Другой

Как ни редка настоящая любовь, настоящая дружба еще реже. (с) Франсуа де Ларошфуко Джанлука открыл дверь своего номера, вошел и аккуратно пристроил чемодан к стене. Он потряс головой и провел рукой по влажным волосам: на улице шёл снег. Джан прошёл внутрь и, подойдя к окну, отдернул бежевый шелк легкой шторы, с детской улыбкой глядя на падающие хлопья снега. — Ты никогда не вырастешь? — раздался знакомый голос за его спиной, и парень резко обернулся. Пьеро, весело ухмыляясь, стоял, облокотившись о стену позади него. Видимо, заворожённый зимним видом, Джан не услышал, как тот вошел. — Привет, — он не знал как вести себя, что говорить, ему было неловко. Уголок его губ слегка приподнялся, когда он, скользнув по другу быстрым взглядом, отметил, что тот отлично выглядит. — О, как снег валит, — Пьеро оторвался от стены и подошёл, чтобы выглянуть в окно. — Как ты вошел? — Джан внимательно рассматривал его лицо, а Пьеро открыл окно и вдохнул свежий воздух. — Блин, холодно! Пьеро засмеялся, щелкнул задвижкой и повернулся к нему. — Как я вошёл? Это и мой номер тоже, — он также с интересом разглядывал друга, как давнего, но такого близкого знакомого. — А я думал, что это вещи Иньи, — когда в последний раз они делили на двоих комнату? Ах, да… — Я вообще-то тоже, — Пьеро засмеялся, и воздух как-то сразу потеплел. Джанлука выдохнул: им обоим было не по себе в обществе друг друга, но они все еще оставались друзьями. Пьеро лег на постель и с наслаждением вытянул ноги, закидывая руки за голову. — Хочу есть! Какие у нас планы на вечер? Джанлука пристроился на соседней кровати, свесив ноги. — И это я не меняюсь? Ты вечно думал только о том, где бы и как вкусно поесть, и это не меняется, как я вижу, — Джан улыбнулся. — Надо набрать Инью и узнать, где он. Потом пойдём перекусим. — Надо отдохнуть — завтра нас ждёт долгий день, — Пьеро потянулся. — А я так устал. Столько ездил в последние дни, что все тело ломит от самолётных кресел. Джанлука болтал ногами, продолжая с интересом рассматривать этого знакомого незнакомца. Все было так непривычно, так… по-другому. — А чем ты занимался? — Да ну, тебе будет не интересно, — Пьеро махнул рукой. — Не хочешь говорить — так и скажи, — Джанлука использовал свой любимый и действенный приём: надул губы и отвернулся. Пьеро громко расхохотался. — Как давно я не видел этого лица! Лука, ты самый милый ребёнок в мире! Но, черт, это всегда работало, — в его взгляде пробудилась давно погасшая нежность. — Тогда рассказ. — Уррраааааа!!! — в комнату влетел третий участник описываемого действия и бросился прямо на Пьеро, вместе с ним слетая на пол. — Инья!!! — сразу два голоса возмутились его внезапному и бурному вторжению. Иньяцио весело смеялся, потому что Пьеро вылез из-под него и принялся его щикотать. — Все, все хватит! — два сицилийца начали шутливую борьбу, катаясь по ковру. Джанлука смотрел на них и улыбался. Они втроем, вместе, в их номере, эти двое снова ведут себя, как пацаны со двора, а он наблюдает, зная, что вот сейчас Пьеро схватит его за ногу и потащит к ним, что, несмотря на сопротивление, он также будет хохотать, ощущая себя частью целого. Словно не было всех этих месяцев, долгих лет, будто только недавно образовалась их группа, и они, ещё совсем юные мальчишки, веселятся перед концертом. — Пьеро, я убью тебя когда-нибудь, честно, — Джан отполз от этого безумного дуэта, прислонился спиной к кровати и тяжело дышал. — А при чем тут я? Это все он, — Пьеро ткнул Инью под ребро, они продолжали лежать рядышком, тихо посмеиваясь. — Я так голоден, что готов съесть вас обоих! — Пьеро внезапно сел. — Идем, или я начну постигать всю прелесть каннибализма. — Я не вкусный, съешь лучше Джана, — Инья тоже сел, глубоко и громко дыша. — Лет сто так не смеялся, — он с размаху хлопнул друга по спине и быстро поднялся. — Пошли что ли? Он оглянулся, и в ту же секунду припустил вон из номера, потому что Пьеро, потерев спину бросился к нему. — Стой! Я тоже приложусь к одному твоему месту! — они с шумом пронеслись к лифту, и Джан не давал гарантии за целостность… лифта. В холле они налетели на Барбару, которая только прибыла в отель. Уже вчетвером, как в былые времена, они отправились ужинать в город. — Итак, пока Микеле не организовал роскошную вечеринку, о которой я вам ничего не говорила, — она обвела всех грозным взглядом, — итак, давайте нашим уединенным, тесным кругом отметим возвращение Пьеро в семью! — она подняла бокал. — За семью! — вторили ей три мужских голоса. Это был отличный вечер, тёплый и светлый. — Ты такой обжора! Я не удивлён, что ты так отяжелел! — укоризненно проговорил Иньяцио. — Я?! Я не толстый! — возмущенно воскликнул Пьеро, роняя вилку. — Да ты сегодня меня чуть не раздавил! — Это был ты! — Ой, Пьеро, не строй из себя Дюймовочку! — Ну все, ты меня разозлил! Джан, скажи ему, — Пьеро обратился к тому за поддержкой. Инья с Джаном переглянулись, прежде чем последний медленно проговорил: — Знаешь. Я вообще-то тоже заметил, что ты слегка расползся… У Пьеро было такое лицо, словно его неожиданно ударили. Джану даже стало его немного жалко, но это чувство быстро прошло, когда в него запустили мороженым. — Пьеро! — И ты получи! — Пьеро метко стрельнул из ложки в Иньяцио. Барбара вовремя ретировалась и покинула ресторан, ловко увернувшись от очередного снаряда. Когда несколько часов спустя, они разошлись по своим номерам, сил на веселье у них уже не оставалось. — Все, я буду так спать, — Пьеро рухнул на постель, не переодеваясь. — Не говори ерунды, надеюсь, ты не заставишь меня тебя раздевать, — донеслось уже из душа. Глаза Пьеро широко распахнулись, но сил встать не было. Минут через двадцать, Джанлука вышел, вытирая мокрые волосы полотенцем. — Пьеро? — Джан прислушался к подозрительно-притихшему другу. Он подошёл к его постели и улыбнулся: сицилиец уснул, даже не потрудившись снять очки. Джан осторожно освободил его от этого ненужного ночью предмета и положил очки на стол. Странно, но именно сейчас у него появилось четкое ощущение того, что все, наконец, встало на свои места. *** Следующее утро началось с драки за ванную, в которой Пьеро уступил Джану, а спустя час уже жалел об этом, припомнив, что тот любил долго возиться по утрам, и он с возмущением барабанил по двери. — Я буду отныне спать один! Он просто невозможен! — Это ты невозможен! Но мне нравится тебя бесить, — Пьеро хохотал всю дорогу до телестудии, а Джан то дулся, то начинал смеяться громче сицилийца. Микеле со вздохом закатывал глаза, но в душе искренне радовался возвращению этих двух сумасбродов. Они давали первое интервью в обновлённом, но старом составе, и поддержать их пришло столько людей, что ко входу они пробивались не менее получаса, улыбаясь и махая всем, кто пришёл своими глазами увидеть воссоединение трио. Само интервью получилось весьма позитивным и веселым. Пьеро с Иньей не прекращали шутить и дразниться, Джанлука же в течение этого времени не переставал улыбаться — главное, что все они выглядели счастливыми и довольными. — Пьеро, расскажите нам, что будет дальше с вашими проектами? Услышим ли мы вас ещё в опере? — Конечно. Моё возвращение в группу отразится на опере и всем остальном, но я буду продолжать реализовывать все, что задумал. На вопрос об уходе из группы, он вежливо, но жестко указал, что все ответы были даны на пресс конференции почти год назад. — А как все это случилось? Почему вы приняли два кардинально разных решения тогда и сейчас? — Я был молод и не понимал многого. Сейчас я все ещё молод, но уже, так сказать, набрался ума. — Вы знаете, что многие осуждали вас? Считали, да и продолжают считать, что вы были причиной некоего конфликта, и решили, что уже достойны начать собственную сольную карьеру? — Причина не в этом, — Пьеро непринужденно улыбался, но взгляд его похолодел. — А в чем же она? — Я не могу ответить, — он опустил глаза. Джан вздохнул. — И последний вопрос: как вы чувствуете себя теперь, есть ли разница между 2009 и 2019 годом? — Определенно. Пьеро, который начинал петь в группе тогда, исчез одной рождественской ночью, а Пьеро, которого вы видите сейчас… я не знаю, как правильно выразиться, но он другой, вот и все, — Пьеро говорил медленно и тихо, глядя в глаза журналисту, но эта маленькая речь была произнесена не для широкой публики, не для зрителей в зале, а для того человека, который, внимательно прислушиваясь к его словам, не сводил с него глаз.