Наше рыжеволосое счастье

      Сон был крепким, мальчишка спал спокойно, давая остальным возможность выспаться. Но этой возможностью Мортус не воспользовался.       Проснувшись в семь от вибрации под подушкой, он тихо потрепал брата за плечо.       — Райгиль, нам пора. Сегодня надо расставить все точки над I, иначе будет уже слишком поздно. Пока Алекс спит, надо идти. — Мортус выглядел необычно серьезным и строгим. Сейчас его можно было даже спутать с Райгилем. Опустив взгляд на мальчишку, который этой ночью обнимал его, мужчина осторожно погладил его по щеке, убирая рыжие пряди с чужого лица. Ему и самому не хотелось идти. Не хотелось проверять свои чувства, самого себя и заставлять брата проходить через это же. Но на все это были веские причины. Если мальчишка окажется просто одним из многих, то уже через месяц он наскучит обоим братья, и за него можно будет, не беспокоится. Но если же это тот единственный для них обоих, его ни в коем случае нельзя оставлять где-либо одного. Да, сейчас никто не придает значения новому омеге близнецов, но что же будет месяц, два, три спустя? Алекс окажется тем рычагом, на который можно давить и управлять обоими братьями.       Кивнув, Райгиль коротко чмокнул омегу, положил возле него свою подушку, и молча встал, начиная одеваться. Его брат проделал все то же самое. Подушки были пусть и плохой, но все же заменой двух горячих тел.       Наконец, надев костюмы, братья Цестер бросили последний взгляд на кровать, где в ворохе одеяла спал парень и, наконец, ушли, закрыв за собой дверь. Они не оставили за собой записки, не просили ни о чем охранника на входе в дом, даже оставили телефоны на столах. Оба надеялись, что вернутся до того, как рыжеволосый юноша проснется. Сейчас же они ехали в бар как на казнь. Ни разу, за всю дорогу до борделя зеленые глаза не встретились, они не сказали друг другу и слова, только лишь сжимали руки в кулаки.       За баром стоял тот самый бета, клиентов практически не было, только лишь два пьяных тела где-то в углу, девушки и парни смыли с себя остатки макияжа и собирались уходить домой, их смена закончилась.       Пройдя в кабинет, Мортус вызвал с телефона двух знакомых омег, когда-то давно они были их пассиями, хорошо работали бедрами, жадно заглатывали член и стонали громче, чем требовалось. Но тем не менее они были одними из тех, кто продержался в их постели дольше остальных. Оба парня обрадовались, пусть и раннему, но все же звонку от бывших любовников. Им не понадобилось много времени, чтоб привести себя в порядок и приехать в знакомый бар. Это были два парня двадцати двух и двадцати трех лет.       Эрик мальчик постарше для Мортуса. Разноцветные пряди волос, подведенные стрелками глаза, зрачки которых обрамляли линзы сиреневого цвета. У Эрика повсюду был пирсинг, в губе, языке, несколько в ушах, на сосках даже в головке члена, о чем знал младший из братьев. Парень был веселым, довольно надоедливым и гиперактивным, он не мог долго лежать в постели, начиная просить хоть небольшой, но дозы кокаина.       Том с виду был чистым и невинным ангелом. Серые глаза, почти белые волосы и хрупкое тело. Омега все время морил себя голодом, он был помешан на своей фигуре, и образе ангела. Он умел строить глазки, плакать тогда, когда ему это было выгодно, но на деле, это была маленькая проститутка. После Райгиля, он и в самом деле стал парнем по вызову, обихаживал мужчин побогаче, просил с них дорогие подарки, а в случае отказа плакал и говорил всем знакомое «ты меня не любишь?». Об этой участи мальчишки не знал и сам Райгиль. Но ему нравилось, как парень стойко терпел все измывательства над его телом, лежал на кровати или стоял на четвереньках с пробкой в заднице, и мог молчать часами, просто истекая смазкой от желания и взгляда Райгиля. Но вскоре это бездействие, и его нарастающий эгоизм осточертели старшему Цестеру и он выкинул парня прямо из квартиры, благо было лето, в одних трусах.       Оба парня чуть ли не с порога кинулись на шеи близнецов, конечно перепутав бывших любовников. Оно и понятно, Райгиль намеренно оставил очки дома, да и одинаковые костюмы заставляли на пару мгновений подумать, что у любого, кто их видит, просто двоится в глазах.       Молча, поменявшись партнерами, альфы посмотрели на мальчишек. Похожи на маленьких уличных собачонок, которые, виляя хвостом, лезли к любому, кто им кинет и крошку хлеба. Да, это был не Алекс, совсем не Алекс, от них даже пахло по-другому, совсем иначе. Если не учитывать запахи посторонних людей, то от Эрика пахло цветущей яблоней, а от Тома ванилью.       Райгиль присел на край стола и посмотрел на омегу, после чего перевел взгляд на своего брата. Тот направился к дивану вместе со своим бывшим любовником, где так просто начал целоваться. В голове Райгиля пронесся хитроумный план, что если оттолкнуть этого омегу и уехать обратно в квартиру, где спал Алекс и просто оставить его себе, не позволяя брату больше прикасаться к телу рыжеволосого? Но мотнув головой, он понял, что это будет считаться предательством. Они договорились, все уже решили, а их рыжая бестия ни о чем не узнает. Да и это вовсе даже не будет считаться изменой, они ведь ничего не обещали ему, не говорили о любви, о совместном будущем. Это был всего лишь секс. За это не стоит чувствовать своей вины.       — Райгиль, от тебя так возбуждающе пахнет, неужели был гон? А почему ты не позвал меня? Почему только сейчас, а не вчера? — Прошептал белокурый ангел, мужчина же не смог ответить, закрыв глаза, он прижал к себе парня и поцеловал со всей грубостью, на которую только был способен. Мальчишка взвизгнул, когда ему прокусили губу, но даже не смел дернуться с места. Ловкие руки полезли в штаны. Расстегнув ширинку, он начал мять орган мужчины, который все никак не вставал в полный размер.       — Сейчас все будет, подожди. — Отстранившись, Том встал на колени, и сразу же взял в рот член мужчины, начиная старательно его сосать. Орган откликнулся на чужие ласки и начал подниматься. Мужчина сжал в руке светлые волосы и тяжело выдохнул, запрокинув голову. В мыслях сразу появился Алекс, его смущенный взгляд, робкий поцелуй, как он начал делать ему минет.       Мортус же в это время точно так же думал об Алексе, ему не хотелось позориться с обвисшим членом перед мальчишкой, который покрывал легкими, но быстрыми поцелуями всю шею мужчины. Альфа вспоминал, как Вуд первый раз краснел от легких прикосновений к нему, как дрожал от холода, тянулся за ним в поисках тепла. Его голос стоял в голове, его стоны, просьбы о большем, жаркие вздохи, которые прерывались только из-за поцелуев. Только от воспоминаний у Морти встал член. Рыкнув, он быстро повалил Эрика на диван, стянул с него штаны, расстегнул у себя ширинку, после чего достал из кармана брюк презерватив. Упаковка полетела на пол вместе с остальными презервативами, мужчина быстро раскатал на органе латекс и, плюнув на руку, смазал член слюной. Эрик оттопырил задницу, прижавшись грудью к дивану, и потерся ягодицами о пах мужчины. Но тот медлил. Руки дрожали, он понимал, что совершает ошибку. Понимал, что любит Алекса. Правда любит, и за него готов был расстаться с жизнью. Но от этого было все только хуже. Ухватившись руками за бедра омеги, он приставил головку члена к анусу парня и….       — Почему вы ушли без…. — Дверь открывается, в кабинет входит растрепанный и даже еще заспанный Алекс с мягкой улыбкой. Но это улыбка тут же исчезла с его лица, стоило ему только увидеть всю эту картину. Сердце бешено забилось в груди, стало тяжело дышать, будто Мортус снова схватил его за шею, еще сильнее сжимая руку, чем в прошлый раз.       — Простите… Я… Я не хотел вам помешать, мистер Райгиль и мистер Мортус. — Называя имена хозяев борделя, голубые глаза переместились с Райгиля на Мортуса. Тихо шепнув «удачи», Вуд через силу улыбнулся и вышел из кабинета.       Альфы с ужасом понимали, что только что произошло. Они оба замерли на месте, смотря, не моргая, на закрытую дверь.       — Милый, а кто это был? — Облизнувшись, Том посмотрел на мужчину и сразу же получил хорошую пощечину, от которой отлетел на пол.       — Ты, маленькая тварь, какого хрена не закрыл дверь?! Это ведь ты был последний! Убирайся прочь, скотина, пока я не убил тебя. — Райгиль был по настоящему зол. Он вцепился руками в собственные волосы и тихо застонал, зажмурившись. Мортус же напротив был спокоен. Он снял презерватив с опавшего члена и кинул на пол.       — Проваливайте оба. — Застегнув на себе брюки, он слез с дивана, и достав сигарету, закурил. Руки все так же тряслись, перед глазами стоял взгляд его принцессы. Он все видел.       — Он все видел. — Уже вслух произнес альфа. Звучит как приговор для них обоих. Они оба были не в себе, оба готовы были просто разрушить все в этом кабинете из-за жестокой случайности судьбы.       Омеги быстро собрались и сбежали из кабинета, перед этим сказав «позвони». Какие же они глупые, ничего совсем не поняли.       — Мортус. Мы все испортили. Уничтожили. Неужели так будет всегда? Он ведь мой. Не знаю, понял ли ты что-то за эти несколько минут, но я теперь знаю точно, что он мой.       — Я тоже. — Только лишь тихо произнес Мортус, выкуривая уже вторую сигарету и не зная, что делать им теперь. Но даже сейчас, когда их видел Алекс с теми омегами, он бы не захотел ничего менять в недавнем прошлом. Теперь ему известно наверняка все о своих чувствах. Альфа рад, что все же не успел войти в своего бывшего любовника, рад, что Алекс снова вбежал в их кабинет и посмотрел на него таким взглядом, говорящий ему о многом.       Оба хотели сорваться с места и побежать следом за парнем, но понимали, что тот наверняка уже ушел слишком далеко от борделя. Да и они ведь находятся в центре города, где они будут его искать? Это просто будет бессмысленно. Лучше дать ему и самим себе время. POV Алекс       А на что я вообще надеялся?!       Кажется, я не заметил их ухода из квартиры. Мне было тепло, мягко и уютно, не хотелось даже просто открывать глаза. Мы поздно уснули, и хотелось проспать до обеда. Если честно, то я бы с радостью остался дома, не выходя сегодня на работу. Дома… Их квартира для меня уже стала домом? Что за чушь. Это чужое мне место. Там все чужое для меня, нет ничего родного и близкого. Но, тем не менее, мне было в их квартире, рядом с ними, хорошо. Наверно, если бы не звонок Макса на сотовый, я так бы и проспал один в той квартире до их прихода. Когда раздалась знакомая мелодия на телефоне, я даже сперва не знал, откуда она исходит. Но, поднявшись с кровати, я все же нашел свой сотовый. Бета говорил тихо, спрашивал, почему я еще не на работе и не сменил его, что начальство уже в кабинете, и мне стоит поспешить. Мне показался странным его шепот, но я не придал этому большого значения. Пообещав скоро быть в борделе, я сразу же ушел в ванную, чтоб хоть немного умыться, а после, позвонил альфам, но как оказалось, телефоны остались дома. Одевшись, я выбежал из квартиры, захлопнув за собой дверь. На улице, как и в прошлый раз, стояло несколько такси, я сел в ту же машину, что и тогда, попросил довезти до борделя, а поездку записать на счет близнецов. Мужчина понимающе кивнул и тронулся с места.       Обычно говорят, что перед чем-то подобным сердце бешено колотится в груди, так сказать, предчувствуя нечто ужасное. У меня же сердце колотилось только от утренней спешки. Я не понимал, почему альфы уехали без меня, почему не разбудили и тем более оставили дома сотовые. В тот момент я думал, что они просто забыли их, а в борделе что-то случилось и срочно вызвали. Похоже, я еще в машине начал успокаивать самого себя.       На улице до сих пор горели фонари, снег пушистыми хлопьями падал на землю. Зимняя сказка. В такую погоду хочется уйти куда-нибудь в лес, даже не в парк, а именно в лес, чтобы почувствовать этот приятный запах зимы. Да, звучит странно. Чем может пахнуть зима? Она пахнет холодом, свежестью, рождеством и елками. Я бы обязательно забрал из леса шишку на маленькой веточке с колючими иголками. Я бы обязательно измазался в смоле и замерз по пути домой, ведь нельзя же пачкать варежки смолой. Я помню с детства вкус снежинок, падающих сверху. Помню как, высунув язык, старался поймать особенно большие хлопья, они мне тогда казались самыми вкусными. Боже, я помню, как искал сосульки на деревьях и елках, в которых замерзли шишки, листья или дикие плоды. Я хотел забрать их домой, положить в морозилку и время от времени доставать, чтоб посмотреть на это творение живой природы. Но сосулька таяла у меня в руках. Большие капли стекали по замерзшим ладоням и падали на снег. А ведь то, что находилось под этим слоем льда, уже не казалось мне таким красивым. Листья пахли гнилью, шишки разваливались у меня в руках, а из нее вываливались какие-то мелкие жучки, а замерзшие плоды выглядели слишком морщинистыми и отнюдь не аппетитными. Я помню это чувство досады и обиды на самого себя. Я помню, какими горячими мне казались собственные руки. Помню, как заболевал почти после каждого похода в лес зимой и все равно, раз за разом сбегал в свободное время в зимний лес. В свою сказку.       Похоже, моей сказкой сейчас были эти братья. От них ведь даже пахнет лесом. Но, как и в детстве, моя выдуманная сказка, мое мнимое счастье не было долгим. Забежав в кабинет, мне стало так жарко, невыносимо душно и плохо. Сердце пропустило удар. Я ни о чем не думал. Не мог. Наверно это звучит глупо и заезженно, но, увидев их вместе с другими, мне стало больно. Такая тупая ноющая боль, сравнимая наверно лишь с болезнью, пневмонией, когда каждый глубокий вздох заставляет поморщиться от давящего чувства на грудь. Поджав губы, я сделал глубокий вдох и произнес слова, которые в этот момент казались, мне самыми уместными и ушел. Я никуда не бежал, молча подошел к барной стойке и написал заявление на увольнение. Мелкий почерк, плохо различимые буквы. Я не обращал внимания на расспросы Макса, просто отдал ему листок бумаги и попросил передать начальству в середине или в конце дня. Попрощавшись, я вышел из борделя и просто пошел прямо, через дорогу. Горел зеленый свет, до сих пор шел снег, но сейчас он не казался мне таким чудесным и мягким. Он был холодным. Падал мне на нос и щеки, но не таял, мне приходилось убирать снежинки с лица рукой. Во мне будто что-то надломилось.       Мортус уже трахал другого на диване, Райгиль, закатывая глаза, получал удовольствие от минета. А эти омеги… Им было хорошо. Они с усмешкой смотрели на меня, как будто говоря «не мешай нам, завидуй молча и за закрытой дверью с той стороны». Эти омеги они были необычными, красивыми и хрупкими, такими, каким должен быть омега. Я чувствовал себя на их фоне грубым, серым и просто обычным. Тем, кто не в состоянии привлечь чужое внимание, или же удержать на себе чужой взгляд. А эти двое были яркими, заметными и милыми, даже в таком виде.       А на что я вообще надеялся? На их любовь? На ласку и тепло, которое они дарили мне вчерашним днем? Да, похоже, я не осознано надеялся, что так будет, пусть не всегда, но хотя бы дольше, чем несколько дней. Я глупец, раз поверил их теплым взглядам, улыбкам и поцелуям. Я самый настоящий наивный дурак. Бестолковое существо. Я и забыл, что для них это был только секс. Я забыл, что для них был игрушкой. Я забыл о чужом цинизме, лицемерии и несправедливости. Я просто забыл обо всем рядом с ними, почувствовав чужую заботу и ласку, которые оказались просто умелой игрой. Я был одним из многих. Мне просто повезло увидеть все это раньше, не быть выкинутым на улицу. Я сам ушел. Капля гордости не позволили мне чего-то ждать. Да и не обещали они мне ничего, только удовольствие от секса. Я сам собой был обманут. Поверил в то, чего никогда и не было и быть не могло.       Не помню, где я был, обращал внимание только на дороги, чтоб меня не сбила машина. Не знаю, сколько ходил по улицам, но все же пришел к своему дому. К своей квартире, которая казалась мне не теплее улицы. Закрыв дверь на все замки, я снял с себя обувь и пройдя к кровати, упал на нее, уткнувшись в подушку. Задержал дыхание, а слезы все равно выступили на моих глазах. Впервые за много лет я подумал, что хочу, увидеться с папой, с тем, чье лицо я видел только на фото. Хотелось, как в детстве прижаться к отцу и, прикусывая нижнюю губу, чтоб не расплакаться, слушать его истории о папе.       — Я сам во всем виноват.