Другой

Он не мог отвести глаз от сцены: там, окружённое великолепием декораций, билось его сердце. Дыхание не поддавалось контролю, кровь бешено неслась по венам, и возбуждение бродило в теле. Джанлука сияющим взглядом наблюдал за Пьеро в образе Феба, в образе любимого капитана. Мгновение остановилось для него, секунды замерли, время потеряло смысл. Джан жил этим единым моментом на улицах Парижа, где грех рука об руку со страстью и пороком правили бал в сердце Французского королевства. И, глядя на действие, разворачивающееся на сцене, Джанлука забыл, что он певец, что он итальянец, что его сердце навеки изранено тем человеком, который в эти минуты проживал жизнь другого. Затаив дыхание, он с нежностью, и другим, еще не до конца преданным забвению чувством, с невыразимой жадностью пожирал глазами свою потерянную любовь. Два сердца, навек бьющиеся в едином ритме, запомнят этот день до конца жизни. День премьеры Notre-Dame de Paris. *** Два долгих года пролетело с тех пор, как Пьеро начал свою подготовку к, как он полагал, главной премьере своей жизни. Череда бесконечных проблем и неудач преследовала данную постановку. В какой-то момент сицилиец настолько отчаялся, что готов был покинуть труппу и послать ко всем чертям свои мечты и грезы о большой сцене. Кристофер остановил его. Кристофер был тем человеком, слово которого было для Пьеро святым, он не мог ослушаться его. За два года сицилиец смог познать всю прелесть французского языка и овладеть им в той мере, которая позволит ему свободно выражать свои мысли и чувства на языке любви. Он практиковался не только в изучении языка, но и в познании азов актерского мастерства, параллельно оттачивая звучание своего голоса в небольших оперных постановках. Пьеро словно заново открывал для себя мир высокого искусства и бесконечного творчества. В более ранние годы, когда он только вступал на скользкий путь славы и начинал свою певческую карьеру, Пьеро ещё не осознавал, что значит на самом деле быть профессиональным артистом. За прошедшие два года, он на шаг стал ближе к этому состоянию ума и души. Стоит ли отмечать в нашем рассказе, что причиной таким переменам стало благотворное влияние одного человека. И имя его — Кристофер. Медленно, постепенно шаг за шагом, преодолевая упрямство и внутреннее сопротивление, Кристофер пробился сквозь толстую броню к самой сущности сицилийца, и начал менять его. Но возможно ли изменить уже взрослого, состоявшегося мужчину? И что означает «изменить»? Нет, не перемена личности, а ее становление было целью Криса. Он хотел, чтобы после его ухода, Пьеро мог взять на свои плечи не только ответственность за свою жизнь, но и за всю корпорацию. За эти два года он ввёл Пьеро в мир серьезного бизнеса и больших денег. Каким-то невероятным образом, обнаружив в себе способность совмещать гастроли, репетиции, оперные выступления, семейную жизнь и изучение французского языка, Пьеро в одночасье оказался студентом экономического факультета одного из университетов Старого света. Кристофер настоял на его обучении, пусть и между концертами, пусть и в состоянии вечной нехватки времени, но он лично взялся за подготовку супруга к их партнерству и в бизнесе. К тому моменту, когда звёзды на небе сошлись под правильным градусом, а планеты встали в нужном порядке, была, наконец, назначена окончательная дата премьеры Notre-Dame de Paris. И Пьеро снова ждал Париж. Этот пресловутый, надоедливый, претенциозный Париж. О, как же он ненавидел этот город! Но, завороженный, Пьеро возвращался сюда вновь и вновь. Местом, где должно было развернуться сие грандиозное действие, была назначена Парижская опера. Поправка — Национальная Парижская опера, а точнее ее старая часть — опера Гарнье. Впервые вступив под своды этого старинного здания, Пьеро ощутил, что время остановилось на миг, а затем повернуло вспять. Он вдохнул поглубже, и улыбнулся — вот она настоящая жизнь. Опера Гарнье, получив своё окончательное название в 1989 году, после открытия второй театральной площадки — Оперы Бастилии, была объединена с последней одним названием — Национальная опера. Это впечатляющее по размерам здание отличалось богатой историей и великолепной отделкой. Парижская опера считалась и продолжает быть эталоном эклектической архитектуры, что означает полное собрание в одном здании всех форм искусства прошлого в любых сочетаниях. Знаменитое танцевальное фойе хранило тайны многих поколений французских аристократов, которые под тихий шёпот и томные взгляды заводили короткие интриги с танцовщицами и музыкантами. Вестибюль главной лестницы — одно из самых знаменитых мест Оперы Гарнье. Выложенный мрамором разных цветов, он вмещает двойной пролёт лестницы, ведущей к театральным фойе и этажам театрального зала. На четырёх частях расписанного потолка изображены различные музыкальные аллегории. Внизу лестницы стоят две бронзовые скульптуры из четырёх женских фигур, держащих светильники. К этой большой премьере готовилась вся группа, и все ждали когда, наконец, Пьеро успокоится. Его неуемное желание реализовать себя на оперной сцене, стремление доказать кому-то или самому себе, что он может давать выступления и без группы, а может он просто хотел показать другому человеку, что может быть счастлив и без его любви. Пьеро прибыл в Париж за месяц до назначенной даты, чтобы успеть пропитаться духом этого города, постараться понять, почему французы находятся в таком восторге от своей столицы, он хотел научиться дышать с ним одним воздухом на троих. — Париж — великий город, это место, где каждый может стать королём при желании. Ты можешь полюбить его, — Пьеро вспомнил слова Кристофера, когда его нога ступила на французскую землю. — Я обязательно выиграю, — прошептал Пьеро. — Я выиграю здесь. Покинув обиталище Джанлуки и Алекса, с задумчивым видом Пьеро шагал по мостовой к выбранной гостинице недалеко от оперы. Он вспоминал лицо и поведение своего друга, который вёл тихую, семейную жизнь подле любимого человека. Да, он завидовал. Пьеро завидовал их спокойствию, их глубокому чувству. Когда-то давно он мечтал о бурной, страстной любви, о сумасшедших поступках ради любимого, теперь же он завидовал тихой гавани, в которой пребывали Джанлука и Алессандро. Пьеро тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли и улыбнулся: он здесь ради другого дела. Его ждала Эсмеральда. Недели пролетели в подготовке к премьере, Пьеро не успевал осмыслить время, а оно неотвратимо летело вперёд. В один из тёплых вечеров к нему на репетицию заглянул Джан. Иньяцио находился в Италии с семьей, они с Джаном были приглашены лишь на премьеру, и Пьеро просил их не посещать репетиции, чтобы не отвлекаться. Но Джан, по обыкновению, ослушался воли старшего товарища. Он тайком пробрался на репетицию, но, к счастью для Пьеро, опоздал. Спускаясь со сцены, артист заметил знакомые глаза позади сценаристов и режиссеров и не смог сдержать улыбки. — Что ты здесь делаешь? Я вроде просил не приходить, — Пьеро подошёл к нему сзади и наклонился к уху. Джанлука вздрогнул и резко развернулся к нему. — Пьеро! Ты же только что был там, — он показал пальцем в сторону сцены. — Я повторяю вопрос: что ты здесь делаешь? — Пришёл тебя увидеть, — Джан светло улыбнулся и хлопнул друга по спине. — Ты вроде поселился рядом, сосед, и все это время скрываешься от моих глаз. Может прекратишь прятаться? — Я и не думал прятаться, — Пьеро отвёл взгляд. — Но раз уж ты здесь, пойдём поедим в гостинице. — Ну уж нет. Сидеть в четырёх стенах при такой прекрасной погоде? Ни за что! Я покажу тебе настоящий Париж, — он схватил его за руку и потащил прочь из театра. — Джан, ты хочешь вывести меня на модные улицы Парижа в костюме Феба? Конечно, это столица стиля, но, я думаю, меня не поймут, — смеялся Пьеро. — Ах да, — Джан остановился и осмотрел наряд актера. — Тебе надо переодеться. Где твоя гримерка? — он растерянно осмотрелся. — Пошли, — теперь Пьеро потянул Джана за руку. Они обошли зал и через маленький коридор вошли в небольшую комнату с огромным зеркалом. — Присаживайся, — Пьеро быстро собрал разбросанные вещи и освободил другу стул. Джанлука присел на край стула, скрестил ноги и с интересом огляделся: небольшая гримерка с огромным зеркалом на всю стену («в характере Пьеро»-, подумал Джан), пара стульев и большой гардероб по другую стену. — Ты ведь не против, если я переоденусь при тебе? — Пьеро уже начал стаскивать с себя верхнюю часть костюма, но внезапно остановился и оглянулся на друга. Джанлука мягко рассмеялся. — Ведь я уже все видел, не так ли? — он слегка наклонил голову и с интересом стал наблюдать за процессом. Пьеро слегка смутился, но продолжил раздеваться. Джанлука внимательно следил за его движениями, будто впервые видел линии этого тела. С загадочной улыбкой на губах он вновь открывал для себя Пьеро: тело друга изменилось с тех пор, как он в последний раз видел его обнаженным. Джанлука с изумлением отметил про себя, что Пьеро возмужал, вырос и превратился в настоящего мужчину. — Нравится? — голос сицилийца словно издалека ворвался в мысли абруццезе. Взгляд Джанлуки встретился со смеющимися глазами Пьеро. — Да, определённо нравится, — немного с вызовом сказал Джан. — И всегда нравилось, сколько я себя помнил. — Осторожнее, вдруг ещё твой ревнивец услышит, — Пьеро надел брюки и стал искать глазами рубашку. — Тут нет ничего такого, — Джан протянул ему рубашку, которую тот оставил на спинке стула. — Красивые люди не могут не нравиться, но, если кровь не закипает от возбуждения, то беспокоиться не о чем. Пьеро недоверчиво хмыкнул. — Я готов, равнодушный ты мой. Пошли. Джанлука улыбнулся и пошёл за ним. Пьеро вышел на оживлённую улицу и растерянно посмотрел на друга. — И куда мы направляемся? — Я придумал кое-что интересное для тебя, — Джан усмехнулся, увидев гримасу ужаса на лице друга. — Это недалеко, мы быстро доедем. — Ты ведь в курсе, что я голоден? Я весь день трудился вообще-то, — проворчал Пьеро. Джанлука звонко рассмеялся. Получасом позже Пьеро стоял на палубе Le Capitaine Fracasse — лодки, которая ежедневно совершала двухчасовой круиз по Сене, огибая лучшие достопримечательности Парижа и угощая своих гостей изысканным ужином. Медленно покачиваясь, судно начало свой путь от моста возле Эйфелевой башни и неспешно плыло в сторону Лувра, минуя Национальную Ассамблею. Пьеро вдыхал ночной воздух, вглядываясь в звездное небо, и наслаждался мигом единения с этим великим городом. — Ассамблея, затем Лувр, дворец Консьержери, и, наконец, Собор Парижской Богоматери, как раз то, что тебе стоит увидеть именно отсюда. Поверь мне, ты будешь заворожен, — Джанлука переговорил с официантом и тихо подошёл сзади. — Ты удивляешь меня, ведь столик здесь нужно заказывать заранее. К тому же ты проведёшь два часа наедине со мной. Это как-то не похоже на тебя, — Пьеро пристально посмотрел в глаза Джана. — Я соскучился по своему другу. Ты целиком и полностью принадлежишь своему мужу, — на этой фразе он закатил глаза. — Ты отдалился от нас — меня и Иньяцио. Ты приезжаешь жить в Париж, но я тебя все равно не вижу. Мы можем меняться, находить новых людей, жениться… но мы должны оставаться друзьями, — тут он светло улыбнулся. Пьеро ничего не сказал, переведя взгляд с лица друга на вечерний город. Они ужинали в мирном молчании, Пьеро почти неотрывно смотрел на берег: в городе начали зажигаться вечерние огни, и Пьеро казалось, что вокруг творится волшебство. «Возможно, я смогу полюбить это место». Когда они проплывали под Собором, Пьеро снова вышел на палубу и долгим взглядом провожал величественное здание. — Знаешь, я наверно только сейчас понял… прочувствовал ту атмосферу, что описана на страницах романа. Хотя я уже был внутри… и не раз, но именно сегодня, сейчас… — он задумчиво смотрел на древние очертания храма, понемногу отдаляющиеся от него. — Я рад, что смог немного помочь тебе, — Джан снова стоял рядом и внимательно вглядывался в его лицо. — Этот город действительно прекрасен, — они проплывали под мостом. Пьеро продолжал смотреть, на проплывающие мимо, здания. — Спасибо, что устроил прогулку. Я не замечал, как сильно устал с момента приезда. Сейчас я словно обнуляюсь. Я думаю, что повторю путешествие перед премьерой, перезаряжусь. — Я же говорил тебе. Теперь ты понимаешь, почему я здесь живу? Пьеро бросил на друга быстрый взгляд, но промолчал. — Здесь сбываются все мечты, — мечтательно протянул Джан. — Как у тебя? — Пьеро перестал смотреть на берег и пригляделся к другу. — Да, в точности как у меня, — Джанлука улыбнулся. — Мои мечты остались в Риме, — прошептал Пьеро, гладя в глаза Джанлуке. Джан не отвёл взгляд. Их общее прошлое за секунду промелькнуло между ними. Пьеро внезапно широко улыбнулся и обнял друга. — Как хорошо, что мы с тобой уже все оставили в прошлом! Ты не представляешь, как свободно мне сейчас с тобой говорить даже о том, что когда-то было между нами! Вот это и есть настоящая дружба. Пройти вместе сквозь огонь и воду… — … и твои объятия, — Джанлука выбрался из железной хватки Пьеро и тоже рассмеялся. — Я так сильно любил тебя, что порою, по ночам, мне казалось грудь разорвётся от боли, не мог ни дышать, ни двигаться. Я замирал, и мир вокруг меня переставал двигаться. Я не могу представить, что когда-нибудь мне снова будет так невыносимо плохо, — Пьеро говорил спокойно, в глазах его проносились картины из прошлого. — А разве я любил тебя меньше? Сколько лет я таил в себе чувство, сколько надежд умерло в моей душе, в тот день, когда ты отверг мою любовь! О! Как же долго я не мог посмотреть на кого-то другого и по ночам втайне мечтал о твоих прикосновениях! — грустная улыбка проступила на губах Джана. В этот момент им принесли вино и закуски на подносе. Они взяли по бокалу. — Выпьем за наше горькое прошлое и счастливое будущее! — Пьеро поднял бокал и отсалютовал им Джану. Тот вторил ему. Они остались стоять, облокотившись о поручни, продолжая пронизывать взглядом вечерний силуэт города. — Если бы я не встретил Кристофера, боюсь, я бы никогда не излечился, — вдруг произнёс Пьеро, после долгого молчания. — А я Алекса, — прошептал Джан. — Послушать нас, так мы словно нашли замену друг другу. Но это не так, я не заменял тебя, Кристофер совсем не похож на тебя. Он другой. Но он заставил меня понять, кто я есть. И это знание дало мне силы жить дальше и ценить свои чувства… — … дабы не разбрасываться ими на недостойных? — перебил его Джанлука. — Ты и Кристофер — вы два человека, которых я когда-либо любил в своей жизни. Один олицетворяет прошлое, другой — мое настоящее и будущее, — Пьеро посмотрел на Джана. — Я очень счастливый человек, Джан. Мне жизнь преподнесла такой подарок — я познал истинную любовь дважды, и каждая из них не похожа на другую. А ведь многие несчастные так и не познали этого прекрасного чувства хотя бы раз в жизни. — Ты изменился, — Джанлука пытался найти в этом незнакомце своего друга, человека, в которого он влюбился некогда. Но его больше не было. — Я с нетерпением жду твоего выступления. У меня странное чувство, словно это станет для меня откровением. — Прошу, не возлагай на меня ещё большую ответственность. Я итак очень волнуюсь, — Пьеро наконец отвернулся от города и окинул взглядом людей, гуляющих по палубе. — Все время задаюсь вопросом: а вправе ли я? Насколько я хорош? Я полон сомнений. — «Сомневаюсь — значит, живу!», — как сказал один великий человек, — Джан усмехнулся. — Я буду там, чтобы поддержать тебя. Если волнение будет брать верх — смотри на меня, и все пройдёт, — Джанлука положил ладонь ему на плечо. Пьеро на секунду прикрыл глаза и улыбнулся. — Спасибо. Тихим, неспешным шагом они возвращались в отель, где остановился Пьеро. — Увидимся на премьере? — Пьеро протянул ему руку. — Я буду в первом ряду, — Джанлука легко обнял друга не прощанье. *** Утром он проснулся со странным чувством перемены. Пьеро ощущал, что этот день готовит ему перемены в будущем. Неспешно перекусив, он тщательно оделся в приготовленный заранее костюм: классические брюки и пиджак темно-синего цвета, ослепительно белая рубашка, запонки с камнями в тон костюму, лакированные чёрные туфли и, естественно, любимый парфюм. В этом образе ему предстояло принимать овации или сохранять лицо перед критикой публики. Шум, волнение, страх, предвкушение — все эмоции слились в единый океан, который накрыл сицилийца с головой, он ненадолго потонул в нем. Выплыл на поверхность Пьеро только после звонка Кристофера. — Ты готов? — начал без предисловий его супруг. — Да, кажется… — Хмм… ты волнуешься, это понятно. Но не позволяй волнению захватить себя, сегодня тот самый день, к которому ты так долго готовился. Сегодня или никогда. — А если… это будет провал? — Пьеро озвучил вслух своё беспокойствие. Кристофер мягко рассмеялся. — И пусть. Разве жизнь — это не череда взлётов и падений? Если сегодня случится потеря, то значит завтра обязательно успех. Таков круговорот жизни. — Ты мне сейчас песню из мультфильма пытался цитировать? — Пьеро также засмеялся. — Знаешь, во многих детских фильмах больше правды, чем в любой взрослой книжке. Насчёт неудачи… я, конечно, не провидец, я много больше — хороший бизнесмен, а потому чувствую успех за милю. Я разглядел в тебе талант, я разглядел в тебе одного из самых достойных индивидов человечества. Так дерзай, мой друг! Будь достоин моей высокой оценки твоих качеств! Когда подошла очередь Пьеро выходить на сцену — он улыбался. *** Пьеро не играл Феба на сцене, ему это было не к чему — он жил его жизнью все это время, он всегда был самовлюблённым красавцем, который играл с сердцами других людей. Пьеро было легко и свободно в этом амплуа «антигероя», он передавал свои чувства, с которыми навсегда хотел расстаться. Пьеро разделил свою жизнь на несколько отрезков, различающихся между собой лишь присутствием в них истинного чувства. С каждой минутой на сцене он понимал, насколько никчемной была его жизнь, пока он праздно прожигал ее в клубах и растрачивал себя не на тех людей. Высмеивая чувства Эсмеральды, он переносил их на Джанлуку, которого игнорировал долгие годы. Нет, он не жалел, он жил моментом. Джанлука… как много значило это имя, как часто он шептал его в ночи, как страстно желал услышать своё имя в ответ. Эсмеральда… насколько же безответной была любовь несчастного звонаря к красавице-цыганке. Как безнадёжно было надеяться на ответное чувство как Квазимодо, так и Пьеро. Но только Пьеро осознавал, что своими руками растоптал все пути к счастью. Все эмоции, все чувства, горечь и сожаления, сквозь пережитые года нашли выход и вылились в настоящее искусство на сцене. Пьеро жил этой ролью, наслаждался эмоциями, отдавал всего себя своему герою, возможно, впервые за многие месяцы, он, наконец, мог свободно выражать свои эмоции. И в это самое мгновение, Джанлука, деля каждую эмоцию со своим другом, наблюдал за его преображением. Все это время, не желая признаваться себе в своих чувствах, из-за природного упрямства не замечая перемены, которая произошла с бывшим возлюбленным, закрывая глаза на ответные чувства, он старательно отворачивался от Пьеро. И ведь было в чью сторону обратить свой взор. Когда-то давно, на одной знакомой нам площади, он отпустил Пьеро, как и отпустил все воспоминания, все горькие мгновения отчаяния и боли, но где-то в самом далеком уголке своей души, Лука сохранил чувство, которое напрасно считал навеки погибшим. Столько лет пролетело как единый миг, сколько чувств было отдано, какие силы потрачены, и ради чего? Джанлука снова видел в Пьеро того парня, которого когда-то встретил зимней ночью и безответно полюбил. Невозможно играть любовь на сцене, если это чувство не живет в сердце. Джан задыхался. Он ощущал лёгкое головокружение, когда весь зал взорвался овациями на последней фразе, исторгнутой из уст умирающего героя: «судьба!». Стоя, он бешено хлопал в ладоши вместе с сотней зрителей, выкрикивал его имя, совершенно позабыв о том, кто он, какой год и час, видя лишь сияющие глаза Пьеро, ищущие в толпе его взгляд. На одну секунду, когда их взоры встретились, они перечеркнули все прошлое, как пропасть, разверзшуюся между ними. В это мгновение они превратились в тех юных парней, которые некогда встретились в сочельник, и на груди одного из них светился ангел с белыми крыльями. Джанлука бросился к нему за кулисы, летя на тех самых крыльях, что саморучно сорвал когда-то с шеи. Злясь, ругаясь про себя на толпу, которая преграждала ему дорогу к возможному новому откровению в жизни, он расталкивал людей и бежал к заветной двери. Иньяцио, который во время грандиозного действия наблюдал за другом, тактично отстал от него. — Пьеро! — Джан ворвался в знакомую маленькую гримерную, где актёр снова превращался в обычного смертного. — Джан! — Пьеро со счастливой улыбкой направился к нему, широко раскрыв объятия, все ещё находясь в образе Феба. Они крепко обнялись — Пьеро принял в свои спокойные объятия разгоряченного бегом Джанлуку, который буквально бросился в них. Они встретились, их пальцы переплелись, а взгляды погрузились друг в друга. Джанлука упал в объятия Пьеро, его лицо светилось воспоминаниями, он словно помолодел на десять лет. — Пьеро… — Джанлука неотрывно смотрел в его глаза. — Лука… — Пьеро провёл пальцами по его щеке, увлекаемый порывом Джана, на краткое мгновение возвращаясь в прошлое вместе с ним. Барьеры были прорваны — услышав это обращение, Джанлука прильнул в страстном желании к груди Пьеро и соединил их губы в поцелуе. Не ожидая такого действия со стороны друга, Пьеро на секунду растерялся, но Джанлука не оставил ему времени на раздумья, крепче прижавшись к нему. Словно и не было всех этих лет, они стояли, прильнув друг к другу, будто целуясь в первый раз в жизни. Целая жизнь в ярких картинках пронеслась в их сознании, радость и горечь, любовь и боль переплелись в этом поцелуе. И в это мгновение у Пьеро зазвонил телефон. С трудом придя в сознание и оторвавшись от губ Джана, Пьеро взглянул на номер звонившего. Кристофер. — Почему ты не отвечал? Я звонил тебе после выступления… — Пьеро вдруг замолчал, осознав, что говоривший с ним был вовсе не его муж. В двух словах ему объяснили, что Кристофера госпитализировали в больницу. Его в бессознательном состоянии нашёл дворецкий в спальне. Звонок прервался, а Пьеро продолжал стоять с телефоном в руке. — Что случилось? — Джанлука читал в лице друга. — Крис… он… умирает, — Пьеро беспомощно посмотрел на Джана. Джанлука вздрогнул. Он схватил Пьеро за плечи и встряхнул. — Тогда почему ты все ещё здесь?! До аэропорта его домчал Джан, зная самый короткий путь, он доставил его туда так быстро, как только мог. Там Пьеро ждал самолёт, который должен был доставить его в Англию. По дороге они не разговаривали, каждый был погружён в свои мысли. Джанлука пытался отойти от прекрасного сна, в который погрузился на мгновение, а в сознании Пьеро билась лишь одна мысль: «лишь бы успеть». Они остановились у входа в аэропорт. Пьеро с тревогой оглянулся на друга. — Все будет хорошо. Я верю, что Кристофер поправится. Он сильный духом человек, — Джан попытался улыбнуться. — Нет. Он не сможет, — прошептал Пьеро. — Я кажется снова совершил непоправимую ошибку. Одну и ту же, второй раз в жизни. — Какую? — также тихо спросил Джан. — Я не сказал, что люблю его, — Пьеро вздохнул и посмотрел на друга. — Я должен успеть сказать ему. Я должен, — и быстрым шагом он стал удаляться. А Джанлука продолжал смотреть ему вслед. — О, Святая Дева Мария, пусть он успеет! — прошептал он, поднимая голову к небесам. Так завершилась премьера самой прекрасной постановки в их жизни.