Сказки перед сном

— Брайан! — Что? Кто это? — Его звали Брайан. — Кого? — О-мэ-гэ, ну не тупи! Герой сказки — Брайан! — Схуяли Брайан, почему не Петя или Ваня? — Потому. Ты хотел сказку? Ну так слушай, и не говори потом, что не слышал, дважды повторять не бу… — Пф, куда ты денесся, повторишь. — Забуду. Напрочь. Спорим? — Блин, ну вот ты как всегда, спорщик он! С тобой поспоришь, без штанов останешься. Давай, рассказывай! Ну пожалуйста. — Умеешь ты уговаривать. Итак. Только для тебя. Нашего сегодняшнего героя зовут Брайан МакЛарк. Он американец в… — Ну кто бы сомневался, уж понятно, что не казах. — Ты заткнёшься уже? — Да. — Американец в десятом поколении, который уже и не помнил, что когда-то его предки жили в Шотландии. Но именно от них ему досталась лёгкая рыжина в темно-русых волосах, более заметная в пробивавшейся на подбородке щетине, и небесно-голубые глаза. Работал Брайан в большой маркетинговой компании и часто колесил по стране, заключая договоры на поставки тех или иных продуктов. — Ну что за хуйня? Не говорят так! — Неважно, он мог быть кем угодно, хоть бродячим фокусником, главное, что переезды… — А пусть он будет действительно бродячим фокусником, а? — Нет! И вот однажды… — Опять однажды? В каждой сказке «однажды», давай — «как всегда» или «как обычно»? — Ещё слово и останешься вообще без сказки. Однажды… Молчишь? Вот и молчи! В общем, занесло его как-то в штат Айову. Небольшая деревообрабатывающая компания хотела заключить контракт на поставку оборудования… Может, не нравится формулировка? Хочешь что-то сказать? То-то же. И уже когда все документы были подписаны, все форс-мажоры обговорены, и Брайан собирался со спокойной совестью вылететь обратно в свой родной Нью-Йорк, в его планы вмешалась непогода. Из-за сильного снегопада рейсы отменили и, как минимум, сутки ему предстояло провести в столице штата. Авиакомпания предоставляла гостиницу при аэропорте, и это был вполне нормальный вариант на ночь, но ведь впереди был ещё целый вечер, который как-то хотелось скоротать. Порывшись в своей записной книжке — о, сколько там было контактов — Брайан нашёл тот, что его заинтересовал: его бывший сокурсник по колледжу жил как раз в Де-Мойне. Один звонок, пять минут приветствий и расспросов про дела — и Брайан уже приглашён на ужин в дом Дэвида: «С женой познакомлю, она у меня просто чудо!». В голосе прозвучало какое-то сомнение, или так только показалось, но на мгновение Брайан усомнился, что Дэв говорил честно. И даже хотел предложить посидеть чисто мужской компанией в каком-нибудь баре, но ему стало неудобно навязывать свой вариант. Он не стал отказываться и постарался вложить в согласие энтузиазм: «Это будет замечательно!». Договорились, в общем. Дэвид продиктовал адрес, и всего через полчаса Брайн поднимался на крыльцо домика типичной американской мечты: белый штакетник, лужайка перед домом с расчищенной от снега подъездной дорожкой, и сам дом — двухэтажный небольшой особняк на одну семью. Спален пять, не больше, как определил на взгляд Брайан, звоня в медный колокольчик. Дверь распахнулась: «Проходи быстрей!» — и МакЛарк зашёл внутрь, оставляя ревущую ветром метель за спиной. — И? Дальше-то что? — Дай зажигалку с тумбочки, пффф, что дальше? Курить пора бросать, вот что. Дальше как обычно. Жена Дэвида, Линда, встретила Брайана в прихожей вместе с мужем, и произвела на гостя приятное впечатление — невысокая, хрупкая с темно-русыми волосами, убранными в скромный пучок, улыбающееся лицо не поражало красотой, но выглядело милым и открытым. После приветствий Брайна пригласили в гостиную пропустить стаканчик и поужинать. МакЛарк, живущий в Нью-Йорке в небольшой съёмной квартирке и не сильно заботящийся об уюте, да и вообще мало придающий внимание окружающей обстановке — все равно почти все время в разъездах, — с интересом оглядывал семейное гнёздышко своего старинного приятеля. Внутри дом оказался таким же стандартным, как и снаружи — спокойные тёплые цвета обоев, скромная добротная мебель, чистота и порядок. Пожалуй, немного излишняя чистота и слишком идеальный порядок. Паркетные доски сверкали чуть ли не зеркальным блеском, нигде ни единой пылинки, мягкая мебель — диван и два кресла выглядели новенькими, словно только что привезённые из магазина, подушки на диване выстроились гордо и неприступно, как гвардейцы у дворца английской королевы, на такие и спиной-то откинуться страшно. Брайан перевёл взгляд на окно — шторы свисали безупречными синусоидными складками. Ни брошенной на столике книжки, ни раскрытого журнала, ни забытой кружки. Чистота до стерильности, похоже, в этом доме уделяли особое внимание уборке. И всё как после недавнего ремонта, хотя сам дом не выглядел новостроем. Усаживаясь в одно из кресел, Брайан неосознанно принюхался, до обоняния долетел странный аромат, а если честно — вонь. Весьма неожиданный запах для подобной безупречности — словно грязными носками пахнуло или гнилью какой. «Мне кажется или вы собираетесь угостить меня сыром Вьё Булонь?» — спросил он у Дэвида, который как раз помогал жене накрывать на стол. «Нет», — немного удивлённо ответил тот, не знакомый с названием знаменитого французского сыра, отличавшегося крайне специфическим запахом: «У Линды аллергия на лактозу, никаких молочных продуктов, извини». Брайану стало неудобно, что бестактно вылез со своим вопросом, впрочем, очень быстро он забыл про всякую неловкость — ужин под бутылочку неплохого красного вина протекал весьма душевно. Мужчины вспомнили совместное обучение в колледже, обменялись новостями, обсудили политику. Линда почти не принимала участия в разговоре, но слушала с интересом и смеялась их шуткам. Позже, убрав со стола посуду, она отправилась спать, извинившись перед гостем, что так быстро их покидает, и сказала, что очень рада знакомству, и… — Ну понятно, всякие реверансы, давай дальше! — Ты ещё не уснул? Я думал, одно описание гостиной может усыпить почище феназепама. — Да щаз! Мне интересно. А, кстати, если запить феназепам портвейном… — Давай не будем, а? Я тоже помню, что бывает. И как-то меня эти воспоминания не сильно бодрят. — Да ладно, а помнишь, как нас забрали в ментовку за распитие «Анапы» в публичном месте, а у тебя на кармане были… — Да-да-да. И мы не придумали ничего лучше, как быстро сожрать всё. Всё, блядь! Пока ехали в Козелке, малолетние долбоебы! — А пустые пакетики запихнули между сиденьями. Смешно, верно? Ну не хмурься, ведь все обошлось. — Смешно, обхохочешься. И потом я пришёл в себя на другом конце города. Босиком в парке. С кроссовками в руках. И твои кроссы я тоже нёс за каким-то чёртом. Хотя, что значит за каким, ты бы их точно просрал. За тобой же глаз да глаз нужен, как за маленьким, чуть отвернёшься, обязательно куда-то вляпаешься! Как сейчас. И тогда тоже. Если бы я не вмешался… ты бы убил того чувака или покалечил. Помнишь его? Такой прилизанный слащавый прыщ. — Который пытался до нас доебаться? Почти нет, только то, что действительно мог бы его убить. Мне этого очень тогда хотелось. В нем сошлось всё, что я ненавижу в людях — бесцеремонность, тупость и омерзительно гнусное самодовольство, блядская убеждённость в непогрешимости его ёбаного мнения и, с каких-то хуев, взятое на себя право кого-то учить только потому, что… — Не заводись, слушай лучше про Брайана. Тш-ш, дыши ровно. Не надо. Закрывай глаза. Спасибо. Линда ушла на второй этаж, а Брайан с Дэвидом достали из холодильника по бутылке пива и ещё долго разговаривали. И даже периодически вновь ощущающийся неприятный запах уже не мешал МакЛарку расслабляться душой и телом. Вот в чем плюс встречи со старым другом, ты можешь ему рассказать то, что близкие друзья либо и так уже знают, потому что в курсе всей твоей жизни, либо то, что лучше никому и не знать. В общем, Брайан выложил Дэвиду то, что обычно держал в себе: что ему уже почти тридцать пять, а должность все та же последние несколько лет, да и вообще он не уверен, что ему так уж нравится его работа, но менять её… А жены нет и детей нет, даже постоянной девушки нет… И иногда так тянет непонятно куда… Увлёкшись своим рассказом, он не заметил, что Дэв как-то потерял энтузиазм к беседе и откровенно заскучал — мало кто готов выслушивать чужие душевные излияния с интересом, обычно каждому интереснее говорить о себе. Когда Дэвид зевнул во второй раз, Брайан спохватился, что беззастенчиво пользуется его гостеприимством, и засобирался было в гостиницу, но был остановлен: «Зачем? По такой-то погоде? Ложись в гостевой, завтра по дороге на работу я тебя подвезу» — вежливые отнекивания Дэв не принял и показал МакЛарку свободную спальню. — На незнакомом месте трудно заснуть. — Да. Особенно если за окном вьюга и завывает ветер. Вот и Брайан не мог уснуть, он лежал и прислушивался, как шумит ненастье: то ли протяжный вой, то ли плач. Да нет, точно плач. И не снаружи, а внутри дома. Где-то близко — за стенкой. Будто тихо-тихо плачет ребёнок. Полежав ещё несколько минут, Брайан не выдержал и встал с кровати, замерев на секунду перед дверью. То, что спальня Дэвида и Линды в другом конце коридора он помнил, Дэв показал, где он будет, если вдруг что. И значит, за стенкой никого быть не могло. «Может, в вытяжку ветер задувает? Или кошка так мяукает?» — но он не увидел за весь вечер ни намёка на присутствие какого-либо животного или ребёнка в доме. Впрочем, учитывая маниакальную страсть Линды к порядку, она могла убрать перед приходом гостя и детские игрушки, и другие предметы, которые бы свидетельствовали, что в доме помимо них троих есть ещё кто-то. А ужинать они сели достаточно поздно, около девяти часов — ребёнок мог уже быть в постели. В любом случае, стоило проверить — тонкое хныканье на одной ноте отдавалось щемящей болью в груди и вызывало инстинктивное желание убедиться, что никому не нужна помощь. — Ко мне тогда никто не пришёл. Убедиться, блядь, что мне не нужна помощь. — Ты — мужик, ты же не плакал детским голосом в ночи, что тебе помогать? — Бывает плохо и без слез. И днём. Как будто, для того чтобы помогли, надо обязательно плакать. — Нет, иногда и это не срабатывает. Ну и как ты любишь говорить — всё обошлось. Ты же жив всё-таки. А сейчас с тобой я. Я пришёл. Поздновато только. — Что ты последнее сказал, я не расслышал? — Я говорю, поздно уже, спать тебе пора. — Да. Не знаю, что бы я делал… без тебя. Я бы не… — Справился. Ты со всем справишься. А мы вдвоём — тем более справимся. Дай руку. Я с тобой. Все хорошо. — А у Брайана хорошо? — А Брайан открыл дверь и вышел в тёмный коридор. И первое, что он почувствовал — снова тот запах, только сейчас он ощущался резче и стал каким-то сладковато-приторным, словно сыр полили абрикосовым вареньем. Хватит кривиться! Сыр с вареньем — не такое уж и извращение, чтоб ты знал! Хотя Брайан тоже скривился и даже задержал дыхание, ему показалось, что этот запах словно острыми колючками набивается в нос и царапает слизистую. Но когда он выдохнул и снова вдохнул, воздух стал обычным: пахло полиролью, деревом, еле уловимым запахом какого-то мыла или шампуня, вероятно из-под двери ванной — оттуда же тянуло ощутимым сквозняком. А ещё было тихо. Очень тихо, неслышно было ни ветра, ни тиканья часов, ни храпа из спальни хозяев. Почему-то Брайану стало не по себе, он зябко переступил с ноги на ногу и уже собирался вернуться к себе в комнату, когда вновь услышал звук. Хнык. Тонкий, еле слышный хнык. И ещё один, как будто ребёнок устал плакать и теперь успокаивается, но слезы ещё текут и мешают дышать нормально, заставляя всхлипывать. Пара шагов и половицы под ногами отдались лёгким поскрипыванием, которое напомнило Брайану, как смеялась Линда — будто стесняясь и сдерживая смех изо всех сил, позволяя вырваться наружу лишь хрипловатому: «Пссххи». Осторожно приоткрыв белёную дверь, Брайан нерешительно заглянул внутрь, опасаясь, что появление незнакомого взрослого дядьки напугает ребёнка, если это был именно ребёнок, и вызовет плач ещё сильнее. В небольшую щель открылся вид на комнату — это действительно была детская, её ни с чем другим не спутаешь, и МакЛарк внутренне выдохнул от облегчения: он не псих, ему не приглючился детский плач. Уже более уверенно, он шагнул за порог комнаты и подошёл к кровати, укрытой розовым одеялом. Под ним вырисовывался маленький круглый комочек, издающий горькие всхлипы, рвущие душу своей беспомощностью. Преобладающие розовые и персиковые цвета в комнате, а так же обилие кукол и мягких игрушек на полу и полках не оставляли сомнений, что в ней живёт именно девочка. Холодный синеватый свет ночника придавал уютной обстановке некоторую нереальность, но Брайан не обращал внимания на окружающие предметы, глядя на лежащую на кровати девочку лет пяти. Она заметила его и села, хлопая круглыми заплаканными глазками удивлённо, но не испуганно. Тем не менее, он постарался сразу же объяснить ей, что делает в её комнате незнакомый человек: «Привет, не бойся, я друг твоего папы, меня зовут мистер МакЛарк или просто Брайан». Он широко улыбнулся, а девочка кивнула в ответ: «А я Джесс. Я знаю, я вас видела с лестницы, только вы меня не заметили», — и виновато добавила: «Мне нельзя было выходить, мама сердится, если я встаю ночью». «Почему ты плакала?» — спросил Брайан, подойдя ближе и присев на корточки возле кровати: «Что-то случилось?». Вблизи Джесс оказалась очень симпатичной и похожей на Дэва в молодости, видимо от Линды она почти ничего не взяла — каштановые волосы и темно-темно карие глаза явно достались от отца. «Мне страшно одной, а мама говорит, что я уже большая и должна спать в своей комнате», — призналась малышка, склонив голову набок и забавно сморщив курносый нос: «Не говори ей, что я плакала, она заругается. Ты не скажешь, да? Ты хороший». Не имевший своего ребёнка Брайан сглотнул от неожиданной жалости, его вдруг остро кольнула в сердце эта детская доверчивость, и захотелось настучать по башке Линде, которая не могла хотя бы детскую сделать поближе к своей спальне, а заставляет малышку ночевать чуть не в другом конце коридора совсем одну. «Она же кроха совсем, конечно, страшно», — подумал он, а вслух сказал: «Я ничего маме не скажу. А тебе расскажу сказку, чтобы ты побыстрее уснула. Хорошо?». — Он расскажет ей сказку про принца и разбойника? Мне она понравилась. — Ну ещё бы, тебе только дай повод, чтобы поржать. — А что ещё делать? Вешаться? Знаешь, бывают такие моменты, когда… Я не про вешаться, конечно, но есть ведь много возможностей. Быстрых, почти моментальных. Они вокруг, постоянно. Поезд в метро, машины на дорогах. Один шаг. Нет, не смотри так, я не собираюсь! И даже не думаю, оно само иногда накатывает, как… как тот запах у Брайана, вдруг чувствуешь что-то неприятное, неправильное — то, чего не должно быть. Мимолётное… какое-то смутное скрытое желание. А потом проходит, как и не было. Я не умею так, как ты говорить, складно. — Я понял про что ты. Это нормально, как мне кажется, у всех бывает. — И у тебя? Ну скажи, не молчи. — Мне… мне иногда хочется немного выкрутить руль, обычно на левом повороте, когда по встречке фура. И мысль — секунда, не больше, — что будет? Если вот так, без всяких внешних причин, просто взять и крутануть чуток левее. Только нельзя, чтобы из-за твоей ебанутости другие страдали. — Это да… Ты опять курить? Не надо, не кури здесь больше, запах останется. Спасибо. И… извини, что перебил, продолжишь? — Может, завтра? Ты опять не выспишься, а тебе надо спать побольше. Сон — лучший лекарь. — Это про время так говорят. Нет, давай сейчас, пожалуйста. — Хорошо. Ты из меня верёвки вьёшь, засранец, знаешь об этом? Я вижу, что знаешь. У тебя волосы такие мягкие, прикольно. Ну ты ещё замурчи, как кот. Придурок! Я не смеюсь, я серьёзно. Всё, перестань, слушай дальше. Джесс в ответ на предложение сказки закивала и заулыбалась, тут же сменив грустно-обиженное выражение личика на радостное. У детей все эмоции меняются быстро, да и не умеют они долго грустить. На это у них ещё потом в жизни много времени будет, а в детстве каждое последующее событие вытесняет предыдущее: только что плач — и сразу смех. Брайан выпрямился, чтобы присесть на край кровати, на корточках-то неудобно, и вздрогнул, взглянув на большого плюшевого медведя на другом краю постели от Джесс. Голубоватый свет ночника придал стеклянным глазам игрушки странное выражение: живое и какое-то злобно-мрачное. «Я бы с таким страшилой в кровати тоже бы не уснул», — подумал МакЛарк, подтыкая одеяло девочке поуютнее и усаживаясь рядом. Он рассказал ей сказку про доброго и смешного медведя — про Винни Пуха, в голову ничего другого не пришло, но Джесс понравилась история. Когда Брайан завершил рассказ, девочка вытащила из-под подушки маленький стеклянный шарик и протянула ему: «Возьми, я его выменяла у Кита на картинку с человеком-пауком. Видишь, там внутри цветок? Красивый очень. Пусть у тебя теперь будет. На память обо мне», — она улыбнулась лукаво и улеглась обратно на подушку, каштановые кудряшки разлетелись по ткани темными колечками. МакЛарк взял в руки шарик — внутри прозрачного стекла был синий цветок вроде ириса с несколькими раскрытыми лепестками и золотистой сердцевиной. Несколько минут он рассматривал его, крутя в руках. Свет, попадающий вглубь стекла под разными углами, заставлял мерцать и переливаться золотые и синие прожилки, создавая эффект, будто лепестки колышутся под лёгким ветерком — от этого тянуло пристальней всматриваться в общем-то ничем непримечательный шарик. А Джесс достаточно быстро уснула, положив под щеку ладони и приоткрыв пухлый маленький ротик. Брайан ещё какое-то время посидел с ней, катая её подарок в ладони и следя за вспыхивающими внутри него искорками, а потом вернулся к себе в комнату. И сразу, как улёгся на кровать, тут же заснул, будто в тёмный омут нырнул — без всяких сновидений. Утром его разбудил Дэвид. За окном сияло солнце, метель стихла за ночь, и мир стал белый, мир стал светлый… Прости. — Ничего, всё нормально. Я его все равно помню и без этой песни. Каждый день помню. Жаль, что вы так и не познакомились, он бы тебе понравился. — Я уверен, что понравился бы. Твой друг — мой друг и это без прикола, ты умеешь в людях видеть их суть, чувствовать свет. К черноте тебя не потянет. Так, блядь, меня щаз понесёт, вечно ты на меня так действуешь! — Как? — Да я с тобой становлюсь сентиментальным, пиздец какой-то! Ну посмотри на меня, на нас в смысле! Взрослый мужик другому взрослому мужику сказки рассказывает на ночь, ебануться можно! — Сентиментальность — это от французского слова «чувство». Разве чувствовать плохо? — Нет. Больно только. Я не буду курить, просто покручу, пальцы занять. И не подставляй мне свою башку, не подставляй, говорю! Хрен с тобой, вымогатель, повернись только на бок, ага, спиной. Осторожнее, подожди, помогу. Во. Вот так. Я буду гладить и рассказывать, а ты спать, договорились? — Договорились. — Умница. Оба мужчины торопились: один на работу, другой на самолёт — пришедшая смс-ка оповестила МакЛарка, что вылет состоится через пару часов, а надо было ещё забрать вещи из гостиницы. Поэтому тратить время на завтрак они не стали, быстро собрались и вышли из дома. Ни Линду, ни Джесс Брайан не увидел — конечно, раннее утро, они спят ещё наверняка. По пути к аэропорту заехали в МакДональдс и взяли один кофе. Девид собирался позавтракать уже на работе, а Брайан не хотел есть перед вылетом — несмотря на частые поездки, он не очень хорошо переносил взлёты и посадки, поэтому и ограничился только кофе. Глотнув из бумажного стаканчика, Брайан все же решил спросить то, что не давало ему покоя ночью и утром: «Почему вы сделали детскую так далеко от вашей спальни?». Он обещал Джесс ничего не говорить маме про их ночную беседу, но Дэв, как ему казалось, должен был понять, что для маленького ребёнка важно быть ближе к родителям, пусть в другой отдельной комнате, но — рядом, чтобы знать, что если что-то случится, тебя услышат и к тебе придут. «Что?» — переспросил Дэвид, смотря на светофор в ожидании зелёного сигнала: «Какая детская, какая спальня?». Брайан помедлил секунду: «Извини, мне, наверное, не стоит вмешиваться, это ваше личное дело, но вчера я услышал, как Джесс плачет, мы поговорили немного, мне кажется, ей рано ночевать одной. И она на тебя очень похожа, кстати, сразу видно — папина дочка». Сзади загудели нетерпеливые водители, а Дэвид, забыв о светофоре, не трогался с места. Рывком развернувшись к Брайану, он с моментально побледневшим лицом всматривался в своего старинного приятеля: «Это шутка? Если так, то она не смешная и жестокая. Брайан, откуда ты узнал про Джесс?». Немного успокоившись, он все-таки съехал к обочине, освобождая проезд остальным, и заглушил мотор. «Откуда ты узнал про Джесс?» — повторил он свой вопрос жёстким требовательным голосом, так не похожим на его обычный: «Кто рассказал тебе?!». Брайан, опешивший от такой неадекватной реакции, пожал плечами: «Никто. Я с ней говорил вчера, прости, я не знал, что нельзя было, она плакала, я услышал. Рассказал ей сказку, она уснула. Дэв, что не так? Почему? Что? С твоей дочкой? Нельзя? Не надо?». Он спрашивал бессвязно, внезапно разволновавшись до лихорадочного стука сердца и повлажневших ладоней. Слишком пугающую перемену в Дэвиде вызвало достаточно невинное замечание. Брайан не отводил взгляда от белого, помертвевшего лица Дэва без единой краски — только черными провалами выделялись глаза, в которых плескались боль и отчаяние, и чувствовал, как необъяснимый страх проникает в душу, МакЛарк уже не был уверен, что хочет услышать ответы на свои вопросы. «У меня нет дочери», — после долгого молчания произнёс Дэв глухо и, с трудом оторвав руки от руля, потёр с силой щеки. «Джесс — моя сестра», — и прежде, чем Брайан успел удивиться разнице в возрасте между ними, добавил: «Она умерла, когда ей было шесть. Тоже зимой. Двадцать пять лет назад». А дальше его как будто прорвало, всё, что он держал в себе многие годы, прятал сам от себя, хлынуло наружу правдой без прикрас и оправданий. Дэвид говорил отрывистыми фразами, и в каждом слове чувствовалось застарелое, но не ослабевающее горе. Брайану казалось, что чем больше он слушает, тем сильнее чужая боль пропитывает воздух в машине, забивается в горло, мешая дышать, мучительно давит на мозг изнутри. «Мы на озеро пошли, родители не разрешали выходить на лёд, но мы пошли. Я позвал, и Джесс, конечно, согласилась. Она ведь мелкая, верила всем, а мне-то особенно. А там… Она не заметила проруби. А я… я стоял и смотрел, как она… Я растерялся сперва, а потом не смог, мне же было всего девять! Только на самом деле, мне даже хотелось. Она всегда любимицей у родителей была, меня они перестали замечать после её рождения. И… это из-за меня. Я виноват в её смерти», — он говорил, не глядя на Брайана, уставясь в одну точку на приборной панели: «Я убил её». Слова падали гулко, словно булыжники в пустой колодец и Брайану казалось, что они создают эхо, резонирующее болезненной вибрацией в его голове. «Я хотел, чтобы она ушла. Исчезла, умерла, пропала. Чтоб её не было, не было, не было», — устало-монотонный голос проникал отравой в кровь. Хотелось заткнуть Дэвиду рот или хотя бы закрыть себе уши, но Брайан сидел, не шевелясь. «Почти с самого её рождения мечтал, чтобы её не было. Меня никто не обвинил потом, но мама… я ловил иногда на себе её взгляды. В них была ненависть. Жгучая, уничтожающая ненависть. Я… я думал, что сойду с ума. Потом родители отправили меня в закрытую школу, потом колледж… Я почти забыл, я очень хотел забыть! Родители умерли несколько лет назад, я женился… Мы решили с Линдой жить в их доме, своим я его уже давно не считал. Надо было продать. Надо было уехать вдвоём! Я же чувствовал…». Дэвид перевёл взгляд на Брайана, его глаза выглядели безумными: «Этот дом ненавидит нас. Мы старались, Линда… она целыми днями пыталась…». На несколько минут повисло молчание, пока Дэв не воскликнул резко, заставив Брайана подпрыгнуть на сиденье: «Линда! Если ты, если ты рассказал правду…», — на испытующий и какой-то умоляющий взгляд МакЛарен смог только кивнуть, все слова застряли в горле, а по позвоночнику скатилась холодная капля пота, заставив передёрнуться. «Если это Джесс… Мне надо домой! К жене!» — уже заведя машину, Брайан спохватился: «Извини, но тебе придётся самому добраться до гостиницы, тут недалеко, ты успеешь на самолёт». МакЛарку ничего не оставалось, как открыть дверь и выйти на улицу. Он даже не попрощался с Дэвом, находясь в шоковом оцепенении от его признания и от понимания, что вчера разговаривал с давно умершей девочкой. Глядя вслед стартовавшему автомобилю, обдавшему его из-под задних колёс снегом, Брайан тихо повторял про себя: «Бред, бред, я не верю». На самолёт Брайан действительно успел, уже сидя в салоне на своём месте у иллюминатора, он почувствовал, что что-то мешает ему устроиться удобно в кресле, упираясь в бедро. Пальцы извлекли из кармана брюк стеклянный шарик — синие лепестки с золотой серединой незримо колыхались в глубине. По возвращению в Нью-Йорк Брайан несколько дней пытался дозвониться до Дэвида, но безуспешно — телефон не отвечал. Тогда он по адресной книге нашёл телефон ближайших соседей Дэва и позвонил им. Ему повезло — ответившая женщина оказалась из тех, кто не прочь поболтать с кем бы то ни было. Брайан, сочинив на ходу историю про желание прикупить на их улице недвижимость, мол, вот поэтому он и интересуется мнением тех, кто живёт в нужном ему районе, выслушал множество ненужной ему информации о школах, магазинах и прочей фигне, прежде чем смог вставить замечание в поток болтовни, что не смог пообщаться с её соседями. «Да, мои соседи, молодая пара, Дэвид и Линда Скажински, так они уехали, буквально вчера я видела, говорят, собрались на уик-энд в Форт Додж, но я вам скажу, что у нас намного лучше город, все-таки…» — дальше Брайан не слушал. Что же произошло там у них? Почему-то слабо верилось, что Дэв с Линдой просто отправились провести выходные в другом городе, их отъезд слишком напоминал бегство. И что же произошло той ночью? Почему? Как он мог увидеть давно умершую девочку? Может быть, это все же был сон? Случайный сон. Ну ладно, не случайный, скорее из разряда, что принято называть вещими. Но почему Дэв испугался за Линду? Как той мог угрожать призрак, если это был призрак, Джесс? Может быть, Линда тоже её видела и именно поэтому так отдраивала дом сверху донизу, чтобы изгнать, уничтожить былую атмосферу? Ещё раз убить, но уже воспоминание? Брайан задумался, машинально крутя в руках стеклянный шарик. За несколько дней после возвращения из Де-Мойна это незаметно вошло у него в привычку — катать шарик между пальцев, ощущать странное тепло, исходящее от синего цветка. Со временем вопросы потеряли свою остроту, будоражащие воображение образы сгладились, потускнели. Сперва работа отвлекала, а потом знакомство с интересной и привлекательной девушкой Джессикой заняло все мысли мужчины. В её прекрасные карие глаза Брайан влюбился без памяти. И любовь полностью вытеснила воспоминания о странном необъяснимом случае, произошедшем зимой. А потом и шарик куда-то потерялся. Таинственная история, не получившая продолжения, забылась. Брайан МакЛарк так никогда и не узнал, что Дэвид с Линдой не добрались до Форт Доджа. Большая полынья в озере возле шоссе и ведущие к ней следы шин привлекли внимание проезжавших мимо, и была вызвана полиция. На дне обнаружился затонувший автомобиль с двумя мёртвыми людьми — супругами Скажински: Дэвидом и Линдой. Зачем они съехали с шоссе? Почему толстый лёд проломился под машиной, словно хрупкое стекло? Почему оба трупа, находящиеся в салоне, оставались в сидячем положении и пристёгнутыми, будто ни Дэв, ни Линда не пытались даже выбраться из ледяной ловушки перед смертью? Все эти вопросы остались невыясненными. Брайан через пару лет, абсолютно уже забыв про Дэва и проведённую ночь в его доме, будто и не было ничего, словно из памяти стёрли те события, женился на Джессике. Жили они долго и счастливо, а лужайка перед домом МакЛарков много лет славилась на весь район своими потрясающе красивыми синими ирисами. Спишь? Молодец. Спи, мой хороший, спи… — Где он?! — Кто? Что вы так разволновались? Аккуратнее, так вы рассыплете мне все таблетки, вы же не один у меня. — Где?! Где он? Он же был тут, понимаете? Он был! Он пришёл ко мне! Вы видели его?! — Тише, тише, не надо кричать. Держите. Ешьте. А теперь воды. Вот так, молодец. — Вы не понимаете… Вы не понимаете!!! — Я все понимаю, приходил, значит, и ещё придёт, не переживайте. — Придёт? Точно?! — Ну конечно, придёт, ложитесь обратно. Приёмные часы с пяти до семи, вот вечером и придёт. Хос-спадя, кто ж к тебе приходил-то? За две недели ни одного посетителя… — Что? Я не расслышал, вы видели его, да?! Он говорил с вами? — Придут к вам, придут, говорю! Главврач к вам посещения не ограничивал. Давайте-ка, обратно ложитесь, вам нельзя пока вставать. — Хорошо, вы правы. Простите. Я… я не буду больше кричать. — Ну вот и славно, давайте температурку измерим, держите градусник. Я минут через десять зайду, заберу. — Я подожду… я буду его ждать. Он обязательно вернётся. Он знает, что я жду. Вы понимаете? — Да-да. Сейчас таблетки подействуют, вам легче станет. Мне надо идти. — Конечно. Извините меня… Мне станет легче, когда ты придёшь, слышишь? Я знаю, что слышишь. Я дождусь…