Навечно преданный

      Князь Эплдора расслаблено возлежал в огромном, обитом кожей кресле, пребывая в отнюдь не благостном настроении, несмотря на то, что, казалось, утерянный для него Преданный стоял сейчас перед своим прежним Хозяином. Маленькие глазки Господина зло щурились из-под посверкивающих в мерцании свечей линз, а зажатый в хищных пальцах хлыст мерно постукивал по затянутой в плотно облегающий сапог голени, словно хвост разъярённого тигра.       Шерлок говорил, распрямив плечи и гордо подняв голову, но уже понимая — где-то допущена ошибка. Само его появление в этом доме — большая ошибка, за которую придётся расплачиваться гораздо дороже, чем он себе представлял. Однако, Преданный по-прежнему не видел другого выхода из создавшегося положения. Он должен оградить Джона от беды. Должен хотя бы попытаться.       Во всяком случае, покинув Шотландию, он больше не нёс прямой угрозы тому, кто давно перестал быть для него просто господином.       Несколько выстроенных схем переговоров, что до сих пор крутились в его голове, делали это вхолостую, оказавшись недееспособными. Все до единой. Холодный расчёт, столкнувшись с абсурдностью безумия и слепой агрессии, терял и силу, и смысл. Он должен был это предвидеть. И он предвидел, но… Иного способа разорвать кольцо охоты на шотландского короля в его руках всё равно не было.       И стоя сейчас перед своим бывшим повелителем, по-прежнему ощущая хоть и слабую, но до сих пор натянутую между ними нить Связи, Шерлок всё ещё излагал своё предложение, надеясь на то, что хоть где-то задуманное даст не только сбой, но и, пусть едва уловимую, подсказку к новому расчёту.       — Я больше не принадлежу вам, — размеренно произнёс он, продолжая диалог. — На мне нет вашего клейма, а деньги за покупку одного отдельно взятого Преданного давно вернулись к своему владельцу, преумножившись. Я свободен от старых обязательств! Но я пришёл предложить вам себя вновь. В качестве раба, если вам так угодно. Взамен того, чтобы вы оставили короля Джона Ватсона Шотландского в покое.       Чарльз Магнуссен саркастически поднял бровь, выражая своё отношение к сказанному участившимися шлепками хлыста. Сидящий у его ног Джим, даже не пытаясь уклониться от периодически задевающей плечо рукояти, а лишь откинувшись на кожу массивного кресла, изобразил на лице воистину театральное удивление. Не обращая внимание на шутовское представление, Шерлок продолжил максимально твёрдым голосом:       — Ваша кампания, организованная против шотландского монарха и предложенных им законопроектов, всё равно проиграна, сэр, и всё, что вы сейчас делаете — просто месть. Откажитесь от неё, и ваш бывший раб вернётся к вам. Добровольно.       Ухмылка князя стала ещё более мерзостной:       — О? Да любовь и впрямь творит чудеса? Преданный, лишённый каких-либо чувств, кинулся на защиту своего ложного хозяина перед Хозяином настоящим? Это что-то новенькое! — он щёлкнул пальцами и зло прищурился. В расширенных крыльях носа, в крепко сжавшейся на загривке кротко прикрывшего глаза Джима ладони читалась закипающая ярость. Но спокойный, мертвенный голос произнёс почти лениво:       — А с чего ты взял, что твоя ценность для меня настолько велика? Почему решил, что мне будет интересна эта глупая жертва? Я в любой момент могу приобрести себе нового Преданного, благо, Школа выпускает вас в достаточном количестве.       — Но не Универсалов, Ваша Светлость, — настойчиво возразил Шерлок, делая ставку на исключительность своего статуса.       — Ах, вот ты о чём? — понимающе кивнул князь. — И ты собираешься выторговать безопасность Шотландца, добровольно предоставляя в моё распоряжение все свои гениальные способности? Что же, — продолжил он, словно что-то взвешивая, — это было бы заманчиво, если бы…       Внезапно длинное, затянутое в облегающий чёрный бархат тело взвилось вверх и вмиг оказалось прямо пред заблудшим Преданным, нависая и подавляя вспыхнувшим безумием:       — Раб!!! — Магнуссен шипел, почти касаясь хищным оскалом щеки мрачно смотрящего на него молодого мужчины. — Ты думаешь, что настолько важен?! Или принимаешь меня за восторженного идиота, такого же, как твой наивный Джон?! Не стоит пытаться обмануть меня, Шерлок! Связь между нами по-прежнему жива, не забывай — я тоже чувствую её! — он гневно дышал в острую изящную скулу, но запотевающие стёкла круглых очков заставили на время отстраниться, и следующие слова прозвучали уже спокойно и тягуче: — И отсутствие моего клейма — не проблееемаа… Или же ооочень временная проблема… не так ли? Тебе необходимо это вещественное доказательство? Я могу устроить его в два счёта.       Преданный внутренне содрогнулся, ощутив уже подзабытый приступ, возникший как результат непокорности всё ещё имеющему над ним власть человеку. Уловив этот отклик, невидимый глазу, но тем не менее, вполне ощутимый, Господин вновь оскалился:       — Пытаясь дотянуться до солнца, неплохо бы изначально помнить о сохранности крыльев… Ангел. — И грозно припечатал: — На колени! РАБ.       Шерлок дёрнулся. Несмотря на то, что он тщательно готовил себя к подобному, сила приказа Хозяина, пусть и ослабленная затейливой вязью другой, не менее истинной Связи, действовала с непредвиденной неумолимостью, даже ощутимее, чем во время их последней встречи. Неимоверным усилием воли продираясь сквозь спазмы охватившей всё существо боли, Преданный заставил-таки распрямиться уже подкашивающиеся колени, вытянулся в струну и, сверкая из-под нависшей чёлки упрямой зеленью, хрипло, но твёрдо произнёс:       — Я буду вашим рабом только при одном условии.       — Оу, — Чарльз сложил узловатые пальцы домиком, вновь утапливая худой зад в объятиях монструозного кресла. В акульих глазках сверкнуло нечто, отдалённо напоминающее уважение к выказываемому упорству его визави. — Ты хочешь поиграть? Жаждешь ставить мне условия? — он с минуту помолчал, делая вид, что раздумывает. — Ну, что ж, давай поиграем! Почему бы не договориться, если соглашение стоящее? Так на что, говоришь, ты предлагаешь мне сыграть? Кроме того, что и так принадлежит мне?       — Нет. Не принадлежит. И я пришёл не играть, — взвешивая каждое слово, возразил Преданный, — а заключить сделку, в обмен на которую готов служить вам. В том качестве, в котором вы пожелаете. Я готов…       — Отлично, — перебил его князь, — посмотрим, насколько сильно твоё желание спасти малыша Джонни. Посмотрим, насколько ты способен стараться, чтобы я хоть на секунду задумался над твоим предложением…       Посверкивающий карими очами Джим, повинуясь жесту Господина, поднялся и, мягко ступая по толстому ковру, нехотя отошёл на несколько шагов. Затем, видимо найдя более интересное для себя решение, обогнул кожаного монстра и встал за спинкой, облокотившись на грандиозную конструкцию. Князь хмыкнул в ответ на лёгкое самоуправство любимца и продолжил:       — И ты ошибаешься, мой милый. Это всегда — Игра. И она должна доставлять удовольствие, не так ли? — Он прикусил острый кончик языка и, выдержав небольшую паузу, кивнул: — Мы поиграем! Но, как ты понимаешь, способы и правила буду выбирать я. Итак… На колени.       Шерлок сглотнул, но не имея возможности выбора, наконец позволил ногам ослабнуть, медленно опускаясь на пол. Боль сразу отступила, однако Преданный осознавал — это ненадолго. Это только начало. Его даже удивила та лёгкость, с которой тело и душа, уже, казалось, обретшие определённую независимость рядом с шотландским королём, вновь признавали над собой власть прежнего Хозяина. Или причиной тому был его добровольный отказ от дарующего защиту и силы покровительства Джона, одним своим присутствием способного разогнать любую тьму исходящим из благородного сердца светом? Ещё один просчёт, за который придётся заплатить.       — Раздевайся, — в тягучем, как застывающая смола, голосе звучал неприкрытый триумф. Казалось, князь желал взять реванш за ту насмешку, за то унижение, которому строптивый Преданный имел дерзость подвергнуть его в суде. С каким торжествующим спокойствием Шерлок тогда смотрел в полные разочарования и досады рыбьи глаза своего бывшего господина! Теперь же, каждой расстёгнутой пряжкой, каждой сброшенной вещью молодой человек покорно подтверждал власть над собой, а примешивающееся к обречённому смирению раба едва угадываемое сквозь сдержанность омерзение, с точки зрения Чарльза, только добавляло пикантности тому изысканному кушанью, которым Его Светлость собирался насладиться в полной мере.       Музыкальные пальцы добрались до пуговиц рубашки, неспешно расстёгивая их одну за другой, когда раздался следующий короткий приказ:       — Достаточно!       Магнуссен медленно потянул за шнуровку собственных узких бриджей и растянул губы в очередном, уже плотоядном, оскале:       — Ну давай! Начнём с малого? Я хочу освежить воспоминания о том, на что способен твой талантливый рот, кроме выплёскивания никому ненужного потока информации об окружающих…       На секунду прикрыв глаза и внутренне подбираясь, Шерлок, не выказав более никаких эмоций, покорно опустил руку на полувозбуждённый пах князя Эплдора, окончательно высвобождая из-под слоя ткани то, что с каждой секундой всё больше стремилось к животному наслаждению.       Ничего, что он не смог бы предвидеть. Ничего, что не требовалось бы от него в этой комнате уже много раз. Он помнит. Он справится.       Подавляя рвущийся изнутри ужас протеста, чувствуя одновременную жажду последовать приказу находящегося перед ним Хозяина и тошноту невероятного неприятия, происходящего со стороны другой, более дальней сейчас, но не ставшей от этого менее значимой Связи, он понимал одно — не избежать. И, проделывая с видимым хладнокровием и неоспоримой тщательностью древнюю, как мир, процедуру, пытаясь отвлечься от забивающего лёгкие запаха мускуса и чужого пота, не обращая внимания на заинтересованные глаза вечного участника бешеных оргий Джима, он постарался не закрывать непроизвольно сжимающихся, дабы не видеть происходящего, век, чтобы не допустить и тени недовольства уже задыхающегося от подступающего оргазма господина…       Широко разведя колени и вцепившись в отросшие волосы коленопреклонённого Шерлока, князь размеренно проникал на всю длину, привычно не заботясь о физических возможностях доставляющего разрядку рта, шипя одновременно от наслаждения и ярости:       — Ты ведь получаешь от этого удовольствие, раб? Ты всегда молчишь, но ты должен его получать, так клялись мне в твоей Школе! Всё, что Хозяин делает с Преданным, доставляет тому неимоверное блаженство! Тебе ведь доставляет?! — Он с силой отстранил от себя Шерлока, дав ему глоток воздуха: — Отвечай!       — Да, господин, — прозвучало без тени эмоций.       Холодная сдержанность молодого мужчины заставила бесчинствующего князя вновь взвиться от раздражения и неконтролируемого вожделения — скрипнув зубами, он продолжил начатое, вбиваясь в покорно расслабленное горло, пока сквозь дрожь и гнев не почувствовал подступающего восторга освобождения. С последними судорожными фрикциями белёсая струйка поползла с уголка треснувшей и припухшей губы, мешаясь с каплями выступившей крови, ещё больше заводя и побуждая к агрессии: — Глотай, тварь! — Магнуссен стряхнул остатки семени прямо на высокую бледную скулу, и густая липкая масса лениво потекла по щеке.       Шерлок замер, не смея отереть лицо, а истязатель, плотоядно потянувшись к запачканной скуле и размазывая большим пальцем следы только что подтверждённой власти, прошелестел прямо в зияющие рваной раной губы:       — Добавим стимула к усердию, а, Шерлок? Я ещё не до конца прочувствовал твою готовность к самопожертвованию! — он втянул носом острый запах собственной спермы и коснулся языком мокрой скулы. — Ты ведь не мог не догадаться, что в эдинбургском дворце не ты один исполнял роль инструмента в моих руках? Или мог? Ай-ай-ай, как же ты оставил своего дорогого Шотландца без защиты?       Шерлок, пытаясь одновременно обработать полученную информацию, связать её с увиденным или услышанным когда-либо при шотландском дворе и унять подступающий ужас, старался не двигаться, не провоцировать, в то время, как увлечённый собственным воодушевлением Чарльз продолжал нашептывать прямо в ухо:       — А ведь я даже не стану связывать тебя, мой дорогой… Ты сам не шевельнёшь и пальцем, сам будешь смиренно задавать вопросы: как и чем ещё я хочу взять твоё никчёмное тело… Хотя нет… Ошейник я всё же на тебя надену… В знак материального подтверждения нашего соглашения, как считаешь? — он внезапно выпрямился в своём кресле и упёрся каблуком в грудь расхристанного раба:       — Ты сам его на себя наденешь, ублюдок! — с силой толкнул, опрокидывая навзничь покорное тело, и, оправив одежду, навис над поверженным Преданным, вдавливая острое колено в грудную клетку добровольной жертвы:       — Щенок! Ты думал, меня будет интересовать твой интеллект? Твоя очаровательная дедукция? Твоя скрипка? Нееет, Шерлок… Мне не нужно ничего из этого! Мне нужна твоя боль. Твой ужас. Твоё отчаяние… Я так благодарен королю Джону, что он смог пробудить в тебе то, что не был способен никто другой… Сантименты… Привязанность, а не Связь… Чувства… Ооо… Как это было забавно наблюдать!.. Наблюдать, как заурядная покладистость раба сменяется искренним рвением, как холодный разум, гарантированный Школой Идеальных Слуг, превращается в сосуд, вскипающий противоречиями! Чувства — это всегда противоречия, да, Шерлок? Ты ведь успел в этом убедиться? Так в чём же их преимущество?!       Шерлок, по-прежнему неподвижный, лишь устало выдохнул:       — Вам не понять.       — О, браво! Браво, король Джон! — оттолкнувшись коленом, князь поднялся на ноги. Гнев на его узком лице сменился выражением крайней заинтересованности: — Отправляя тебя к нему, я даже не представлял, куда нас всех заведёт этот эксперимент! Химия и операции на мозге! Годы внушений, муштры, гипноза и ещё чёрт знает чего! Идеальный Преданный! Универсал! И все усилия двух десятков лет достославного заведения — псу под хвост буквально через несколько месяцев в Эдинбургском замке? Я впечатлён. Браво. Он действительно способен сокрушить эту вашу Школу!       Напоминание об alma mater вдруг заставило Шерлока вздрогнуть и широко распахнуть глаза — робко вспыхнувшая надежда отодвинула начинающую подступать панику абсолютного провала на дальний план. Возможно, всё же найдётся то, что заинтересует эплдорского князя. То, что сможет стать предметом торговли с этим похотливым безумцем, сыграв на его извращённых чувствах… Подобравшись, Шерлок взглянул прямо в глаза Магнуссена, позволив себе лёгкую улыбку.       Эта отчаянная выходка не ускользнула от внимания князя, и, несколько сбитый с толку, он тут же раздражённо полюбопытствовал:       — Вижу, тебе весело? Так понравилось, или ты хочешь взбесить меня, чтобы обеспечить себе быструю смерть? — Он просверлил Шерлока пронзительным взглядом. — Не рассчитывай, у меня на тебя большие планы.       — О нет, Ваша Светлость! — снова едва заметно усмехнулся Преданный, ещё больше раззадоривая гнев князя. — Просто я не предполагал, что вы настолько азартный игрок!       — Думаешь, что можешь прочесть меня так же, как и остальных никчёмных людишек? — коротко рассмеялся князь, но по напрягшемуся лицу Джима, всё ещё созерцающего происходящее из-за спинки господского кресла, Шерлок понял, что сказанные им слова достигли цели. Призвав на помощь всю дарованную ему Школой выдержку, он произнёс, стараясь говорить одновременно соблазняюще и деловито.       — Я не читаю вас, Ваша Светлость. Но если вам так хочется играть, то почему бы не сделать игру более увлекательной?       — А он не так безнадёжен, — обращаясь к Джиму, кивнул на гостя князь. — И чем ты собираешься меня удивить? — в голосе Магнуссена мелькнуло нечто, похожее на любопытство.       — Когда-то в разговоре с Гранд-Мастером Школы вы утверждали, что сможете сломить любого Преданного, невзирая на его нечеловеческую выносливость. Я предлагаю вам доказать это на деле.       — И как ты себе представляешь подобный процесс?       — Я дам вам испытать на себе все ваши… методы воздействия, не пытаясь сбежать или убить себя, а вы пообещаете не трогать шотландского короля до тех пор, пока я не попрошу у вас пощады.       Услышав это, кареглазый Джим покинул облюбованное место и приблизился к Шерлоку, облизывая губы в явном предвкушении открывающихся перспектив. Опустившись на пол рядом с поверженным, он провёл ладонью по растрёпанным волосам добровольного пленника, глядя на него с преувеличенно наигранным сочувствием:       — Серьёзно, Шерлок? Мне тебя почти жаль… — любимчик князя поводил носом из стороны в сторону и ухмыльнулся. Между тем, его Хозяин полюбопытствовал:       — И что мне помешает замучить тебя без всяких уговоров? Или же просто убить?       — Но ведь это будет не слишком увлекательно, Ваша Светлость, не так ли? — склонив голову, беглый Преданный взглянул на князя с некоторым лукавством, всеми силами пытаясь не выдать поднимающиеся в душе отвращение и ужас и не обращая никакого внимания на продолжавшего пытливо рассматривать его Джима. — К тому же, игра будет честной. У меня нет ни малейшего желания подыгрывать ради вашего удовлетворения. Когда ещё у вас появится такая возможность доказать свою правоту? Хотя бы себе самому?       — Я никогда не сомневаюсь в своей правоте. — Хозяин Эплдора, сжав длинными нервными пальцами подлокотник, немного помолчал, обдумывая идею, и дёрнул уголком растянутого в усмешке узкого рта: — Но меня действительно заинтересовало твоё предложение. Весьма заинтересовало.       — Вы его принимаете? — Шерлок упрямо добивался чёткого подтверждения: каким бы подонком ни был Чарльз Магнуссен, но своё слово он ценил и держал. — Вы оставите Джона в покое?       Его Светлость ухмыльнулся:       — А почему бы и нет? Во всяком случае, это точно позволит скоротать время в ожидании того, когда шотландский король сломя голову прискачет за тобой.       — О, я бы не надеялся на это, — глухо произнёс Шерлок, испытывая явное, несколько удивившее хозяина Эплдора облегчение. — Он не станет меня искать.       — Что ж, тем хуже для тебя, если это так… — слегка склонившись над строптивым Преданным, князь недоверчиво и презрительно скривился. — Но пусть будет по-твоему: чем дольше мы будем играть, тем дольше будет в безопасности твой любимый Шотландец. — Он вытащил из кармана батистовый платок, снял очки и, медленно протирая запотевшие стёкла, хищно оскалился: — Так и впрямь будет забавнее. Пожалуй, я действительно не стану трогать твою любовь… Пока мы играем… Столько, сколько ты сможешь вынести… Ангел.       Шерлок оставался бесстрастно-неподвижным, пытаясь не выказать новой, внезапно нахлынувшей волны панического отвращения, а Чарльз Магнуссен, с прежней медлительностью водрузив окуляры на место, продолжил свою неспешную, никем не прерываемую речь:       — И, для начала, я хочу, чтобы твоя белоснежная кожа покрылась рубцами. — Он, снова взявшись за временно оставленную плеть, прочертил длинной рукоятью извилистую линию по распростертому у его ног телу и поддел край выбившейся из-под пояса сорочки, проникая под одежду. — Скажи, король Джонни по достоинству оценил, какая она гладкая и упругая? А твои крепкие мышцы под нею? Твою гибкую тонкую талию? Или ему больше понравилось то, что ниже? Как я его понимаю, там есть на что посмотреть! Такое великолепное, нежное угощение, — Чарльз покачал головой. — Я обязательно возьму тебя, не переживай, я знаю, знаю, что нам нравится! Но позже! Сейчас вернёмся к нашим планам, милый, — Князь взглянул на своего фаворита, продолжавшего сидеть на корточках рядом с Шерлоком, бездумно пропуская сквозь пальцы его вьющиеся шоколадные пряди. — Наш выдумщик Джимми знает толк в том, как правильно орудовать плетью! Рубцы будут в меру глубокие, протяжённые, они будут саднить ровно настолько, чтобы придать шарм и перчинку последующим забавам. А я рассчитываю забавляться долго, очень долго… Ведь ты сильно любишь своего маленького Джона?       Шерлок старался не дышать, чувствуя, как твёрдый конец плети, орудуя под рубашкой, царапает кожу. Боли не было, завышенный продолжительными тренировками болевой порог не пропускал столь незначительных ощущений, но от фантазий повелителя Эплдора пробирала дрожь, которую было всё сложнее контролировать. Пока удавалось. Пока.       — И мы уж постараемся, чтобы они всегда были свежие. И рубцы, и забавы… Возможно, я даже до последнего оставлю тебе глаза… Мало ли, когда я захочу, чтобы ты что-то увидел… А потом, в конце, когда ты мне надоешь, перестанешь быть полезным… Я отдам тебя моим сорванцам. И лично прослежу, чтобы твоя работа за день не заканчивалась, пока хоть у кого-то в этом замке будет существовать к ней интерес. Хоть к одной оставшейся части твоего тела. Предполагаю, они явно тоже не захотят пользоваться твоими мозгами, твоим интеллектом, как думаешь? Это, конечно, в том случае, если ты не сдашься до того, как превратишься лишь в жалкое подобие человека. Я при любых раскладах останусь в выигрыше, ты же понимаешь?       Плеть резко дёрнулась в нетерпеливых руках, и полы сорочки разлетелись в стороны вместе в вырванными с мясом мелкими пуговицами. Джим, хохотнув, вскочил и занял место рядом с Хозяином, не сводя с его жертвы возбуждённого взгляда.       — Сними, — коротко приказал князь.       Шерлок, выпрямившись, но все ещё на коленях, скинул с плеч остатки кипенно-белого батиста. Одним движением высвободившись из рукавов, отбросил прочь пришедшую в негодность тряпку и, глядя исподлобья, замер в ожидании.       Князь Чарльз, придирчиво оценивая открывшееся взору грациозное тело, довольно втянул воздух в лёгкие:       — Ты сдашься, Ангел. Обязательно сдашься. Это лишь вопрос времени. — Он, не глядя, протянул свою плеть заскучавшему было Джиму и проворковал почти ласково:       — Постарайся пока быть умеренным! Я ещё хочу растянуть его сегодня несколько раз, мы славно позабавимся!       Приняв орудие предстоящей пытки, кареглазый Преданный без тени замешательства, не торопясь, подошёл к бывшему собрату. Склонившись сзади над кудрявой шевелюрой и наигранно вздыхая, протянул:       — А я предупреждааал тебя, красавчик! Ты мог бы взлететь! Вместе со мной, — он театрально покачал головой и, весело подмигнув и отойдя на пару шагов, отпустил первый затяжной удар, сразу же глубоко рассекая атласную, почти светящуюся кожу. — Теперь ты можешь только падать. Тоже полёт, но короткий. А каково будет приземление! Именно оно убивает, не так ли, Шерлок?       Джон молча смотрел на догорающую на столе свечу.       Он больше не метался по комнате из угла в угол, вопрошая неведомо кого: За Что?       Не пытался убедить себя, что письмо поддельное: положа руку на сердце, этот почерк он не спутал бы ни с одним другим, а аккуратно уложенные, оставленные рядом все ценные вещи Шерлока — перстень, амулет и скрипка — не давали шанса думать о спешке или насильственном принуждении.       Он больше не тряс в отчаянии за грудки, наконец, вернувшегося вместе с притихшей королевой, и теперь скорбно и с сочувствием смотрящего на него Грегори — единственного, кто всё знал, единственного, кто мог понять и тоже ни черта не понимал, — с требованием седлать уже коней и мчаться… Куда? Куда мчаться? Они оба знали: если Преданный что-то решил и делает, помешать ему ни один из простых смертных не в силе. Да и время было безнадёжно упущено…       Он больше не швырял в стену подвернувшийся под руку поднос с чем-то съестным, даже не определённым едва скользнувшим по нему взглядом, не пинал с силой и методичностью ножку огромного дубового стола, в надежде выплеском энергии и телесной болью заглушить ту, что выворачивала наизнанку душу.       Джон больше не спрашивал сам себя — что он сделал не так. Не потому, что он делал всё так, как надо. Нет. Вовсе не поэтому. А потому, что это было несущественно. Какие бы промахи он ни совершил за всё время в отношении своего Шерлока, он ЛЮБИЛ. И был абсолютно уверен — тот знает об этом.       Вот уже несколько суток, как Джон перестал перебирать в голове слова признаний, сказанные ими обоими друг другу. И невероятным усилием воли заставил себя хотя бы на некоторое время забыть, как бархатный и взволнованный голос его Шерлока повторял и повторял священную формулу: мои тело и разум, и сердце, и душа — твои…       Забыть… Действо — почти невозможное, болезненное до предела, до зубовного скрежета и рвотных позывов. Впрочем, настолько же убийственной представлялась и память об этом. Он не знал, что лучше: куда ни кинь… О, Шерлок, что же ты наделал… Как бы Джон хотел, чтобы это чувство опустошенности и отчаяния покинуло его хоть на минуту! Хоть на секунду. Хоть на миг позволив очистить мозг и дать вздохнуть полной грудью, а не тем, сжавшимся в комок нечто, которое ноет и свербит… Он бы знал, он бы понимал, что облегчение не надолго, что боль вернётся, но был бы благодарен за передышку… Жаль, что она — боль — и не собиралась уходить. Смирись.       Только вот, когда Бог раздавал смирение, Джон, видимо, всё же где-то отсутствовал. И сейчас, устало взирая на свечу, он молча сидел и изо всех сил пытался быть… Шерлоком. Тем Шерлоком, которого он встретил впервые в Эплдоре. Не человеком, а сотворённым мастерами Школы созданием с чёткой логикой и минимумом эмоций. Выбросить из головы переживания, очистить разум, не обращать внимания на боль, раз уж ту никак не изжить. Чтобы понять. Он должен был понять. Не для того, чтобы что-то сделать с этим пониманием после. А может быть, и для того. Он сейчас не был готов сказать — для чего. Просто должен. Что будет дальше — он решит потом.       И первое, что он хотел знать — когда? Когда он пропустил момент, в который должен был догадаться о том, что вся их Связь — фикция. То, о чём Шерлок так уверенно и однозначно говорил в своём прощальном послании, должно было быть правдой, ведь так? Зачем ему лгать? Только вот правдой оно не воспринималось. Совсем. И теперь, заставляя себя не думать о тоске или боли, Джон мысленно, день за днём, перебирал проведённое со своим гениальным другом время и всё больше увязал в ощущении полного непринятия этой правды.       Ну хорошо. Он — идиот, и всё, что он принимал изначально за действие Связи, всегда, с самых первых минут было лишь любовным томлением и позывами страсти. Интересно только, откуда она взялась на ровном месте и при полном отсутствии влечения к мужчинам?.. Но ощущения? Можно внушить любовь, можно обольстить, можно манипулировать, можно, когда всё это с тобой умело вытворяют, быть полным дураком и не замечать, что происходит — Джон уже готов смириться и с этим — но чувствовать другого человека так, как друг друга чувствовали они?       Пусть — Шерлок. Пусть. С такими талантами он мог просто читать Джона, как открытую книгу, и поступать в соотвествии с увиденным и собственными планами. Но сам Джон? Ведь с момента установления Связи он чувствовал Шерлока полностью — усталость, боль, отчаяние, радость, эйфорию… И допустим, необъяснимо острая тоска в разлуке — была просто тоской. Но что делать с физической болью от полученных Шерлоком ран? С ощущением крайней усталости, когда тот был измождён? С той волной покоя и тепла, которое нитью тянулось от его Преданного к нему, Джону, когда тот был рядом? Неужели это было просто самовнушение? Неужели такое возможно, и он принимал за эти ощущения свои личные ожидания? Что за фокус?       Джон потёр осунувшееся от переживаний лицо. Ладно. Чёрт с ней, со Связью. Не было? Славно. Но где тогда логика? Пусть Шерлок — лазутчик Магнуссена. В чём цель проникновения? Ведь не в помощи Джону с усовершенствованием реформ? Не в строительстве фортов? Не в подарке в виде гениальных решений — только табия пророка одна чего стоит? Находясь в Эдинбурге, парень не сделал ничего, что было бы во вред Шотландии или Джону лично. Или шотландский король просто о чём-то не знает и где-то здесь скрывается ловушка с секретом? Но в любом случае, до сих пор ничего плохого не произошло, тогда какой смысл уходить именно сейчас? Подыгрывать на суде, помогать бороться с эпидемией… Нет, право, если Связь — лишь продуманная инсценировка, Ромус — ловкий плут, а слияние во время ритуала и картинки из жизни Шерлока перед глазами — просто какой-то трюк… тогда в исчезновении Преданного именно сейчас после ТАКОГО масштабного представления ещё меньше смысла, чем в его появлении…       Несчастный король вцепился в отросшие за последнее неспокойное время жёсткие пряди своих спутанных волос, рискуя вырвать клок. Шерлок… Любовь моя… Почему?       Сто тысяч «почему»… Почему ты сказал, что Связи не было? Почему ты был рядом, если её не было? Почему ты ушёл сейчас, даже если её не было? Почему ты ушёл, если она все же была? И почему ты солгал, если она была? Где ты сейчас и что ты вообще делаешь, мой Падший Ангел?       И какой из этих вопросов — верный?       Свеча догорала. Внутри всё разрывалось от боли. Шерлоком быть ни черта не получалось.