Подвал

Надежда, что их-таки найдут, пусть даже люди Быстрова, у Паши улетучилась мгновенно. Ничего не происходило. Где-то там, за стенами особняка кипела жизнь, а они, сидя в подвале, пытались выжить. Пока получалось… Но противный, тонкий внутренний голосок нашептывал, что ничего хорошего не будет. Рано или поздно закончится вода, еда, да и на место живым инстинктам придет обреченность. Ткачев, уставший кружить по комнате, в поисках чего-то неведомого, поежился от холода и снова прислушался. Ирина все так же спала, дыхание становилось более хриплым и прерывистым. Ситуация ухудшалась на глазах – тепла им было неоткуда достать, каких-то лекарств тем более не было, а кашель Ирины вполне грозил вылиться в полноценную болезнь. В добавок к постоянному чувству холода добавилась сонливость. Паше отчаянно хотелось лечь, свернуться калачиком и заснуть, как и Зиминой, часов на двенадцать. Не думать обо всех проблемах, не вспоминать и не анализировать… Стены подвала давили, раздражали, угнетали, скромная обстановка была изучена до мелочей… А прежняя, «до подвальная» жизнь казалась чуть ли не раем – еда в любых количествах, ванная, туалет, удобная кровать, отопление. Развлечения типа телека и интернета воспринимались как нечто фантастическое. И отчего-то не верилось, что где-то еще есть жизнь, сменяются дни и ночи, светит солнце, гудят машины, город не спит. «Трое суток… Мы тут трое суток. Наши там че, перепили все, раз не шевелятся? А Ромыч, он же должен был понять, почувствовать!» - мысленно возмущался Паша, сидя на краешке стола. – «Два человека пропали, одновременно, и никому дела нет… Москва, блин, как яма помойная. Сгинешь и не чухнется никто». Подцепив сумку Зиминой, Ткачев зачем-то туда заглянул, но, не найдя ничего полезного, отшвырнул обратно. - Полцарства за спички… - пробормотал себе под нос и, странно дернувшись, прислушался. На какое-то мгновение ему послышались шаги за дверью. Но разумеется, ничего не произошло. Лампочка под потолком дрогнула, замерцала и засветила приглушенным, едким светом. «Только этого не хватало!» - внутри Ткачева все взбунтовалось. Остаться без света было ну совсем ужасной перспективой. Катастрофической. - Темно и тихо, как в склепе. Круто, че… - одними губами произнес Ткачев и постарался как можно тише опуститься на тахту рядом с Ириной. Она лежала лицом к стене, накрытая всеми доступными средствами обогрева. Судя по мерному дыханию она спала, и это было, пожалуй, лучшим в данной ситуации. Первоначальное желание обнять ее Ткачев в себе подавил. Вместо этого прижался спиной – так было теплее им обоим, - и подложил руку под голову. Снова, сквозь легкую полудрему почудился запах кофе и апельсинов, манящий, тягуче-притягательный. Перед опущенными веками замелькали какие-то точечки, расплывающиеся круги, Ткачев мысленно усмехнулся – совсем недавно очень мечтал отоспаться, выключиться из жизни на пару тройку дней и спать, спать, спать. Вот, мечты сбылись в полном объеме, единственное напрягали перспективы уснуть вечным сном в ближайшее время. Пашу снова утянуло в вязкую темноту сна, и так же внезапно сон прервался от резкого звука прямо над ухом. Ткачев мгновенно открыл глаза и понял, что ничего не видит. Вокруг была кромешная мгла, и в ней где-то рядом билась в судороге и что-то кричала Зимина. Несколько секунд ушло на оценку ситуации – все-таки вырубилось электричество, а не что-то со зрением. Ирина за это время уткнулась руками ему в грудь, затем снова вскрикнула, дернулась и так быстро перекатилась куда-то на пол, что даже не успел среагировать и поймать. - Ирина Сергеевна? Что случилось? Кто тут?! Паша, как слепой, выставил перед собой кулаки – неужели, в комнате кто-то есть, помимо их двоих? Кто-то зашел, пока они спали? Чего так испугалась Зимина? Приснился кошмар? Начались галлюцинации? Куда она соскочила с дивана? Казалось, что ее хриплые тяжелые вдохи одновременно доносятся со всех сторон. - Ирина Сергеевна, вы где? Все в порядке? - Тут… на столе…я… почему темно? Она наконец подала голос, и Паша облегченно выдохнул. - Почему на столе? Что случилось? - Я проснулась… открыла глаза и очутилась в темноте. Я не могла понять, где я, а потом… на лицо как будто кто-то спрыгнул и побежал по щеке к шее… Голос полковницы дрогнул от такого явного отвращения, что Ткачев не смог сдержать улыбки. Хорошо, что было темно. - Да, тут кто угодно может быть на самом деле. Я пока по ящикам шарил и пауков видел, и трясогузок, и… - Прекрати! Показалось или действительно впервые за все время знакомства и совместной работы уловил в ее голосе умоляющие нотки и даже слезы? - Ирина Сергеевна, вы пауков боитесь? Реально что ли? - Тебя это так веселит? «Да уж, - пронеслась в голове Ткачева мысль - было наивным скрыть от нее что-то, даже в темноте». - Да не… Просто… Мы теперь, похоже, остались в темноте, и поэтому вы их видеть не будете, только чувствовать, так это и не так страшно. - Ты издеваешься, да? - Нет, шутить пытаюсь. Паша смолк, с ужасом понимая, что сердце сжимает страх. Холод, голод, кромешная темнота, потом, наверное, еще прибавится жажда… Зимина, сидя на столе с ногами, уткнувшись лбом в колени, думала о том же. Ни одна живая душа, кроме Антошина, не знала, куда она едет. Дом должен оставаться пустым еще года три, так что даже их трупы успеют истлеть или превратиться в мумии. Кричать бесполезно, подвал находится на несколько метров под землей, и только вентиляционная труба… - Ткачев, вентиляция… - Я проверял. – Он сразу ее понял. - Там решетка высоко и литая. Ее не отодрать, а если и отдерем, то что толку… Труба диаметром не больше десяти сантиметров. Даже если кричать в нее, все равно толку не будет. Нас только одно может спасти - только если наши догадаются, где мы. Кто там был то, за камерой? Кто-нибудь еще знал про это? - Антошин… Денис Антошин. Больше никто не знал. И я не понимаю, что случилось. Теперь, когда Паша точно узнал, что начальница его пыталась развести, и собственно у нее это получилось, вернулась прежняя злость. Это она разрушила его жизнь! Это она заманила его сюда, обрекая на медленную и мучительную смерть! Это она одна во всем виновата! Пальцы сами нащупали ствол. По звуку дыхания безошибочно нашел ее и приставил дуло к затылку. - Он хоть заряжен? Или холостые? А, Ирина Сергеевна? Вы же тут передо мной комедию ломали, да? - А ты проверь… Ткачев, чувствуя огромную усталость, опустил налившуюся тяжестью руку. Почему-то показалось, что именно на это она и рассчитывает. Но, вообще, проникнуть в ее мозги и понять, что хочет и о чем думает, было невозможно. - Ложитесь на тахту. Я с дивана обивку отодрал пока вы спали, так что можно укрыться. Хоть что-то… - Ткачев, тебя не поймешь. Ты то убить меня пытаешься, то заботишься. Уж определись… - А вы бы не ерничали и не язвили. Сами знаете, что виноваты. Или не так? А? Не слышу! - Что ты хочешь от меня услышать?! - Что вы виноваты! Неужели так трудно признать свою вину? Ну, давайте, попытайтесь, в темноте же легче, я даже глаз ваших не вижу. - Иди… ты к черту… Зимину скрутил кашель. Долго не могла остановиться, а потом отдышаться. Ткачев хотел предложить ей воды, но не решился вмешаться. Просто стоял и слушал, когда успокоится. - Оставим пистолет на крайний случай. Давайте, помогу спуститься. Их руки соприкоснулись, но Ирина дернулась, замерла. - Не пойду я туда. - Блин, ну хватит уже! Трупов не боится, а от пауков шарахается. Че вы за человек вообще такой, никак не пойму! - Я не прошу меня понимать. - Замечательно. Не идете? - Нет… - Ну и сидите тут до посинения! Недолго осталось. Когда Паша совершенно затих, Зиминой показалось, что она осталась одна во всем мире. Больше не было ни звуков, ни запахов, ни красок. Только пустота, холод, безвременье и одиночество. Подумала бы, что это плата за все грехи, если бы верила в Бога. А так… всего лишь нелепое стечение обстоятельств. Было так холодно, что стало больно – тело тщетно пыталось разогнать кровь. Грудь изнутри саднила все сильнее, а дыхание было горячим. Знала, что это плохой знак. Когда Паша потянул ее со стола, а затем прижал к себе, она была ему почти благодарна. В это время лампа затрещала и вдруг постепенно разожглась еще ярче прежнего. Или это им просто показалось после нескольких часов в полной темноте. По глазам резануло так, что Паша зажмурился и застонал. - Может… это хороший знак? - Может… До тахты Ирина дошла с трудом. - Я посплю немного… плевать… на пауков… На все плевать… И, да, Паша, я виновата. Прости… Если можешь.