Король Чёрного Озера

       11 ноября, 1994 г. Шотландия, Хогвартс Гарри вернулся в башню своего факультета к отбою. Весь вечер после ужина он делился с Рейном и Малфоем, который, как оказалось, мог нормально себя вести и не ёрничать на каждое слово, подробностями своего первого интервью этой жуткой дамочке — Рите Скитер. Гарри с содроганием ожидал статью в «Пророке», так как это «Прытко пишущее перо», когда он смотрел то, что оно записывает, выводило на бумаге какую-то чушь, типа: «очаровательные изумрудные глаза молодого Героя наполнились слезами, когда он вспоминал своих трагически погибших родителей». Дина и Симуса Гарри видел в гостиной, Невилл Лонгботтом тоже о чём-то разговаривал там с мальчиком-второкурсником, так что в их спальне ожидаемо был только Рон. — К тебе сова прилетела, — буркнул тот, кивая на его кровать, и Гарри увидел незнакомую сипуху, к лапе которой было привязано письмо. Это был первый раз после их ссоры, когда Рон с ним заговорил. — Как… э… Гермиона? — спросил Гарри, который так и не увидел подругу. — А я знаю? Я на отработке у Филча был, кубки драил, — скривился Рон, — всё из-за этого урода Малфоя. — Никто не просил тебя вмешиваться, — неприятно резануло ухо Гарри. — А он что, стоять и смотреть был должен, как в него проклятие летит? — Ты что, защищаешь этого придурка? — тут же взвился Рон. — Да он всё это со значками придумал, чтобы тебя унизить! — Так что ты не полез, когда эти значки все слизеринцы включали, а стоял и улыбался в сторонке? — тоже вспылил Гарри, вспомнив подробности сегодняшнего инцидента. — Сам-то вообще струсил, чемпион Хогвартса вшивый! — заорал Рон. — Я-то за Гермиону вступился! — Ага, — понесло Гарри, — пошёл с девчонками драться, смельчак нашёлся! А как ты сказал, так получалось, что сам высоко Гермиону не ставишь и с Панси Паркинсон согласен. Вечно у тебя все кругом виноваты во всём! Нечего на зеркало пенять, коль рожа крива! — Ах крива?! — сжал кулаки Рон, подскакивая с кровати. — Да уж куда мне до тебя, мистер Национальный Герой! Я ничем тебя не хуже! Надоело быть в твоей тени. Без меня ты вообще — ноль без палочки. Вон уже до чего докатился — Малфой ему не враг, слизеринцы все замечательные. Со всяким сбродом общаешься. Может, завтра станешь любимым учеником Снейпа? И сальноволосый ублюдок тебе мамочку заменит? Гарри задохнулся от гнева. Перекошенное красное лицо Уизли с выпученными голубыми глазами и побелевшими веснушками на щеках показалось на редкость отвратительным. Ярость клокотала в груди, но одновременно Гарри чувствовал, что что-то умирало, и он остывал. Волновать может только друг, только близкий человек. А «никто» волновать не может. С этого момента Рон Уизли был для Гарри «никем», словно умер. У Гарри больше не было друга с именем «Рон Уизли». — Гарри, извини, я не хотел, — залепетал и заюлил Уизли, видимо, понимая, что перегнул палку. — Просто вырвалось. Гарри промолчал и отвязал от почти позабытой совы письмо. Сипуха недовольно клюнула его руку, так как он не дал угощения и явно заставил её долго ждать, и перелетела к окну. Гарри сжал конверт, выпустил почтовую птицу и вышел из спальни. На душе было гадко. Хотелось поговорить с Рейном, рассказать о том, что он окончательно разорвал все отношения с Уизли. Гарри всегда был упрям и знал за собой эту черту, и он был уверен, что это — навсегда. Такие решения принимаются один раз. Нельзя войти в одну реку дважды, и нельзя вернуть дружбу, которая была разрушена до основания завистью, обидами, непониманием. Да, он принимал Рона со всеми его недостатками и закидонами, у Гарри самого было немало недостатков и закидонов, но, как оказалось, дружба, за которую он отчаянно цеплялся последние четыре года, оказалась слишком хрупкой и ненадёжной. Рон видел только «приз в тысячу галлеонов», но не замечал, как плохо Гарри, не думал, что он может погибнуть, не хотел даже слушать и верить. Лучше такой постоянный «враг», как Драко Малфой, чем такой непостоянный «друг», как Уизли. — Гарри, ты идёшь спать? — отвлёк его от безрадостных мыслей голос Невилла. Лонгботтом потрогал его за плечо, и Гарри очнулся сидящим в гостиной факультета, невидящим взглядом разглядывая огонь в камине. Как оказалось, было уже одиннадцать вечера и народ разбрёлся по спальням. — Я… Да, сейчас пойду, посижу ещё немного, — посмотрел в глаза Невиллу Гарри, а ещё ощутил, что всё ещё сжимает письмо, которое так и не прочёл, занятый своими переживаниями. — Ты… не расстраивайся, — сказал Невилл, — с Гермионой всё в порядке, Лаванда и Парвати сказали, что она после зелий спит в их спальне. И из-за значков не переживай. Глупости всё это. Они просто… завидуют, наверное. А на факультете тебя поддерживают. Так что не обращай внимания на Рона, он… Бабушка говорит, что у нас просто такой возраст, когда идёт становление и все… ну… пытаются найти своё место и всё сложно. — Спасибо, Невилл, — Гарри улыбнулся, после слов Лонгботтома стало немного легче. — Иди спать. Я тоже скоро приду. — Ну ладно, — Невилл тактично удалился, оставив его одного. Гарри развернул конверт и чуть не выронил, узнавая почерк Сириуса. «Гарри, не могу сказать в письме всё, что хочу: слишком опасно, вдруг сову перехватят. Нам нужно переговорить с глазу на глаз», — прочитал первую строку он и заморгал, приоткрыв рот от неожиданности. Письмо от Сириуса? Но… кто тогда его друг — Рейн Воланс Блэк? Множество вопросов закружили голову так, что Гарри откинулся в кресле, стараясь глубоко дышать. Затем он, осторожно, опасаясь за свой рассудок, продолжил читать. «Сделай так, чтобы мы могли встретиться через две недели в час ночи с субботы на воскресенье*. Я как никто знаю, что ты сам себе лучший страж, а рядом с Дамблдором и Моуди вряд ли кто отважится причинить тебе вред. Но кто-то, явно могущественный, замыслил недоброе. Ведь твоё имя попало в Кубок под самым носом у Дамблдора. Будь начеку, Гарри. Я по-прежнему хочу знать обо всём необычном, что происходит в замке. О нашей встрече дай мне знать как можно быстрее». Земля второй раз за вечер уходила из-под ног. Если подумать, то Рейн, который явно был вовсе не Сириусом, появился очень подозрительно и «под самым носом Дамблдора». Рейн появился как раз с гостями и мог бросить его имя в Кубок. Кто заподозрит простого четырнадцатилетнего пацана? А от него чувствовалась какая-то сила, уверенность, какой редко обладали подростки. Именно поэтому Гарри принял его за Сириуса — взрослого волшебника в теле юноши. Гарри почувствовал себя совсем плохо. А потом они «подружились»… Может, Рейн за его спиной смеялся, какой Гарри дурак. Строил с ним предположения, кто бросил имя в Кубок, и всё время был рядом. Знал все его мысли. Поддерживал. Даже попытался «подружить» с Малфоем. Гарри содрогнулся. А если всё это изначально была задумка Малфоя? На втором курсе Люциус Малфой подсунул ту тетрадь с молодым Воландемортом Джинни, а вдруг?.. Даже совпадает, что они родственники с Драко! Отец и сын! Гарри чувствовал, что его тошнит. Вокруг него сплошные заговоры и предательства. Конечно, он ещё не совсем доверял Драко, но был почти готов… Чёрт, как же он был глуп! И Рейн! Как он посмел обмануть! Выдал себя за Сириуса! Гарри ему полностью доверял! Глаза щипало и горло першило. Гарри с трудом сглотнул, холодный ком расплывался в желудке. Он снова обманут и предан. Письмо Сириуса, которое открыло ему глаза, Гарри снова перечитал и спрятал в карман. На душе стало совсем муторно. Вина Рейна была очевидна, но Гарри до конца не верил. При всех явных доказательствах не верил. Неизвестно, где тот прятался по ночам и вечерам, но ни в карету к шармбатонцам, ни на корабль к дурмстранговцам Рейн, понятное дело, не ходил. А значит, прятался где-то в Хогвартсе. Гарри вернулся в спальню, тихо извлёк из сундука Карту Мародёров и мантию-невидимку и вернулся в гостиную. — Я узнаю, кто ты и где ты прячешься, — тихо пообещал он, взмахивая палочкой над картой. — Я обещаю, что ничего хорошего не замышляю!**