Подвал

К тупой обволакивающей голову боли добавился противный звук капающей воды и Карпов зашевелился. Странный шум, доносившийся откуда-то сверху, сначала озадачил, но чуть позже Стас сообразил - на улице разошелся ливень. Крошечное осознание, раз шумит сверху, то он, скорее всего в каком-то подвале, мелькнуло и скрылось, уступая место боли. Карпов валялся лицом вниз на какой-то противной мокрой картонке, не имея возможности толком пошевелиться - раскалывалась голова, да и спина вдобавок отзывалась обжигающими "прострелами" при малейшем движении. А еще чертовски хотелось пить. Сознание то и дело уплывала, болело, кажется, все и везде. Какие-то части тела давали о себе знать вспышками, а перед глазами расплывались красно-желтые круги. Спустя несколько минут Стас более-менее пришел в себя и невнятно выругался сквозь зубы - левая рука под весом тела успела онеметь, и чтобы не распрощаться с конечностью окончательно, надо было как-то повернуться на бок и вытащить ее из-под себя. Но на практике это оказалось куда сложнее, от лежания в воде, на холодном полу, мышцы одеревенели и тело категорически отказывалось слушаться. Но кое-как, далеко не с первой попытки и после нескольких обмороков Карпову это удалось. Он положил голову на согнутую правую руку, пытаясь отдышаться. Положение мягко говоря было хреновым. Как он тут оказался, Стас не помнил. Последним ярким воспоминанием был собственный двор и магазин, в который он выскочил на несколько минут за креветками и пивом. Дальше память услужливо подсовывала замечательное ничего. Устав от собственных открытий, Стас задремал, хоть и понимал, что по-хорошему ему надо как-то подняться с пола и искать выход. Но сил на это не было, видимо, сильно приложился головой при падении. ... Когда Карпов в следующий раз открыл глаза, дождь кажется перестал, и на нервы действовало только настойчивое противное капанье где-то в углу. Картонка, намокшая наполовину, превратилась в мерзкую кашу, Стас постарался отползти чуть в сторону, и это у него получилось почти что безболезненно. Темнота помещения все равно расплывалась перед глазами. В подвале отвратительно пахло сыростью, известкой и плесенью. Запах, почему-то прочно поселившийся в носу, вызвал странный привкус во рту и Стаса вырвало. Он приподнялся на руках, вздрагивая всем телом от боли в голове, спускавшейся горячей волной вниз по спине, и рухнул обратно после того, как пустой желудок скрутили спазмы. Состояние к его удивлению стало лучше. Соображать, по крайней мере, получалось чуточку лучше. И в понимании ситуации появилась связность. Он, Карпов, пошел в магазин, но видимо получил по башке чем-то тяжелым и оказался в подвале, и наверное, запертым снаружи. Проверить это он не рискнул был под страхом смерти, но отметил для себя как самый важный пункт на будущее. Отсутствие при себе мобильного особо Стаса не расстроило - все равно связь тут вряд ли бы ловила. А бесполезный кусок пластика и стекла рано или поздно разбился об одну из ближайших стен. Утешившись таким образом, Стас снова погрузился в странную болезненную дрему, чувствуя себя как никогда беспомощным. ......................................................................... Зимина застывшим взглядом проводила исчезнувших в подъезде Савицкого и Ткачева, и так и осталась сидеть, не в силах подняться или хотя бы разжать пальцы, зачем-то сжимающие телефон. Ее вдруг прожгла страшная, но очень логичная догадка о том, что она давно сошла с ума. Как когда-то Карпов. Или даже хуже… Оглядела свои побелевшие пальцы. Все на месте – кольца, маникюр, браслет с часами. Только это уже, наверное, давно не она. Оболочка осталась той же, а душа выгорела дотла. Она честно пыталась, но не могла вспомнить себя прежней. То есть, конечно, она не забыла события, разговоры, подробности, но вот ощущения, чувства истерлись до самого основания. Даже следов, кажется, не осталось. Где эта Ира, которая трясущимися руками целилась в ногу убегающему преступнику, да так и не смогла нажать на курок? Кто-нибудь мог предположить тогда, что убийства на ее счету перевалят за десяток и в какой-то момент она даже перестанет вести счет, и будет выкидывать мысли об этом из головы, как ненужный хлам? Где та Ира, которая не смогла взять деньги, чтобы помочь собственному крестному? Это у нее сейчас огромный счет в банке, где валяются купюры, с которыми нечего делать. Вытащить наружу нельзя, вот так и лежат в железном ящике, как в гробу. Смешно… Где та Ира, которая любила до сбитого дыхания, до бабочек в животе, до опьянения и отчаянья, когда готова встать на колени, лишь бы тот, кто дорог, был бы в безопасности и рядом? Через несколько лет она заведет любовника просто для здоровья, у него за спиной будет решать его проблемы не потому что любит, а потому что скучно, и откажет ему в предложении со взглядом, каким, наверное, даже на мишень в тире не смотрят… Где та Ира, которая умела весело хохотать и радоваться праздникам, которая, как ребенок, верила в сюрпризы и даже чудеса? Какие уж тут чудеса, когда собственными руками относишь деньги матери той, которую убила? Если спишь с мужчиной, который любил твою жертву? Паша… На какое-то мгновенье показалось, что с ним она хоть немного сможет ожить, почувствовать себя не ходячим трупом… Вернулись желания. Что-то загорелось внутри теплое и нежное… Но, конечно, она, моральный урод, этого больше не заслуживает. И странное появление Глухарева из прошлого как пощечина. Это не случайность. Это знак. Она не имеет права. Но еще она не имеет права бросить Карпова. Такой же, как и она, душевный калека и монстр. Зимина с трудом разлепила затекшие пальцы и вышла из машины. Она знала, что, если Глухарев решил упорствовать, ребята церемониться с ним не станут. Но даже, если на это уйдут ее последние в этой жизни силы, она должна.