И придет тьма...

Мелкий дождь, начавшийся утром, к ночи набрал обороты и уже не тихим скромнягой стучал по окнам и крышам города, а требовательно выбивал марш по одиноко едущему на пригородной дороге Джипу Чероки. Сезон дождей, выдавшийся в этом году на конец июля, размыл грунт и несчастный Джип оскальзывался, съезжая с колеи и иногда проседал, увязая в глинистой земле, заставляя свою хозяйку переключить коробку передач с автомата на механику. В очередной раз дернув рычаг на первую передачу и выжав педаль газа почти до упора женщине пришлось смириться с поражением. Двигатель сделал пару холостых оборотов и смиренно затих, а сама машина с чавкающим звуком просела в грязь, окончательно застряв. — Совсем великолепно, — простонал неудавшийся участник Трофи на Джипах, в очередной раз отправляя своего босса в эротический тур. Именно жадность владельца Аниматор и Ко, привела ее в пригород Сент-Луиса на частное кладбище одной из тех аристократичных семей, где старые предки хранят свои клады и постыдные тайны. Нынешний заказ не отличался от всех прочих, таких же скучных, но высокооплачиваемых заказов. Доехать, поднять, узнать: Правда ли высокоуважаемый лорд N имел бастарда C и имеет ли права бастард С претендовать на наследство господина В? Стандартная процедура, засвидетельствованная юристом и снова упокоить высокоуважаемого лорда N, до новых вопросов. Все просто и понятно, никаких проблем. Кроме ужасных дорог на подъездах к кладбищу. И если туда она еще смогла добраться, то обратная дорога, окончательно разбитая юристами и родственниками, совсем не хотела выпускать Аниматора из своих лап. Пришлось вызвать эвакуатор и смиренно ждать помощи. Звонок мобильника нахально ворвавшийся в монотонный стук дождя о металл машины, заставил склонную к паранойе женщину подскочить на месте, инстинктивно хватаясь за рукоять браунинга в наплечной кобуре. Не известно, что может ожидать «несчастную девушку», одну, на безлюдной дороге. Как говорила ее бабуля: лучше выстрелить, перезарядить и еще раз выстрелить, чем светить в темноту и спрашивать кто там. Может быть это не точные слова старушки, но вечно встревающая в передряги охотница считала их прописной истиной, не единожды спасавшей жизнь. Высветившийся номер на экране мобильника не добавил оптимизма «несчастной девушке», полицейский вызов во второй половине ночи мог означать только одно: нужна экспертиза на очередном месте преступления. *** Раскаленный, песчаный воздух жидким свинцом проникал в легкие превращая каждый вздох в медленную пытку. Песок оцарапывал воспаленное горло и заставлял человека заходиться сухим, лающим кашлем, сплевывая на пол собственную кровь. Липкий, отвратительный жар окутывал тело подобно кокону, превращая в размякший кисель. Ноги затекали от постоянного стояния, но небольшой клочок тени от самодельного навеса был подобен спасительному оазису в этом, забытом всеми богами, месте, именуемом «Обителью демонов» Камера смертников тюрьмы Эр-Рияда находилась на самом верхнем этаже ветхого, давно нуждающегося в ремонте строения. Днем, пустынное солнце раскаляло стены каменно-стального «мешка», делая его похожим на жаровню. Большие, зарешёченные окна освещали маленькое помещение, не оставляя места для тени. Ночью же температура опускалась достаточно низко для того, чтобы капли конденсата превращались в тонкую пелену инея на стенах. — Заключённый тридцать шесть дробь семь. На выход. — Высокий, крепко сбитый надсмотрщик остановился на против входа в камеру. Грубые черты обветренного лица перекосило презрение стоило взглянуть на тощего иностранца за решёткой. Капрал Зейб Шараф Эль Дин только вчера вышел из отпуска, но уже проникся слухами о «Лукавом», запертом в «Обители». Кривотолки, ходившие по тюрьме, были одна нелепее другой, кто-то считал заключенного тридцать шесть дробь семь одержимым джинами, пустынными духами, кто-то самим Лукавым, а кто-то обычным, тихо помешанным психом. Но все были единодушны в одном – то, что сидит в самой верхней камере, стоит обходить стороной, вознося молитвы Аллаху. Капрал еще раз осмотрел тщедушную фигурку, скромно ютившуюся под ветошью рукотворного навеса, силясь понять, что же так напугало сослуживцев. — Я не жду гостей. — На чистом арабском отозвался незнакомец тихим, похожим на лай шакала, голосом и тут же зашелся кашлем, сплевывая на пол сгустки крови. Своего визави он не удостоил даже взглядом, продолжая все также смотреть на бескрайние пески за окном камеры. Его не выводили на прогулки, еду приносили строго по расписанию, по этому же расписанию выносили ведро нужника. А единственным гостем был нервный коротышка адвокат, предоставленный государством и в чьих услугах он не нуждался. — На выход, значит на выход. — Грязный, давно не бритый иностранец с копной спутанных, серых волос вызывал омерзение вместо страха. — Ты свободен. — Не было печали… — заключенный, наконец-то обернулся к капралу. Зейб Шараф Эль Дин считал себя храбрым человеком, но даже он, ветеран войны, прошедший Ирак и переживший вооруженный конфликт в Косово, не удержался и инстинктивно сделал шаг назад, наткнувшись на ледяной взгляд призрачно-зеленых глаз. Столько тихой, затаенной и уверенной злобы он не видел даже в глазах своих врагов. Сразу всплыли бабские сказки о демонах ужасного Ленга, невидимых призраках и джинах, населяющих пустыни. Он их наслушался в детстве и никогда не верил в них. До сегодняшнего дня. Бывалый вояка был уверен, обычный человек не может смотреть на мир таким взглядом. Четыре этажа до выхода из тюрьмы их сопровождали тихие шепотки за спиной и могильная тишина камер, мимо которых проходил заключенный номер тридцать шесть дробь семь. Никто не смел обратить на себя внимание злого пламени глаз иностранца. Только смотритель архива личных вещей заключенных, скрюченный временем и артритом старик, казалось был безразличен к колдовскому взгляду. Тихо насвистывая незатейливый мотив, он сверился с описью и принес нехитрый скарб вещей. Давно разряженный телефон, массивное кольцо с черным камнем, шишковатая палка, отполированная и выбеленная временем, несколько золотых монет неизвестной чеканки, в общем-то это все, что было при мужчине на момент ареста. — Поздравляю с рождением внука. — Еле заметная улыбка коснулась губ бывшего заключенного при виде старика. Именно в смены этого бесхитростного смотрителя в камере смертников всегда была холодная вода днем и теплое одеяло ночью — Тяжело пацану придется с шестью сестрами. — Все-то ты знаешь, Лукавый. — погрозил пальцем старик, весело улыбаясь мужчине, когда-то спасшему его младшего сына. Стоило вывести иностранца за ворота, как тот исчез, будто растворился в воздухе. Только цепочки следов на песке говорили о том, что из главных ворот вышло двое мужчин. — Как есть, Лукавый. — сплюнул на землю капрал, стараясь забыть о заключенном номер тридцать шесть дробь семь, как о страшном сне.