Глава 19
21 февраля 2016 г. в 15:16
Невесть откуда взявшийся в осеннюю хмурую пору яркий солнечный луч, насмешливо прорвавшись сквозь завесу плотных бархатных портьер, лизнул край скомканной во время беспокойного сна подушки, задумчиво переполз через широкий лоб, надбровные дуги и, наконец, уверенно добравшись до искомого, лихо впился огненной стрелой прямо в плотно сомкнутые веки.
Самое время пожелать себе, любимому, доброго утра, мм?
Только вот доброта этого утра представлялась Джону весьма сомнительной.
Его Величество, уже осознавая все неприятные последствия отгремевшего накануне веселья, попытался ещё крепче зажмуриться, но уже достигнутое явно оказалось пределом его возможностей. Не было сил ни пошевелиться, ни, тем более, отползти подальше от этого знойного солнечного активиста, насквозь прожигающего сейчас все преграды и столярным сверлом пробивающего себе дорогу прямо в Джонов многострадальный мозг. И, надо сказать, весьма успешно — голова болела просто-таки нещадно…
Чёрт бы побрал это сладковатое любимое вино его дражайшей невесты, в котором он вчера так усердно топил под самый конец праздника вновь пролезшие со всех сторон мысли…
Кстати, какие мысли? Они точно были… И предостаточно… Такие гадкие, жуткие, как пауки, они повылазили изо всех щелей, плетя вокруг него свою крепкую и липкую паутину… Король сморщил лоб… Нет… Мыслей нет… Это хорошо?.. А вина?
Джон осторожно выдохнул и, собравшись с силами, решился открыть глаза — всё равно придётся. Обвёл мутным взором покачивающиеся стены собственной опочивальни. Весьма муторно и неопределённо покачивающиеся… Такие мелочи, как прикроватный столик и возможные инструменты для реанимации бравого королевского организма, зрение фиксировать отказывалось вовсе.
Нет, вина тоже… не видно… О, господи… Бедная голова… Надо… Надо… О! Где-то всё же была мысль… Не в виде паука, а забившейся в панике под стол мышки. Тю-тю-тю… Сюда… О! Вот!!! Шерлок!
Вслед за именем, всплывшим в пронизанной болью голове яркой, но не болезненной, а вполне себе умиротворяющей вспышкой, последовало осознание причины — некто по имени Шерлок наверняка сумеет куда-нибудь нажать, на некую грёбаную точку левой пятки или чего ещё — Джон сейчас готов предоставить любую на своём исстрадавшемся теле, лишь бы прекратить этот звон в ушах! И всё водрузится на свои места… Как обычно… Да… Обычно именно так и бывает, когда рядом есть Шерлок. Точно.
Надо только собрать силу воли… Так… Сила воли, ты где?.. Джон попытался осторожно встать и принять хотя бы относительно вертикальное положение, приличествующее сыну божьему, чёрт уж с ним, с помазанником, когда скрутило ещё и желудок. Чёрт… Грёбаное вино… Ууууу…
На жалобный стон, не удержавшийся-таки внутри пересохшей наподобие сарацинских пустынь глотки, в королевских покоях ожидаемым актом милосердия и заботы тут же материализовались вездесущие камердинер и командир охраны, видимо, дежурившие у двери — оба встревоженные и озабоченные. Ну, наконец-то…
— Ваше Величество! Мама миа! — всплеснул руками Анджело. — Что же Вы так вчера… переусердствовали? Совершенно себя не щадите, совершенно!
Лестрейд, то ли из преданности, то ли из мужской солидарности пытающийся понимающе не нависать над сюзереном, поправлял свою сбившуюся в спешке перевязь и усердно старался выглядеть молчаливым и сострадающим, изо всех сил приглушая искру веселья, загоревшуюся в прищуренных в полумраке опочивальни глазах при виде совершенно расписного Величества.
— Прикажете вина? Или эля? — продолжал тем временем суетиться от избыточного рвения притоптывающий на месте камердинер, ежесекундно охая и тем самым вызывая у монарха новые вспышки мигрени.
— Нееет… — Его Величество, благодаря новым разрядам принимаемых похмельным мозгом молний немедленно начавший сомневаться и в милосердии, и в заботе, попробовал было помотать головой. Однако, из-за неустойчивости стен в опочивальне, которые при малейшем движении так и норовили превратиться в ярмарочную карусель, пришлось ограничиться слабым взмахом руки и жалобным шёпотом: — Шшшерлока позовите…
— Простите? — удивлённо выпучился камердинер, подозревая в болезном государе некоторую вполне допустимую в сложившейся ситуации неадекватность. Но капитан, за последнее время успевший не раз убедиться, что королевский секретарь действительно может быть ответом на многие возникающие проблемы, уже выскочил из комнаты, хлопком двери невольно ввергая государя в новый болезненный приступ.
Замычав, Джон сжал ладонями виски и упал на проворно взбитые Анджело подушки.
Перед крепко сомкнутыми в очередной раз веками, приплясывая и размножаясь, снова поплыли красные круги, накатывающая волнами тошнота никак не желала избавить от своего присутствия то и дело перехватывающее спазмами горло, а колокола в бедной венценосной голове били настоящий набат. Поглощённый тем, чтобы не утонуть в этом безобразном хаосе, Его Величество едва осознал факт возвращения верного капитана.
Бесшумно следующий за ним секретарь, по всей видимости, также только что разбуженный, в накинутой второпях и наскоро одежде — коротких панталонах и тонкой рубахе, правда, спешно и наглухо застёгнутой — легко ворвался в комнату свежим ветром и побуждением к надежде. Внешне, по обыкновению, абсолютно невозмутимый, он стремительно приблизился к кровати, оценивая состояние короля цепким взглядом.
— Ваше Величество, — негромкий голос почти не потревожил успокоившуюся на мгновение мигрень, — Вам необходимо сесть. Вот так, осторожно.
Не открывая глаз, Джон повиновался, чувствуя, как ласковые руки помогают ему подняться, придерживая и устраивая поудобней. Без умолку шепчущий что-то предупредительное камердинер подложил под спину короля подушку, заботливо поправляя свалившееся пуховое одеяло.
— Может, всё-таки лучше опохмелиться? — неуверенно обратился он к Шерлоку, с уважением наблюдая за его отточенными движениями.
— Пусть заварят чай, — не одобрил привычный способ «поправки» секретарь. — И воды побольше принесите. И хорошо бы очистить желудок. У господина Андерсона наверняка найдётся что-то подходящее. А я сейчас сниму боль и тошноту.
Кончики пальцев коснулись головы Джона, зарываясь в густые пшеничные волосы монарха, принялись поглаживать, легонько надавливая, прощупывая затылок и опускаясь на шею. Порхая, словно крылья мифического существа, даря невесомые прикосновения и чуть более ощутимые точечные нажатия, они настойчиво уговаривали расслабиться, забыть о коварной боли и мучительных спазмах…
Минут через пять Его Величество облегчённо вздохнул: неприятные ощущения медленно отступали, истончались, с каждым мгновением и вовсе исчезая бесследно по воле волшебных и верных рук. Закончив с головой, Преданный переключился на шею, теперь уже используя ладонь, проводя сверху вниз до самых ключиц, после чего дело дошло до запястий — нежные круговые движения большим пальцем по часовой стрелке, а в конце — до пальцев ног…
Так и не открыв глаз, король вдруг с ужасом осознал, что на смену сдавшим позиции тошноте и мигрени в тело настойчиво устремились иные ощущения — бесспорно, более приятные, но в данной ситуации и при постороннем присутствии — совершенно неуместные. И тут же с неумолимой чёткостью перед Его Величеством из прояснившейся памяти выплыла причина его вчерашней излишней увлечённости веселящим напитком…
— Достаточно, — Джон постарался, чтобы это не прозвучало слишком резко, но по взору нелепо уставившегося на него камердинера понял, что старания успехом не увенчались. Капитан Лестрейд, также несколько удивлённый строгим тоном только что взывавшего о помощи государя, неловко переступил с ноги на ногу, интуитивно понимая, что ему с Анджело в данный момент следовало бы покинуть короля и его умелого целителя. Возможно, Шерлок действительно чем-то огорчил Его Величество, но вот разбираться — чем именно, неглупому капитану никак не хотелось. Он многозначительно взглянул на камердинера.
— Мы с господином Анджело, если Ваше Величество позволит, позаботимся о чае и… что там ещё?
— Бульон тоже будет очень кстати, — уловив намёки командира охраны и нервное согласие государя не держать их более, старый слуга, ещё раз подоткнув со всех сторон одеяло, торопливо последовал за пятящимся из опочивальни Лестрейдом.
Преданный, казалось, за последние дни привыкший к частым переменам в настроении хозяина, покорно ждал. Осознав, что вновь перегнул палку, Его Величество попытался сгладить момент:
— Эм. Спасибо? — Джон полублагодарно-полувопросительно глянул на опустившего руки по швам и ясно взирающего на него Шерлока.
Тот чуть улыбнулся:
— Не стоит, Ваше Величество. Вы ведь знаете, я всегда готов выполнить всё, что Вы только пожелаете. Вам лучше? Если Вы всё ещё чувствуете какой-нибудь дискомфорт, я могу продолжить…
— Нет! — Джон виновато поёрзал, ощутив очередные неуместные вибрации от почудившейся двусмысленности фразы Преданного и ярко пригрезившегося «продолжения». — Нет, мне уже намного, намного лучше. Благодарю, Шерлок, ты практически меня спас.
— Обычные элементы массажа, государь. Я уже предлагал Вам делать это каждый день, Вы напрасно отказываетесь — насколько меньше проблем со здоровьем могло бы возникать! — Шерлок выглядел настолько невинным и решительным в своей речи, что Джон, вновь затянутый водоворотом воображаемых вариантов и последствий поправки здоровья под чуткими пальцами секретаря и уже не раз испытанной на них реакцией монаршего организма, только коротко вздохнул.
— Бред. Я абсолютно здоров, — и тут же, не удержавшись, весело хохотнул: — Ну, в данную минуту уж точно!
Шерлок заискрил глазами в ответ:
— Что ж, раз на данный момент АБСОЛЮТНО все проблемы со здоровьем урегулированы… — он чуть помолчал, лукаво склонив голову набок и побуждая Джона вопросительно поднять брови, — то могу ли я ненадолго покинуть Ваше Величество, чтобы привести себя в порядок, согласно этикету?
Джон окинул оценивающим взглядом свободный от упомянутого этикета наряд своего секретаря: действительно, панталоны и выбившаяся из-под них рубаха, босые ступни (Боже, он так летел сюда, что даже не обулся?), утопающие в пушистом ковре на резном полу, несколько не соответствовали придворным правилам… В очередной раз резко пресекая пробирающиеся в голову по-пластунски, с настойчивостью бывалых диверсантов, знойные ассоциации и мысли, разбуженные невольным любованием красиво очерченными обнаженными икрами, Его Величество кивнул, отпуская своего спасителя. Но в последнюю минуту память услужливо поднесла ему ещё одно воспоминание, сразу же перетянувшее на себя ту чашу весов справедливости, где покоилось королевское любопытство.
Знаком останавливая уже направившегося к выходу Преданного, король облизал пересохшие губы и протянул всё ещё подрагивающую руку к стоящему на прикроватном столике незамеченному ранее графину с водой. Жадно влив в себя несколько глотков благодатной жидкости и почему-то волнуясь, хотя никаких причин для этого не наблюдалось, смешно наморщил нос:
— Шерлок, — в глазах Преданного, ставших почти оливковыми, отразилось предельное внимание. — Глупость конечно. Но мне всё же любопытно… Вчера во время торжества ты задал какой-то странный вопрос. Что-то о дате свадьбы. Что-то совершенно несуразное. Не желаешь объяснить — о чём ты, собственно, говорил?
Шерлок отзывчиво пожал плечами, безошибочно сообразив, о каком разговоре идет речь:
— Ни о чём особенном, государь. Мне лишь показалось немного странным, что ожидая с леди Морстен наследника, вы планируете свадьбу на май, рискуя получить законную супругу и дофина практически одновременно.
— Что?! — все ещё слегка улыбающемуся Джону показалось, что он ослышался. Но Преданный продолжал, ничуть не смутившись прозвучавшим в этом коротком вопросе изумлением.
— Воля Ваша, государь, просто могут поползти нелепые слухи, да и в белом подвенечном платье на последнем месяце беременности, боюсь, Вашей избраннице будет не слишком комфортно…
— Шерлок, ты с ума сошёл? — тон монарха стал более категоричным, а только что греющие улыбкой глаза превратились в синие льдинки. — Что ты такое несёшь? Леди Морстен беременна? С чего ты взял?
— Но это очевидно, сир! — Преданный, казалось, нисколько не удивился королевской неосведомлённости. — Ваша невеста за весь вечер не притронулась к вину, которое всегда очень любила; ей стало дурно, когда подали рыбу — она тут же попросила унести блюдо, при этом на лицо были все признаки дурноты; а портной, который до этого шил леди Морстен платья, готовя наряд для помолвки жаловался, что новые мерки не совпадают в груди и талии со снятыми раньше. А если учитывать, что с момента отъезда госпожи прошло около трёх месяцев, наследника нужно ждать к концу мая.
Услышанное было невозможным. Оглушённый вполне правдоподобными выводами секретаря, Джон всем своим естеством не мог согласиться с тем, что это может оказаться правдой. Мэри? Его Мэри? Нет!
— Шерлок… — ум в полном смятении пытался найти объяснение представшим перед ним уверенным выкладкам, и, не находя, зацепился за спасительное в своей царственной слепоте негодование: — Зачем ты это делаешь? Хочешь в очередной раз поразить меня своей неподражаемой дедукцией? Для чего ты это выдумал?
— Я это увидел, — упрямо произнёс Преданный, с сожалением глядя на государя.
— Значит, твои глаза тебя обманули! — выкрикнул король и, изо всех сил упрямо не желая допустить даже тени подозрения относительно избранной им женщины, обвиняюще продолжил: — Ну, пожалуйста, признайся — зачем ты это, Шерлок? Зачем? Хочешь настроить меня против леди Морстен? Хочешь, чтобы я перестал ей доверять?
Чёрт бы побрал всё это… И неуместные вопросы и откровенно ненужные ответы… Джон сам не очень верил в собственные слова, пригвоздившие недоумевающего босого Шерлока к холодному, не защищённому ковром, паркету. Но другая причина прозорливости секретаря была настолько неприемлема, что следующая порция обвинений, прорываясь старой, уже почти зарубцевавшейся болью и новыми неуёмными порывами, обрушилась на безответно понурившегося парня:
— Я звал тебя. Я ждал… А… Чёрт с этим… Пусть ты даже не счёл нужным дать мне хоть какой-то ответ! Но почему же теперь ты хочешь разрушить мои отношения с той, которая мне близка? Это так ты защищаешь интересы Хозяина, Преданный?
Джон постучал пальцами по подвернувшемуся в метаниях под руку секретеру, уже досадливо осознавая, что в запале эмоций снова совершенно неожиданно для себя повернул диалог в недопустимое и нежеланное русло. Шерлок, лишь моргающий в ответ на обвинения, казалось, был озадачен непонятно куда свернувшей беседой не меньше:
— Вы знаете, что Ваши интересы для меня превыше всего, — попытался в очередной раз объясниться слуга. — Я не желал ни оскорбить Вас, ни, тем более, огорчить. Если ни Вам, ни леди Морстен ещё неизвестно о том, что Ваша невеста ждёт ребёнка…
— Замолчи! — потеряв остатки самообладания, заорал Джон, полыхая от ярости и прилившей к лицу крови. — Я же просил: не нужно читать близких мне людей, Шерлок! Мои слова ничего для тебя не значат?!
Шерлок осёкся, не решаясь ни продолжить объяснения, ни удалиться, обескураженно наблюдая за мечущимся по опочивальне монархом.
Джон, вцепившись в собственную шевелюру и пытаясь усмирить бушующую в груди смуту, унять мельтешение разных и странных мыслей, выкорчевывая сорняки только что посеянных Шерлоком сомнений и уже осознавая, что они всё равно прорастут новыми бурными всходами, что покой и уверенность в близких ему людях, если не в одном, так непременно — в другом, вот в этот самый момент утрачены навеки, наконец, остановился и поймал растерянный взгляд своего дурацкого, нелепого в своих выводах, жестокого в своей настойчивости и до боли… неповторимого Преданного:
— Уходи, я не желаю тебя видеть. И больше не ходи за мной… Приказ понятен?..
Принёсший свежезаваренный чай старый Анджело, обнаруживший в королевской опочивальне лишь бледного и явно пытающегося сдержать ярость монарха, аккуратно поставил приборы на прикроватный столик и, не рискуя не то что произнести всегда легко льющуюся речь, но и сделать лишнее движение, ретировался за дверь с резвостью молодой антилопы. Едва заметивший его мимолётное присутствие король, пытаясь взять себя в руки и успокоиться, всё же подошёл к накрытому столу и взялся за миниатюрную ручку сосуда тонкого китайского фарфора, наполненного благоухающим ароматным чудом.
Каким образом пятно от живительного напитка оказалось на светлом шёлке обоев, россыпь осколков нарядной чашки под ним, а сметённый одним резким движением весь чайный сервиз на стылом полу — Джон так после и не вспомнил.
Король медленно пересекал двор, направляясь к конюшням. В голове в очередной раз была полная сумятица, и в очередной раз причиной этого послужило воспоминание о разговоре с Шерлоком в утро после помолвки. Ну кто бы сомневался… Вот уже несколько дней Его Величество не находил себе места, будучи совершенно потерянным. Будущее, совсем недавно представлявшееся более-менее понятным даже несмотря на неуверенность в правильности сделанного им выбора, теперь расплывалось, подобно песчаному замку под струями проливного дождя. Не имея ни желания, ни достаточных аргументов для обличения недостойного поведения леди Морстен, Джон старался избегать встречи со своей избранницей, малодушно опасаясь не выдержать и сорваться на, вполне возможно, незаслуженные обвинения.
Шерлок, проявив полное послушание, всё это время ни разу не попался Его Величеству на глаза. Король настойчиво убеждал себя, что такое наказательное удаление послужит Преданному достаточным уроком на будущее — не пытаться вмешиваться туда, куда его не просят, и когда капитан Лестрейд, смущённо пряча взгляд, попытался сообщить государю о неутешительном состоянии секретаря, употребляя эпитеты «осунувшийся» и «несчастный», Джон так холодно посмотрел на командира охраны, что у того язык не повернулся закончить своё неудавшееся ходатайство.
Но как бы королю ни хотелось просто выбросить из головы сказанное Шерлоком, сомнения — реальные и довольно мучительные — всё больше и больше одолевали Его Величество.
Настойчивое отрицание: «Не может этого быть, она не такая!» — перемежалось с уже выработавшейся привычкой абсолютно доверять дедуктивным выкладкам своего Преданного. Связь, проросшая корнями в каждый нерв, не позволяла заподозрить в парне умышленной лжи, а стопроцентное попадание его рассуждений в истинное положение вещей, что бы под этим ни подразумевалось, требовало отнестись к словам молодого человека, по меньшей мере, серьёзно.
«Но она никогда не давала повода усомниться!» — стучало в висках. И тут же вспоминались нежные руки, готовые в порыве страсти сорвать с него одежду… «Она влюблена, она была просто захвачена желанием!» — уговаривал он своё подсознание. «А если нет? А если она пыталась тогда склонить тебя к близости вполне расчётливо? Чтобы иметь возможность скрыть, что отец ребёнка — не ты?» — тихонько звучал в голове знакомый баритон…
К большому удивлению и некоторой досаде Джона, настоящей ревности он не испытывал. Было недоумение. Гнев на Преданного, так не к месту решившего применить свою чёртову дедукцию. Огромный зависший вопрос — что с этим всем теперь делать? И ещё один (на самом краю сознания) — почему он, несмотря на веский повод, не ревнует Мэри, а вот Шерлока ревнует даже без всякого повода с его стороны?..
Джон готов был биться головой о стену в надежде прекратить этот бесконечный диалог с самим собой. И, стоило быть объективным, немного — с тем же Шерлоком. Впрочем, сесть на коня и пуститься вскачь, чтобы ветер свистел в ушах, чтобы хоть временно этот свист заглушил дурное внутреннее бормотание — тоже казалось не самым худшим из вариантов. Кроме того, хорошая скачка, глядишь, и утрясла бы возникший сумбур и навеяла единственно правильное в сложившейся ситуации решение. Ведь именно такого для Его Величества сейчас не существовало.
Прямолинейному и честному Джону больше всего хотелось просто пойти к своей избраннице и задать вопрос напрямую, без обиняков и щадящих приличия намёков. Но даже такой неопытный в тонкостях отношений с будущей супругой человек, как он, не мог не понимать, что подобная идея была так себе. А если Шерлок не прав? Если его невеста чиста, как первый снег, и невинна, как агнец божий? И вообще, как он может начать свою семейную жизнь, к которой САМ так стремился, с подобного нелицеприятного подозрения и прямо-таки водевильной сцены?
Очередной виток терзаний на пути к запланированной скачке был прерван капитаном Лестрейдом, резво шагающим через двор наперерез сюзерену:
— Мой король!
Джон был вынужден приостановиться, то и дело стреляя глазами в строну конюшен, но терпеливо ожидая продолжения. По опыту всех прошлых лет тесного общения с начальником стражи он точно знал: такими внезапными призывами к своей королевской особе не стоило пренебрегать.
— Разрешите обратиться, Ваше Величество! — тем временем говорил капитан, получив ободряющий кивок от государя. — Мои ребята на стрельбище только что сбили голубя. Ничего необычного, никто бы и не озаботился происшествием, если бы пичуга не упала прямо к моим ногам. Похоже, это был почтовый голубь, сир, и я от лица своих стрелков прошу прощения, если депеша была важной и мы причинили ущерб. Виновный, естественно, понесёт наказание, будьте уверены!
Король, брови которого во время этого монолога поднимались всё выше и выше, наконец, не выдержал:
— Грегори, успокойся, я ничего не отправлял с голубями! — и, предваряя следующий вопрос, добавил: — И никому не давал подобных поручений. Где письмо? Давай уже разберёмся, кому могла принадлежать птица — тому и побежишь приносить свои извинения… — и Джон протянул руку за письмом, всё ещё нетерпеливо оглядываясь в направлении едва слышного конского ржания и вожделенного открытого горизонта.
Капитан с учтивым поклоном вложил небольшую депешу в ждущую ладонь.
Аккуратно расправив послание, король просмотрел текст, все больше мрачнея при каждом прочитанном слове…
Дочитав последнюю фразу, Джон закрыл глаза. Провёл листком перед носом. Открыл глаза. Медленно перечитал. Дважды. Так же медленно поднял взгляд на своего старого друга и, прочистив внезапно осипшее горло, выдавил:
— Лестрейд, кто-нибудь видел текст письма?
Тот, донельзя озадаченный, решительно помотал головой:
— Нет, мой король.
— А ты?
— Нет! Как я мог, если предполагал, что это Ваша переписка?
Слегка обиженные нотки, проскользнувшие в последней фразе, чуть отрезвили Его Величество, и он похлопал капитана по плечу:
— Прости, друг мой, твои парни на самом деле сбили очень важную птицу. Однако, боюсь, я ещё останусь крепко должным меткости твоего лучника.
И, зажав в кулаке неожиданное послание, король, резко изменив курс, направился прямо в апартаменты, отведённые его будущей супруге. Вот и решение — теперь нам есть о чем поговорить, Мэри. Теперь — точно есть о чём!
Он мог не обратить внимания на знакомый почерк. Мог отмахнуться от лёгкого флёра слишком особенного аромата духов своей невесты. Но сочетание того и другого не оставило никаких шансов на анонимность: короткое послание, отосланное втайне, — дело рук женщины, которой он так доверял. До сегодняшнего дня. И даже заявление Шерлока о её предполагаемой беременности не вызвало такую волну решимости и гнева, как эти несколько строк, отправленных неизвестно кому, без обращений и подписей: «Дж. отстранил от себя Ш. Причины мне пока неизвестны, но Дж. очень расстроен и сердит. Ш. почти не покидает своих покоев. Попробую узнать подробности. Других новостей нет.»
В том, чьи конкретно имена скрываются под знакомыми инициалами, Джон даже не сомневался. И он жаждал объяснений.
Он вошёл без стука, не позволив дежурившей в маленькой прихожей молоденькой фрейлине предупредить находящуюся в комнате госпожу. Не допускающим возражений жестом выставив девчонку из апартаментов своей невесты, король охватил комнату цепким внимательным взглядом.
Мэри замерла у распахнутого окна, обернувшись на неожиданное вторжение и отчаянно борясь с желанием выпустить в небо очередного снаряженного к полёту почтового голубя, одновременно не решаясь это сделать на глазах у своего явно разгневанного жениха. Клетка с десятком таких же белоснежных птиц стояла рядом, прямо на ковре.
Джон медленно протянул руку.
— О, Джон…
Мэри в замешательстве прикусила нижнюю пухлую губу, все ещё не решаясь ни на какие действия, но намерения короля были, как никогда, прозрачны: он сделал ещё пару шагов по направлению к леди Морстен и аккуратно взял из её подрагивающих ладоней трепыхающуюся пичугу. Изъяв очередное притороченное послание, король вернул голубя в клетку и развернул депешу. Внимательно прочитав и поморщившись, как от зубной боли, достал из кармана первую записку, практически идентичную новой, и протянул их женщине.
— Ну и кому же предназначены эти послания, моя дорогая леди?
Джон изо всех сил старался, чтобы его голос не дрожал от гнева, но тон, каким был произнесён вопрос, полностью выдавал все эмоции, владевшие им в этот момент. Леди Мэри терзала закушенную губу, а в её ореховых глазах первый шок от неожиданности происходящего постепенно сменялся пониманием полного краха. Наконец, она прошептала:
— Я не знаю…
Джон скривился.
— Позвольте вам не поверить. Отправитель не знает адресата? Возможно, я кажусь вам простоватым, леди, но не стоит принимать меня за идиота.
— О, Джон, я и вправду не знаю! — воскликнула, заламывая руки в умоляющем жесте, попавшаяся с поличным женщина.
— Не нужно называть меня по имени, сударыня. С этой минуты я для вас исключительно «Ваше Величество», и никак иначе, — ровным тоном внёс коррективу Джон, но тут же рассерженно зашипел: — Вы хотя бы понимаете, что наделали?
— О, Ваше Величество, сжальтесь! Выслушайте меня! Если б Вы только знали причину всего этого! Если б Вы только знали, КАК меня заставили это делать!
Крупные слёзы побежали по щекам, покрытым лихорадочным румянцем. Испуг преступницы, застигнутой врасплох, или отчаяние женщины, не верящей, что её выслушают и поймут? Очередная игра? Джон уже не был уверен ни в чём, касающемся леди Морстен. Но даже отъявленные преступники имели в глазах короля Шотландии право на объяснения и собственную защиту.
— Что ж… У вас будет возможность рассказать об этом. Но для начала хотелось бы всё-таки узнать: КТО вас заставил?
Мэри рухнула на колени, подняв на своего жениха глаза, полные мольбы:
— О, мой король! Прошу Вас, поверьте мне! Я не знаю! Я понимаю, как это всё выглядит, я даже представить боюсь, что Вы сейчас обо мне думаете! Но меня принудили… Меня… О, Боже, помоги мне!.. — она плакала, не вытирая слёз, и прозрачная влага капала на не сокрытую глубоким декольте молочно-белую грудь, вздымающуюся в такт очередному всхлипу. Голос же, взывая к милосердию, продолжал убеждать: — Но я никогда не писала ничего, что могло бы навредить Вам, по крайней мере, я изо всех сил старалась этого не сделать! Не выдать чего-то на самом деле важного, никаких секретов, да и что за секреты мне доступны? Какие государственные тайны может выдать женщина, избегающая политики?
Джон, имевший неоспоримую и всем известную слабость перед женскими слезами, на этот раз только недоверчиво хмыкнул, поднимая свой взгляд, на мгновение невольно задержавшийся на подрагивающей, орошённой солёной влагой нежной коже, и снова вперяясь в заплаканные глаза дамы, которую вскоре собирался назвать своей женой.
— Избегающая? Вы уверены? — король скептически цокнул языком и вновь гневно зашипел: — Да вы хотя бы понимаете, ЧТО вы совершили?! Это шпионаж в пользу врагов государства или же моих личных, предательство короны, вы представляете себе, что с вами будет, если я вынесу данное происшествие на решение совета?
— О, Джон! Прошу Вас! Поверьте мне! Сжальтесь! Я никогда бы не пошла на это, если бы…
— Если бы не что? Вас пытали? Что-то я не вижу следов раскалённого железа на вашем теле, которое доступно глазу, а судя по вашему недавнему стремлению показать мне и то, что скрыто одеждой, могу сделать вывод, что их нет и под ней!
— О, если б Вы только знали… — продолжала рыдать она.
— Так поведайте мне, сударыня!
Джон привычно, как всегда у него бывало в момент крайнего волнения или гнева, прошёлся из угла в угол элегантно обставленной комнаты и вновь уставился на коленопреклонённую у его ног женщину. Мэри всхлипывала.
— Мой король, смилуйтесь, не заставляйте меня рассказывать Вам ВСЕГО…
— И почему же?
— Потому что тогда Вы точно меня разлюбите, Вы никогда не захотите меня больше!
У Джона от такого заявления вырвался истерический смешок:
— Дорогая леди, о какой любви вы сейчас говорите? О каком желании? Думаю, вам стоит сейчас позаботиться о более важных для себя вещах. — Он сдвинул брови и угрожающе веско пояснил: — Вашей жизни, например.
Женщина отшатнулась и нервно потёрла лоб тыльной стороной ладони, задевая накрашенные ресницы, отчего следы тёмной краски пометили кожу, не предназначенную для подобных батальных полотен. В маленькой белокурой головке зрело и оформлялось решение.
— О, господи… Да, Вы правы, Ваше Величество. Что ж, я расскажу. И пусть после этого я больше никогда Вас не увижу и буду наказана по всей строгости закона, но, по крайней мере, буду уверена, что, в конце концов, была абсолютно честна с Вами…
Леди Морстен, прижав на миг переплетённые замком пальцы к побледневшим губам, глубоко вздохнула, словно собираясь с силами.
— Они… Они напали неожиданно, остановили карету, связали слуг, а меня схватили и притащили в какое-то жуткое место. Там была кровать под таким кроваво-алым балдахином, они бросили меня на неё, а потом… Потом… Они… Он… насиловал меня. Снова и снова. Бесконечно… — голос её срывался, но она настойчиво продолжала с таким трудом начатое повествование. — Мне было сказано, что либо я соглашусь… докладывать… либо это будет продолжаться, пока я не умру… О Боже! Я каждую ночь вижу во сне эти красные простыни и узкие бойницы вместо окон в той каморке… Мои собственные крики стоят у меня в ушах… О, как я умоляла!.. — Мэри ещё ниже склонила аккуратно причёсанную голову, открытые королевскому взору плечи конвульсивно содрогались. — Я должна, обязана была умереть, мой король! Я знаю!.. Но я так хотела жить! Так хотела быть с Вами! Быть Вашей любимой Королевой! Я так надеялась, что когда ею стану, Вы сможете защитить меня от моих преследователей! Я была малодушна, простите меня, Ваше Величество!
Джон закрыл глаза и покачнулся. В первую очередь — от неожиданности и внезапной внутренней пустоты. Желудок подскочил к горлу, заставив несколько раз сглотнуть заполнившую рот горечь. Не то, чтобы насилие над женщиной было чем-то редко встречающимся в их неспокойное время. А на войне — так вообще обыденным. Сам король никогда не был участником такого рода святотатства и, разумеется, не стал бы им ни при каких обстоятельствах. Но как командующему войсками, ему приходилось порой закрывать глаза и не на такие богопротивные действа, хотя он и старался по возможности пресекать подобное. Однако, то была война, там были иные обстоятельства и приоритеты… Изнасилование же леди из приближенного к венценосной особе круга в глазах благородного и благовоспитанного Джона было чем-то вовсе из ряда вон выходящим. Недопустимым и невозможным. И потому — возмутительно вышибающим из колеи, путающим мысли, окунающим в жалость и бесконечное сочувствие к распростёртой перед ним жертве чьей-то неумеренной жестокости.
Но было ещё кое-что, едва позволяющее сейчас не рухнуть на колени рядом со своей наречённой и не взвыть вместе с нею в голос. Что-то, до конца не оформившееся для понимания, но надвигающееся неотвратимой катастрофой, подобной землетрясению или волне цунами.
— Кто? Кто это сделал? — прохрипел он, не открывая глаз.
— Я не знааааююю! — в который раз зарыдала Мэри. — Они все были в масках! И тот, кто приказывал, и тот, кто… бесчестил, и те, кто смотрели на это!
— А голоса? Они не показались знакомыми? — руки Джона дрожали. Чтобы справиться с неподобающей монарху слабостью, он сжал кулаки. И открыл глаза. Леди Морстен, глядя на Джона снизу вверх, прошептала:
— Говорил лишь один.
Джон всматривался в опухшее от слёз лицо, стараясь не упустить ни единого намёка на чувства, уловить правду, даже если она не будет произнесена вслух.
— Вы дрожите… Леди, вы обещали мне не лгать! — уже сам Джон почти умолял, настаивая на ответе.
— Я не уверена! Мне показалось… Но я видела этого человека лишь пару раз, я могу обвинить невиновного!
— И всё же вы должны мне дать хоть какую-то зацепку. Ну же!
Леди Морстен прижала ладони к лицу и после продолжительной паузы, возможно, ещё раз взвешивая то, что намеревалась произнести, а возможно, просто собираясь с силами, выдавила:
— Мне показалось, что это… Лорд Магнуссен… — и тут же снова запричитала: — Но я правда не уверена! Мне было так плохо, я была так истерзана! Это длилось целую вечность, и я… Было невозможно терпеть дальше, просто невыносимо! Мне пришлось согласиться, пришлось! Меня отпустили, а потом мне доставили клетку с голубями и приказ оповещать о всех событиях при дворе! Я старалась не сообщать ничего особо значимого, но не могла вообще игнорировать задание! Я не знала, что этими короткими посланиями могу нанести серьёзный вред Вам и, уж тем более, короне! Мне было так страшно! Они угрожали никогда не оставить меня в покое и закончить начатое, если я обману!
Его Величество уже почти не слушал. Внутреннее землетрясение швыряло сердце короля, разбивая его в клочья о грудную клетку. Цунами накрывало с головой, захлестывая мельтешащими перед глазами картинками чужих кошмарных сновидений. «Всё было красное… Она так кричала… Я это СДЕЛАЛ, Джон…» Господи, этого не может быть…
Он открыл было рот, но очередные слова застряли в горле. Наконец, чуть прокашлявшись, ему удалось произнести:
— Почему вы сразу не рассказали мне?
Мэри горько улыбнулась сквозь потоки смешанных с краской слез:
— О, Джон! Как я могла? Рассказать о своём бесчестье, о своём позоре? Вам, мужчине? Вам, тому, кого я боготворю? Я так боялась разочаровать, так не желала огорчать Вас!
Джон потёр переносицу и пробормотал, больше про себя, нежели вслух:
— Вы преуспели в этом и без признаний, — он строго взглянул на леди Морстен. — Это всё, что вы можете рассказать? Вы больше ничего от меня не скрываете?
— Как Вы можете сомневаться, государь? — в отчаянье прошептала женщина. — Что я могу ЕЩЁ скрывать?
— А ваше желание… довольно странное для той, что перенесла насилие… Скажите мне хотя бы сейчас правду — чем оно было продиктовано? — осознавая жестокость подобных вопросов, Джон всё-таки решил выяснить всё, чтобы больше не мучиться от беспочвенных сомнений.
Мэри зарделась, пряча взгляд, но ответила, ясно понимая, что убедительное объяснение для неё — скорей всего, единственная возможность сохранить жизнь.
— Мне хотелось почувствовать Вашу любовь, мой король, хотелось с её помощью очиститься от всей пережитой грязи… Убедиться, что я смогу дать свою любовь Вам, — едва слышный шёпот женщины казался абсолютно искренним.
Джон все больше ощущал, как его сердце наполняется сочувствием к несчастной. Но необходимость закончить допрос, не впадая в излишние сантименты, победила: в конце концов, невеста ему лгала. И говорит ли всю правду сейчас — не известно. Невероятные выводы Шерлока вновь вспыхнули в голове, теперь уже не подлежа никакому сомнению. Король горестно вздохнул. Неужели она действительно не подозревает, что беременна? Он знал — такое бывает. Да и какой ей смысл в данный момент лгать об этом?
Его Величество решил, какой вопрос нужно задать в следующую очередь. Он должен быть уверенным, что это не ошибка и его догадка правильна. Или же с облегчением убедиться в собственной сумасшедшей подозрительности и глупости.
— Когда это произошло?
Мери вновь опустила глаза и тихо проговорила:
— В начале сентября, государь. Во время моей поездки к родным.
Нет, не глупость. Всё, что сложилось в его бедной голове в чёткую схему последовательности произошедших событий, выглядело чем угодно, только не глупостью. Грудь сдавило. Говоришь, ребёнок должен родиться в мае, да, Шерлок? Похоже, это случится немного позже… Чёрт!
Джон протянул руку к распростёртой перед ним женщине и заставил её подняться. Оставался ещё вопрос, окатывающий душу короля волной леденящей тревоги:
— Ответьте мне, сударыня: вы уже писали ранее о Шерлоке или это первые письма с упоминанием о нём? Ведь именно его имя скрывается за буквой «Ш», не так ли?
Горькие слезы в который раз заструились по нежным щекам. Джон, правильно истолковав молчаливое признание Мэри, сжал зубы, чтобы не выдать очередной прилив отчаяния и гнева. Женщина, уловив эмоции сюзерена, вновь рухнула на колени:
— Простите, простите меня, Ваше Величество! Умоляю вас! Разве сообщение о никому неизвестном найдёныше может быть истолковано, как государственная измена? Я специально писала лишь о том, что не является важным… Ваш секретарь — разве он так значим? — Мэри умоляюще приникла к ногам жениха. — Но это нисколько не снимает с меня вины, я понимаю! Поверьте — сама я никогда не смогу себя простить за то, что совершила! И что бы Вы ни решили на мой счёт, я знаю, что должна с Вами попрощаться… Если Вы не казните меня, то теперь это сделают… они… Прощайте, мой король, мой дорогой Джон… — и уже не сдерживаясь, зарыдала в голос.
Джон смотрел на свою сотрясающуюся в плаче невесту, думая о том, что должен утешить, принять её оправдания и остановить эту жуткую затянувшуюся сцену. Сделать хоть что-то. И почти не находил в себе сил.
Но мужчина должен оставаться мужчиной, а значит, быть сильным и рассудительным в любой ситуации. Тем более, если он — король.
— Леди Морстен. Мэри… Встаньте, наконец… И послушайте… — Джон придержал за локоть не смеющую ослушаться поднимающуюся даму и отвёл в сторону выбившийся из гладкой причёски белокурый локон. Заплаканные глаза и тёмные от краски дорожки слёз не делали его невесту безобразной, однако, не добавляли и привлекательности. Уставшая, разбитая горем молодая женщина… Джон снова прочистил горло, прежде чем заговорить. С каждым разом это было всё сложнее.
— Я не могу вам сейчас многого обещать. Мне нужно время, чтобы подумать… Обдумать всё это… — он помолчал, но понимая, что ожидание ещё томительнее, чем приговор, продолжил: — Я зол. Очень. И буду зол ещё очень долго, не сомневайтесь. Однако, мне бесконечно жаль вас, и я полон негодования по поводу того, что вам пришлось вынести и пережить, — Мэри горестно всхлипнула. — И я клянусь, — Джон сжал её холодные пальцы в своих, — что никогда этого не забуду. Я клянусь, что заставлю виновных понести соответствующее их злодеяниям наказание, кем бы они ни были. Но я не знаю, какое решение приму на ваш счёт. Пока не знаю. Прошу лишь об одном: сейчас пообещать мне, что вы не станете делать глупости и спокойно дождётесь моего вердикта. Вы обещаете?
Леди Морстен покорно склонила голову, потом, решив почему-то, что этого недостаточно, быстро кивнула ещё несколько раз. Джон устало вздохнул:
— Ну вот и ладно. Голубей передадите капитану Лестрейду, я его сейчас пришлю… Приставлю к вам дополнительную охрану… И ещё… — он вдруг замер, ещё раз обдумывая положение и принимая для себя временный план действий: — Всё, что вы мне сейчас поведали… И весь наш разговор… Ради вашего же блага… Должно остаться тайной. АБСОЛЮТНО для всех, вы меня понимаете? АБСОЛЮТНО. Только вы и я. Никто больше не должен знать. По крайней мере, пока Я не решу иначе. В этом вы должны мне поклясться.
Леди посмотрела на короля и серьёзно спросила:
— Чем Вы хотите, чтоб я поклялась, государь?
— Всем, что вам дорого, леди Морстен.
Она ещё раз согласно кивнула и, в последний раз всхлипнув, торжественно произнесла:
— Клянусь своей жизнью и своим счастьем, клянусь своей любовью к Вам, хоть Вы в ней и усомнились. Я не стану предпринимать больше никаких действий, я буду ждать Вашего решения и никому ничего не скажу. Клянусь.
Джон выпустил руку невесты, ободряюще сжав напоследок тонкие пальцы, и с прямой спиной вышел из комнаты.
Остававшаяся наедине со своими мыслями, женщина проводила монарха абсолютно нечитаемым взглядом.
Далеко Ватсону уйти не удалось. Сразу же за порогом апартаментов силы покинули короля, и он вынужден был остановиться, прижавшись лбом к холодному стеклу одного из стрельчатых окон галереи. Мысли путались, сердце болело.
Шерлок, мой странный Ангел… Что же ты наделал?.. Что МЫ все наделали… И самое главное, что нам делать ТЕПЕРЬ? Обесчещенная женщина, его невеста… Мэри… если разобраться, пострадала по его, Джона, вине. Если бы он не ввязался в это политическое противостояние… Если бы не решил сделать её своей невестой… А теперь и Шерлок пострадает — Магнуссену, а он не сомневался, что леди Морстен права и на самом деле узнала голос, сейчас уже наверняка известно, что его якобы погибший Преданный находится у шотландского короля. Чего теперь ожидать от зловещего князя Эплдора? Каков будет его следующий шаг? Страх потерять Шерлока вдруг захватил Джона, заставив спину покрыться липким холодным потом, и тут же сменился беспомощной яростью… «Беременна. На самом деле. Ты прав, как всегда, потрясающе прав… Какое счастье, что ты не знаешь главного: это твой ребёнок, мой Шерлок. Твой еженощный кошмар из сновидений и его реальные последствия в жизни. И ведь не поженить вас — леди и… Раб.»
Мысль о том, чтобы устроить союз Шерлока и Мэри, внесла ещё больший кавардак в многострадальные размышления короля.
Шерлок и женщина? И их ребёнок? «Как хорошо, что этот союз невозможен,» — трусливо пискнула на краю осознания гнилая ревнивая мыслишка. «Господи, не дай мне сойти с ума! От бессилия что-то изменить, от невозможности вернуть всё назад! От ревности! От осознания своей вины перед ними обоими. Так какой же выход? Какой?»
Снова и снова терзая свой бедный разум этим вопросом, Джон уже начинал догадываться, как поступит. У него нет другой возможности, чтобы всё исправить. Просто нет. Он ничего не скажет Мэри о том, что знает о её беременности. Если она так и не признается, надеясь выдать дитя за законного наследника — пусть. В конце концов, её можно понять. И даже, наверное, со временем простить. И, конечно, он никогда не скажет ни Шерлоку, ни кому-либо ещё, что он, Джон Ватсон Шотландский, не имеет к появлению малыша на свет никакого отношения. Ему необходимо защитить и эту женщину, и этого ребёнка, которому тоже несдобровать, если выяснится, кто его настоящий отец. Волей или неволей, но отныне Джон ответственен за них обоих.
Он женится на Мэри Морстен, как и обещал. «Хорошо бы, чтоб ребёнок оказался девочкой… Наследный принц, первенец, в котором нет и капли крови правящей династии — почившие предки в гробах перевернутся! Но если и так — ничего уже не изменишь. За свои поступки нужно платить, даже если цена кажется непомерной.» Тяжесть в груди и дрожь в коленях сменились тошнотной головной болью. И желанием прикосновений к ней целебных рук настоящего отца вероятного наследника короны. «О, Господи… Не дай мне сойти с ума…»
Мэри задумчиво вела щеткой по распущенным шелковистым волосам. Досадливо поморщилась — сегодня ей пришлось выбирать. Между липким страхом и холодным ужасом. Ужас победил. Правда, голубями его пришлось пожертвовать — счастье, что послания оказались практически идентичными, а король Джон — безмерно впечатлительным и благородным. Она была уверена, что не окажется на гильотине за измену: женская слабость — огромная сила, она всегда это знала. И очень надеялась на то, что выбор ею был сделан действительно в пользу меньшего из зол.
Ей было почти жаль Джона — всё-таки он проявил ангельское терпение, немногие из встречающихся на её пути мужчин были так благородны. Женщина искренне надеялась, что в отношении будущего ребёнка король проявит такое же благородство. Увы, собственное тело подвело её, дав знать о неожиданном приобретении только перед самым возвращением в Эдинбург. Хотя большой роли это не играло. Теперь главное — чтобы Его Величество проникся её бедой и простил несчастную жертву. А ещё нужно найти кого-то, кто согласится оказать леди Морстен небольшую услугу.
Кажется, доктор Андерсон имеет слабость к азартным карточным играм?
Примечания:
Арт к главе:
https://pp.userapi.com/c639324/v639324451/11a35/RxGCcDrz9hg.jpg