Дикая Пустошь

      — Я ни за что не поверю в эту чушь, — первое, что заявил паладин Данс, услышав новость о своем синтетическом происхождении.       Нора тоже не верила словам Нейта, больше склоняясь к теории, что бывший муж решил то ли проучить её, то ли вернуть домой, то ли подшутить над её чувствами. Впрочем, даже для него шутка была чересчур злой, да и Данс подозрительно затих, погрузившись в размышления. Она знала, что он пытался вспомнить — эта цепочка была заведомо известна каждому, кто охотился за синтами. Также Нора знала, что этот метод далёк от совершенства: они уже встречали несколько групп шизанутых мстителей, которые истязали людей, пока дело не доходило до вскрытия.       — У меня есть идея, — произнёс Данс, когда логическая цепочка дала сбой. — Вернёмся на Придвен.       Нора шумно вздохнула и тут же поняла: вскрытию — быть. Без разговоров, без тестов, без суда и следствия — Братство Стали не станет терять время, если даже теоретически существовала угроза шпионажа.       — Ты бы сам с собой что сделал? — Нора начала издалека и внимательно посмотрела на напарника.       — Я бы работал по протоколу — что и тебе советую, — он вытянул вперёд руки и скомандовал: — Приказываю отвести меня на базу, рыцарь!       — Вот дура-ак, — протянул Нейт, про которого, казалось, напарники уже позабыли. Чтобы не смотреть на драматичную сцену добровольного задержания, он прикрыл лицо ладонью. То же сделал Дьякон. Подозрительно много было свидетелей у самой дерзкой и запутанной страницы в истории Братства Стали. Если бы старейшина Мэксон прознал об этом сборище даже намёком, то непрочное перемирие, скорее всего, шумно накрылось бы медным тазом.       — То есть ты сам не очень-то хочешь возвращаться? — уточнил Дьякон, хоть и знал ответ заранее. Скорее, это паладину требовалось сформулировать свои желания, а искушать Дьякон умел мастерски.       — Информация может быть ошибкой или подставой Института, — добавила Нора, чтобы Данс не расстроился ещё больше. — Обождём, пока всё не выяснится, скроемся. Жизнь у тебя одна, и я не советую ею щедро разбрасываться.       Паладин опустил взгляд и растерянно кивнул — он был настолько сбит с толку, что даже не мог самостоятельно принимать решения. Впоследствии он будет винить Нору в том, что она фактически силой увела его из Содружества, воспользовавшись неадекватным состоянием.       — Да ладно, — парировала она, лишь намекая, что кто-то начитался бульварных романов, — воруют только томных барышень, а у них обычно нет ни силовой брони, ни лазерного оружия.       Однако кое-что общее всё-таки оказалось: что томные барышни, что ворчливый паладин — одинаково хотели, чтобы решение принималось за них, и кто-нибудь другой бы указал путь к новой жизни. Поэтому благородного рыцаря — а точнее, рыцаря Братства Стали на некогда белом катере вместо коня — всецело устраивала покладистость Данса.       Пусть он не бросался за борт с пафосными прощальными речами, но безостановочно нудил всё путешествие до Фар-Харбор, будто намеренно провоцировал Нору столкнуть его в воду, но она крепко держала руки на штурвале, а мысли — в праведном умиротворении. Шум винтов и непривычный запах моря со временем подействовал и на Данса: он закемарил, не вылезая из уютной скорлупы силовой брони. Нора улыбалась, глядя на него. На какой-то миг ей даже казалось, что ничего в их жизнях не менялось.       Новая земля обещала новую жизнь или хотя бы долгожданное разнообразие, но в Фар-Харбор жили все те же синты и Дети Атома, которые, как теперь казалось, прохода не давали и постоянно жаловались на свои проблемы. Впрочем, из соседства с синтами можно было вынести какую-то выгоду, учитывая состояние Данса. Нора надеялась, что в Акадии ему помогут найти компромисс с новым «я» либо оправдают самые большие надежды о допущенной Нейтом ошибке.       Нора совсем не удивилась, что жители с подозрением отнеслись к парочке громил в силовой броне, обвешанной дорогущими пушками. Наверное, лишь чудом их катер не пошёл ко дну со всем этим железом на борту. Только местный торговец оружием одобрил подход «мягкотелых жителей материка» и выразил робкую надежду, что новые обоймы, пулеметные ленты и батареи понадобятся им в скором времени.       В городе никто не хотел говорить о синтах — невольно Нора почувствовала дух родного Содружества, — но местная старейшина (или мэр?) любезно порекомендовала проводника. Только при упоминании его имени местные жители почему-то странно посмеивались, что не предвещало ничего хорошего.       Лонгфелло не понравился Норе с первого взгляда: им оказался пропахший спиртом старик, который не мог ступить и шага из собственной хижины, не говоря уже об опасном переходе по острову. Нора родилась в интеллигентной семье учителей, поэтому к полуграмотным, но изобретательным деревенским жителям она относилась с львиной долей небеспочвенной брезгливости.       На её глазах произошло чудо: Лонгфелло дотянулся до бутылки, с чувством продрал осипшее горло, сделал глоток и тут же встал на ноги, будто трезвый. Такая вот реинкарнация.       — А вы точно дойдёте? — пролепетала Нора и глянула на бутылку в его руке, точно на Чашу Грааля.       — Если мы найдём по пути дозаправку, то да, — таинственно ответил он и вывалился за дверь.       Пока Нора утрясала организационные вопросы, Данс исчез из виду. Голос разведчика в ней подсказывал, что искать лучше в баре.       — Мне уже нравится этот парень, — Лонгфелло одобрительно кивнул бутылке портвейна на барной стойке и предложил Дансу взять её с собой. — Вместе веселее — пейзажи здесь не самые разнообразные.       Кроме уже упомянутых бутылок Лонгфелло прихватил популярное в Фар-Харбор оружие — гарпуномёт, с которого уже не спускал глаз чуть повеселевший с дороги паладин. Также за спиной старика свисала чуть затёртая от времени гитара. Как показало время, играть на ней он почти не умел, но это не мешало ему активно сочинять песни. Пел он обо всём, без разбора — о мусоре на дороге и о том, что завалялось у него в кармане.       Дорога на Акадию показалась Норе бесконечно долгой из-за тумана и музыкального сопровождения, но достаточно спокойной. Синты даже не стали разбираться, на самом ли деле Данс собран на конвейере, и безоговорочно приняли за своего. Нору это радушие напрягало: теперь она была не совсем уверена, что все жители Акадии — синты. Кто знает, сколько настоящих людей попало в ловушку собственной мнительности и подозрительности, вынуждающую их жить изгоями только потому, что какой-то древний синт, страдающий выборочной амнезией, был чересчур приветлив?       — Куда ты меня притащила, рыцарь? — каждый шаг Норы сопровождался бухтением паладина. — Или ты хочешь, чтобы я тоже присоединился к безумным синтам-сектантам? Даже не думай — моё мнение о них не изменится.       Она честно пыталась, — а кто не ошибается? — однако Данс в её помощи не нуждался. Они почти не разговаривали, если не перекидывались колкостями, и Нора начала ловить себя на мысли, что одиночество ей сейчас предпочтительнее, чем общество Данса. В один прекрасный момент, стоя по колено в болоте и отгоняя жирных комаров размером с собак, она не сдержалась и нахамила ему, высказав всё, что думала о его поведении в последние дни.       — Мне надоело придумывать тебе смысл жизни. Ищи его сам, а я — пас!       Данс только плечами пожал — внутри брони, конечно, — развернулся и отправился, как ей тогда казалось, в сторону Фар-Харбор. Через некоторое время, остыв и почувствовав угрызения совести, Нора решила помириться и направилась по его следу под приставучую песню старика Лонгфелло о какой-то там рейдерской матери.       Однако своим умом к смыслу жизни её напарник ушёл не настолько далеко.       Паладин Данс привык планировать каждое действие: если требовалось отремонтировать броню, то следовало разобрать её по каждому винтику, аккуратно разложить по частям, смазать и лишь затем аккуратно собрать, следуя чёткой инструкции и священному уставу Братства Стали. Упаси лишней мысли — не о сборке брони — поселиться в его просветленной голове.       Если требовалось выполнить миссию Братства Стали, то следовало внимательно изучить карту местности и скрытых коммуникаций, проверить оружие и наличие удовлетворительного количества боеприпасов. Гранат всегда должно быть на одну больше положенного — дабы унести себя с поля боя вместе с врагом. Каждый раз Нора смотрела на эту гранату как на капсулу с цианидом и говорила, что для себя найдёт иной выход, а паладина, раз ему так помереть не терпится, запрёт вместе с ней в каком-нибудь бункере — пусть себе спокойно взрывается и людей не тревожит своими глупостями.       Поэтому «спасительная» граната первой полетела в кусты, где благополучно разорвалась в полном одиночестве. Могло показаться, что взорвалась она по глупости, а не по здравому умыслу.       Если требовалось повеситься, то следовало внимательно выбрать достаточно крепкий уличный фонарь, найти верёвку понадёжнее, принести из любого дома табуретку и достаточно громко попрощаться с жизнью.       — Я всё для себя решил! Прощай, убогий жестокий мир!       Полупустая бутылка служила Дансу многофункциональным орудием — с резким замахом он выравнивался на табуретке и заодно отпугивал Нору, которая пыталась подступиться к нему.       — Хорошо, только вылези из силовой брони, сынок — фонарь погнёшь, — настоятельно порекомендовал Лонгфелло, который примостился у разбитой «корвеги». С Дансом их крепко, но негласно объединяла дружба с общим знакомым — портвейном. Мутные глазки старика неотрывно наблюдали за плеском последней жидкости на дне бутылки, а руки нервно сжимали гитарный гриф, будто пытались его придушить.       Недаром прошли лекции по стрессовой психологии в колледже. Правда, из Норы получился бы ужасный социальный работник, как и в случае Лонгфелло.       — Может, скажешь, что тебя беспокоит? — бросила она пробный камень.       — Легче сказать, что меня не беспокоит! — Данс трагично вздохнул, пытаясь сформулировать разрозненные мысли и донести до Норы общее душевное состояние. — Например, где настоящий Данс, которого я заменил? Может, у него была семья…       — Ага, и вдова, которую нужно утешить? Хватит уже, слезай!       — Ты не понимаешь! — раздосадовано бросил паладин, махнув рукой на свою недалёкую ученицу. — Я понятия не имею, где заканчивается человек, а где начинаюсь я. Да меня вообще не существует!       — По-моему, очень похоже на кризис среднего возраста, — со знанием дела заявил Лонгфелло, и Нора метнула в его сторону испепеляющий взгляд. — Предлагаю решить эту проблему по старинке, как в моё время было принято.       Не успела Нора и пискнуть, как Лонгфелло выбил с ноги шаткую табуретку. Верёвка натянулась, Данс повис — всего на пару секунд, — а затем фонарь всё-таки погнулся, не выдержав исполинского веса силовой брони. «Да кто так вешается?» — в сердцах подумала Нора, улепётывая из радиуса поражения. Лонгфелло же подался вперёд, протянул руки и поймал драгоценную бутылку. С диким грохотом паладин приземлился лицом вниз и остался лежать в позе рождественской звезды.       — Он убился? — с благоговейным ужасом прошептала Нора. Рядом раздался утробный булькающий звук — Лонгфелло дозаправился, одним глотком высушив последний портвейн.       — Да куда ему, молодой ещё. Завтра остров его судьбу порешит, и мы твоему товарищу не помощники.       — Значит, вот как в ваше время проблемы решались, — засомневалась Нора. — Выпустили бедолагу в лес: нет человека — нет проблем?       — Я через этот лес каждый день в школу ходил — и ничего, не помер, как видишь.       Нора закатила глаза, представив, как маленький мальчик отгонял заглотов палкой по дороге за знаниями, и рассмеялась: Мэксон рассказывал примерно такие же истории о суровом детстве, только в Вашингтоне и со стаями когтей смерти.       Данс всхрапнул, и Нора вздохнула с облегчением.       Туман вокруг них таинственным образом сгущался.