Другой

Они пролетели быстро, эти дни, напоенные ароматом сосновых веток и рождественской елки, в трепетном свете елочных свечей, в сверкании блесток и мишуры, — пролетели как во сне, где каждая минута жизни равна одному сердцебиению. © Маргарет Митчелл. Унесённые ветром Волшебство царит в сердцах людей в этот день. Оно окутывает мир и на одну ночь замедляет время. Его самое любимое время года и самый любимый праздник. Он вспомнил одну фразу, которую раньше часто любил повторять себе: «Рождество не время года, а чувство». Джанлука проснулся ранним воскресным утром и вдохнул полной грудью — сочельник. Это было поистине чудесное утро. За окном все белело, ведь за ночь выпало большое количество снега. Сквозь светлые шторы в комнату попадали, еще по-зимнему тусклые, солнечные лучи, которые, отражаясь от белоснежного покрова земли, проникали внутрь уютной спальни. Джанлука потянулся и, сладко зевнув, посмотрел на пустующее место рядом с собой. Он вздохнул, но не спешил покидать своё тёплое убежище, поглубже зарывшись в темно-синие подушки и одеяла. Каждый год, на протяжении, вот уже двадцати пяти лет, этот день являлся самым главным, самым важным в его жизни, несмотря на все события, произошедшие с ним за это время. В воздухе витал дух Рождества, Джану одновременно хотелось провести этот день в постели, наслаждаясь всеми вкусностями, что приготовят для праздника сегодня, но с другой стороны, он ждал чего-то особенного. Спальню огласил веселый лай, и к нему на постель забрался лохматый чихуахуа. — Трампи, дай мне немного поваляться! Сегодня ведь выходной! — Джанлука попытался спрятаться, отползая под одеялом на край кровати. Но песик, почувствовав шутливые нотки в голосе хозяина, достал его своим влажным носиком и начал щекотать. — Хорошо, хорошо, я встаю! — Джан сел в постели и потянулся, затем посадил своего любимца на колени и поцеловал. — Уже и поспать не дадут! Он спустил босые ноги на пушистый персидский ковер и прошлепал в ванную. Джанлука с наслаждением погрузился в теплую воду с пеной, положил руки на отполированные края и удобно вытянулся. Комната освещалась мягким светом ажурных ламп, выдержанная в бежевом цвете и обставленная в стиле модерна. Воздух был пропитан смесью его любимых ароматов, которые он тщательно подбирал специально для этого помещения. Джанлука потянул носом и ощутил тонкий запах испеченного пирога, проникающий сквозь открытую дверь спальни. Он улыбнулся — первый признак наступающего Рождества. Джанлука прошёл в огромную гардеробную и задумался. Что он планировал на сегодня? При любом раскладе его рука потянулась к любимой белой футболке и черным брюкам. Он спустился по широкой лестнице, вслух напевая одну из многих рождественских песенок. На предпоследней ступеньке он внезапно остановился и поправил один из листков остролиста, которыми были украшены перила. Джанлука сошёл вниз и огляделся, восхищенно улыбаясь: его дом — его гордость. Перед завтраком он обошёл все комнаты, своего модно обставленного жилища, в котором каждый уголок дышал Рождеством. Разноцветные гирлянды свисали с потолков, стены и двери украшали венки из омелы и сосновых шишек, резные фигурки оленей и ангелочков были расставлены на всех поверхностях в доме, яркие огоньки в узорных шарах отражались в зеркалах, маленькие ёлочки, укутанные в снежную мишуру гордо стояли на отполированных столах, а под ними, в плетеных корзиночках были разложены любимые сладости хозяина дома. Искусственные сугробы, заказанные Джанлукой в Германии за несколько недель заранее, протянулись вдоль всех стен и полов, создавая реальную иллюзию. С люстр и торшеров, которые были украшены, вырезанными из фольги и разноцветной бумаги снежинками, подмигивали весёлые Санта-Клаусы. Дом светился изнутри десятками огоньков и свечей, богато украшенных серебристой паутиной блестков. Просторная гостиная походила на пряничный домик, где не осталось ни одного, свободного от праздника, сантиметра. Каминный уголок напоминал мастерскую главного кудесника Рождества: эльфы и маленькие Санты, белые олени и невысокие ели расположились вокруг, весело потрескивающего огня, за покрытым искусственным инеем, стеклом. Изящное Рождественское деревце раскинуло свои ветви над семьей полярных медведей, которые уютно устроились на пышном снежном покрове. Каминная полка отражала всю возвышенность библейского мифа о звезде и трех волхвах в фарфоровых статуэтках, искусно разрисованных известными мастерами. Но самым волшебным во всей этой сказочной обстановке была большая, Рождественская ёлка. Джанлука не мог без придыхания смотреть на неё. Она являясь поистине жемчужиной, придуманного им, убранства дома. Верхушка её, обозначенная яркой звездой, доставала до резного потолка, а на ветках сияли серебряные и золотые шары, искрились снежинки, улыбались светлые лица ангелов и фей. Толстые, белоснежные и золотистые цепи мишуры мягкой волной лежали на пушистых еловых ветках, подарки, упакованные в разноцветную бумагу, были аккуратно расставлены на снегу под елкой. — Сеньор Джанлука, завтрак готов, — высокий, худощавый, пожилой мужчина подошёл к Джану, который замер подле елки. — Ты любишь Рождество, Паоло? — он протянул руку и коснулся миниатюрного ангела. — Конечно, сеньор, — дворецкий кивнул. — Это мой самый любимый праздник! — Джан весело рассмеялся, мгновенно помолодев лет на двадцать. Дворецкий попытался скрыть улыбку, ответив лишь: — О, да, этот факт всем известен. — Хорошо. Дита приготовила для меня праздничный завтрак? Я улавливаю запах мясного пирога, — с этими словами он, снова что-то напевая, отправился в столовую. Хорошенькая, пухленькая женщина подлетела к нему с дымящимся кофе в руках, пока Джанлука усаживался за сервированный на одного стол. — Как хорошо, сеньор Джан, что вы сегодня отдыхаете. Жаль только, завтракаете в одиночестве, — она бросила взгляд на пустующий противоположный конец стола. — Что делать, если не всем так повезло — быть дома в Рождество, — Джанлука вздохнул. — Он сказал ко скольки вернётся? — Перед уходом сеньор сказал, что постарается до вечера, — женщина слегка покраснела. — Приятного аппетита, сеньор. — Спасибо, Дита, — Джанлука кивнул и принялся за еду. Все в доме знали, что этот день особенный для одного из его хозяев, знали, что он всегда долго к нему готовится, что в этот один единственный день в году из взрослого мужчины он превращается в маленького ребёнка. Каждый год на завтрак ему подавали кусочек мясного пирога, приготовленный по рецепту его матери, салат с креветками, запеченную рыбу и Панеттоне, которое обычно появляется на традиционном Рождественском ужине, но Джанлука начинал объедаться этой сладостью с самого утра. Панеттоне — это миланский пирог, напоминающий кулич, его украшают сухофруктами, изюмом, цукатами. Обычно после завтрака Джанлука уезжал на работу, потому что выходных у него для самого себя никогда не было. Но в этом году он предпочел отдохнуть. Попивая ароматный кофе, он подошёл к окну и выглянул на улицу. Территория перед домом также была украшена цветными гирляндами, снеговиками ростом с пятилетнего ребёнка, елками, величественно возвышающимися над ними, а вся подъездная дорожка утопала в снегу. Джанлука стоял возле тяжелых, бежевых штор и любовался зимним пейзажем. Внезапно у него зазвонил телефон, наигрывая одну из его рождественских песен. Джан улыбнулся и немного подождал, наслаждаясь звучанием голосов группы «Il volo». — Да? Все хорошо? — он все же ответил на звонок. — Да ладно, сегодня же Рождество. Нет, не хочу. Пусть пока так останется, я придумаю что-нибудь. Завтра. Да, хорошо. И тебе счастливого Рождества! Побродив по дому, Джан вернулся в спальню. Эта комната была выполнена в том же стиле, что и все остальные, но хранила особое очарование. В ней искусно смешались темные и светлые тона штор и покрывал, резных тумбочек и шкафов из белого дерева, зеркал в кедровом обрамлении. Джанлука присел на кровать и пробежал глазами по комнате: он сам выбирал интерьер, спорил с дизайнером, заказывал мебель и постельные принадлежности. Его взгляд упал на прикроватную тумбочку, он улыбнулся и потянулся за одной из фотографий. На ней трое парней в строгих костюмах смотрели в объектив камеры, и в их взглядах угадывались мощь, сила и неукротимое стремление двигаться вперед. Такие приятные воспоминания ожили в его памяти: съемки, смех, радость, веселье. Канувшие в Лету годы, потерянное время, упущенные моменты — как много и как мало… Телефон снова зазвонил, но в этот раз совсем другой мелодией. Джан сразу ответил. — Неожиданно, ты разве не занят? Ооо… Я? Лежу, отдыхаю… Думаю пойти прогуляться. Пока не решил. Когда приедешь? Понятно, в таком случае можешь не торопиться, — он отключился и вздохнул. Каждый год одно и тоже, ему это начало уже надоедать. Он потёр лоб, разглаживая морщины, и широко улыбнулся. «Никто не испортит мне сегодняшний день». Черная куртка, теплый белый шарф, обмотанный вокруг шеи, белая шапка, простые джинсы, варежки на руках — молодой парень неспешно прогуливался по заснеженной площади, наполненной людьми. Зима редко радовала жителей столицы снегом на праздники, но в этом году улицы выглядели просто сказочно. Вот уже одиннадцать лет Джанлука взял себе за правило посещать Рождественский базар, с улыбкой пробираясь между рядами разукрашенных лавок, вдыхая аромат пряностей, неизменно сжимая в руках какую-нибудь сладость. Шли года, а это место не менялось, тая в себе всю ту же тайну, которую Джан тщетно силился разгадать. Торговцы, лавочки, люди — именно такой Джанлука увидел площадь двадцать пять лет назад. Он готов был поклясться, что время здесь замерло. — Вы не подскажете, где можно купить украшенную елочную ветку? — его остановила молодая женщина. — Справа, третья лавка, — Джан кивнул в сторону. — Спасибо! Почти целый день он провел здесь, в руках он держал огромный пакет с разными безделушками, сладостями, сувенирами. Его щеки раскраснелись от холода, пальцы замёрзли, но он был счастлив. Возвращаясь домой по освещенным рождественскими огнями улицам, Джанлука вёл телефонный разговор с матерью. Рождество, безусловно, семейный праздник, и они почти всегда были вместе в этот день, но сегодня его родители отмечали на другом континенте в окружении пальм. — Как отдыхаете? Здорово, я рад. Что? Да, я гуляю, как обычно, ты же знаешь. Уже иду домой. Нет, один. Он работает. Ну, а что я могу поделать? Нет, нет все хорошо. У меня не грустный голос! Хорошо, отзвонюсь! Отдыхайте! — он отключился и вздохнул. Его мама могла на расстоянии угадать его настроение. — Позволите взять пакет, сеньор? — Паоло открыл ему дверь. — Нет, я отнесу его к себе. Никто не возвращался? — Джан передал мужчине куртку. — Кроме вас, никто, — Паоло понимающе улыбнулся. — Что ж, тогда я приму ванну и… — он остановился, вдыхая божественный запах готовящегося ужина. — О! Скорее бы за стол! Он рассмеялся и быстрыми шагами поднялся по лестнице в спальню, но его напускная веселость не обманула мудрого дворецкого. — Сеньор Джанлука в предвкушении ужина, Дита, — он прошёл на кухню, где все журчало, шкворчало и дымилось. — Как я рада! Все почти готово! — женщина ловко балансировала между плитами, столом и холодильником. — Да, но он так печален, хотя пытается скрыть это, — мужчина опустился на ближайший стул. — Как и всегда в Рождество, — она грустно вздохнула. — Видимо, много чувств борется в нем в канун наисветлейшего праздника. — Кто знает, что у него на душе? — Паоло пожал плечами. — ОН знает, — женщина многозначительно посмотрела на него. Джанлука переоделся в любимый светлый свитер с веселыми оленятами, который был подарен ему мамой на прошлое Рождество. — Ты совсем не изменился, Джан, правда? — он смотрел в зеркало на мужчину с мягкими чертами лица, пухлыми губами, непонятным цветом глаз, выражение которых претерпело необратимые изменения. Он прошёлся по комнате, припоминая, что ещё он хотел сделать, отметил что-то в ежедневнике, сделал несколько звонков, проверил почту, завис на некоторое время в лэптопе, разбираясь с рабочими моментами. А его любимая собачка скрашивала своим присутствием тишину. В одиннадцать он спустился вниз, где все было готово к празднику. — Паоло? Все уже ушли, почему же вы еще здесь? Идите, я ещё немного подожду его, — Джан ласково улыбнулся. — Как скажете, счастливого Рождества, сеньор Джанлука! — мужчина поклонился и вышел. Джан подошел к камину и взглянул на часы — время вернуться домой. Его самый любимый, самый долгожданный, но в то же время самый печальный день года, когда воспоминания и неосуществленные мечты находили отклик в его сердце. Восхитительные запахи не могли оставить его равнодушными, он нервно обошёл комнату пару раз, поправил мишуру на ёлке, выпрямил рог оленю, снова согнул и, наконец, сел за стол, специально поставленный и накрытый в гостиной, возле камина. Традиционный рождественский ужин в доме Джанлуки включал в себя обязательные блюда, такие, как запеченная рыба, спагетти с мидиями и моллюсками, фаршированные свиные ножки — дзампоне, салаты из морепродуктов, и, конечно же, тельятелле (тонкие и плоские полоски яичного теста шириной от 5 до 8 мм). Одним из обязательных блюд являлась индейка, фаршированная сложной начинкой из каштанов, яблок, груш, грецких орехов, телятины, трав и бренди. Чечевица и виноград — также присутствовали на столе, как неизменные символы богатства и процветания. На сладкое кроме Панеттоне, Джан любил лакомиться Пандоро (итальянский кулич) и Торроне (нуга). Он уже успел расправиться с одним блюдом, когда позади него донеслось тихое: — С Рождеством, Лука… Джанлука отложил приборы и медленно повернулся: в дверях, подпирая плечом косяк и засунув руки в карманы, стоял красивый мужчина в темных брюках, светлом свитере, с повязанным вокруг шеи чёрным шарфом. — А уже Рождество? Серьезно? — Джан обиженно отвернулся и услышал звонкий смех позади себя. — Ждал меня? — тот оторвался от стены, и холодные пальцы коснулись кожи шеи Джанлуки. Дрожь пробежала по его телу — неужели так было всегда? — Нет. Зачем весь день ждать напыщенного, неблагодарного человека, который оставил меня одного в этот день? — Джан дёрнул плечом, стараясь сбросить руки. Мужчина снова мягко рассмеялся и занял своё место за столом. — Ммм… выглядит аппетитно! Я так голоден! — Да ну? — хмыкнул Джан. Тот лишь ухмыльнулся и, взяв широкий нож, принялся разрезать индейку, положил кусочек сначала ему, затем себе. — Я, между прочим, утомился за сегодня, мог бы и пожалеть меня! — он разлил их любимое марсальское вино по бокалам. — Мне тебя нисколечко не жаль, — Джанлука, по прошествии стольких лет, все ещё любил надувать губы, когда был обижен. — Ты как всегда жесток ко мне, — мужчина вздохнул. — Ты постоянно забываешь обо мне, игнорируешь мои желания, пропадаешь на работе, в других городах, а стоит мне один раз сделать не так, как хотелось бы тебе, ты сразу обижаешься! — Вот именно! Ты ведь сам постоянно жалуешься, что мы мало проводим вместе время, но при этом оставляешь меня одного в такую ночь! — тон голоса Джана не повысился, но напряжение между ними накалилось. — В смысле, ночь? Ты имел ввиду день. Сейчас-то я с тобой, — он вздохнул, перевёл взгляд на светящуюся ёлку и улыбнулся. — Давай выпьем, — он поднял бокал. — За Рождество и за нас! Джанлука кивнул и хмуро отсалютовал ему. — Из-за тебя я не могу насладиться ужином, — ещё обиженно проговорил он. — Мне уйти? — мужчина приподнял одну бровь. Немного помолчав, Джан посмотрел ему в глаза, в которых плескались весёлые искорки, и прошептал: — Нет. — Тогда давай проживем эти драгоценные минуты вместе так, как и должно в рождественскую ночь? — он тепло улыбнулся. — Ты будто знаешь, как должно, — проворчал Джан, но улыбнулся в ответ. — Где гулял сегодня? — Сам знаешь, — нехотя протянул Джан. На мгновение лицо мужчины омрачилось, но он быстро согнал тучку с лица. — И как? Рождественский базар все такой же? — Знаешь, не стоит вести разговор на неприятные для тебя темы. Все нормально, — в голосе Джана чувствовалась теплота. Остаток ужина провели не разговаривая, но молчание это было мирным. Стол отодвинули, и Джанлука, согнув колени и прижав их к груди, сел перед камином, наблюдая за языками пламени. Прошло минут двадцать, и вот кто-то вновь вошёл в комнату, в воздухе разлился аромат терпкого, но приятного парфюма, и ласковые руки обвили его талию. — Ты вкусно пахнешь, — мужчина сел позади него, притягивая к себе. — Я все ещё сердит, — Джанлука откинул голову ему на плечо и внимательно посмотрел, в подернутые дымкой желания глаза. — Что мне сделать? — он нежно коснулся его губ, легко проведя языком по нижней губе. — Ммм… сколько сладостей ты сегодня съел? — Много, — выдохнул Джан, тая, как кот в нежной ласке. — Сегодня… ты моё Панеттоне, — его язык прошелся вниз по шее, оставляя за собой влажную дорожку, он словно пробовал на вкус свое любимое угощение. Джанлука окончательно обмяк и позволил делать с собой абсолютно все. Наигравшись с его шеей, мужчина занялся маленьким ушком, заставляя тихие стоны исторгаться из сладких уст. Мгновения спустя, он аккуратно, но настойчиво опрокинул его на спину, освобождая тело от одежды и покрывая его настоящими, жаркими поцелуями. Чувственные губы сомкнулись на соске, рука ласкала полуобнаженное бедро. Они не спешили сегодня. Им некуда было торопиться. Эта ночь принадлежала только им. И сегодня они переживали те редкие моменты близости, когда Джанлука не сдерживал себя, полностью отдаваясь эмоциям и ощущениям. Он сладко стонал, выгибаясь навстречу, его руки скользили по влажному телу другого мужчины, бёдра были разведены, а губы с наслаждением отвечали на страстные поцелуи. Эта Любовь была на грани нежности и безумия, на грани животного притяжения и высокой чувственности, это было долго и медленно одновременно. Они предались рождественской любви на пушистом ковре, который Джан специально выбирал для праздника, не представляя, как им предстоит опробовать обновку. Он растворялся в яркой палитре ощущений, отпустив разум и чувства, его губы шептали имя любовника, искусно распалявшего его желание. Тело наполнилось сладостной истомой, напряжение опустилось вниз, стремясь покинуть тело и дать ему необходимую разрядку. Ему казалось, что пальцы ласкают его слишком ненавязчиво, медленно, хотя порою, не сегодня, его партнер был несдержан, смел, даже необуздан, и сейчас ему хотелось более значимых движений. Он нетерпеливо застонал, приподнимая бедра, касаясь своей восставшей плотью другой, вжимая себя в горячее, влажное тело. Тихий смех раздался над его ухом, губы прикусили мочку, нежно посасывая ее. ОН не торопился, желая продлить мгновения счастья, ведь так редко ему удавалось видеть этого человека таким, сгорающим от нетерпения. Он, наконец, чувствовал ответное желание, ощущал, что нет между ними этого постоянного барьера отстраненности, который Джанлука возводил между ними. Почему он не мог быть с ним искренним? В эти минуты он старался прогнать грустные мысли из головы, но так часто в моменты близости ему казалось, что именно сейчас Джан хотел бы быть в объятиях другого. Он думал об этом, когда они были в разлуке и находились далеко друг от друга: верен ли он ему, о ком думает и думает ли вообще о нем, или в его мыслях царит другой. В какой момент его любимый возвел эту преграду между собой и любящим его миром, почему не мог наслаждаться каждой минутой бытия? Но эта ночь была свободна от вопросов, свободна от ненужных предрассудков. Этой ночью над их головами властвовали иные силы. Бёдра максимально разведены, тело готово принять в себя его, ощущения на пределе, воздух раскален до бела… Легко и плавно он проникает в жаждущую глубину, погружаясь полностью и до конца. Движения просты и логичны, стоны синхронны, поцелуи беспорядочны. Они слились воедино, сейчас они близки так, как никогда раньше, сейчас они — один человек. Джанлука хватался за тело, придавливающее его сверху, руки скользили по влажной спине, губы искали губы, принимая глубокие, жадные поцелуи. Спасение было близко, он чувствовал волну наслаждения, в которой утонул мгновениями спустя. Тело дернулось, вздрогнуло, судорога свела мышцы, и тихий вскрик сорвался с губ, выпуская наружу напряжение. Он нежно прижал к себе любовника, достигшего своего уровня освобождения, гладя по волосам и прислушиваясь к его неровному дыханию. Они не знали, сколько минут провели тут же, перед камином, в объятиях друг друга, просто глядя, как языки пламени весело пляшут среди искусственных поленьев. Сдернув с дивана покрывало, он укрыл себя и Джана, удобно устроив последнего на своём плече. — Хочу есть, — прошептал Джан, теребя его пальцы. — Ты не наелся? О, какой же ты обжора. Вот растолстеешь, и я брошу тебя, — мужчина мягко рассмеялся. — Как же, — недоверчиво протянул Джан, тихо вздохнув. Некоторое время спустя… — Хочу распаковать свои подарки! — Надо подождать утра, — строго проговорил мужчина, закатив глаза, зарываясь лицом в густые волосы. — Утро уже скоро. Я, пожалуй, открою пару, — Джанлука выбрался из-под тепла и пополз к ёлке. — Знаешь, какой соблазнительный вид открывается отсюда? — он подпер голову рукой и откровенно любовался открывшимся видом. — Не раскатывай там губу, продолжения не будет, — Джан выбрал самый большой подарок в ярко-красной обёрточной бумаге с большим белым бантом и принялся распаковывать его. — Жаль, — взгляд продолжал скользить по упругим половинкам. — О! — раздался восторженный возглас, и Джанлука вытащил на свет огромного белого медведя. — Тедди! — Ну почему всегда Тедди? Можешь дать ему другое имя? — мужчина снова закатил глаза. — Потому что я так хочу! Мой Тедди, спасибо! — он крепко обнял пушистого друга и рассмеялся как ребёнок. — Ты вроде хотел открыть два подарка? Если да, то ползи обратно, — он поманил Джана к себе, и тот, с недоверием, но вернулся, таща за собой медведя. Мужчина сел, опираясь спиной о край дивана, и потянулся за брюками, из которых извлёк чёрную, бархатную коробочку. — Не пугайся, в этот раз предложение я тебе делать не собираюсь, — он положил коробочку на его мягкую ладонь. — Точно не кольцо? — с некоторым беспокойством прошептал Джан, боясь открыть крышечку. — Точно! Открой же уже! Джанлука медленно открыл ее и задохнулся от изумления. — Как?! На мягкой, атласной подушечке лежал кулон в виде крыльев ангела. — Хотел порадовать тебя в это Рождество, — прошептал мужчина, с нежностью глядя на него. — Я помню, как дорог он был тебе. — Но как же ты… ведь… — Джан с трепетом сжимал кулон, пытаясь найти хоть одно различие. — Я нашёл рисунки у тебя в столе и отнес их к ювелиру. Ты не показывал, но я знаю, что ты жалел, что избавился от него тогда. Взамен, я дарю тебе другой. Джанлука молча рассматривал точеные крылья, искусно вырезанные в слоновой кости. Цена этого кулона была в разы выше, но был ли он от этого более значимым, чем тот? Он поднял глаза на человека, подарившего ему сегодняшний праздник. Губы легко накрыли губы, признаваясь в самом сокровенном. — Спасибо тебе за то, что, несмотря на свои чувства, ты сделал это для меня. И пусть я знаю, как нелегко тебе было вернуть мне мою драгоценность, как нелегко жить, зная, что этот день для меня самый дорогой, я благодарен тебе за это, — Джан надел цепочку из белого золота на шею, забрался к нему на колени и прижался к обнаженному телу. — Так что там насчёт продолжения? *** Один волшебный день, волшебная ночь и наступило столь же чудесное утро. Джанлука проснулся, ощущая теплую ладонь на пояснице — его любовник спал на животе, закинув одну руку на него. Трогательная улыбка осветила его лицо — как редко они просыпались вместе, как редко их ждал один совместный день. Джан поднял руку к груди и нащупал кулон, подаренный ему вчера. Как же он решился на это? Собственноручно преподнести источник своих страданий. За это Джанлука и любил его — за самоотдачу, за Любовь, за пожертвование. Он смахнул непрошеную слезу и удивился ей — ведь он так давно не плакал. Не желая разрывать телесный контакт, Джан подкатился к мужчине, прижимаясь всем телом. Какой же он был горячий! — С Рождеством, любимый! — прошептал он ему на ухо. Мужчина что-то невнятно промычал, и Джан рассмеялся. — Да, уже утро. Не хочешь взглянуть на свой подарок? — Джааан… дай поспать в выходной… — Но ты же уже проснулся, — мягкая ладонь скользнула под одеяло и нащупала нужное место. Тот вмиг открыл глаза и резко перевернулся. — Ты сводишь меня с ума! — Я знаю! — Джан хитро улыбнулся. — Держи! Он открыл тумбочку и достал оттуда плотный конверт. — Помнится, мой подарок был побольше, — мужчина сел и зевнул. — Это не значит, что мой менее ценный, — вмиг надувая щеки, проговорил Джан. — О… так… билеты? Хмм… что? Две недели в Венеции… ты серьезно? Вместе? И ты оставишь работу ради меня? — он был крайне удивлён. — Я помню наш разговор. Я не хочу терять тебя, — Джан опустил глаза. — Милый, это самый лучший подарок, что ты мне когда-либо дарил, — он приподнял двумя пальцами его подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Поездка? — Нет, своё время, — он наклонился и нежно коснулся губами его губ. Рождество — не время года… это чувство.