Навечно преданный

      Погода, такая чудесно-осенняя с утра, после полудня совершенно испортилась. Небо заволокло тучами, промозглый ветер швырял за шиворот горстями мелкий холодный дождь, а дороги быстро превратились в грязное месиво, скользящее под копытами лошадей.       Но шотландский король, впервые за три месяца выбравшийся на охоту, не очень печалился невозможностью воплощения намеченных планов: тихий вечер, проведённый у жаркого камина в уютном кресле со стаканом бренди в руке вдали от порядком надоевшей придворной суеты, был ничуть не худшим времяпрепровождением, чем езда верхом по лесным тропам в поисках оленей или кабанов.       Немногочисленная челядь, живущая в охотничьем королевском поместье и содержащая его в чистоте и порядке, да несколько воинов личной стражи во главе с незаменимым капитаном Лестрейдом — вот все, кто находился сейчас рядом с Его Величеством Джоном Ватсоном. Ни членов генеральной курии, которую с большим трудом, но удалось-таки реформировать в Большой королевский совет, ни аббатов с епископами, что вечно не могли поделить земли и сферы влияния, ни судейских, по малейшему спорному вопросу прибегающих к высочайшей монаршей справедливости, ни бесконечной вереницы прочих просителей и ходатаев, денно и нощно толпящихся в приёмной шотландского монарха, — в этой обители умиротворённого уединения не было никого, кто бы требовал его, джоновых, внимания, поддержки или защиты. И это было прекрасно — вытерпеть ещё хотя бы несколько таких безумных дней было для молодого короля уже за пределами его возможностей. Слишком нелегко держать на плечах подобный груз, особенно в одиночку, ведь даже если Шотландия и не небесный свод, то и Джон Ватсон — не мифический Атлант.       Вытянув ноги к огню и неспешно смакуя янтарный напиток, король мысленно перебирал все значимые события, произошедшие с ним за последнее время.       После весьма удачного доклада на Вселенском Совете его назначили главой попечительского комитета, в обязанности которого входили проверка и оценка экономической и социальной ситуации в тех отсталых странах, которые взамен на поддержку со стороны более богатых и прогрессивных членов Империи готовы были отказаться от феодального строя на своих территориях. Для оказания такой поддержки был создан трастовый фонд, в который все крупные и развитые государства вносили свою определённую лепту. Комитет же, возглавляемый Джоном, должен был решать: кто из менее удачливых соучастников Европейской Империи на эту помощь имеет наибольшее право, в каком размере и в какой форме, поскольку наряду с финансовым оказывалось также и техническое, и правовое, и научное содействие.       Конечно, все эти изменения были инициированы самим шотландским королём, нашедшим довольно дружную поддержку почти у всех глав крупных европейских государств и у большинства мелких, но навалившаяся после этого на Джона ответственность совершенно выматывала, особенно если учитывать то, что входящие в его комитет представители знатнейших имперских фамилий слишком часто оказывались полными профанами практически во всех вопросах, не касающихся моды, придворных развлечений и их собственных корыстных интересов. Поэтому молодой король поначалу пришёл в полную растерянность, не понимая, каким же образом ему претворять в жизнь так чудесно прописанную на бумаге стратегию, но сир Майкрофт, довольно осторожно отнёсшийся к предложенным Джоном реформам, тем не менее в личной беседе посоветовал ему прежде всего собрать надёжную и компетентную команду, которой бы можно было доверять конкретную работу в тех или иных сферах.       — Мне кажется, что у Вас серьёзные проблемы с доверием, Ваше Величество, — в своей неспешной манере вещал Король-Император, поигрывая изящной, инкрустированной редкими голубыми карбункулами тростью. — Вы всё стремитесь делать самостоятельно, беря на себя полную ответственность, а ведь даже ответственность нужно уметь перераспределять. Вы взялись за титанический труд, и справиться с ним самостоятельно Вам будет точно не под силу. Найдите себе помощников — независимо от происхождения и знатности, даже от пола, главное, чтобы эти люди хорошо знали своё дело, и организуйте из них команду, армию, если хотите…       Это был очень дельный совет, но и на его выполнение требовались время и силы, которых у шотландского короля явно не хватало.       Кроме того, вопреки всем ожиданиям, леди Морстен не ответила сразу же «да» на его предложение руки и сердца. Чуть заалев нежным румянцем — то ли от смущения, то ли от удовольствия — она несколько минут молчала, словно собираясь с мыслями, а потом произнесла мягко, но уверенно:       — Я не могу ответить вам сейчас же, Ваше Величество, на ваше лестное предложение, но не потому, что не испытываю к вам надлежащей в таких случаях симпатии. Поверьте, если бы вы не были королём, я тут же сказала бы вам «да», но… Ведь становясь вашей женой, я выйду замуж за всю Шотландию, а это огромная ответственность! Я не уверена, достойна ли я и справлюсь ли с возложенной на меня честью. Мне нужно будет хорошенько всё обдумать, посоветоваться с Богом и близкими мне людьми. Дайте мне время, Ваше Величество, и я смогу дать вам обдуманный и взвешенный ответ, соответствующий вашему предложению…       Этот разговор состоялся около двух месяцев назад, после чего Мэри Морстен уехала к своим дальним европейским родственникам, которые после смерти родителей заменили ей отца и мать. Не сказать, чтобы Джон был слишком огорчён таким ответом своей избранницы, напротив, скорее, счёл его мудрым и вполне достойным будущей Королевы и даже, к собственному тайному удивлению и растерянности, вздохнул с некоторым облегчением. Конечно же, не от неожиданной отсрочки предполагаемой свадьбы! Вовсе нет! Правда, положа руку на сердце, причины для «некоторого облегчения» он не видел и сам, как ни пытался копаться в себе. Тем более, что несколько дней назад Джон получил от леди Морстен долгожданное письмо, полное нежных слов и обещаний не разочаровать надежд Его Величества, и счёл его приятным и обнадеживающим. Ведь он давно мечтал завести семью и детей, и теперь с нетерпением ждал возвращения своей избранницы, не так ли?       В дверь вежливо постучали и на пороге возник Лестрейд:       — Простите, сир, но у наших ворот — люди. Кажется, какие-то торговцы сбились с пути и просят впустить их на ночлег. Какими будут Ваши распоряжения?       — Разумеется впустить, капитан, о чём может быть речь? — Джон, несмотря на то, что ещё несколько часов назад планировал уединение и покой, заметно оживился, сполна предвкушая интересное времяпровождение с неожиданными гостями: торговцы всегда отличались знанием множества разнообразных историй, случавшихся как с ними лично, так и со всей их многочисленной братией, и деятельная натура молодого монарха легко одержала верх над прежними чаяниями. — Пусть их немедля проводят в гостиную и устроят со всяческим удобством. Похоже, вечер сегодня будет не таким скучным, как я рассчитывал.       Вызвав к себе мажордома и отдав ему распоряжения касательно ужина и предполагаемых гостей, Джон Ватсон лично вышел в гостиную поприветствовать прибывших.       Ими оказались почтенного вида старик в дорогой, но насквозь мокрой шубе и несколько молодых мужчин очень воспитанного, но какого-то однообразного вида: причёски, одежда и даже лица юношей были очень похожи между собой — не чертами, а скорее каким-то отстранённым выражением, словно их совершенно не волновали ни прилипшая к телу влажная одежда, ни стекающие с волос ледяные ручейки дождевой воды.       — Оу, Вы, должно быть, и есть радушный хозяин этого дома, проявивший милосердие к несчастным путникам? — старик первым обратился к Джону, в порыве благодарности хватая того за руки и усердно их пожимая. Лестрейд, стоящий около украшенной затейливой резьбой двери, дернулся пресечь неподобающую фамильярность, но был остановлен лёгким движением брови короля, в глазах которого уже синими чертиками плескалось веселье. А купец продолжал: — Вы даже не представляете, что для нас сделали — такой страшный ливень, нашу карету занесло, колесо слетело, и какое счастье, что это произошло совсем рядом с вашей гостеприимной усадьбой!.. О, простите, я должен был сразу отрекомендоваться, — добавил старик, заметив, с каким интересом хозяин разглядывает его самого и его молчаливых спутников. — Моё имя Альберто Ромус, и я торговый агент Школы Идеальных Слуг. А это, — он указал на сопровождающих его юношей, — мой товар, который мне следует доставить приобретшим его клиентам.       В воздухе повисла неловкая тишина. Веселье в синих глазах в один миг сменилось непривычной жесткостью.       Естественно, король Шотландии знал, о какой Школе идёт речь. И даже очень хорошо. На территории его государства, а точнее, на острове Скай, действительно находилось сие, вызывающее, мягко говоря, полное неодобрение Джона, заведение. Но чтобы вот так, поздним вечером, в его дверь постучал её торговый агент — это казалось удивительным, а поэтому неслучайным совпадением.       Увидев, в какое замешательство его слова привели хозяина приютившего их дома, торговец, сделавший свои собственные выводы из затянувшейся паузы, поспешил прояснить ситуацию:       — Простите, если моя персона вызвала у вас недоверие или какие-то сомнения, я могу предъявить подорожную и документы на товар…       — Нет, нет! — тут же перебил его Джон, стараясь не смотреть на покорно замерший у двери «товар». — Хм… Как бы мне ни хотелось по возможности дольше сохранять инкогнито, думаю, лучше будет немедленно представиться, чтобы всё встало на свои места. Я — Джон Хэмиш Ватсон, король Шотландии, а вы сейчас находитесь в моём охотничьем поместье.       — О… Боже мой, я не знал!.. — теперь пришла очередь смущаться пожилому торговцу, резво отсупившему на пару шагов назад и склонившемуся в почтительном поклоне. — Умоляю, простите мне мою дерзость, Ваше Величество, я не думал… Я готов сейчас же покинуть ваш дом…       — Нет, вот этого не нужно, — Джон твёрдо пресёк все попытки старика тут же вытолкать своих молодых спутников за дверь. — Раз уж Господь привёл вас в такую непогоду к моему порогу, то и я не вправе выгонять вас, каким бы ни было моё отношение к вашему… делу, — закончил он, чуть запнувшись. — Мои слуги проводят вас и ваших спутников в отведённые вам комнаты, дабы вы могли привести себя в порядок, а затем мы вместе отужинаем, как и предписывают законы гостеприимства.       — Прошу вас, не стоит беспокоиться о моих… спутниках, — отозвался торговец, явно чувствуя себя не в своей тарелке. — Им необходим минимум комфорта, чтобы восстановить силы, а что касается ужина… Боюсь, это будет некорректно и неудобно, прежде всего для Вашего Величества. Да и питание для них предусмотрено особое, до тех пор, пока они не войдут в полную собственность своих хозяев.       — Это как вам будет угодно! — постаравшись, чтобы слова не прозвучали слишком холодно, Джон удостоил нежданных гостей вежливого кивка и проследовал к камину. Собственноручно долив брэнди в уже наполовину опорожнённый бокал, Его Величество, прищурившись на полыхающий в очаге огонь, одним махом опрокинул в себя янтарную жидкость, на что верный Лестрейд, уже покидающий комнату вслед за купцом и его «подопечными», позволил себе только понимающе моргнуть.       «Надо же! — проносилось в голове короля, пока крепкий напиток обжигающей порцией проникал в монарший организм. — Школа, которую я уже несколько лет хочу закрыть — и вот пожалуйста! Принимаю её торгового агента у себя дома. И даже с „товаром“, прости Господи!»       Школа Идеальных Слуг — как высокопарно именовало себя сие сомнительное учреждение — располагалась на принадлежащем Шотландии острове, но весь вопрос заключался в том, что при этом законы государства на неё совершенно не распространялись.       Около сотни лет назад один из предков Джона подарил этот остров необычайно талантливому, но, скорее всего, безумному доктору в благодарность за спасение жизни наследника и королевы — его обожаемой жены. В документах, хранящихся в государственных архивах, было указано имя лекаря — Виктор Франкенштейн. Легенда же гласила, что королеве, слишком тяжело переносящей беременность, придворные медики, так же, как и их приглашённые из-за границы коллеги, пророчили смерть родами. О здоровье наследника говорить вообще остерегались, поскольку правитель Шотландии, будучи уже в достаточно зрелых летах и не имея, кому передать престол, и слушать не хотел о том, что ребёнок может не выжить.       Вот тогда-то и появился странный доктор, который пообещал спасти и мать, и дитя. Король, готовый ухватиться за малейшую, самую призрачную надежду, поклялся выполнить любое желание господина Франкенштейна, если тот действительно выполнит обещанное.       Доктор не обманул — и королева, и наследник действительно выжили, хотя было ли это божественным чудом или заслугой гениального лекаря — никто не мог сказать наверняка. Тем не менее, шотландский король выполнил свою клятву и предложил Виктору самому выбрать себе награду. Тот, не задумываясь, потребовал в своё полное распоряжение уединённый земельный надел, где он бы мог делать всё, что захочет, никому не подчиняясь и ни перед кем не отчитываясь, а также крупную сумму денег на обустройство лаборатории, в которой лекарь собирался проводить свои удивительные эксперименты, пытаясь открыть то ли философский камень, то ли эликсир бессмертия.       Получив всё желаемое, доктор Франкенштейн на многие годы исчез из мирской жизни, сделавшись совершенным затворником, и связь с миром поддерживал исключительно через нескольких слуг, один из которых, как-то изрядно набравшись в придорожном кабачке, поведал жуткую историю, будто бы его хозяин в своей лаборатории режет мертвецов и пытается собрать из частей трупов нового человека, вдохнув в него жизнь посредством хитроумных приспособлений. Конечно, в пьяную болтовню никто особо не поверил, но слухи поползли, подобно огню по сухой траве. Говорили, что доктор ужасно разгневался, узнав о чрезмерной болтливости своего слуги, посчитал это предательством и решил отныне посвятить всё своё искусство и знания одному — воспитанию идеальных слуг, которые были бы преданны своим хозяевам и телом, и душой, и которым можно было б доверять всецело и безоговорочно. Потратив годы на опыты и поиск совершенных способов воспитания, доктор Франкенштейн добился-таки великолепных результатов на этом поприще и даже открыл Школу Идеальных Слуг, предлагая всем желающим приобрести в собственность безупречно преданное существо. Какими именно методами и средствами лекарю удавалось добиться подобного результата — ни он, ни его помощники никогда и никому не открывали, но клиентов у Школы оказалось достаточно, и дело доктора стало вполне себе процветающим и прибыльным.       По всей Европе и даже за её пределами шныряли вербовщики, скупающие младенцев-мальчиков — не моложе одного года и не старше трёх — для того, чтобы в стенах Школы превратить их в идеальных слуг, называемых не иначе, как Преданными. Бедные семьи с удовольствием отдавали «лишних» детей, обольщённые хорошей платой и обещанием, что у их мальчиков будет прекрасное воспитание и счастливая сытая жизнь в дальнейшем. Вербовщики часто не гнушались скупать «живой материал» и у пиратов, чьей добычей порой становились родители с младенцами, и даже у похитителей детей, продававших свой товар цыганам, нищим и тем, кто зарабатывал на жизнь, превращая беспомощных малышей в жутких уродцев, вошедших одно время в моду при многих европейских дворах — как редкие китайские собачки или восточные ковры.       Стоило признать, по сравнению с подобными вариантами, когда-то попасть в Школу для таких детей, возможно, действительно было счастьем, но сейчас…       Джон с детства слышал различные истории и слухи о необычной Школе. Ею даже пугали малышей: «Если уйдёшь далеко от дома, тебя украдут вербовщики!» — говорили матери и няни непослушным сорванцам. И хотя это было ложью — вербовщики школы никогда сами не нарушали закон, похищая детей — тем не менее, нынешнего шотландского короля ужасно коробил сам факт существования этого заведения в пределах границ его родины. К его великому сожалению, никаких правовых возможностей закрыть Школу или запретить её деятельность он не имел — Мастеров-преподавателей, заменивших давно почившего отца-основателя, надёжно защищала дарственная, подписанная венценосным предком Джона и скреплённая печатью Дома Ватсонов. Но и просто смириться с этим рассадником рабства у себя под носом шотландский монарх тоже не мог.       Из размышлений его выдернуло вежливое покашливание мажордома:       — Ужин готов, Ваше Величество! Ваш гость ждёт в столовой.       Какими бы ни были чувства Джона, в этот вечер он решил быть просто гостеприимным хозяином — и только. Поэтому, отогнав все лишние мысли и стерев с лица недовольную гримасу, король вышел к гостю и пригласил его к столу, традиционно заняв место во главе. Чести ужинать с Его Величеством, по уже сложившейся традиции, удостоился так же и капитан Лестрейд, время от времени бросающий на пожилого торговца подозрительно-изучающие взгляды.       — Ну-с, так расскажите нам что-нибудь об этой… Школе, — промокнув губы салфеткой, наконец нарушил неприятное молчание Джон.       — Я думал, Вам и так всё известно, Ваше Величество, — тихо ответил старик, отпивая несколько глотков вина из высокого стакана.       — Не скромничайте, — король улыбнулся, но синие глаза оставались совершенно серьёзными, даже строгими. — Ваши мастера-преподаватели прекрасно умеют ограничивать доступ к информации. Я уже не говорю о тех вещах, которые по всей видимости являются абсолютно секретными с точки зрения Школы. Всё, что мне известно — это в основном слухи, и та немногая правда, которую вы находите необходимым сообщить о себе окружающему миру.       — Я тронут Вашим гостеприимством, сир, но вынужден сказать, что секреты Школы должны остаться секретами. Я не просто не должен, я не могу их раскрыть непосвященному вне зависимости от его статуса и возможности сделать со мной все, что угодно, чего, я надеюсь, уповая на Вашу, сир, репутацию, все же не произойдёт, — торговец говорил со спокойствием человека, много прожившего и поэтому мало чего боящегося. — На данный момент Вы знаете то, что должны знать, а большего… Вот если бы Ваше Величество пожелали стать нашим клиентом…       — Что? Вы смеете МНЕ это предлагать? — гневно сверкнул глазами Джон, слегка опешив.       — Я только говорю, что у постоянных клиентов есть больший доступ к информации, сир, — пожал плечами ничуть не смущенный старик.       Его Величество отложил в сторону приборы и, упершись локтями в столешницу, скрестил пальцы под подбородком. Как бы то ни было, Джон вынужден был признать, что несмотря на довольно дерзкие слова торговца, его свободная и открытая манера держаться импонировала. И что говорить, Ватсон достаточно высоко ценил в людях подобные качества, чтобы сейчас это позволило держать себя в руках, спокойно проясняя свою позицию:       — Такая цена информации слишком высока. Свобода человека для меня превыше всего, а то, чем занимается ваша Школа… В наше время это по меньшей мере безнравственно.       — Вы считаете преданность безнравственной? — Альберто Ромус хитро сощурил один глаз.       — Это всего лишь благовидное название для неблаговидного явления.       — И какое неблаговидное явление, осмелюсь спросить, Вы имеете в виду, Ваше Величество? — с искренним интересом воззрился на короля торговец.       — Рабство, разумеется! Или у вас есть на этот счёт иное мнение? — разговор принимал всё более любопытное развитие в глазах шотландского монарха, к раздражению и возмущению которого стал примешиваться азарт спора с интересным оппонентом. Гостя же, казалось, ничто не могло выбить из однажды обретённой колеи:       — С Вашего позволения, есть! Рабство — это не более, чем термин, сир. Все мы в нашем мире чьи-то рабы: господ, королей, Бога, своих собственных идей. И при этом все мы страдаем — от собственной униженности, от нереализованности, от невозможности воплотить в жизнь мечты и получить желаемое. А наши воспитанники лишены подобных слабостей — мы избавляем их от собственных желаний и эгоистических амбиций, даря взамен радость абсолютного подчинения. Мы делаем этих юношей счастливыми, а их хозяевам даём возможность иметь рядом существо, преданность которого возведена в абсолют.       — Даже Создатель не требовал от человека бездумного подчинения, иначе Он не наделил бы нас свободой воли и выбора!.. — возразил Джон.       — Свобода выбора, сир? — не сдержавшись, воскликнул старик, и по его загоревшемуся взору король точно определил, что поднятая тема является для торговца животрепещущей. — Да если бы Господь не наделил наших прародителей этим недостатком, мы бы с Вами сейчас ужинали в раю, а мир был бы чист от зла, боли и насилия. Вы так не думаете? Ангелы не имеют свободы выбора — и разве они не превосходят человека в нравственности?       Шотландский король помолчал, обдумывая услышанное. Честно говоря, он никогда не рассматривал данный вопрос с такой точки зрения. В этом просматривалось разумное зерно, но… Джон не мог уступить в том, что было для него принципиально, а потому поспешил выразить своё несогласие с мнением собеседника:       — Ну, положим, нам с вами не было бы знакомо словосочетание «падший Ангел», если бы выбор для Ангелов был так уж вовсе невозможен… Что ж, хорошо, я допускаю, что ваши воспитанники действительно чувствуют себя счастливыми, хотя и не представляю, как можно быть счастливым, не имея возможности выражать собственную волю — сомневаюсь, что вы нашли способ превращать людей в ангелов. Но власть над другим человеком, особенно такая — абсолютная — разве не портит душу хозяина? Разве не унижаемся мы, унижая других, а имея рядом с собой такое искушение, как идеального слугу — как не соблазниться и не впасть в тяжкие грехи? — похоже, тема была насущной не только для старого торговца. Тот поджал губы.       — Школа несёт ответственность только за своих воспитанников, Ваше Величество.       — Какую ответственность? Если я правильно понял, вы воспитываете не личность, а бездумное орудие, подобно тому, как кузнец выковывает нож или меч. Но разве может мастер гарантировать, что дело его труда не послужит злу, попав в жестокие руки? Не хозяева ли отвечают за ваших идеальных слуг, всецело ними распоряжаясь?       — Школа гарантирует, что приобретённый слуга будет предан вам навечно — неужели этого не достаточно? Или это уже не считается одним из важнейших человеческих достоинств?..       Спор был внезапно прерван одним из королевских слуг, с выпученными глазами вбежавшим в столовую без стука и позволения:       — Ваше Величество! Прошу прощения, Ваше Величество, но там, там!..       Слуга был явно чем-то сильно встревожен, и его состояние тут же передалось сидящим за столом. Лестрейд, молчаливо внимавший на протяжении всего ужина спорщикам и умудрившийся оказаться в стороне от словесных дебатов, поелику не пристало лезть наперед батьки в пекло, а наперед короля со своим мнением, не дожидаясь королевского распоряжения, немедля вышел из-за стола, разумно ставя безопасность своего сюзерена превыше правил этикета, и схватился за оружие.       — Успокойся, Том, и говори внятно! — оставшись на своём месте, король, тем не менее, мгновенно подобрался, готовясь к любым неожиданностям.       Быстро закивав, слуга сглотнул и затараторил:       — Я вышел посмотреть лошадей их милости, — говорящий глянул в сторону торговца, — а там, возле конюшни, под каретой — какой-то человек. Лежит на земле и вроде как не дышит даже. Я его окликнул, поближе подошёл — шевелится. Но на вид — совсем больной и на беглого каторжника похож: бледный, худой, в лохмотьях.       — Не совсем понял причину паники и почему именно каторжник? — изумился король. — Возможно, это просто какой-то бродяга? Пробрался к конюшне, чтобы от непогоды укрыться.       — Нет, Ваше Величество, это не простой бродяга, точно! У него на руках и ногах — кандалы.       Переглянувшись с Лестрейдом, Джон недоверчиво уточнил:       — Ты точно уверен? Откуда здесь каторжнику взяться?       — Уверен, сир! У него ещё и клеймо на плече имеется. Говорю же — беглый!       Извиняющийся голос торговца остановил метнувшегося было к выходу капитана:       — Простите, Ваше Величество, это моя вина! Я должен был Вас предупредить, но не желал беспокоить. Дело в том, что тот, кого видел Ваш слуга — вовсе не каторжник, хотя действительно беглец, — и, немного помявшись, старик пояснил: — Это один из наших воспитанников, который на самом деле сбежал от своего господина и вернулся в Школу, как в единственно близкое ему место. Мы, разумеется, сообщили о нём хозяину, который распорядился доставить беглеца назад, заковав его предварительно в цепи, что, поверьте, носит характер сугубо наказания, а не предосторожности.       — И вы бросили живого человека под открытым небом? В такой холод? — возмутился король. — Капитан! Немедленно приведите этого несчастного! — И недобро насупив брови, Его Величество жёстко обратился к торговцу: — Так как вы там говорили? «Навечно преданный»?       — Это исключительный случай, в котором виноват сам хозяин, сир! — от давешнего спокойствия старика почти ничего не осталось. Казалось, эта ситуация огорчает его невозможно, и Джон не мог понять только одного: торговец беспокоится о случившемся побеге, или о том, что это станет кому-то известно. — Понимаете, когда желающие обращаются к нам, чтобы приобрести слугу, с ними обязательно беседует наш Мастер-душевник. Он выясняет, чего именно хочет получить клиент, а потом подбирает ему соответствующего по характеристикам кадета.       — Соответствующего по характеристикам? — перебил Джон. — Я думал, что все ваши воспитанники одинаковые.       — Нет, разумеется! В основе всегда лежит человеческий материал, и как бы мы ни старались, вычистить его полностью невозможно. Никогда не получается совершенно белый лист, но это делает процесс только более увлекательным и творческим. И подобрать правильную кандидатуру исключительно важно! Тогда не возникает никаких противоречий и внутренних конфликтов. Но иногда клиенты намеренно выбирают несоответствующих кадетов. Обычно это происходит тогда, когда требуется слуга для… особых целей. В таком случае мы честно предупреждаем, что постоянное выполнение приказов, противоречащих личностным наклонностям Преданных, вместо удовольствия от служения будет приносить им страдания, что вызовет глубокий внутренний раскол и, как неизбежность, желание прекратить физическое существование. Поверьте, порог выносливости наших воспитанников очень высок, и нужно приложить немалые усилия, чтобы вынудить их на такой шаг, но… Некоторым это удаётся. Тогда Преданные прерывают свою жизнь подручным средством. Чаще всего это вскрытие вен, но если у них нет такой возможности — тогда в ход идёт любой доступный способ. Наш беглец ничего не рассказывал — он не может раскрывать никакую информацию, касающуюся его хозяина, но все Мастера согласились, что побег — лишь неудавшаяся попытка суицида. Он практически приполз к воротам Школы несколько недель назад: весь изломанный, с воспалёнными и гниющими ранами, истощённый и смертельно измученный. Не представляю, как ему удалось добраться из… Неважно, откуда, но обычному человеку это было бы явно не под силу. Мы выходили его…       — И теперь возвращаете тому, кто довёл вашего воспитанника до такого состояния? — закончил Джон. На его обычно подвижном лице застыло выражение возмущения и гнева. — Но почему таким образом? Какой смысл сначала выхаживать раненого, чтобы потом устраивать ему этапирование в кандалах и с ночевками в придорожной грязи? Или вы умышленно планируете НЕ довезти его до места назначения?!       — У нас не было выбора, Ваше Величество… — опустив глаза, почти прошептал торговец, и королю показалось, что в его голосе прозвучало искреннее сожаление и отчаяние.       Джон хотел было едко заметить, что, в отличие от Преданных, у мастеров Школы наверняка есть свобода выбора, но тут дверь распахнулась, впуская в столовую Лестрейда и ещё двоих стражников, практически насильно волокущих под руки отчаянно сопротивляющегося человека. Тело несчастного было едва прикрыто оставшимися от былой одежды лохмотьями, сквозь которые просвечивали свежие шрамы, обильно покрывающие бледную кожу. А под спутанными, падающими на лицо тёмными прядями недобрым зеленым огнём сверкали странноватой формы глаза падшего Ангела Школы, которые король Джон не смог бы спутать ни с какими другими. В памяти шотландского монарха настойчиво всплыло лишь однажды услышанное имя.       Джон заморгал, облизывая внезапно и непонятно почему пересохшие губы:       — Шерлок?..