Другой

За два года до описываемых событий. Пять немыслимо долгих лет один человек хранил глубоко в душе самое светлое и прекрасное чувство, подаренное Богом человеку. Пять столетий молчаливого обожания, пять веков терзаний и боли, пять тысяч украденных взглядов и миллионы горьких вздохов в глухой ночи. Так, наверно, Пигмалион много лет ласкал взглядом холодный мрамор камня, который никогда не отзовётся ответным чувством. Человек способный любить с такой силой страсти, способный к такой волне саморазрушения, в миг триумфа отчаяния, превращается в сверхсущество. Ещё на заре мироздания, когда творец создал пару земных созданий и приподнёс им в дар способность любить, в ту же минуту падший ангел где-то глубоко в недрах земли, коварно улыбнувшись, вложил, осквернённое его прикосновением, светлое чувство в души двух людей одного пола, оставив одно сознание чистым и нетронутым, при этом, наделив чернотой другое. С тех самых пор, если на земле рождалась пара, которой судьбой было предначертано познать океан счастья и любви, то в правилах сохранности равновесия, на другом конце земли появлялись два сердца, что неизменно будут притягиваться друг к другу, но кроме нечеловеческих страданий, эта связь ничего им не принесёт. Величайшим сожалением для автора является сам факт необходимости познакомить читателя с этой парой. Но, увы, суровая реальность разворачивающихся перед нами событий, заставляет его продолжать. Итак, Джанлука и Пьеро были разделены игрой в кости, пропастью под ногами великих, песками зыбкого времени. Но, вложив в души людей любовь, а в уста слово, никто не отбирал у них желание бороться за счастье, даже если оно было лишь миражом. Джанлука, полюбив его с первого взгляда и отдавшись навеки в плен дьяволу, как мы уже говорили, не надеялся на ответное чувство. Смирение пришло одновременно с любовью. Склонив покорно голову, он с печальной улыбкой на прекрасных устах пять лет шагал нога в ногу рядом с величайшим страданием своей жизни. Но так сложилось, что одно обстоятельство в корне изменило отношение Джана к такому положению вещей. Всю свою жизнь, живя в страхе, скрывая свои истинные порывы, его несмелый разум обрёл голос и решил побороться за призрачную надежду на счастье. Но когда ты осмеливаешься плыть против течения, нужно с чего-то начинать. С чего же? И тут, как ни странно, Джанлука решил открыть свой секрет самым близким людям. Это стало новым началом. Можно ли подготовиться к такому событию? Как спланировать идеальное признание? Человек, не лишенный интеллекта, найдёт подходящие момент и время.

***

Венеция — древнейшая обитель влюблённых. Возможно, самый красивый город на земле, построенный человеком. Венеция — сплошное очарование, блеск, запах настоящей жизни. Вместо широких и шумных улиц — глубокие рукава-каналы, вместо современных построек в стиле модерна — Дворец дожей, вместо усталых и угрюмых лиц людей — веселые и шутовские маски искусных мастеров. Архитектура столицы романистов поражает воображение не только стилем и древностью построек, но и своей ошеломительной историей. Плыть звёздным вечером в гондоле по узкому каналу под расписными мостами, увитыми цветами, наслаждаться звуками гитары и мандолины, проплывать мимо старинных окон, в глубине комнат которых, творили Тициан и Гольдони, сочинял свои Великие шедевры Вивальди и обольщал женщин знаменитый Казанова. Джанлука выбрал именно это место для реализации своих мыслей, опираясь на слова Артура Саймонса, что в Венеции любой реалист станет романтиком. На это он и надеялся. Уговорив ребят провести последний совместный день перед долгим отдыхом на родине Дездемоны, Джанлука заметно волновался, возвращаясь из оперного театра Ла Фиениче, где они услаждали слух бессмертной Травиатой Джузеппе Верди. Он искоса наблюдал за своими друзьями, пытаясь вновь прогнать в голове заготовленную речь и стараясь предугадать их реакцию. Они разместились в уютном номере Иньяцио, осушив по паре бокалов искристого шампанского и пребывая в самом прекрасном расположении духа. — Пьеро, не будете ли вы столь любезны подкинуть мне вон ту конфету? Если это Вас не затруднит, — Инья устроился на мягком диване и откровенно издевался над словами Пьеро о том, что в опере кто-то слишком громко хихикнул. — Хватит паясничать, я тебе куплю завтра на фестивале маску шута, обещаю, — и Пьеро кинул в него красный леденец, потом обернулся и увидел Джана, задумчиво стоящего у распахнутого окна с бокалом в руке. — Джанлука, какие мысли занимают твою хорошенькую голову весь вечер? — он попытался поддержать шутливый тон, но мимолетное беспокойство все же проскользнуло в его словах. Джанлука понял, что момент настал. Он медленно подошёл к бару, налил себе полный бокал и, одним глотком осушив его, сел напротив ребят, устремив на них пристальный взгляд оливковых глаз. — Мне необходимо поделиться с вами одним обстоятельством, — он говорил тихо, но спокойно, не отводя от них взгляда. Иньяцио перестал дурачиться и принял вертикальное положение, Пьеро выпрямился, всматриваясь долгим взглядом в знакомые черты. Всем своим видом они показывали, что готовы внимательно слушать. — Я понимаю, что-то, что я поведаю вам, вас шокирует, вызовет неприязнь и даже отвращение, но я готов ко всему. Уже очень много лет я размышляю о том, чтобы сообщить, поделиться с вами, но решился только сейчас. Прошу, не думайте, что это будут необдуманные слова: я давно все обдумал и решил. Я хочу, чтобы вы, мои самые близкие друзья, поняли меня… и приняли… — он сделал глубокий вдох, словно готовясь к заплыву на длинную дистанцию, и твёрдо произнес, глядя им прямо в глаза, сжимая кулаки, собирая все своё мужество: — Я гомосексуалист. О, богиня, сколько мужества скрывалось в этом хрупком теле, за завесой тонкой цельности души и непостоянством разума! Храбрейший человек на свете готов бы был сразиться с парой львов, нежели находиться на месте нашего друга. Звенящая тишина повисла в воздухе. На лице Иньи сначала отразилось недоумение, затем недоверие, постепенно сменяющееся ужасом. Выражение же лица Пьеро оставалось бесстрастным. Он не дернулся, как Иньяцио, не вскинул на него шокированный взгляд, но неотрывно смотрел в глубокие глаза Джана. Последний интуитивно почувствовал, когда стоило прервать затянувшееся молчание. — Вы ничего не скажете? — он напряжённо всматривался в них. — Тты …. ну…. мммм… ттты… Джан, ты уверен? — наконец смог произнести Инья. От его расстерянности лёд в комнате тронулся и потеплел, легкий смех послышался в воздухе. — Я же сказал — я уверен. Все так давно и долго тянется, что это признание уже несколько запоздало, — он устало провёл рукой по волосам. — Меня никогда не привлекали представительницы прекрасного пола, сколько я себя помню. Ещё вопросы? — Кто знает об этом? Ты же не собираешься официально об этом заявлять? — поток вопросов готов был срываться с уст Иньи бесконечно. — Я и вы. Нет, конечно, ничего такого в моих планах нет, — он с улыбкой взглянул на друга, но тот, чьих слов он ждал больше всего, молчал. Их взгляды снова встретились. Нечто неуловимое и покрытое завесой тайны скрывалось за красной оправой очков парня, упорно хранившего молчание. — Можно ещё вопрос? — Иньяцио было уже не остановить. — Ты… ммм когда-нибудь спал с… сам понимаешь с кем? — Да, — просто ответил Джан. Инья смутился, откинулся на диван, скрестил руки на груди и посмотрел на Пьеро, ожидая его вердикта. Ещё несколько минут молчания, и вдруг Пьеро встал и крепко обнял Джана. — Ты наш друг. И мы любим тебя, не переживай, — он отстранился и вновь сел рядом с Иньяцио. — Да, и не стоило так страшиться этого разговора. Мы здесь все взрослые люди и все прекрасно понимаем, — он говорил спокойно и уверенно, словно это не он минуту назад буравил Джана убийственным взглядом. — Фуф, Пьеро, ты как всегда сама краткость и точность. Правильно, ты наш друг и мы любим тебя. Давайте выпьем, — Инья потянулся к бутылке шампанского, разливая прозрачную жидкость в бокалы. — За дружбу! — произнес он, и остальные, слегка чокнувшись, повторили за ним. Той ночью сон долго не шёл к Джанлуке, не позволяя ему успокоить свой встревоженный разум, окунувшись в сон, как в забвение. Не такой реакции он ожидал от него. Чего угодно, но не поддержки ДРУГА. Два года пролетело с того венецианского разговора, но абсолютно ничего не поменялось в отношениях ребят. Ни один из них не оттолкнул друга, ни один не показал своего отвращения или неодобрения, наоборот, казалось они стали ещё сплочённее. Конечно, имели место и шутки, и подколы, но только лишь в доброй манере, не оскорбляя ничьих чувств. Но Джанлука не чувствовал облегчения. Мысли, обращённые к одному человеку, все ещё продолжали терзать его. Но теперь, они приняли несколько иной характер. Плотское желание вытеснило мечты ранней юности. Признавшись в своей сексуальной ориентации, Джан потихоньку, шаг за шагом пытался показать сицилийцу, кто так дорог его сердцу. Осторожно, взвешивая каждое своё слово, каждый поступок, он продирался сквозь чащу естественной натуральности, храня надежду на отклик. Но Пьеро либо не понимал, либо делал вид, что ничего не подозревает, что ни в одном прикосновении или невзначай оброненной фразе, он не видит скрытого подтекста. Каждый раз, уклоняясь от прямого разговора и выяснения смысла произнесённых слов, он старался шутками скрыть своё волнение и страшную догадку. Но каждому ангельскому терпению приходит конец. Приняв решение однажды, нужно было идти до конца. Прождав ещё ровно два года с маскарада в столице гондол, Джанлука постучал в двери своей судьбы. Пьеро открыл незамедлительно и сильно удивился, увидев на пороге комнаты фигуру младшего товарища, когда никто, казалось, уже не должен был потревожить его спокойствие. Но тем не менее, впустив его, он предложил ему выпить на сон грядущий. Джанлука отказался и подошёл к окну. Луна, сменившая на посту дневного стража небосвода, холодными лучами освещала мир людей, с сожалением наблюдая за их попытками стать счастливее. Горько усмехнувшись своим мыслям, Джанлука повернулся и долгим, оценивающим взглядом посмотрел на Пьеро. «Как же так случилось, милый, что на земле семь миллиардов людей, а моё сердце принадлежит только тебе? Стоит ли сетовать на несправедливость, когда ты — самое прекрасное, что есть в моей жизни…» — Пьеро, я люблю тебя, — вот так просто оказалось произнести заветные слова. На секунду стрелки часов остановили ход времени, и мир застыл в ожидании. Вечность и ещё тысячу лет Джанлука ждал его ответа. — Я знаю, — Пьеро все так же стоял посреди комнаты, задумчиво глядя на друга, и снова что-то необъяснимое читалось в его взгляде. — Я хочу, чтобы мы были вместе, — лишь сила воли продолжала вести Джана дальше. — Почему? — Пьеро сохранял полное спокойствие. Странную картину представляли эти два парня, стоящие друг против друга, как две мраморные статуи, словно ведущие поединок между собой. — Потому что ты… — Джан приблизился на два шага, — такой же как я. Ни один мускул не дрогнул в лице Пьеро, лишь усмешка скривила его губы. — С чего ты взял? — с насмешкой произнес он. — Я видел.