Kiss The Ring

В комнате, погруженной в отчаянную темноту, сквозит, и это заставляет скулить Луи даже больше, чем ощущение метала на своем твердом члене. Пальцы Гарри ласково, почти невесомо касаются вздымающейся груди, вырывая сладкие тихие стоны. Ему хочется немедленно поцеловать Луи, потому что припухшие от частых укусов губы манят его и заставляют влюбляться в его мальчика все сильнее и сильнее. Гарри не видит препятствий, чтобы мягко коснуться его губ, вовлекая в ненавязчивый поцелуй без языка. Стайлсу нравится, когда их интимность и нерасторопность в сексе граничит с откровенной вульгарностью. Но ему пока не до этого. Это будет позже. А сейчас он доволен тем, что может наблюдать дрожащие пушистые ресницы Луи и медленно дрочить ему, заставляя ныть от нехватки кислорода, когда большой палец Гарри проезжается по покрасневшей головке, размазывая выступившие капли смазки. Сейчас их атласные простыни еще не смяты, а Луи еще не плачет. Но Гарри уверен, что это дело нескольких минут. Потому что кольца действительно слишком хорошо ощущаются на члене, и Стайлс думает, что жар от его парня уже медленно, но начинает пропитывать своим теплом золото обручального кольца (и не только его, ведь Гарри действительно любит кольца, но чуть меньше, чем их любит Луи), поэтому на прикроватной тумбочке, у распахнутого окна, лежат еще два. На десерт. Ночной ветер треплет прозрачную занавеску, усыпанную брошками-бабочками, переливающимися на ярком свете полной луны, но даже они не могут затмить мерцания тех колец, усыпанных драгоценными камешками. Гарри любит изящество. Гарри получает удовольствие от того, что изящно любит своего мальчика. Луи прогибается в спине, когда Гарри склоняется над ним и проводит влажную дорожку языком от пупка до подрагивающих бедер, оставляя на внутренней стороне несколько поцелуев, задевая раздраженную возбуждением кожу еще более горячим дыханием. Новый порыв ветра заставляет Луи покрыться мурашками (или, может, это из-за скользящих пальцев Гарри, которые ласкают его открытую шею?) и вздрогнуть от ощущений, на которых он не мог сосредоточиться. Горячая ладонь Гарри в вязкой смазке, его язык рядом с чувствительными сосками, пальцы, надавливающие на подбородок, и кольца, которые теперь очень хорошо ощущаются потрескавшимися губами. Луи открывает глаза и покусывает фаланги, губами все еще обхватывая потеплевший металл, ловя каждый потяжелевший вздох Гарри, отдающий привычной хрипотцой. Томлинсон чувствует, как пальцы выскальзывают изо рта, и влажность чувствуется на подбородке. Когда Гарри встает с кровати, чтобы поменять кольца и взять еще одну вещь, взгляд Луи упирается в идеальное рельефное тело, скользит по знакомым до боли татуировкам, некоторые из которых когда-то были набиты им самим, а щеки вспыхивают (на самом деле они уже давно пылают), когда он видит вставший член, увитый венками и требующий к себе внимания, но Гарри никогда не заботится о себе первым. Это еще одна причина, за что Луи так сильно его любит. Звяканье метала о стеклянную поверхность означает лишь одно, и на губах Стайлса появляется долгожданная хитрая ухмылка. Он опускается на матрас, прогибающийся под его тяжестью, и пододвигает к себе парня за согнутые ноги, заставляя его голову сползти с подушки, которая теперь оказывается под бедрами, а Гарри видит первые небрежные складки на атласной ткани нежно-голубого цвета. Луи вздрагивает и шумно выдыхает, когда влажные пальцы надавливают на растянутое колечко мышц. Он всегда готов, и Стайлс знает это, но все равно не пренебрегает растяжкой, делая это не для уверенности, а для того, чтобы в очередной раз свести с ума Томлинсона еще немного сильнее. Кольца ледяные, и, когда они касаются распаленной кожи, Луи мычит и соблазнительно подается бедрами вперед, прося о большем, и Гарри не может не дать ему этого, растягивая шелковые стенки ануса длинными пальцами. Одно из колец сползает на вторую фалангу, и Гарри делает все, чтобы он оказалось зажато между двумя его пальцами внутри Луи, а второе кольцо плотно прижимается к промежности, заставляя того чуть ли не выть от подобного. Когда Томлинсон чувствует пустоту, он не успевает огорчиться. Черные анальные шарики на тонкой цепочке ударяются друг о друга, когда Гарри цепляет их пальцем. Цепочка слабо звенит, и Луи лениво приоткрывает глаза, чтобы увидеть, что его ждет, и Стайлс готов поспорить: они оба получают удовольствие даже от одной мысли о том, что произойдет через пару мгновений. И он не жалеет такой же прохладной, как и кольца, смазки на шарики, приставляя один, самый маленький, к раскрытому отверстию и незамедлительно проталкивая его внутрь, наблюдая за тем, как мышцы сжимаются вокруг блестящих звеньев. Он знает, что со вторым не возникнет никаких трудностей, но все равно ждет слабого кивка, разрешающего ему протолкнуть внутрь шарик чуть больше, проскальзывая внутрь пальцем и потирая подушечкой пластик. Он не сомневается, но хочет убедиться, что Луи готов для третьего. Всего их пять, и Гарри нравится то, как Луи справляется с каждым, ведь сфинктер легко принимает крупный третий шарик, растягивающий его сильнее прежних. Гарри слышит рваный протяжный стон, самодовольно ухмыляясь и замечая на ресницах Луи первые капли слез. Простыни тем временем все сильнее мнутся от неуклюжего ерзанья Луи, а бабочки на шторах похожи на тех, что крошатся в его груди, когда он видит, как Луи прикусывает губу и вскидывает брови, скуля от гребанных колец, которые он просто ненавидит обожает в данный момент, и он снова гортанно мычит сквозь зубы, в то время как брови дрожат, сдвигаясь к переносице, над которой появляются смешные морщинки. Гарри отодвигается и забирается на кровать полностью, садясь попой на пятки и начиная дрочить ему в медленном темпе, растягивая каждую секунду, превращая ее в вечность. В их личную вечность. Следующий шарик оказывается неожиданным для Луи, и он, наконец, издает полноценный, громкий, ласкающий слух стон, отчего Гарри срывается на более быстрый ритм, пальцами другой еле сжимая мошонку. Он любит голос Луи и хочет слышать его всегда. Он хочет, чтобы каждый стон звоном отпечатывался в его голове и не утихал [неутихалнеутихалнеутихал]. В Луи уже четыре шарика, и он на пределе. Слезы на его раскрасневшихся щеках высыхают, оставляя лишь еле заметные следы, и теперь он может только смаковать на языке имя любимого, выстанывая его с каждым касанием все громче. Гарри аккуратно массирует его колечко мышц и проникает внутрь пальцем, сжимая цепочку и надавливая пятым, последним, шариком на сфинктер. Он на минуту останавливается, прекращая дрочить и резко вытаскивая палец, цепляя кончиком кольцо от цепочки и вытягивая все четыре шарика, заставляя Луи выть от этого. И Гарри больше не медлит. Он вновь дрочит ему в быстром темпе, поочередно возвращая шарики на место, пропуская один за одним внутрь, и снова останавливаясь на пятом, но больше не желая мучить Луи, так что шарик проскальзывает внутрь, пальцы Гарри несильно сжимают член под головкой, заставляя ее покраснеть еще больше, а взгляд фокусируется на первых каплях спермы. Гарри опускает руку до основания, и этого движения, вкупе с выдернутой цепочкой шариков, хватает, чтобы подвести Луи к краю и толкнуть в пропасть бессилия, смешанного с безмерным удовольствием, и все, что теперь остаётся Стайлсу — завороженно наблюдать за белой вязкой струей, стекающей по головке. И Луи хнычет, скулит и стонет, потому что ему не хватает еще пары движений, потому что он чувствует себя ребенком, которому дали попробовать леденец и отняли, потому что он сам толкается в сжатый кулак, выжимая из себя последние белесые капли, стекающие дальше, по стволу, и смешиваются со слюной Гарри, который размазывает это по члену и по своей руке, оставляя жидкость поблескивать на позолоченном кольце. Холод пробирает до костей, потому что окно все еще открыто, а свет луны, заливающий часть комнаты, все еще заставляет бабочек на шторах переливаться разными цветами. Гарри улыбается, откладывая шарики и ни в коем случае не трогая Луи сейчас: все его тело слишком чувствительно. Он не хочет, чтобы по коже того бегали неприятные мурашки, поэтому сам доводит себя до конца, чуть потираясь головкой о промежность Луи, пачкая её густыми каплями. Ему нравится потрепанный Луи, его спутанные волосы, помутневший взгляд, губы, растянутые в легкой удовлетворенной, счастливой улыбке, и мускатный аромат после секса, витающий в спальне, несмотря на открытое окно. А еще ему нравится засыпать на смятых атласных простынях нежно-голубого цвета.