Славься, Темная Властительница!

Гуамоко негодовал. Подобное состояние было для птицы не в новинку, обычно он пребывал в нём постоянно, однако есть большая разница в том, где именно негодовать. На данный момент негодовал он в большой клетке, служащей передвижной тюрьмой отряда. Гном, несмотря на показное благодушие, решил не испытывать судьбу и подержать министра в надёжном месте до поры до времени. «Для твоей же пользы. Ты ведь птица, к тому же представляешь немалый интерес для таксидермистов», — бросил он с усмешкой, а потом приставил к клетке караульного для пущей надёжности. Нечестно! Поэтому, когда расстроенный и пьяный гном вернулся, его встретил полный презрения и недовольства взгляд жёлтых глаз. Но гном, казалось, не замечал этого взгляда. Отпустив караульного, он грузно плюхнулся на землю, пригубив содержимое фляжки. — Сегодня я просчитывал варианты. Взять под контроль эту страну будет непросто, особенно без мага. Мне нужен новый военный колдун, и я невзначай подумал о нашей военнопленной. Ты, кажется, с ней в неплохих отношениях. Не хочешь поработать посредником? Жизнь в обмен на верное служение — не самая плохая сделка. Птица молчала, не переставая таращить глаза. — Так что думаешь? — не удержался гном. — Эй, временный военнопленный. — Ничего. — Она сейчас похожа на Конрада, когда мы только-только познакомились. Горячий был в молодости, спеси на четверых эльфов хватило бы, а потом притёрся, научился извилинами шевелить. Жалко его... — ... — Ты ведь не будешь работать со мной, даже если прикажу или попрошу? И она не будет. Если она сильнее Конрада, то и гонора в ней должно быть немеряно. — … — Я тоже не собираюсь перед тобой на задних лапках ходить. Дорц заслужил моё уважение. Он был великим лидером, ты же — просто пичуга-переросток с завышенным самомнением. А твоя протеже так вообще по большому счету выскочка. Ненавижу выскочек. — ... — Нечего сказать? Понимаю, паршиво, наверное, сидеть и понимать, что твоя жизнь может закончиться в любую секунду. Особенно после того, как привык сам диктовать условия. Я ведь думал, что вступаю в новую эру, что теперь всё будет иначе. Когда-то я начинал с полученной от деда компании в полторы сотни человек, и мне удалось довести её до пяти сотен не просто так, а пройдя через множество побед и поражений, меняя господ, служа тем, кто платит больше. Я стал командующим целой армией с осадными машинами и магами. Я думал, что это прелюдия перед большой игрой, что всё только начинается, и только сейчас понял, что всё наоборот. Мне двести восемьдесят три года. Из тех, с кем я начинал, остался только один человек. Скажи, Гуамоколатокинт, у тебя есть семья? Птица недовольно повела головой, но на этот раз соизволила ответить: — У нашего вида нет такого понятия. После того, как птенец достигнет определённого возраста, он живёт своей жизнью. — Эх, а у меня есть. Я не видел их несколько десятков лет, а некоторых — сотню. Никто из них не хотел идти в наемники. Их пугала возможность погибнуть. Может, когда я стану королём, эта ситуация изменится? — Конечно, Зы, я с радостью посмотрю на твоё правление. Думаю, оно займёт высокое место в моём личном рейтинге. В списке самых коротких. — Всё действительно так плохо? — Мой досточтимый соперник, во власти не бывает хорошего или плохого. Всё идёт так, как должно идти. И ты иди отсюда, я хочу спать. Министр закрыл глаза, распушая перья. Несколько минут гном ещё смотрел на него, но потом махнул рукой и ушёл восвояси, недовольно ворча. — Черт бы побрал эту птицу! Каков хам! Думает, что раз увидел конец десятка царьков, то увидит и то, как старого Зы закопают в землицу?! Ну уж нет! Дудки! Я им всем ещё покажу, как надо сидеть на троне! Ещё несколько минут спустя глаза первого министра открылись вновь. — … так на чём мы там остановились? — вкрадчиво сказал филин. *** Она листала страницы, лишь изредка бросая взгляды на текст. Всё равно там не было ничего интересного, а вот картинки пленили сердце девушки. От них веяло величием, изяществом и той самой теплотой, что таит в себе ностальгия. Слишком сильно зациклилась она на свете и тьме, на магии, деньгах, справедливости, и забыла, как приятно бывает порой просто расслабиться и не думать обо всём на свете. Наверное, так и рассуждали древние волшебники прошлого, меняя свои цитадели и замки на уединённые башенки в безлюдной местности. — Нравится? — зелёные глаза Рахиль таили в себе холодное спокойствие, за которым можно было разглядеть толику печали. — Я картинки смотрю, — честно призналась Торвальд. — Напрасно. — Знаю, но слишком уж здесь всё приторно. Дом героини сжигают, убивают её семью, но она вырастает доброй и благородной. В жизни так не бывает. — В жизни так не бывает, — согласилась старшая колдунья, — но книги для того и созданы, чтобы показать то, чего не бывает в жизни. Какой смысл писать о том, что и так есть? Реальность жестока, беспощадна и скучна. — Это не повод обманывать себя, убегая от неё. — Милочка, вся наша жизнь это и есть побег от реальности. Реальность — это смерть. Конец один для всех, и он известен. Побег? Мы всегда от чего-то убегаем. Мы бежим с поля боя, бежим от семьи, от обязательств, а потом бежим от одиночества к этим же сражениям, семьям, обязательствам. И так пока тропа нашего существования не подойдет к концу. История жизни — это умение вовремя убежать. Я повторюсь: реальность — это смерть. Вопрос лишь в том, чем ты заполнишь мгновения, отпущенные тебе судьбой. Мне кажется, добрые книги подходят на эту роль идеально. — Одна моя знакомая тоже любила книги. В попытке отвлечься от грустных мыслей Мизори перевела взгляд на очередную картинку — на ней главная героиня стоила перед выбором: корона или жизнь любимого. Так избито. Гном вошёл без стука. — Поздравляю, ты победила, — сухо бросил он. — Я проиграл. — Победила в чём? — удивленно переспросила девушка. — Во всём. Я не могу ничего сделать с этой страной. Нельзя ввязываться в схватку, в которой не одержать победы. При всём желании, провизии для людей не хватит, чтобы перезимовать. Мага у меня больше нет — некому держать людей в страхе. — Не понимаю, зачем это говорить мне. — Я не такой, как ты или она, не дурак, полагающийся на удачу. На этих широких плечах покоится мудрая голова. Поэтому мы уходим... — Эй, при чём здесь я?! — сорвалась Мизори. — А при том, что если бы не твоя глупость, всего этого можно было бы избежать! Зачем было доводить город до такого ужасного состояния?! Зачем было договариваться с зеленокожими?! Ты хоть понимаешь, что подобные договоры действуют лишь до поры до времени?! Например, пока ты или этот орочий царек не отбросите копыта! Что мне прикажешь защищать? Юг? Север? Запад? Восток? Кто те люди, что убили Конрада, и когда они вновь о себе заявят? Мизори смотрела, широко открыв глаза. В углу захохотала Рахиль, женщина смеялась громко, с надрывом, не скрывая иронии. — Не я это начала, — Торвальд вжалась в мягкую обивку стула. Ей стало жутко. Злить тех, от кого зависит твоя жизнь, опасно, но ещё опаснее злить тех, от кого зависит твоя смерть. — О, ты очень даже это начала. Ты убила старого короля. Будь Дорц жив, никто б и пикнуть не посмел ни в Парараксе, ни за его границами. — Во-первых, не убила, а низвергла. Убивают порядочных людей, а тиранов низвергают. А во-вторых — сам виноват, надо было сидеть в своём гарнизоне и не лезть на рожон! — не сдержалась магесса. — А тебе не стоило распускать армию! — Это ещё почему? Я просто хотела продемонстрировать мирные намерения нашим соседям. Я не такая, как мой предшественник, и Параракс под моим руководством стал бы светлым царством! — Да уж, тебе точно удалось продемонстрировать различия со своим предшественником. В сравнении с ним ты форменный дегенерат. Ну как, скажи на милость, тебе объяснить, что светлость и тёмность никак не влияют на политическую ситуацию в мире? На примере? Вот представь: ты — маленькая девочка, оказалась в трюме в компании десяти пьяных озабоченных матросов-педофилов, и у тебя в руке нож. Что будешь делать? Избавишься от ножа, чтобы доказать мирные намерения?! — Умеешь ты приводить примеры... — Главное — донести суть: соседям всё равно, к каким силам ты принадлежишь. Всё, что им нужно — тебя поиметь, и в чем более извращенной форме, тем лучше. И им плевать на мораль, их интересуют лишь собственные блага, особенно материальные и территориальные. Единственное, что их останавливает — перспектива огрести или, того пуще, быть полностью уничтоженными. Без армии подобное невозможно. Святые горы, неужели никто не говорил тебе, что добро должно быть с кулаками? — Отвечая насилием на насилие, мы уподобляемся... — Ты убила… хорошо, низвергла Тишку. Какого чёрта ты считаешь, что никто не додумается поступить с тобой аналогичным образом? Даже если ты светлая, это не гарантия, что тебя сочтут светлой прочие светлые, а ведь есть ещё тёмные и множество тех, кому плавать на идеологию вообще. Жизнь государства — это вечная война, его армии постоянно находятся под ударом. Даже когда солдаты спят в казармах, они ведут бой, одним лишь фактом своего существования сдерживая агрессию потенциального противника. И если в этом воображаемом сражении они не смогут победить, их ждёт уже реальная сеча! Становясь правителем, ты бросаешь вызов всему континенту, и они сделают всё, чтобы тебя задавить! — Форкинс выдохнул, пламенная речь подошла к концу. В очередной раз девушке было нечего ответить. Будь она поздоровее — врезала бы этому недомерку, вздумавшему её учить, но сейчас даже этот способ доказать свою правоту был недоступен. — Может, всё не так плохо? — робко спросила она. — Может быть. Рахиль, если убрать твое волшебство, сколько проживет девочка? — Минут пятнадцать. Торвальд сглотнула. Кажется, её время всё-таки пришло. — А если её вылечить? — Ну, здесь всё гораздо сложнее. Организм молодой, но есть пристрастие к алкоголю и нездоровой пище, постоянное нервное перевозбуждение. Если убрать вероятность насильственной смерти, то лет тридцать-пятьдесят, не больше. — Слышала? Сорок лет в среднем. За каждый год ты можешь дать мне по десять золотых и проваливать на все четыре стороны. Можешь не благодарить за это наищедрейшее, по гномьим меркам, предложение. — Не понимаю… — Они убили моих людей, пытались убить меня. Лучшее, что я могу сделать перед уходом — подложить им козу. — Козу? — Для свиньи ты слишком худая. — Благодарю за комплимент. Но что если я тебя обману? — Не обманешь, у нас есть полковой юрист. Ссуда в рассрочку на три года, деньги мне понадобятся. К тому же я десять лет отдал этой стране, было бы неуважением к себе оставить её совсем без правителя. Мизори осталась одна. Даже Рахиль ушла, разорвав связывающие их путы. По её словам, энергии в посохе должно было хватить до утра, а утром она возьмётся за её лечение. Несмотря на это, на душе у девушки было тревожно. Это как сказать человеку, что его не убьют, а будут медленно опускать в пруд с хищными рыбами. Ей вспоминались слова Форкинса, как он говорил о том, что вокруг только враги. Враги? Несколько сотен больших и малых государств. Если даже на мгновение представить, что каждое из них желает покуситься на её страну, становится невероятно жутко. Да призови она хоть весь народ к оружию, их попросту раздавят. Что делать?! Как бороться с этим кошмаром?! «Став королевой, ты бросила вызов всему континенту», — слова гнома эхом отражались в её голове… *** — Солдаты, — голос бородатого полководца звучал над строем. Стоя на большой телеге, он выглядел торжественно и воинственно. — Сегодня я прибыл сообщить вам превосходные новости. Вы все знаете о том, что по лагерю ходят слухи, де мы якобы собираемся встать на зимние квартиры в городе, что сейчас перед нами. Недовольный ропот был доказательством того, что они знают. — Эти слухи не больше чем базарные сплетни. Мы уходим на запад, к Левому Океану. Говорят, местные дворяне затевают войну и у них очень высокий спрос на наёмников. Недоумение отражалось на каждом лице. Солдаты стояли, как вкопанные, пытаясь понять, что сейчас происходит. — Понимаю, вам всем хотелось бы видеть меня в роли короля, но я немного поразмышлял и решил, что это королевство нас недостойно. Нам следует найти другое, получше, желательно с более мягким климатом. Недоумение сменилось одобрением. Признаться, каждый из них изрядно устал от десятилетнего сидения на заднице в гарнизонной крепости. — А теперь, орлы и орлицы мои, новость дня, — Зы приосанился. — Как и обещал, мы произведём торжественное перераспределение материальных ценностей. Видите ли, господа горожане имели удовольствие завладеть сокровищами, оставшимися после короля. Согласитесь, подобный делёж государственной казны крайне несправедлив, поэтому наш святой долг восстановить справедливость. Начиная с завтрашнего дня мы посредством регулярных рейдов будем экспроприировать незаконно нажитое добро, пока не наберём полную телегу, — гном топнул кованым сапогом, арба жалобно заскрипела. — А как наберём — будьте спокойны, каждый получит достойную долю! Солдаты возликовали. И немудрено, ведь денег они не видели целый год. В довершение они навсегда покинут эту гадкую вонючую страну! Да, именно так! Глупцы, оставшиеся в Кроне, позеленеют от зависти! *** Мизори лежала на кушетке. Заламывать пальцы не было нужды, стресс прекрасно снимали манипуляции Рахиль. Тяжело думать о чём-то постороннем, когда твои кости выворачивают, заново наращивая мышцы и связки. Магов лечить сложнее всего, и даже до предела ослабленный организм Торвальд сопротивлялся с яростью загнанной в угол крысы. Если верить целительнице, то на полное восстановление уйдет целый день, а потом ещё неделю тело девушки будет отходить от процедуры. Как уже было сказано, думать в подобной ситуации мог не каждый, и всё-таки Мизори думала. Отдать свой город на разграбление было не лучшим решением, но иных вариантов не было, гном всё равно взял бы своё, а так ей хотя бы удалось уговорить его не трогать торговцев и иноземных купцов в обмен на сведения о наиболее состоятельных людях города. Это взаимовыгодное соглашение. Когда дойдёт до грабежа, наиболее преданные Зы солдаты получат самые жирные куски пирога. Ну и бог с ними, всё равно её народ нищ, и грабить там попросту нечего... *** — Это ещё что за?!. — Торвальд ошалело смотрела на повозку, на четверть заполненную разнообразным скарбом. Говорить было тяжело, удивление не позволяло даже закончить предложение. — Это скромные дары, преподнесённые мне жителями вашего скромного города. Щедрые люди, правда? — Зы, не скрывая улыбки, гладил бороду. После последних неудач дела наконец начали возвращаться в приемлемое русло. — Но откуда?! — Как я уже говорил, из вашего славного города. — Но у них же ничего нет! — Рискну предположить, сгреби мы сюда вдесятеро больше добра, у них бы ещё осталось, по меньшей мере, столько же. Эх, королева, я ведь говорил, что их надо попросту потрясти. Что рот разинула? Перенимай опыт! Рот Мизори, конечно, всё-таки закрыла и спустя три дня оставила лагерь. Впрочем, и сам лагерь уже потихоньку снимался, шатры грузили в повозки, разбирали даже стены и башенки. Всё, что останется после ухода войск — лишь ров да насыпь, окружающая вытоптанный кусок земли. И слава богам! Общение с военными оставило самые отвратительные впечатления в молодом сердце. Ну, кто может быть хуже людей, чья работа — грабежи и убийства? Как же хорошо, что они никогда больше не встретятся. Вдали уже показались городские стены, когда ехавшая рядом Мерль подала голос. — Эгей, да к нам гости, — эльфийка указала в сторону покинутого лагеря. С его стороны к ним двигалось большое облако пыли. *** Великие дела зачастую совершаются за кулисами официальной истории. Случившийся за полчаса до снятия лагеря разговор между Форкинсом Зы и Ульфриком Хайницем был не особо великим, что не помешало ему состояться в тайне от посторонних ушей. — То есть как не поедешь?! Почему?! — срывался на крик карликовый военачальник. — Мы посовещались и пришли к выводу, что было бы неплохо остаться здесь. — Здесь, в этом свинарнике? — насмешливо фыркнул генерал. — Зачем, к востоку от города есть прекрасная земля. Холмы, виноградники — настоящий рай. Я вот решил, что вполне мог бы её купить. — Вряд ли у тебя что-то выйдет. Земля в этой стране является собственностью короны. Купить её может только дворянин. — Ну так я стану дворянином, сегодня, перед ужином, вопрос уже решён. Довольно Хайницы бродяжничали, пора бы нам подрасти в политическом плане и, так сказать, остепениться. Титул рыцаря для меня и моей жены, земля в вечное владение. Зы, мне надоело защищать чужие интересы, пора подумать и о своих собственных. — Дезертируешь, значит, — с обидой в голосе прошипел гном, — твоя бабушка бы... — Я — не моя бабушка, — отрезал Ульф. — Это бесчестно — продавать свой меч. — Я думал, мы наёмники. — Знаешь, а тебе ведь попросту не хватит денег, — попытался подойти с другой стороны Зы. — О, вот об этом можешь не беспокоиться. У нас есть доля от разграбления города плюс жалование за последний год. — Жалование? Какое жалование? — в этот раз гном по-настоящему испугался. Его правый глаз задёргался влево, рука начала заискивающе чесать шлем. — То, которое ты нам не выплатил, — громко объявил Ульфрик. Послышалось резкое «тссс», Форкинс опомнился, но слишком поздно, он уже выдал себя с головой. — И стоило ломать комедию? Чтоб ты знал, у меня вот тут второй экземпляр казначейского ордера, того самого, в котором ты расписываешься в получении денег на содержание отряда, — капитан похлопал себя по карману. — Но ты не бойся, как было верно подмечено, я — не моя бабушка, со мной можно договориться. — Сколько ты хочешь? — простонал гном. — Не «ты», а «вы». Всё, что причитается Хайницам, в двойном размере. И.... — он поднял руку, останавливая попытавшегося возмутиться командира, — и остальные не узнают, что ты их кинул. Окончательно разбитый Зы просто кивнул. Ему нечего было противопоставить этому человеку. Кроме разве что грубой силы. Только вот за кем пойдёт эта сила — за одним из Хайницев или за обобравшим их гномом? Но кто мог его так подставить? Ясно… Ну почему этот наглец вечно оставляет его в дураках?! *** Девушки остановились, молча наблюдая за всадниками. Ну не бежать же им! Осёл, он на то и осёл, что не рысак — на таком коне, может, и можно далеко ускакать, но вот сделать это быстро не получится. Бросить Мерль? Да никогда в жизни. Тем более что спасаться особо некуда. А всадники тем временем приближались. Уже можно было разглядеть синюю форму и сверкающие на солнце острия пик. Смущало только количество кавалеристов: их было относительно мало, едва ли больше полусотни. Правда, вдалеке за ними можно было различить ещё одно облако, побольше. Скорость отряда меж тем постепенно снижалась. Не доезжая несколько десятков метров, они остановились. От общей группы отделился небольшой отряд. — Добрый день, Ваше Величество, — по голосу было видно, что человек пытается быть почтительным. Судя по тому, как у него это получалось, пытался первый раз в жизни. Да и можно ли быть почтительным с подобной рожей?! Лицо мужчины было точно с розыскного рисунка: бритая вытянутая голова, тонкий прямой нос, огрызок уха и длинные, до подбородка, усы с вплетёнными в них красными лентами. Всю эту красоту дополняла плотная сеть шрамов. — Добрый, — Мизори приветственно кивнула, пытаясь отгадать, что могло привести сюда этакого душегуба. — Мы решили, что вам не помешает почётный эскорт до города, — мужчина улыбнулся, демонстрируя всё скромное богатство своего рта — двадцать четыре зуба. Будь у девушки кошёлек, она бы его непременно отдала. — Заодно мы могли бы пообщаться относительно моего посвящения в рыцари. — Посвящения во что? — В рыцари, — из-за спин товарищей выехал ещё один всадник. Что-то в его облике казалось королеве знакомым, не то клюв, не то перья, не то когтистые лапы, накрепко вцепившиеся в седло. — Могу я вас попросить на пару слов? — Гуамоко, что тут происходит? — едва они отъехали в сторону, выпалила магесса. — Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Это славное семейство Хайницев, именно одного из них поставили меня сторожить. Напрасно. Я рассказал им много интересного, и вот теперь они здесь и готовы служить твоему славному государству верой и правдой за наличный расчет, — птица повернула голову на сто восемьдесят градусов, ещё раз приглядываясь к ожидающим их наёмникам. — Правда они милые? — Гуамоко, ты что, с дуба рухнул?! Да у них на лицах написано, что они мерзавцы! Что я говорю, да даже меня от их вида трясёт! — Вот и прекрасно, значит, и ваших врагов будет трясти. — Ты даже не спросил меня... — Ваше Величество, давайте начистоту. Думаю, вы уже поняли, что вам нужна армия? Эти люди не были Парараксу чужими и обошлись с вами милостливо, но рано или поздно придут другие, с гораздо менее добрыми намерениями. — Хорошо, но какое отношение эти люди имеют к тому, о чём ты говоришь? Эти люди — последние, в ком я хотела бы видеть защитников королевства, к тому же их всего пятьдесят. — Чуть больше полутора сотен, — поправила птица, — пехота прибудет позже. Да, их мало, но они смогут обучать рекрутов. Собственно, вам всё равно понадобится костяк для армии, а его иначе как из бывалых ветеранов не сколотить. Более того, — без того тихий голос птицы упал до шёпота, — ты помнишь, что Зы обчистил горожан? Знаешь, чем чревата для экономики потеря денежной массы? Хорошо, что не знаешь. В общем, эти люди богаты. Часть денег, отнятых у Параракса, вернётся в страну. Более того, большая часть из них перепадёт именно в казну города. — Как это? — Ульфрик выкупает земли в пригороде, за хорошие деньги, между прочим. Взамен ты жалуешь ему рыцарское звание. — А так можно? — Конечно, можно. Ты же королева! — филин слегка повысил тон. — Но можно ли доверять наёмникам? — Хороший вопрос, на который существует очень простой ответ: нельзя доверять никому, а наёмникам особенно. Если кто-нибудь заплатит больше, они нас предадут. Однако, — министр не дал вставить слово, — вы сделаете Ульфрика рыцарем, он получит земли, и вот тогда-то им будет, что терять. Моя Королева, мне нет прощения, я принял решение, не посоветовавшись с вами, вина моя безмерна, и я готов принять любое наказание, — птица смиренно склонила голову, краешком глаза наблюдая за тем, как краснеют от стыда смуглые щёки его молодой властительницы. — Ну почему же вина... — девушка едва сдержалась, чтобы не обнять этот огромный ком перьев. — Ты всё сделал правильно. — Мессир Ульф, вернее Сэр Ульфрик, мы с радостью принимаем ваше предложение. Было заметно, как мужчина облегчённо выдохнул. Всего несколько дней — и из простого капитана Ульф стал главой семьи, затем дезертиром, богачом, землевладельцем и, наконец, через несколько часов станет рыцарем, а потом бароном. «Так и до короля недолго», — мелькнула в голове шальная мыслишка. Впрочем, всему своё время... *** Пожелтевшая трава золотым ковром стелилась под копытами лошадей. Лес остался далеко позади, а впереди настолько, насколько хватало глаз, тянулись тёмные прямоугольники полей, прошитые сетью каналов точно нитками. Троица всадников отдыхала, доверив коням самостоятельно выбирать дорогу, сами же они, вальяжно рассевшись в сёдлах, любовались сельскими пейзажами, тучными нивами и пасущимися на лугах стадами овец. — Когда всё закончится, я, наверное, куплю эту землю. Люблю овечек, да и лес рядышком, — нарушила молчание женщина. Она ехала верхом на огромном чёрном жеребце. Молодая, но уже не юных лет, эта особа являла собой причудливую смесь контрастов. Золотые кольца в ушах сочетались с потрёпанной шубой, являвшей собой непонятное сочетание из шкурок разных животных. Длинные серебристые волосы собраны под массивную шапку, некогда бывшую редкой величины енотом. Несмотря на отсутствие оружия, всё в её внешнем виде и повадках буквально кричало о принадлежности к касте воинов. — Твоя правда, Жози. Хотя, возможно, нам и не придётся сорить деньгами. Князь обещал наградить нас, так почему бы нам не взять награду, так сказать, натурой? — говоривший был прямой противоположностью своей спутницы. Одетый помпезно, можно даже сказать, кичливо, он сохранял поистине ледяное спокойствие на лице. Правда, делать это было совсем несложно, ведь на последнем напрочь отсутствовали привычные для людей черты, лицо напоминало белое полотно, в котором некий бездарный неумеха ножом пролезал щели для глаз и рта. Наверное, именно отсутствие губ, носа и бровей существо пыталось возместить вычурным платьем, ища в переплетении жемчужных нитей и золотого шитья спасения от собственной обезличенной сущности. В отличие от женщины, при нём было оружие: кривая сабля и кинжал, торчавший из голенища сапога, за спиной болтались тяжёлый арбалет и колчан с болтами. — Жорж, Жозефа! Наездники обернулись. Громко крича и размахивая рукой, им навстречу нёсся ещё один всадник. Этот был худощав и высок ростом, почти столь же бледен, как безликий. Куртка из чёрной кожи, высокие ботфорты. На вид парень был самым молодым в команде, в реальности же всё было совершенно наоборот. — Что случилось, Жан? — наморщила лоб женщина. — Мы же договорились не светиться, пока не пересечём границу. — И лишиться твоего очаровательного общества? Ну уж нет, — серая кобыла поравнялась с палевым и вороным. — Что делаем? — Да вот, делим Параракс. Тебе какую часть угодно? Я хотел бы получить городишко, наша Жози положила глаз на лес и ферму. — Предпочёл бы деревеньку в какой-нибудь глуши, и чтобы рядышком был старый замок. — Что это тебя в глушь потянуло? Устал от людей? — Ничего вы не понимаете. Зов природы, так сказать, организм жаждет сырых подвалов и пухленьких крестьянок. Впрочем, если наша Жози составит мне пару, я с готовностью откажусь от последнего пункта. Что скажешь, Жози, не хочешь стать виконтессой? — Нет, конечно, — девушка повела плечами. — На кой оно надо герцогине? — Ну вот, она снова задирает нос, — печально вздохнул юноша в чёрном. — Скорее, задирает хвост, — усмехнулся франт. — А вообще она права, герцогине не пристало общаться с теми, кто ниже неё по положению. Вот с мэром городка — самое то. — Её руки и сам король не достоин! — Не льсти, не перевариваю льстецов, — насупила брови дама. — А как же Мурзик? Между прочим, он очень по тебе скучал. — Парень снял с головы шляпу, демонстрируя виновника разговора. Котёнок сидел на его макушке с умением заправского кавалериста, увлеченно изучая окрестности. Заметив Жозефу, он вопросительно мяукнул и, получив в ответ кивок, прыгнул к ней на плечо. Утопая в мохнатой шубе, кот принялся тереться о щёку девушки, мурлыча ей на ухо что-то своё, кошачье. — Ну, чем не льстец? — усмехнулся Жорж. Девушка не сдержала улыбки. Ослабив поводья, она подхватила зверька на руки, уложила его на луку седла. — Ну что с тобой поделать? — Когда острые зубки впились в указательный палец, на лице ее возникла легкая усмешка. — Хоть один нормальный мужик. Угощайся, заслужил. — Сие есть истинный агент Князя! — с наигранным пафосом изрек безликий. — Предлагаю выдвинуть коллективное прошение о представлении этой пушистой задницы к ордену золотого капюшона. — Я за, — парень в плаще отсалютовал шпагой. — А то у нас есть, а у него нету. Даёшь орден для Мурзика! Компания дружно рассмеялась. — Должна отметить, — после небольшой паузы возобновила разговор Жозефина, — эта страна действительно хороша. Еды и воды здесь вдоволь, и климат просто прекрасен. Неудивительно, что местные столь миролюбивы. — Не говори, — Жак пытался совладать с ножнами, шпага била его по ляжке. — Здесь даже орки с тобой разговаривают, прежде чем съесть. Интересно было бы посмотреть на тутошних дроу. — Дроу западнее, под Гарвеей, — поправил обладатель бархатного камзола. — Я бы не стал им так завидовать: из-за того, что у них всё столь благополучно, они такие слабые, из-за этого они станут сначала нашей добычей, а затем — историей. — Я бы не спешила с выводами, — девушка заправила под шапку выбившуюся прядь. — Параракс сильная и многолюдная страна с великим прошлым. Они нелёгкая добыча. — Но начали удачно, не так ли? Гражданская война, причём трехсторонняя, причём на ровном месте. Стоило убрать нескольких человек, и империя рухнула. Два года работы и сбора данных, а каков результат! Мы стравили центр с севером, лишили действующую власть армии, и я молчу про санитарную и продовольственную обстановку, сие случилось само собой. — Но с орками у тебя ничего не вышло. — Да, признаю промашку, — согласился Жак, — но сами посудите: кто знал, что наша девочка бросит всё и сама побежит налаживать отношения? И уж точно даже помыслить было нельзя, что это может получиться, особенно после неудач, что были до этого. Однако всё хорошо, что хорошо кончается. Ведь договор, как я помню, был межу ней и зеленокожими, а она, минуточку, сейчас при смерти. Остальное — уже не моя забота, а ваша. Например, ты уверен, что попал в Зы? — Уверен. Он улетел метров на восемь. Небось его так и похоронили, аки барашка на шампуре. К тому же яд был добротный, тут не то что гном, гоблин не выживет. Да нам за нашу работу хозяин должен в ножки кланяться: королева мертва, самый сильный маг мёртв, северная армия обезглавлена, мирный договор поставлен под вопрос, архивы стражи сожжены, завербованы агенты, тех, кого не удалось завербовать, успешно съели. — Патриотизм в этой стране не был пустым звуком, я едва влезаю в штаны, — сокрушалась герцогиня. — Спешу заметить, что женщины в теле… — Жак недвусмысленно подмигнул. — Достал уже. Я вот о чём подумала. Два года! Братья, небось, уже переженились. Чёрт, может, я вообще уже чья-то тётка?! — Ну, если тебя интересует замужество... — затянул любимую песню Жорж, но был прерван самым непочтительным образом. — ...то на него можешь не рассчитывать. Он у нас сам как баба. — Попрошу без сарказма, — обозлился безносый, — то, что мне лучше удаются женские роли, отнюдь не моя вина. Это вина обстоятельств, Мурзик подтвердит. — Я серьёзно, ребята. Ну, кто из нас думал, что можно соскучиться по этому заросшему лесами куску мерзлой земли?! А сейчас как подумаю о родителях, доме, друзьях... — Жози ударилась в ностальгию, — с похоронной миной констатировал Жак. — Увы, но мне подобное не понять, за сочувствием обращайся к Жоржу. — В нашем роду семейные ценности тоже не особо в почёте. Впрочем, ради особого случая я был бы не прочь сделать исключение. Кони остановились — путь им преградила небольшая речка. Можно было, конечно, переплыть её верхом, но мочить одежду не было никакого желания. — Заплутали, господари? — голос принадлежал мальчонке лет восьми, который, опираясь на самодельную удочку, безбоязненно взирал на эту странную троицу. — Ой, дяденька, а чего это вы такой бледный? Жак едва заметно улыбнулся, а Жорж набросил на лицо шарф; не хватало еще, чтоб этот сопляк спросил у него, куда тот подевал свой нос. — А ты посмотри на его уши, — рассмеялась Жозефина, — сразу ясно станет. Мальчик присмотрелся. И точно, ведь уши-то заостренные. — Да вы никак эльф! — восторженно воскликнул парнишка. — Никогда не видел настоящего эльфа! Вы ведь из Бескрайнего Леса? Умоляю, расскажите мне, сударь, на что он похож. — Что ж, подойди сюда, малец. Ничего не подозревающий ребёнок приблизился к серой лошади. Всадник нагнулся, протягивая ему руку, в руке была зажата золотая монета. Глаза паренька блеснули, он потянулся за вожделенным богатством, но стоило ему схватить монету, как мягкие пальцы эльфа сжались на его запястье. — Дяденька эльф, ваша рука такая холодная... — Он снежный эльф, — не скрывая сарказма, хмыкнул безносый. — Не бойся, мальчик. Холодная бледная ладонь скользнула по предплечью, плечу, шее мальца, мягко сжала его подбородок. — Но... — Мальчик, разве эти глаза могут лгать? — он бережно повернул голову ребенка так, чтобы их взгляды встретились. На мгновение парнишка испугался, однажды он уже видел похожие глаза, у старого Филиппа, деревенского старосты. На его похоронах... Пустые и безжизненные, глаза незнакомца внушали тревогу, но недолго, через минуту на смену ей пришёл покой и странная умиротворенность. — А теперь пей, — Жак легонько надрезал подушечку пальца о шпагу и протянул руку мальчику, позволяя вкусить несколько капель. — С этого момента ты будешь делать то, что я скажу. Ты понял? — Да, господин, — паренёк облизнул окровавленные губы. — Далеко до ближайшего моста? — Большой каменный мост стоит выше по течению, господин, иногда я там рыбачу. Ниже по течению — паромная переправа. — Смотрите, какой полезный мальчик, — похвалил себя носитель шпаги и шляпы. — Дайте ему кристалл. Деревня недалеко от границы, его услуги нам будут очень кстати. — Так нету, кончились, — развела руками Жозефина. — Я свои ещё в Кроне потратил, — покачал головой Жорж. — Чёрт, мой последний достался тому орку в Угуме. Вот незадача, агент в этом месте нам действительно не помешал бы. — Так кто ж виноват, что ты сначала думаешь, а потом делаешь? — Бывает, — Жак скорчил недовольную мину. — Ну-ка, мальчик, слушай мою команду. Сейчас мы уедем, а ты зайдёшь в воду, потом досчитаешь до ста и утопишься. Понял? Ну, вот и умница. А теперь айда до моста! — Выкрикнув это, он сорвал с головы шляпу и стал размахивать ею на манер флага. — Кто первый, тот спит в одной комнате с Жози! — поддержал безликий. — Кто последний — оплачивает счёт! Под свист и улюлюканье кони рванулись с места, поднимая клубы пыли. Они неслись вперед, навстречу сверкающему предзакатному солнцу и бескрайнему горизонту. Маленький рыбак проводил пришельцев грустным взглядом и медленно поковылял к речке. Если говорить начистоту, то топиться ему не особо хотелось. Вода была ему уже по шею, когда ребенок внезапно осознал, что неграмотен и считать не умеет. С души будто камень свалился, он уже хотел выбраться из воды, но ноги почему-то не слушались. Тело продолжало выполнять приказ, пусть даже тот был невыполнимым. Темнело, из соседнего леса до него донесся протяжный волчий вой, и мальчик пожалел, что неграмотен.