сoma

Жёлтые листья танцевали вальс под колёсами машин, прислушиваясь к общей вечерней меланхолии города. Кислотные баннеры слепили глаза, а холод вгрызался в сердца людей; забирался в их квартиры, остужая нагретые летом стены панельных домов. Зима всегда поступала так… врывалась в жизни людей, корежа их реальность до неузнаваемости. Уничтожала жизни, а после исчезала, уступая место врачевательнице весне, что залечивала каждую рану, перебинтовывая рубцы теплом и красками. И было в этом что-то мистически восхитительное. Невероятное до боли в шрамированых душах. Нора подскочила в постели, рядом разрывался звоном телефон, заливая пространство комнаты холодным светом яркого дисплея. — Да? — Это Нора Ольсен? — Да… кто вы? Это же телефон Неона… — сонный разум отказывался работать, но голос женщины ей был незнаком. — Мне нужно вам сказать, что… — в трубке послышался тяжелый вздох. — Гер Ларсен поступил к нам с тяжелой черепно-мозговой травмой несколько часов назад. Сейчас он находится в коме и… — К вам… это куда? — растеряно произнесла девушка, буквально ощущая, как все внутри опускается куда-то вниз, образуя неприятное чувство пустоты. — Главная городская больница. Его родители просили позвонить вам. — Спасибо… Нора опустила телефон, женщина что-то ещё говорила, но девушка больше не хотела ничего слушать. Ночь, в которую первый снег обратился городской грязью под стопами уставших людей, рухнула свинцовой тяжестью темноты на землю. Слез не было. Собственно, не было ничего. Только всеобъемлющее чувство слабости и беспомощности в этой ситуации. Когда ощущаешь, что уже ничего не можешь сделать и исправить. Заказывая такси на ближайшее время, она накидывает пальто поверх домашней одежды, — не успела достать зимние вещи, и собирает длинные волосы в безобразный пучок. В квартире невыносимо страшно и одиноко, так что впору свихнуться, а потому Нора выходит в ночь под свет фонарей. Холод приводит в чувства, очищает мысли, но стоит юркнуть в тепло салона подъехавшей машины, как дрожь охватывает все тело. Такси трогается с места в гробовой тишине; водитель даже не уточняет адрес. Кажется, видит по каменному лицу пассажирки, что что-то стряслось. Видит, что она в шоке и, задай ей сейчас хоть один вопрос, стена рухнет, прорвавшись словно платина, сломанная потоком воды. Город проносится мимо, смазанный в пятно скоростью и ночной темнотой. Снега больше нет, он остался во дворах, где счастливые люди его не видят из своих окон. А здесь, превращенный трением колес об асфальт в воду, он блестел сыростью, отражая свет фар. Здесь он превращал дорогу в блестящую полосу, уносящуюся вдаль. Нора стиснула зубы, сжимая руки так, что ногти ранили кожу ладоней. В голове ничего не укладывалось, мысли размазало внутри черепа; разметало по всему сознанию… судорожный выдох. Дверь машины скрипит, а позже хлопает, но звук доносится до Норы словно сквозь толщу воды. Словно она оглушена и более не слышит так же хорошо, как и раньше. Нора пытается отогнать плохое предчувствие, не решаясь подойти к автоматическим дверям, сквозь которые просачивается белоснежный больничный свет. Она боится заходить внутрь здания, погружаться в атмосферу болезни и недуга. Боится, что может потерять Неона, а вместе с ним и всю свою жизнь. Регистратура встречает тишиной и уставшим взглядом дежурной медсестры. В нос ударяет резкий запах спирта и лекарственных средств. В больницах так пахнет всегда. Нора помнит. Помнит и от этого кажется, будто вся её душа сжимается от боли. Она проходит внутрь, облачает ноги в синии бахилы и перекидывает легкое пальто через левую руку, тщетно пытаясь унять тремор. Врач выходит к ней не сразу, а когда все же встает перед ней, высокий и безразличный, высыпает на голову бесчисленные медицинские термины. Он выражает сухие соболезнования и надежды на то, что все обойдется. И Нора кивает. Потому что тоже надеется на это, опускаясь на жесткую скамейку у стены напротив реанимации. Ехать домой не хочется. Там пусто и безжизненно, а здесь… здесь есть врачи и автомат с премерзким кофе. А еще здесь есть надежда. И бинты для ран на ладонях. … Потерянное время. Мир вывернулся наизнанку, пока Нора отчаянно цеплялась за каждое воспоминание оставшееся внутри. Пыталась вытянуть их, собрать воедино. Но получалось только просыпаться в одиночестве в завтрашнем дне, наблюдая жизнь, которая словно замерзла в пространстве большой квартиры. Нора, кажется, сходила с ума, находя среди бесконечной потери себя лишь одно спасение, — надежду, что Неон вспомнит. Вот только Неон больше не помнил. Авария искорежила воспоминания обо всем, выбила из головы каждую крупицу разбитой вдребезги девушки, которую он собрал по частям. И теперь он смотрел на неё так, будто и не знал никогда. Будто не провел с ней так много времени, что это можно было назвать вечностью. Счастливой, но имеющей конец. — Нора, — произносит он, когда она вновь приходит в его квартиру, надеясь на лучшее. — Послушай… Я не хочу давать тебе надежду и держать рядом. — Почему? — девушка смотрит поверх кружки с чаем. Дымок, поднимающийся от кипятка, застилает глаза, искажая реальность. — Потому что прошло много времени. И я… — Встретил другую? — перебивает его она. — Да, — откликается Неон, глядя в её глаза, но не замечая ничего. Только спокойную невозмутимость. — Хорошо. Нора отставляет кружку. Какое-то время она в молчании смотрит на лицо некогда близкого человека, а потом поднимается из-за стола. Прощальные объятия как обычно выходят странными и торопливыми. Очень болезненными. Такими, что кажется будто хирурги вспарывают кожу скальпелем, забыв об анастезии. Нора смотрит в медовые глаза, ерошит, отросшие за время проведенные в больнице, волосы и улыбается. Вымученно. Через силу. Последнюю, что у нее осталась. — Будь счастлив, пожалуйста. Неон кивает. Хочет что-то сказать, но девушка качает головой и выскакивает за дверь, быстро спускаясь вниз. Больше не выдержит. Не сможет удерживать спокойствие напускной маской, в то время, как сердце в ужасе ударяется о ребра в истеричном такте. Улица встречает её зимней темнотой вечера, а дверь в подъезд закрывается за спиной с тихим щелчком. Трясущимися руками она достает пачку сигарет. Слезы, наконец прорвавшиеся сквозь искусственное спокойствие, застилают глаза, мешая разбирать дорогу. Да и это оказывается неважным. Город пуст, как и её душа. Нора усмехается, думая, сколько еще раз ей придется пережить подобное. И сколько еще раз она сможет оставаться живой. Снежная королева выдыхает и останавливается, неожиданно для себя оказавшись среди пустующей аллеи. Снежит. Крупные снежинки спускаются с неба на землю, отражая желтый свет фонарей и освещая все вокруг. Телефон в кармане трезвонит без конца, но она не обращает внимания, рассматривая огни той части города, что видны с возвышения, на котором и раскинулся парк. Редкие порывы ветра ударяют в спину, продувая насквозь, а зима… зима забирается в её душу. Тоска сковывает нутро цепями. Раскинув руки в стороны, Нора запрокидывает голову вверх, смотря с улыбкой в беззвездное темное небо. Телефон падает в сугроб. Тишина. Колкие снежинки падают на землю, изредка взмывая в воздух на крыльях ветра. Разлетаясь по аллее, которая никогда ничего не значила. Ни для кого из них. Кай опускает телефон. Звонок прерывается, исчерпав время ожидания, а он смотрит на город, опираясь о перила открытого балкона. Тело наполняет пустота, а холод почему-то больше не остужает кровь. На мгновение становится так тихо, что хочется закричать, но он этого не делает. Только смотрит вниз и думает. Пальцы отпускают телефон и тот летит вниз. Кай летит следом. Темнота.