Другой

Как найти и подобрать нити прежней жизни? Как выбросить, предательски бьющееся сердце, из груди? Как заставить его вновь полюбить себя с той же силой, как и раньше? Вопросы, вопросы, на которые у него, увы, не было ответов. Все, что он знал сейчас — это то, что хотел получить его. И он собирался за него бороться. Жизнь лилась непрерывным потоком, не слишком резвым, но и не тягучим, просто все временно встало на свои места. Это странное спокойствие напоминало затишье перед бурей. Отношения Джанлуки и Пьеро после их разговора стали такими же близкими, какими были до рокового признания Джана. Иньяцио словно вернулся в прошлое, наблюдая за их весельем и шутками. Джанлука в эти недели напоминал того мальчика, который с горящим взглядом внимал каждому слову сицилийца, а Пьеро вновь казался его старшим товарищем, готовым поддержать в любую секунду. Период стабилизации их отношений пошёл на благо всей группе, их музыке и концертам, в которых вновь появилось некое озорство и нотка юмора. Тур по европейским городам шёл сногсшибательной походкой, покоряя сердца людей, превращая их в рабов музыки трёх незабываемых голосов. Трио пригласили в Абу-Даби, где компания Etihad устраивала праздник в свою честь, включающий ралли и шумную вечеринку после. Все фотографии и видео того веселого дня показывали, насколько налажена дружба в их коллективе, ведь смех не умолкал ни на секунду, а улыбки освещали их лица на каждом фото. А вечером алкоголь и женщины услаждали их слух и взор, окружая вниманием и ублажая взглядами. Пьеро окружала толпа жаждущих, и его слова вызывали взрывы смеха и веселья, в той компании, в которой он находился, а Иньяцио был рядом с ним, поддерживая разговор своими шутками, что касается Джана… он, окружённый не меньшим количеством людей, с тихой улыбкой вслушивался в их слова. Уже в третьем часу ночи Джанлука покинул данное мероприятие, сразу после просмотра страстного танго Пьеро с безумно красивой брюнеткой, которая не отходила от него на протяжении всего вечера, и с которой, как был уверен Джан, сицилиец проведёт остаток ночи. Он задержался в холле отеля, выйдя в прилегающий к нему сад, где, достав сигарету и телефон, зажег первую и набрал знакомый номер на втором. Джан разговаривал с Алексом, пока курил, глядя на звёзды, попеременно хмурясь и улыбаясь, а затем медленно поднялся в номер. На своём этаже, уже доставая карточку от номера, он услышал звук прибывшего лифта и машинально оглянулся: Пьеро неторопливым шагом, в совершенном одиночестве направлялся к дверям своих апартаментов. — Не думал, что ты вернёшься так рано, да ещё один, — Джанлука на минуту отвлёкся от процесса открывания своего номера. Пьеро подошел к нему и ухмыльнулся. — Может выпьем по стаканчику? Пригласишь? Джан пожал плечами и распахнул дверь, пропуская друга. Пьеро развалился на мягком кожаном диване, а Джанлука разлил по стаканам виски и сел рядом с ним. — За что будем пить? — За дружбу! Пойдёт? — Пьеро улыбнулся. — Ещё бы, — они звякнули стаканами. — Итак, почему ты сидишь сейчас здесь, со мной, вместо того, чтобы проводить более приятные минуты в объятиях… ну, скажем, той роскошной брюнетки? Или она не понравилась тебе? Так там были и блондинки, если ты их предпочитаешь, — он поднёс к губам янтарную жидкость. Пьеро коротко засмеялся. — Более приятные минуты говоришь… не знаю, не знаю, — он сделал глоток, — по мне, более приятно, чем сейчас мне вряд ли где-либо было бы. Джан странно посмотрел на него. — А если серьёзно? Пьеро помолчал немного прежде, чем ответить. — Боюсь, я полностью утратил интерес к женщинам. — Почему? Пьеро закатил глаза. — Потому, хватит задавать мне вопросы. Дай немного расслабиться, — Пьеро закрыл глаза и удобнее устроился на диване. — Хей, ты заночевать тут решил? — Кстати, как там Алекс? — спросил он, не открывая глаз. — Он что-то болеет давно. Меня это беспокоит, — нотки тревоги прозвучали в его голосе. Пьеро открыл один глаз. — А что такое? — Уже больше двух недель кашляет, а теперь я слышу, и голос охрип. Он совсем не лечится, просто врет мне. Думаю съездить к нему., — Джан посмотрел в окно. Пьеро нахмурился. — Если переживаешь — съезди, успокой свои нервы. Джан снисходительно улыбнулся его ворчливому тону. — Так, я пошёл, а то и вправду усну тут у тебя, — он поднялся, потянулся, зевнул и поплёлся к выходу. Джан, сдерживая смех, проводил его. — Надеюсь, Иньяцио приехал с тобой? — Нет, он остался там один на растерзание женщинам, — Пьеро озорно улыбнулся, обернувшись к нему у дверей своего номера напротив. — Значит завтра нам от него достанется, — Джанлука тихо засмеялся. — Не бойся, я защищу тебя, — и, подмигнув, сицилиец скрылся в полумраке своей комнаты. *** Счастье пришло откуда не ждали. Совершенно неожиданно Пьеро получил приглашение спеть арию Каварадосси в «Тоске» Дж. Пуччини. Римский театр оперы устраивал благотворительный вечер и решил немного поменять обычный состав актеров. Пьеро был в неописуемом восторге. Он был так счастлив, что несколько дней мог говорить только о предстоящем выступлении. Он с головой ушёл в репетиции, пропадал в Риме на прогоне действий и актов, успевая приехать лишь к концертам, а на некоторых интервью он и вовсе отсутствовал. Для Пьеро это был значимый шаг в его карьере, он всегда стремился к опере, и теперь он стал ближе к своей мечте. Друзья его полностью поддерживали и желали аншлага на премьере, которая может стать хорошей основой для закладки дальнейших оперных притязаний. Выступление тенора должно было состояться в период их недельного отпуска, который специально подогнали под отсутствие сицилийца, чтобы дать ему время подготовиться. Перед тем, как все разъехались по домам, Пьеро, прежде чем погрузиться в тайну страны опер и оперетт, постучал в номер Джанлуки. — Ты разве не уехал уже? — Джан немало удивился, увидев друга на пороге. — Уже уехал, только заскочил сказать кое-что, — и он стремительно вошёл внутрь. — Ээ… ну проходи, если так, — Джан закрыл дверь и последовал за ним. — Лука? Скажи, ты меня любишь? — Пьеро остановился посреди номера и устремил на Джана пристальный взгляд. Тот растерялся. — Люблю? К-конечно… — Ты же будешь там, со мной, в тот день? — он продолжал испытывать его взглядом. — Ты хочешь? — тихо спросил Джанлука. Пьеро в два шага приблизился к нему. — Это сделало бы меня счастливым. — Моё присутствие? — Моё отражение в твоих глазах… Секунды и минуты, биение сердца и звуки природы, дуновение ветра и дыхание судьбы… звезды на карте неба сошлись под неизвестной планетой, которую люди вскоре окрестят Предзнаменующей. Дюйм разделял их глаза, их губы… вечность отделяла их жизни, их души… мгновения соединяли их мысли и тела. И почему только в его взгляде Джан видел звезды, что днём не сияли на небосводе? — Ты все ещё самовлюблён, друг мой, — с грустным смехом выдохнул Лука и разрушил миг, который никогда не сможет вернуть. Он отошёл. — Хочешь купаться в восторженных взглядах и шумных овациях? Необходим преданный зритель? Пьеро нахмурился. — Жестокость не к лицу тебе. Отлично, я просто пришёл сказать, что был бы рад видеть тебя в опере, — он быстрым шагом направился к двери. Джанлука не стал его останавливать. Пьеро сам задержался на секунду: — Для меня важно, если я буду знать, что ты где-то рядом в этот миг, — и сразу же раздался щелчок, захлопнувшегося замка. Мягкая улыбка тронула идеальные губы Джана, он поднёс длинные пальцы к губам и тихо засмеялся. — Теперь ты понимаешь… *** Пьеро волновался, глядя на себя в зеркало. Это был один из самых волнительных моментов в его жизни. Все было готово к выступлению: костюмы, актеры, музыканты. Дух праздника витал в воздухе. Но стоя за кулисами, Пьеро гадал, придёт ли тот человек, ради которого он сегодня будет петь, дорог ли для него ещё Пьеро, и можно ли попытаться вернуть его любовь? Когда до выхода на сцену оставалось не более пятнадцати минут, сицилиец услышал знакомый оклик и обернулся. — Ужасно! Тебе не идут исторические наряды! — Иньяцио, широко распахнув объятия, шёл обнимать его. Пьеро сердечно улыбнулся и подошёл к нему. — Ты что так долго? Думал ещё вчера приедешь. — Прости, обстоятельства… потом расскажу! Ты сам как? Готов к триумфу? — он весело хлопнул его по спине. — А где Джан? — внезапно выпалил Пьеро. Инья вздохнул. Он так и знал, что тот спросит его. — Пьеро, Джан с Алексом. Словно ледяное остриё кинжала пронзило сердце сицилийца. В такой день он предпочёл быть с Алексом… — Нет, — увидев выражение его лица, Инья спохватился, — понимаешь, Алекс серьезно заболел, и Джану пришлось вылететь в Париж. — Аа … вот оно что, понимаю, — но взгляд его был далеко не понимающим. — Его родители не смогли поехать, потому что его отец перенёс инсульт или нечто вроде… мальчик там совсем один. Пойми и не обижайся, — добрые глаза Иньи насквозь просвечивали душу Пьеро. — Да все нормально! Ладно, мне надо сосредоточиться, — Пьеро отошёл, а Иньяцио, покачав головой отправился обратно. — Инья! — голова Пьеро выглянула из-за занавеса, его друг обернулся. — Я рад, что ты здесь! Сицилиец широко улыбнулся и показал ему большой палец, а затем занял своё место в зале. *** Джанлука прибыл в больницу утром. Алекс находился в палате интенсивной терапии, окружённый мониторами и капельницами. О прибытии Джана доктора заранее были предупреждены, и его беспрепятственно провели в палату. Джанлука подошел и сел рядом, внимательно вглядываясь в похудевшее и усталое лицо парня. Он чувствовал свою вину и ответственность за него, ведь Джан ощущал, что Алекс изводит себя работой и другим, не менее губительным чувством. В последних разговорах часто упоминалось имя Пьеро, и Алекс с трудом скрывал своё раздражение и негативное отношение к сицилийцу. А Джанлука… он не давал никаких комментариев, не придавая особого значения его словам и мыслям. Считывая тени с его лица, Джан размышлял до какой степени бездушности он дошёл, и кто довёл его до этого. На этой больничной койке лежал парень, который был ему не безразличен, но которого, он все же не любил, пока. Неужели это оправдывает его невнимательность к несчастному юноше? И почему, сидя здесь и понимая, как он нужен Алексу, мысленно Джан находился в другом месте, с другим человеком. — Даже в моменты, когда ты думаешь не обо мне, ты все равно прекрасен… Джанлука вздрогнул и поднял глаза на Алекса. — Почему ты решил, что я думаю не о тебе? — он взял его руку в свою, и настала очередь Алекса затрепетать. — Я всегда это вижу. Не стоило приезжать, я в порядке, — Алекс слабо улыбнулся, впитывая в себя тепло, исходящее от любимого. — Я приехал, потому что хочу хорошенько отчитать тебя. Алессандро, ты должен следить за своим здоровьем. Давно пора было обратиться к врачу с твоим кашлем. Пневмония… подумать только! — Говори, говори, не останавливайся, я хочу слышать твой голос, мне его так не хватало… Джанлука грустно вздохнул, но улыбнулся. — Глупый, какой же ты ещё глупый, — он ласково дотронулся до его щеки, а Алекс сразу обхватил его пальцы, не позволяя ему отнять руку. — Я так соскучился. Стоило загреметь в больницу, чтобы наконец увидеть тебя, — он казался таким счастливым, что Джан просто не мог отвести от него взгляда. — Я бы приехал и без этого, — тихо проговорил он. — Нет, не думаю… — Алекс прижал его пальцы к губам. Они проговорили весь день, Джан заставил Алекса немного поесть, а затем доктор попросил посетителя вернуться вечером и дать отдохнуть пациенту. Алессандро с опаской и явной тревогой следил, за закрывающейся дверью, гадая, увидит ли он Джана вечером. Ведь сегодня, за тысячи километров от Парижа дорогой для него человек переживал важнейшие мгновения своей жизни, но он предпочёл быть с Алексом здесь, нежели сопровождать того, другого там. Джанлука звонил Иньяцио, который должен был уже находиться в театре, но тот не поднимал телефон. Джан выругался, начиная понемногу раздражаться. Он не скрывал от себя, что многое отдал бы за то, чтобы быть рядом с Пьеро в этот день, но с другой стороны, готов был бы потерять все, лишь бы сейчас смотреть в глаза Алекса. Жизнь — прихотливая вещь, управляемая капризной богиней, которой скучно наблюдать за обыденной человеческой жизнью, и она забавляется, играя с сердцами людей. С удивлением, Джанлука осознал, что впервые за долгие годы его знакомства с Пьеро, важное событие одного проходит мимо другого. А в другой стране, сотни зрителей заворожённо вслушивались в строки трагедии, разыгрывающейся на сцене и незаметно смахивали слезы, заполнявшие глаза и души. Пьеро был великолепен. Он прожил жизнь в эти часы и умер на последних минутах. Он отдал все в эти мгновения, он пел словно в последний раз в жизни, но, умиляясь его таланту и тембру голоса, ни один человек, присутствующий в зале, не мог представить того, для кого в этот вечер должны были гореть эти глаза. И та боль, что звучала в его голосе была правдивой. В последней арии искушённый слушатель мог бы уловить зависть, которую тенор испытывал к Каварадосси: пусть он умер, но умер любимым тем сердцем, которое сам любил. *** Тем временем в Париже, Джанлука вернулся к Алексу и был с ним до тех пор, пока тот не уснул. А когда глаза парня сонно закрылись, он достал наушники и, найдя в плейлисте нужную песню, откинулся в кресле и погрузился в глубокие думы. В ушах играла E lucevan le stelle…