Цена рая

Над городом Н. сгущались краски в преддверии ночи, и счастливые отработавшие дневную смену коллеги отправились домой, мой же день (слово «день» уже стало для меня понятием тождественным) только начинался. По своему обычаю я заварил чай, похожий больше на чефир, от которого непривычного малого вывернуло бы уже с первого глотка, в кружке, похожей больше на чёрную дыру – давно она уже не отмывалась – и уселся возле окна в палате моей постоянной подопечной. Кто скажет, что диспансер не самое красочное место – абсолютный идиот, ведь это самое честное и справедливое пристанище, которое только может существовать. Здесь у всех один диагноз и одно лечение. У каждого одинаковое положение: мы все узники диспансера, и врачи, и наши «клиенты», и собираемся здесь с одинаковой целью – отсрочить свою смерть, мы – гибель от голода, они – от наркотиков. И все до единого это знают и принимают. То, что происходит за стенами, куда страшнее. Мир собирает нас и даёт надежду, вселяет в нас уверенность в том, что каждый из нас особенен, что мы должны добиваться высоких целей, что является просто невыносимым обманом: мы все здесь находимся, чтобы влачить жалкое существование. И, кажется, наркоманы – счастливейшие из нас, ведь их иллюзии пересекаются с реальностью, а все боль и страдания проносятся мимолётно, их не тревожит быт, у них одна цель – доза. Мы страстно верим, что человек – венец эволюции, а наркоман – это не человек, это животное. Я же стремлюсь уверить, что всё как раз наоборот. Именно мы, обычные законопослушные граждане, работаем, чтобы прокормиться, получаем образование, чтобы найти эту работу и быть успешным семьянином, создаём семью, чтобы размножиться – а это и есть самые обычные, созданные природой цели любого живого организма. Наркоманы не такие. Им не нужны ни еда, ни сон, ни секс, это всё им заменяют вещества. Для жизни, пусть и не продолжительной, им нужно только одно – и разве это не совершенство? И именно эти отвратительные нашему обществу люди – они возвысились над природой, и они же оказались на самом дне. Да, то место было словно не из нашего обыденного мира. Именно здесь я находил свой покой, я отрывался от мирских сует, забывал о мелких проблемках, которые нам почему-то свойственно преувеличивать до масштабов глобальных катастроф. Каждому, наверно, знаком момент, когда невымытая вовремя посуда преподносится как акт морального вандализма, выражение полнейшего неуважения к человеческому труду и всепоглощающий эгоизм. В реальности же всему виной простой человеческий грешок - забывчивость. То, что из этого строится путём прохождения сквозь призму восприятия женщины - это что-то паранормальное, это нереально, всего этого не существует. А здесь, в диспансере, каждый из пациентов пережил подлинную человеческую трагедию. У многих за спиной воровство, панель, убийства; каждый из них мечтал умереть и жил с ненавистью к себе, а что может быть отвратительнее? Но тут все наоборот упрощается: пациент - это просто больной, точно такой же, как и простуженный малыш или сифилисная дамочка лёгкого поведения, просто причина недуга другая. Но разве мы называем простуду или сифилис трагедией? Нет. Выходит, напротив, здесь ужаснейшие драмы человеческой жизни становятся мизерными и легко исправимыми. И я сидел и смотрел в такое далёкое небо, до которого, казалось бы, можно коснуться рукой. Иллюзии есть даже в природе. Крепкий чай, что должен был обжигать язык, оказался еле тёплым, но кружка до сих пор жарила мне ладони. Иллюзии восприятия всюду. - Опять залип? - послышался позади меня мягкий женский голос. Такой не должен был бы раздражить слух, он должен успокаивать и отгонять все невзгоды. Но я вздрогнул, и сердце словно упало. Не помня себя, на автопилоте я вскочил со стула и уставился на постель девушки. Она всё ещё была там, и улетевшее куда-то сердце вновь вернулось на место, но свои глаза я ощущал, будто бы они принадлежали не мне. В тот момент они были воистину страшны. Округлённые и потемневшие стеклянно они смотрели на девушку, а в голове на тот момент творилась полная неразбериха, из-за чего я и отключился от реальности, не оставшись в ней даже взглядом, ведь сначала необходимо было усмирить свой разум, что явно начал трескаться по швам; из черепной коробки готовы были вывалиться и разбежаться по углам комнаты все мои фантазии и цепи суждений, сложившись в стройную змею скользнуть в щель в стене и пуститься в свободное плавание по реальному миру, но я не мог этого позволить. Я сделал усилие над собой и сказал себе внутренним голосом: «Всё хорошо, просто лишь это создание вышло из овощного состояния.» И сразу свернулись танцевавшие самбу плоды моего больного воображения и легли обратно на упорядоченные полочки моего мозга. Я спокоен. Я сел обратно на стул, небрежно положив ногу на ногу лодыжкой правой к бедру левой, и как бы стараясь оставаться профессионалом, а не человеком, силясь, произнёс: - Вы очень наблюдательны, мисс, но обязанности наблюдателя здесь исполняю я. Вам стало лучше, Аннели?