Славься, Темная Властительница!

Рассвет застал военный лагерь безмятежно спящим. Особым распоряжением командующего утро было назначено на полуденное время. К сожалению, сам Зы подобного себе позволить не мог. Он проспал от силы часа два — очень мало, особенно для гнома. Хуже чем ему сейчас было только земляной элементалистке, намертво привязанной к очень опасной пленнице. Пленница. Что же с ней делать? Что вообще теперь делать? И кому этот вопрос задать? До поздней ночи генерал ждал результатов поимки людей, совершивших нападение на него и убивших его мага, однако не нашли ни единого следа, даже сломанной ветки или обрывка ткани. Пара сторожевых собак, принадлежащих одной из рот, не могли взять след, лишь скулили, поджав хвосты и прячась у ног хозяев. Кто бы ни напал на них, он прекрасно рассчитал свои силы — настолько, что Мизори Торвальд даже предположила, якобы сам Конрад принимал участие в заговоре. Неправильная мысль. Конрад — один из немногих людей, знавших о его, Зы, доспехе. Адамантин невозможно разрушить оружием или магией. Другое дело, что полный доспех из этого металла не под силу поднять ни человеку, ни даже орку. На такое способен только обладающий идеальным соотношением роста и мышечной массы гном. Форкинс подошёл к зеркалу, рассматривая причудливый узор нагрудных пластин. Гномы любят доспехи, они носят их практически всегда. В родных шахтах они защищают от обвалов, а на поле боя — от закалённой стали. Да, враг знал расположение шатров в лагере, знал их порядки, но не входил в узкий круг доверенных лиц, сформированный генералом. Круг, который, по его замыслу, в будущем должен был стать правительством новой Империи. Ну ничего. Это лишь временная заминка. Он ещё повоюет! Мизори проснулась от ощущения резкой боли. Громко взвизгнув, она попыталась вскочить на ноги, но из этого ничего не вышло — мешали корни, спеленавшие её, словно мумию. — Уже утро, — спокойный голос из угла палатки принадлежал вчерашней колдунье. — Обязательно было это делать? — Необязательно, но ты, возможно, доживаешь последние часы. Было бы глупо просто проспать столь ценное время. Хочешь, я дам тебе книжку? У меня есть несколько очень интересных романов. — Таких, в которых прекрасный принц на белом коне приезжает в последний момент и спасает принцессу? — усмехнулась Торвальд. — Спасибо, мне и без того тошно. — Вот только не надо скидывать вину за собственную некомпетентность на книжки. Если герой не сумел добыть волшебный меч пред боем с драконом — это проблема исключительно его, как и проблема девы, не сумевшей заполучить принца, обладающего силой, отвагой и крупным боеспособным военным соединением, — элементалистка послюнявила палец, перелистывая страничку. — Раз не хочешь читать, могу предложить обед. Зы вряд ли снизойдёт до подобной милости, максимум, что ты сможешь получить перед казнью — возможность выкурить трубочку. — С моим желудком и лёгкими? — Да, они ведь тебе больше не понадобятся. Так что? У меня тут бутерброды с паштетом из гусиной печёнки и немного вина. Смотри, дважды не предлагаю. — Идёт. Давай сюда свои бутерброды. Форкинс Зы уже третий час пытался разобраться с делами в близлежащем городе. Разведгруппы, посланные туда, возвращались унылыми и недовольными — перспектива расквартировки в столь дурно пахнущем месте вряд ли бы кого порадовала. Люди относились к пришельцам с опаской. Ещё бы, королева ведь прямым текстом объявила, что армии больше нет и отныне они — мирная страна. Хотя то же самое она говорила о налогах и о стражниках… — Точно. Интересно, как там наша пленница? Уж что-что, а положение дел в столице она должна знать. Эти сведения не будут лишними. Недовольно кряхтя, военачальник встал с кресла и, подойдя к одной из стенок шатра, трижды коснулся её указательным пальцем. Материал заколыхался и разошёлся в стороны. Королева лежала на кушетке в белой ночной сорочке, руки покоились на груди, тонкие пальцы сжимали букетик цветов. — Опоздал… — вырвалось из уст генерала. — А? — женщина в белом открыла один глаз, непонимающе глядя на невесть откуда взявшегося пришельца. — Я репетирую. Никогда раньше не доводилось принимать участие в королевских похоронах. Нормально получается? — А прошлого короля ты не хоронила? — Ну, я хотела, но жители настояли на скармливании трупа свиньям, сожжении последних и развеивании праха над выгребной ямой. Погоди, ты же не думаешь… — Я за справедливость, — оскалился Зы. Королева икнула. Рахиль с улыбкой перевернула страничку книги. — Вот только никто не хочет мне помочь с некоторыми делами в столице моего нового королевства, — продолжил гном. — Там столько всего непонятного, да и город этот я совсем не знаю. Если бы нашёлся кто-то, кто мне помог, я мог бы даже проявить к нему сострадание. Мизори снова икнула — полумёртвый желудок был окончательно добит бутербродами. Поскорее бы уже эта казнь! — Значит, вы поделитесь с нами расположением продовольственных складов и местонахождением ключа от сокровищницы? — Конечно, не вопрос. Только они пустые. — Чего? — гном удивленно крякнул. — Не понял. Склады пустые или сокровищница? — Всё пустое. Сейчас в Парараксе нет даже сыра для мышеловок. Люди в панике, говорят, им нечего есть. Ещё немного, и начнут умирать с голоду. — А ты их потрясти не пробовала? — Что?! Отбирать последнее у голодных и больных?! Да что за монстр решится на подобное?! К тому же что могут решить пара-тройка хлебных корок? — Ну почему сразу «монстр»? Это обычная практика. И если даже последнее — сами виноваты, что так мало запасли. — Долг армии защищать крестьян, а не обирать их, — возвела перст в вертикальное положение номинальная королева. — Нет, ты что-то путаешь, — прыснул в бороду полководец. — Крестьян придумали для того, чтобы они содержали армию. — Вы больше не армия, я вас распустила. — Распустила?! — в этот раз Форкинс не удержался от смеха. — Девочка, армию нельзя распустить. Ты не можешь сказать вооружённым людям «Идите по домам» хотя бы потому, что у них нет домов, они не умеют возделывать землю, да и земли у них тоже нет. Всё, что они могут — ходить строем и драться. И если ты их отпустишь, они продолжат это делать. — А, поняла, — девушка наигранно махнула рукой. — Вы ничем не лучше обычных бандитов. — Будь на моём месте кто-то из этих «обычных бандитов», тебе бы потребовался очередной ремонт челюсти, но ты говоришь со мной, и вот что я отвечу: я и мои люди лучше бандитов. Мы лучше вооружены и подготовлены, у нас лучшая организация, у нас есть санитарная служба, маг и боевые механизмы. Мы — не мусор, собравшийся, чтобы убивать и грабить, нас создали, чтобы убивать и грабить во славу Параракса. Торвальд сидела открыв рот и не знала, что ответить. Зы говорил правильные вещи и вместе с тем был абсолютно неправ. — Если бы у меня была армия, я бы использовала её только для защиты, — робко предположила девушка. — Что ж, поздравляю, она у тебя была... — Мой генерал, — ординарец робко жался у дверей, разглядывая подкладку шапки. — Да что же это такое?! Я ведь сказал не беспокоить! — Мой генерал. Тут такое дело. Атма, кажется, умирает. Большинство офицеров уже там. Вас тоже ждут, вернее, долго ждать не смогут. Конечно, мы нарушаем приказ… — Всё в порядке, — лицо командующего потеряло всякую эмоциональную окраску. — Ну почему же вот так сразу все и всё? — пробормотал он, заворачиваясь в плащ. — Скажи, что я, нет, что мы сейчас придём. — Я не пойду, — отрицательно качнула головой Рахиль. — Точно? — У меня тут гиря в полсотни килограмм. — Можешь взять с собой, ей всё равно недолго осталось. — Да, и дерево тоже возьмём, — женщина кивнула в сторону стенки, за которой должен был находиться бывший посох. — Я сказала, иди один. Колдуньи проводили его глазами. Когда гном скрылся, Рахиль молча встала и, опёршись о столб, закрыла глаза. — Атма — одна из Хайницев. Наверное, самый старый член компании после меня и Форкинса. Она — важный человек, своего рода легенда, талисман, хотя уже давно не сражается. Впрочем, ты сама увидишь. Вот, надевай, — она бросила в сторону Торвальд узел с одеждой. Внутри оказались синие штаны и куртка из плотной синей ткани, белая рубаха и такого же цвета кальсоны, кожаная портупея и подшлемник, выполненный в виде синей шапочки с ушами. — Я отведу тебя до стоянки Хайницев, а дальше просто попробуй подойти поближе, ни с кем не разговаривай, просто делай скорбное лицо. — А дерево тоже с собой потащим? — усмехнулась Мизори, пытаясь просунуть ногу в штанину. — Или оно само пойдёт? — Вот ты его и понесёшь, — совершенно серьёзно ответила старшая элементалистка. — А заодно и меня, да смотри, чтобы без фокусов. В следующее мгновение входные шторки разошлись, и внутрь, едва втискивая массивную крону, вошло дерево. Изрядно уменьшившееся растение лениво перебрало ножищами, а потом, громко шелестя листвой, встало посреди шатра. Рахиль подошла к нему, провела рукой по стволу — толстая кора разошлась, затягивая руку женщины вовнутрь. Несколько минут, и от Рахиль не осталось и следа, а вскоре и само дерево начало уменьшаться в размерах, пока, наконец, на его месте не осталась сучковатая палка. «Возьми меня», — голос раздался прямо в голове Мизори. Всё верно, корни-то по-прежнему связывали их. — Правильно рассуждаешь. Теперь твои глаза — это мои глаза, твои уши — мои уши. Я действительно благодарна тебе, юная Торвальд, за то, что ты сейчас с нами, с простым человеком подобное слияние было бы невозможно. А теперь подними меня и отнеси к стоянке Хайницев. Если тебя остановят, я скажу, что отвечать. И не думай от меня избавиться, ты всё ещё живёшь за счёт моей силы: не станет меня — и твоё существование оборвётся». — Как скажешь. — Ребята, мне действительно неудобно, что всё так получилось. Семьдесят лет я посылала вас на смерть, «Слава или Смерть», говорила я. Вы умирали, и слава порой обходила вас стороной, а меня отчего-то стороной обходила только смерть. В толпе не было видно говорившей, но гробовая тишина, царившая над поляной, позволяла расслышать каждое слово. Мизори, поначалу со скепсисом отнёсшаяся к идее прогулки по лагерю, внезапно поняла, что сейчас никому нет никакого дело ни до кого, кроме обладательницы этого хриплого надломленного голоса, умирающей где-то там. — Надеюсь, вы не обижаетесь на меня за этот спектакль. Просто мне всегда хотелось помереть с помпой. Ребята, поднимите меня повыше, хочу видеть всех вас… — носилки выросли над толпой, но человека, лежащего на них, всё равно было не разглядеть. Слишком далеко он был. Лишь солнечные блики, отражающиеся от зажатого в руке клинка, и длинные седые волосы. — Ну что за рожи… Столько вас перебили, а как ни посмотрю, вас всё больше и больше. Да, какие-то вы невесёлые, даже странно, неужели никто не ждёт наследства старой Атмы? Там, знаете ли, много накопилось. А, не смеетесь? Ну и к барлогу вас! Сейчас будет то, чего вы все ждали. Торжественная прощальная речь от умудрённой опытом и маразмом старой курицы. Солдаты, как я уже сказала, мне очень стыдно перед вами, стыдно за такую неприлично долгую жизнь, за то, что как якорь тянула вас в прошлое. Война не любит прошлого, война всегда смотрит в будущее, война любит самое новое оружие, пьет самую молодую кровь. Стиксу не нужны старики, ему нужны молодые, поэтому сейчас я трясусь от страха, представляя, как предстану перед нашим богом. Я вспоминаю свою жизнь и жалею, что столько раз отказывалась от смерти. Наверное, даже для вас мои слова звучат как бред, наверно это и есть бред. Иные называют нас безумцами, но война — это и есть безумие, и я хочу… Пусть и дальше меняются стратегии, люди и оружие, но то безумие, дикость и азарт, что дарит битва, пусть сохранятся на века. И знаете, я смотрю на ваши лица и понимаю, что моей мечте вряд ли предстоит сбыться. Хайницы превратились в сборище сосунков. Наша кровь уже не так горяча, наши сердца зачерствели, а головы забиты посторонними мыслями. Моя вина… Зря подписались на эту гарнизонную службу. Ну ничего, у меня есть ещё пара минут, и их хватит, чтобы обеспечить вам весёлое времяпрепровождение на годы. Ульф, мальчик мой, подойди к бабуле. Я прошу Гартона меня простить — ту традицию, что заложил мой предшественник, я не могу продолжить. Ульф, может, ты и не самый старший, но ты — именно тот, кто нужен нашему роду. В твоих глазах я вижу жажду крови, что бушевала во мне когда-то. Да, возможно, ты не так опытен, как другие, ты допустишь ошибки, но именно это и сделало нас сильными. Не безупречность, а упорство, ярость и способность всегда идти вперёд, умение искать новые пути. Дети мои, этот человек поведёт вас в новое время, далеко, за горизонт, покажет вам, как надо воевать. Не бойтесь учиться, не бойтесь меняться, никогда ничего не бойтесь… А теперь ты, Зы. Ты был мне командиром, был мне как отец. Меч я взяла по своей воле, но именно ты направлял его, ты обучил меня, ты зашивал мою первую рану. Зы, всех слов мира не хватит, чтобы выразить мою благодарность, и всех сокровищ будет недостаточно, чтобы отплатить тебе. Я не говорю «прощай», я говорю «до встречи». В чертогах Стикса… Надеюсь, в Великой Битве мы будем на одной стороне. И наконец, ты. Я знаю, что сейчас ты где-то здесь, что слушаешь мои слова. Тебе, наверное, противно. Я понимаю. Сейчас я сама учу их жизни. А они не понимают, с кем я говорю и о чём. Хочу попросить у тебя прощения. Знаю, каково это — видеть смерть своих детей. Это больно, героическая смерть всё равно остаётся смертью. Не держи на меня обиды, всё именно так, как должно быть. Именно так… — Последний вздох сорвался с губ старухи. Рука, сжимавшая меч, безвольно повисла, но женщина не разжала пальцев. «Пойдём…» — прозвучало в голове. Он чувствовал себя совершенно разбитым. Блуждал между палаток, будто призрак, то и дело прикладываясь к фляжке. Как же оно так? Почему сейчас? Сев на одно из брёвнышек, бородатый генерал отхлебнул ещё чуточку. Видевший в жизни десятки тысяч смертей, он думал, что окончательно утратил способность чувствовать, но нет. Тягостная боль в груди говорила, что нет… Атма была ему как дочь, он помнил её ещё восьмилетней девчонкой. Непоседливая была, шкодливая. Что-то тянуло её к солдатам. Ясные голубые глаза всегда с увлечением изучали грани мечей и шрамы на телах ветеранах. Они всегда ругались с матерью. Та ненавидела оружие, ненавидела раны, из лечения которых состояла её жизнь. Когда Атме исполнилось тринадцать, она смогла вырваться из-под присмотра и каким-то чудом добраться до места сражения. После боя Рахиль отказалась возвращать дочери руку — та замахнулась на неё мечом. Не вмешайся в тот раз Зы, дело закончилось бы очень печально, а не просто печально. Они отреклись друг от друга. Было бы безумием оставлять подростка без надзора, и гном взял её на поруки, приписал к отряду лёгкой кавалерии, начал учить. Де Вальдос пыталась этому противиться, но гном не мог бросить девочку. Что-то похожее произошло с его дедом. Прадед долго выбивал для него пост инженера, а тот, вместо того чтобы продолжить семейную традицию, смылся с деньгами заказчика, сколотил ватагу лихих бойцов и начал непростую карьеру наёмника. Оно порой случается, Зы знал. Когда война у тебя в крови, ты не можешь заснуть, если не нанизал кого-нибудь на копьё или не перерезал парочку глоток. За свою долгую, по человеческим меркам, жизнь он успел повидать немало таких, обычно они гибли первыми. Но Атма каким-то чудом умудрялась выживать. Долго, очень долго. А теперь её путь подошёл к концу. Закончилась маленькая эпоха. Взгляд полководца устремился за горизонт, но куда бы гном ни смотрел, постоянно натыкался на бревенчатые стены. Был бы рядом Конрад! Маг смог бы подняться, взлететь над шатрами и стенами. Его же взор был ограничен деревянным прямоугольником.