удавы, взглянув в глаза которых, ты навсегда сойдешь с ума и сам покорно протянешь к ним руки, касаясь сияющей чешуи. Ты видишь? Видишь, как бедный мальчик со смешным и странным именем Павел, которого ты так старательно воспитывал там, в иной реальности, где не было кошмаров, а были добрые друзья, заклятые, но не страшные враги и верный тебе любовник, там, где не было леденящего ужаса открытой бездны, содрогается от непедаваемого страха перед шипящими, скользкими и холодными, но ужасающе живыми лентами? Не смотри вниз. Не смотри, как черная крошка, чья шкура блестит, а глазки сияют, бросится на него. Ты не должен этого видеть. Не смотри. Бедненький. Ты все же посмотрел. Нет, ты смотришь. Все еще смотришь, как его тело содрогается, как становятся узкими его зрачки в бездонных синих глазах. Он прелестный мальчик... был. Ты смотришь, как его тело покрыли змеи, как тысячи кинжально-острых клыков впились в нежную бледную кожу. Ошеломляющее зрелище, верно? Иди дальше. Иди, говорю же тебе. Я желаю тебе только добра. Джим, не смотри вниз. Не оглядывайся. Не слушай. Какой же ты упрямый. Ты смотришь перед собой, скользишь, балансируешь руками и идешь. Сказать, что ждет впереди? Нет? Ты будешь слушать, жадно ловя каждое словечко, каждый шорох и малейшее изменение интонации в моем голосе. Но я ничего не скажу. Не хочу портить сюрприз. Иди вперед. Иди, не смотри вниз. Внезапно вокруг тебя сгущается непроглядная тьма. Я подумала, что нужно немного усложнить испытание. Испортить тебе жизнь. Умный человек, полагаю, что среди своих ты слыл за гения. Надо было забрать у тебя с пояса фонарь. Неровный, неверный дрожащий луч с трудом разгоняет плотную темноту, которую можно резать ножом. Ты идешь, изредка пошатываясь, идешь, упрямо, вперед к неизвестности. Люди упорные. Я это знаю. Не смотри вниз... Ты опять не послушался! Как ты посмел направить фонарик вниз?! Узкий круг света выхватил изломанные тела. Искореженные обнаженные тела трех девушек, сваленные в одну кучу. Нелепо вывернуты конечности, тягучая кровь неторопливо капает, каждая такая капля издает свой особенный звук, который больно отдается в твоих ушах. Три милые девушки, такие красотки, такие прелестницы, соблазнительницы, которым ты часто любил смотреть вслед, выворачивая шею до хруста позвонков. Кажется, их звали Нийота, Кристина и Дженис. Но что же значат их имена, произносимые с такой соблазнительной интонацией твоими пухлыми губами, с которых сейчас тоже стекает кровь, если их трупы освещает слабый свет твоего фонаря? Иди дальше. Ну же, иди, иначе присоединишься к ним и будешь так же лежать. И алая жидкость, истекающая из твоих многочисленных ран, будет дымиться, пока не остынет и не застынет. Не смотри вниз, смотри только прямо перед собой. Черный туман окружает тебя. Холод и пустота, тишина и спокойствие. Ну, это для меня, а для тебя есть только страх и боль от только что пережитых потерь. Я же говорила тебе, не смотри вниз. Если бы ты не знал о погибших друзьях, тебе было бы легче идти. Хотя кто же знает, что творится в твоей голове. Страшно, Джим? Тишина сменяется громким рыком и ревом, дым рассеивается и снова сгущается, а ты все еще упорно шагаешь. У тебя замерзли ноги, ты еле сгибаешь колени, замерзли руки, и фонарик дрожит в них, и лучик света пляшет туда-сюда. Такой смешной свет. В моем мире, там, где ты сейчас скользишь и трясешься, никогда не было никакого света. Кроме... багрового пламени, конечно. Но время для последнего твоего видения, для последнего костра еще не настало. Не смотри вниз! Ах, Джимми, ты такой непослушный. Получи же свое наказание, узри своего старшего пилота. Тебе всегда так нравилось посмеиваться над ним и шутить. Так часто. Шутки надоели всему экипажу, бедный Сулу кривил губы, делая вид, что ему смешно. Он тебя не очень-то любил. Не знаю даже, отчего. Нравится статуя, в которую я его превратила? Он весь так мило сверкает и блестит. Такие красивые искорки перекатываются по гладкой поверхности! Он такая чудная ледяная скульптура! Только мне не нравится выражение его застывших глаз, но так уж вышло, вы, люди, не умеете принимать смерть без страха на лице. Иди дальше, не задерживайся. Таковы мои правила. Я превращу тебя в ледышку, и ты будешь вечно стоять рядом с Хикари. Думаю, что ты не рядом с ним бы хотел получить подобную участь. Провести вечность рядом с тем, над которым ты всегда добродушно смеялся! Мне не понравилась бы подобная судьба. Не смотри. Не смотри. Не думай. Только иди. Передвигая непослушные ступни. Радуйся, что я не заставила бы тебя идти босиком, тогда с твоих ног тоже ручьем бы полилась кровь. Джим, а мне смешно. Тебе так безумно страшно, а мне, как видишь смешно. Ты, Джеймс Тиберий Кирк, так дрожишь от ужаса, но все же хочешь, непередаваемо сильно хочешь еще разок-другой глянуть вниз. Одним глазком. Я бы даже сказала, что тебе хочется узнать, какая смерть ожидает оставшихся членов твоего любимого экипажа, с которым ты никогда бы не расставался, будь на то твоя воля. Берегись, Джимми, их осталось так мало. И ведь каждый следующий ранит тебя все больнее и больнее, да? Разве это не так? Ты всех их очень ценил, ну или ценишь, пока они еще живы, но все же в разной степени. Поэтому, когда ты снова нарушаешь мое правило и глядишь себе под ноги, ты не можешь сдержать вопля. Да, Скотти. Монтгомери Скотт. Мерзкий алкоголик. Ему-то уж точно было незачем жить, да? Да, точно! И ты сам так решил, потому что ведь это не я убиваю твоих друзей. Это делаешь ты сам, нарушая мои правила. А ведь их всего два, и они же такие простые! Но из-за них ты уже лишился стольких хороших людей! Ну... да, пока что это были только люди. А дальше, если посмеешь еще раз хоть чем-нибудь пренебречь, я не остановлюсь на достигнутом. Иди-иди. Срывайся на бег и тут же снова осаживай шаг. Иди и беги, беги и иди, спотыкайся, запинайся, неуклюжий ты мой. Джимми, да ты забавен. Ты так спешишь куда-то, словно бы сам не знаешь, что в конце пути будет великое и всеобъемлющее ничего. Конец. Тьма и туман, большего ничего. Ну, спеши-спеши, бедняга, я, так и быть, послежу за тобой. Посмеюсь, когда ты сорвешься и завизжишь как девчонка. Ты будешь падать все ниже и ниже, фонарик опередит тебя и будет освещать только бесплотный дым. У пропасти нет дна. Мимолетный взгляд вниз и в сторону. Всего лишь один случайно брошенный взгляд. А ты уже расплачиваешься. Да, тебе очень жаль Боунса, я знаю. Ты бы все отдал, лишь бы не видеть его тела, распятого и растянутого между острыми шипами. Сквозь ладони, щиколотки и ступни твоего друга прошли эти смешные тонкие иглы. А бордовые разводы на светлом металле выглядят так нарядно. Прямо празднично, я бы сказала. Как зеленые колючки земной рождественской елки, украшенные красным дождиком или мишурой. Или еще чем-нибудь симпатичным. Джим, радуйся, что перед тобой один путь, под ногами одна дорога. Что ты можешь идти прямо, а не блуждаешь в лабиринте, ударяясь о стены, задевая плечами повороты и постоянно влетая в тупики. Тебе не приходится терзаться муками выбора. Ты можешь передвигаться только тупо прямо и больше никуда. Что удивительно, тебе в голову даже не пришла мысль повернуть назад. И правильно, потому что тогда бы ты точно сверзился вниз и тоже повис бы на этих прелестных остриях, не позволяющих долететь до самой земли и переломать все кости. Готовься, Джим. Конец пути очень близок. Ближе, чем ты думаешь и предполагаешь. Вот сейчас я и вправду говорю. Не смотри вниз. Ты будешь жалеть больше и сильнее, чем обо всех остальных вместе взятых. Правда. Металлические окровавленные украшения - это, конечно, здорово, но тебе вряд ли понравится запах горящей плоти и испуг в глазах, которые всегда смело глядели на любую опасность. Ты едва сдерживаешься, чтобы не направить луч вниз. Знаешь же, трусишка, что из всех, кто был тебе так дорог, остался лишь один. Ты не хочешь этого видеть. Ты слышишь треск пламени. Так трещат сухие дрова в кирпичном большом камине. Их еще посыпают мукой, хвоей и поливают вином и молоком. Такая традиция перед красивым человеческим праздником. Ты смотришь Смотришь, как пылают черные волосы, как лопается и расползается бледная зеленоватая кожа, как в немой мольбе к тебе протянута еще нетронутая разрушительной силой огня рука в истлевшем синем рукаве. Такие чудные острые ушки, им так больно, нервные окончания так остро воспринимают любое раздражение. А какие же у вулканца красивые глаза. Он единственный, кто встретил тебя еще живым, мертвым лишь наполовину. И от того еще веселее. Ему не страшно. Он только за тебя дрожит, пока угасает его разум, такой гениальный и не имеющий возможности воспользоваться совершенным умом. И ты срываешь вниз. Ты летишь, хватая руками воздух. Точнее, даже уже не воздух, а просто пустоту, ледяную пустоту. Громкий пронзительный вопль вырывается из твоей груди, ты стремительно приближаешься к пылающему костру на дне пропасти. Погоди, но ведь у нее нет дна. Смешная шутка, да? Неверное пламя, извивающиеся языки огня все отдаляются, ты коченеешь от ощущения приближающейся неминуемой смерти. Твое сознание уже готово принять невыносимую боль от удара... ... и следует пробуждение. ___________________________________________________________________________________ Дамы и господа, к фику не было проявлено вообще никакого интереса, поэтому на этом я и закончу. Дописав до конца. Не из-за читателей, а из-за просьбы одного хорошего человека. Частей будет не пять, а четыре. Поэтому.... кошмар рождества грядет. Все еще.