Навечно преданный

      Теперь, когда путь борьбы со смертельной болезнью стал более ясным, противоэпидемические мероприятия при полной поддержке королевской власти — как материальной, так и контролирующей — приняли в городе поистине всеобъемлющий характер: простых жителей Эдинбурга, независимо от их достатка и места проживания, обязали регулярно посещать купальни с незамедлительно открытыми при них прачечными, в которых, после обязательного и скрупулёзного осмотра, одежда посетителей подвергалась длительной и тщательной обработке. То, что не представлялось возможным обработать из-за обилия насекомых, попросту сжигалось, как и принудительно сбритые волосы того нищего сброда, которым были полны самые бедные кварталы столицы.       Такая же участь часто ожидала и всё нехитрое имущество некоторых жителей, которые, несмотря на выплачиваемую из казны компенсацию, не были в восторге от подобного произвола властей, полагая, что все эти ухищрения — от дьявола и никак помочь против эпидемии не могут, а если что и поможет, то только божья воля, искренняя молитва и строгий пост.       Когда же по всему городу были открыты прививочные пункты, в которых лекари из младших служащих гильдии — вызвавшиеся добровольцами и наскоро обученные — наносили жителям неглубокие порезы, капая после в ранки несколько капель сыворотки, а затем ещё и вручали склянки с резко пахнущей мазью и желтоватым порошком, строго приказав обрабатывать ими как собственные тела, так и все имеющиеся в домах вещи, среди недовольного народа пополз негодующий ропот, вскоре переросший в слухи, что болезнь посетила шотландский берег совсем неспроста, а по воле колдуна, поселившегося с недавних пор в королевском дворце.       Собираясь в пабах или где-нибудь у колодцев, или же вовсе на рыночной площади, напуганные мещане шёпотом пересказывали друг другу самые невероятные и устрашающие сплетни, болтая о том, что наславший недуг колдун — молод и хорош собой, и так очаровал Его Величество, что тот шагу не может ступить, не посоветовавшись со своим дьявольским фаворитом.       «И глаза у чародея демонские, — передавалось из уст в уста настороженным шепотком, — глянет на человека — и всё про него знает! Чуть государя с одним из соседских князей не поссорил, а ещё какую-то табию, говорят, вызвал! И табия эта так послов египетских напужала, что откупались они золотом и ещё бог знает чем! И может, табия эта до сих пор по Эдинбургу шастает, и все болячки из-за неё, а не из-за грязной одёжи? Виданное ли дело, чтобы народ на улицах ловили, а потом насильно мыли, брили, да ещё и портки стирали? Кому они мешали, портки-то? Два года не стирались и ничё, никакого мора, разве что вши заедают, да чесотка, так это дело привычное. Ещё б два выдержали, а потом и выкинуть не жалко! А мыться каждую неделю — это ж разве по-христиански? С мылами какими-то? Дождичек божий, вон, и так всё время льёт, а летом в жару и в речке можно: переплыл пару раз туда-сюда и чистый — и сам, и одёжа!       Но король Джон, совершенно ворожеем околдованный, и не такое проклятому чернокнижнику вытворять позволяет. Говорят, отвёл ему для дьявольских обрядов старый монастырь с целой командой таких же нечестивых помощников, и именно там колдун собирает всех, у кого болезнь похитила душу, поселяет в их тела демонов, отчего несчастные воют звериными голосами и непрестанно бьются в судорогах, и готовит из них сатанинское войско, чтобы под шотландскими стягами покорять другие верные Христу страны и земли.»       Разумеется, большая часть горожан не верила в подобные кривотолки, поднимая на смех совсем уж распоясавшихся выдумщиков, но было много и тех, кто, слушая, в ужасе кивали и крестились, а потом шли разносить вредные сплетни дальше.       Да и чего можно было ожидать от невежественной толпы, от страха перед смертельной угрозой ищущей виноватых в обрушившемся на неё бедствии, если даже среди уважаемых и именитых докторов, после полученных сведений о распространителях болезни рискнувших-таки посетить госпиталь, предприняв при этом все возможные меры предосторожности, добрая половина с осуждением отнеслась к тем методам, при помощи которых несколько молодых провизоров под руководством королевского секретаря производили столь необходимую на данный момент вакцину.       Досточтимые служители Эскулапа, присланные Советом для выяснения текущего состояния дел в монастыре, с сомнением рассматривали сооружённое Шерлоком устройство, предназначенное для заражения и вскармливания насекомых, из которых потом изготовлялась противотифозная сыворотка, и недоверчиво выслушивали его пояснения о том, каким именно образом эта сыворотка получается. Их подозрительности не поубавил даже тот факт, что добытую первоначально вакцину королевский секретарь первым делом испытал на самом себе, чтобы убедиться в её безопасности, и лишь когда полученный результат его удовлетворил, применил средство на ещё нескольких добровольцах, вызвавшихся, в основном, из приставленной к госпиталю стражи.       Будучи консерваторами, как почти все учёные мужи, добившиеся на этом поприще имени и положения, представители столичной медицинской элиты долго испытывали терпение Преданного бесконечными вопросами, основная часть которых была продиктована скорее предубеждениями против всяческого прогресса, чем действительно научным интересом, а затем выразили практически единодушное мнение, что всё это действительно здорово попахивает магией и колдовством, имея, должно быть, в виду то обстоятельство, что для изготовления «кормилок» использовались тончайшие слои человеческой кожи, искусно снятые с трупов тех несчастных, кого спасти так и не удалось, а также кровь, взятая у больных.       Возмущённый столь дремучим невежеством почтенных проверяющих, а также необходимостью отвлекаться от важных дел ради удовлетворения праздного и необъективного любопытства, Шерлок, в конце концов, вынудил их удалиться восвояси в свойственной только ему одному манере: начав озвучивать маленькие, но неприятные секретики, которые с лёгкостью «считывал» с лиц, одежды и поведения незваных гостей. Седовласые эскулапы, которых, естественно, совершенно не обрадовала перспектива подобного разоблачения, тут же заспешили в столицу, загоревшись внезапным желанием немедленно доложить Королевскому Совету о происходящем в госпитале.       — Зачем вы раздразнили этих гусей? — леди Хупер, чьё производство средств против зловредных насекомых не вызвало у ревизоров особого интереса, а следовательно — и нареканий, огорченно вздохнула. — Они будут вам мстить, сэр, вот увидите.       — У меня нет времени заниматься их выпасом, миледи, — парировал мужчина, принимая моллино сравнение докучливых лекарей со стадом пернатых водоплавающих. — А месть… Как они могут мне навредить? С их-то уровнем интеллекта?       Девушка, для которой возрастающая с каждым днём язвительность её гениального покровителя давно уже стала делом привычным и простительным, позволила себе не согласиться:       — Поверьте, подобные люди способны проявлять чудеса изобретательности, когда дело касается отмщения обидчикам.       — Я не намеревался их обидеть, просто хотел сэкономить время — и им, и себе, — пожал плечами Шерлок, словно не понимая, о чём идёт речь. — Иначе они бы полдня ещё торчали здесь, мешая нам работать.       Сознавая, что дальнейшие её слова не будут иметь для своенравного мужчины никакой убеждающей силы, мисс Молли лишь снова вздохнула и вернулась к прерванному занятию. Основная часть производства противовшинных средств была перенесена в один из сараев монастыря, где развернулся почти что цех с дюжиной рабочих — таких же волонтёров, как и весь остальной персонал госпиталя, — но составлять рецептуры порошков и мазей леди Хупер продолжала в лаборатории, деля помещение с королевским секретарём, чьё поведение для неё по-прежнему оставалось во многом необъяснимым и таинственным. И пока руки юной служительницы Панацеи привычно ссыпали, сливали, капали и смешивали, её пытливый ум направлял все свои силы, чтобы разгадать эту тайну, снова и снова принуждая бросать в сторону погружённого в работу Шерлока короткие несмелые взгляды, боясь быть пойманной за сим не слишком благовидным для девушки занятием.       К счастью, объект её пристального внимания был в данный момент полностью увлечён своими исследованиями, чтобы заметить этот интерес, не совсем подобающий воспитанной в строгих правилах леди, и карие глаза мисс Молли, почувствовав абсолютную безнаказанность, с каждой минутой становились смелее, всё дольше и дольше задерживаясь то на тёмной копне взъерошенных кудрей, то на чистой линии высокого лба, а то и на чувственном абрисе красиво очерченных губ. Мужчина же, будто напрочь позабыв о присутствии в лаборатории ещё одной живой души, казалось, всецело отдался увлекающим его разум и чувства изысканиям, о чём красноречиво свидетельствовала та богатая и быстро меняющаяся гамма эмоций и мыслей, что отражалась на его одухотворённом лице.       Наблюдавшая эту зачаровывающую игру Молли была ею совершенно околдована, и даже не заметила, как оставила свою работу, полностью предавшись одному лишь созерцанию. На мгновение ей показалось, что сам ангел спустился в их печальное пристанище, чтобы помочь его несчастным обитателям, и сейчас совершает какое-то таинство, должное принести всем покой и облегчение.       В каком-то смысле, так оно и было. Девушка, как и все при дворе, знала, кем на самом деле являлся королевский секретарь, но, в отличии от многих, не считала Шерлока порождением магии или колдовства. Ей хватало ума и образованности понять, что Преданные — это результат честолюбивой попытки пусть безумного, но гениального основателя Школы Идеальных Слуг доктора Франкенштейна с помощью науки усовершенствовать человека, придав ему качества, до этого свойственные только крылатым посланникам небес. Слышала леди Хупер и те многочисленные, хотя и однообразные слухи, что окружали пресловутое заведение, подобно устрашающему флёру, представляя Мастеров-наставников Школы жестокими надсмотрщиками, а методы, используемые для обучения воспитанников — чуть ли не инквизиторскими пытками.       Подумав об этом, Молли вздрогнула от охватившей душу жалости. Даже если треть того, о чём болтали слуги и служанки в родовом имении лордов Хуперов оказалось бы правдой, страшно представить, какие испытания выпали на долю сидящего сейчас перед ней молодого мужчины. И она ещё удивляется, почему он бывает таким холодным и въедливым, почему ведёт себя так, словно стыдится проявлять доброту и милосердие, которые — девушка в этом больше не сомневалась — являются такой же неотъемлемой частью его личности, как незаурядный ум, прозорливость и железная воля. Стоит ли ждать иного от человека, который, наверное, до того, как быть спасённым королём Джоном, не знал иного отношения к себе, кроме жестокости и насилия, а вся его ледяная сдержанность — не более, чем щит, за которым королевский секретарь привык скрывать своё добродетельное и — мисс Молли очень на это надеялась — отзывчивое сердце?       Ах, если бы ей хватило смелости сказать Шерлоку о своих чувствах! Может быть, её пылкой страсти удалось бы пробиться сквозь толстую скорлупу бесстрастия и — кто знает — даже найти под ней некоторую взаимность?       Девушка беззвучно вздохнула. Увы, отважная и решительная во всём, что касалось её научных изысканий, в делах сердечных леди Хупер была робкой и застенчивой. Конечно, она не считала себя дурнушкой, хотя ей и было далеко до таких роскошных цветов королевского двора, как леди Джанин. И знатность её фамилии вместе с богатым приданным единственной наследницы почтенного лорда Хупера делали её весьма привлекательной для многочисленных претендентов на руку... Но говорить кому-то, а тем более, невероятному господину королевскому секретарю, расположения которого, по мнению скромницы-Молли, были достойны только первейшие красавицы Шотландии, о своих чувствах девушка ни за что бы не осмелилась.       Меж тем взгляд юной девицы, следуя сокровенным желаниям, полностью прикипел к завораживающему всё её естество зрелищу. Жалость, до этого сжавшая было сердце чувствительной леди, сменившись безнадёжными мечтаниями, вскоре прошла и эту стадию, приняв вид волнующей истомы. Было ли виной тому трепетное мерцание свечей, услужливо предъявляющее вконец расхрабрившемуся взору не только элегантно очерченные высокие скулы и благородный разлёт бровей, но и по-мужски стройную шею с изысканным созвездием родинок, или жар от натопленного камина, сделавший дыхание впечатлительной мисс более жадным и глубоким, но Молли вдруг осознала, что испытываемое ею томление вот-вот выплеснется в удушливый полумрак комнаты, требуя воплощения переполняющих разыгравшееся воображение фантазий, почти неприличных в своей откровенности.       И словно прочтя мысли захваченной рискованной негой дамы, Шерлок, наконец, поднял на девушку тревожно-вопросительный взгляд, вспыхнувший обеспокоенным пониманием.       Не вынеся этого проникновенного отрезвляющего взора, читающего в самых потаённых уголках её души, как в открытой книге, пристыжённая мисс поспешила ретироваться в спасительный сумрак незаметно наступившего вечера, проникшего в лабораторию сквозь одинокое потемневшее окно. Потянув за неподатливую раму, девушка отворила незатейливый витраж, глотая освежающий воздух, будто выброшенная на берег рыба.       За её спиной послышался скрип массивного лабораторного табурета и невесомые шаги приближающегося мужчины.       — Мисс Молли, хм… — тихий голос, мягкий и увещающий, ударил по натянутым нервам девушки, заставив прикрыть глаза от захлёстывающего до краёв стыда. — Вам следует знать, что я…       Громкий шум, донёсшийся с монастырского двора, отвлёк обоих от деликатного разговора, предоставив счастливую возможность отложить щекотливые объяснения на неопределённый срок.       — Что там ещё? — слегка оттеснив Молли и высунувшись в окно почти до пояса, Шерлок попытался разглядеть причину шумной возни, участниками которой были двое монастырских стражников и тщедушного вида женщина в убогой, хотя и довольно чистой одежде. Неверный свет факелов выхватил из сгущающейся темноты бледное лицо и умоляюще сложенные руки бедняжки, о возрасте которой оставалось лишь догадываться. Она вполголоса просила о чём-то суровых охранников, попеременно заглядывая в их лица с робкой надеждой. Стражники, без особого рвения сдерживая слабый натиск просительницы, выжидающе поглядывали на крыльцо госпиталя, видимо, рассчитывая на появление кого-то, кто сможет решить возникшую проблему.       Леди Хупер, сердце которой не могло остаться безучастным к очевидным мольбам незнакомки, а разум был рад найти повод не оставаться больше в опасной близости от предмета своих трудноконтролируемых желаний, поспешила выбежать из комнаты, на этот раз предусмотрительно набросив на плечи тёплую накидку. Шерлок, секундно заколебавшись, последовал за своей временной коллегой.       Спустившись во двор монастыря, они обнаружили там и доктора Мортимера, который также был привлечён возникшим гамом и теперь имеющейся у него властью собирался решить сей кажущийся незначительным конфликт.       — Ступай себе, милая, — говорил глава госпиталя горестно вздыхающей посетительнице, отмахиваясь от её настойчивого желания поцеловать его руку. — Раз ты не больна, не могу я тебя принять. У нас тут не богадельня, болеющих и так много, и лишние рты совсем ни к чему. Тебя возьму — сразу столько вашего нищего брата набежит, чтоб за счёт казны поживиться. В городе столовые есть и ночлежки — отправляйся туда, там тебе помогут.       — В чём дело, господин доктор? — с участливым любопытством разглядывая неожиданную гостью, обратилась к Мортимеру леди Хупер.       — Да вот… — неохотно пустился в объяснения глава госпиталя, явно не будучи рад новым участникам происшествия, и без того отвлекающего его от множества текущих дел. — Эта женщина говорит, что у нас её дети и просит позволения остаться с ними. Сама она получила прививку и всю необходимую обработку ещё в городе, и брать её к нам не имеет никакого смысла.       — Ты действительно посещала прививочный пункт? — строго воззрилась на несчастную мать Молли.       — Всё, как положено, госпожа! — женщина закатала рукав, показывая тонкий подживший шрамик от медицинской процедуры. — И проверяться ходила, и одежду мне новую, обработанную, в купальне выдали, и вот… — она стянула с головы платок, демонстрируя коротко остриженный «ёжик» светлых волос.       — А откуда ты знаешь, что твои дети у нас? — продолжила допрос девушка.       — Мне об этом королевские стражники сказали, — с надеждой взирая на благородную даму, тут же ответила нищенка. — Я на заработках была, несколько дней малышей своих не видела, а когда домой вернулась, соседи сказали, что заболели они. Прямо на улице сомлели, а господа стражники их и подобрали. Я у стражников-то выспросила, они и сообщили, что всех больных только сюда и свозят. Пустите меня к ним, добрая леди! Они — всё, что у меня есть.       Женщина вытерла набежавшие слёзы платком. Доктор Мортимер недоверчиво хмыкнул, а леди Хупер, бросив на него укоряющий взгляд, вновь обратилась к просительнице:       — Но почему же ты не отвела детей к доктору? Им бы тоже сделали прививки, и, возможно, болезнь бы обошла их стороной.       Женщина замялась:       — Боязно было, госпожа! В городе слухи всякие ходят… Меня-то охрана насильно на прививку затащила.       — Но ведь с тобой ничего плохого после этого не случилось? — недоумевающе покачала головой девушка.       — Не случилось, — согласно кивнула нищенка и в очередной раз горько вздохнула. — Но я сперва убедиться хотела. А когда решилась — детишек уже и не было.       — Мы можем как-то помочь этой женщине? — чувствуя, как в носу предательски защипало, сострадательная леди прервала жалостливую историю, готовясь применить к главе миссии всю доступную ей силу убеждения.       — Ну вот: сами виноваты, а потом ещё и жалуются, — проворчал доктор Мортимер. — У нас пациентов — тьма, и чуть не половина из них — дети. Если тут сейчас все матери соберутся…       — Возьмите её, пусть помогает за больными ухаживать, раз иммунитет уже есть, — внезапно подал голос королевский секретарь, скорее, не прося, а давая распоряжение. — Вы же сами постоянно жалуетесь, доктор, что вам не хватает персонала. Воспользуйтесь возможностью.       Господин Мортимер, в собственную седовласую голову которого подобное решение почему-то не пришло, взглянул на просительницу несколько по-иному, однако, не без сомнения. Впрочем, перспектива получить дополнительную сиделку показалась ему достаточно соблазнительной и, приглашающе дёрнув гладковыбритым подбородком, лекарь двинулся к крыльцу. Женщина, благодарно присев перед леди Хупер и Шерлоком, засеменила за строгим провожатым, словно боясь отстать и упустить свой шанс. Стражники с явным облегчением продолжили положенный вечерний обход, по дороге негромко обсуждая разбавивший их рутинную службу инцидент.       — Вы поступили милостиво, оказав несчастной поддержку, — заметила Молли, обращаясь к королевскому секретарю и с интересом ожидая, что он на это скажет.       — Как верный слуга Его Величества Джона Ватсона, я обязан заботиться о королевских подданных и помогать им в нужде, — тон мужчины был абсолютно бесстрастным. — К тому же, принять эту женщину в качестве сиделки было очень целесообразно. Её детям уже лучше, и у неё будет достаточно времени, чтобы уделять его другим нуждающимся. И чувство благодарности послужит в данном случае неплохим мотиватором.       — Откуда вам известны подробности о состоянии именно её детей? Среди такого количества… — удивилась девушка.       Шерлок нетерпеливо пожал плечами, словно раздражаясь от необходимости объяснять само собой разумеющееся:       — Если сопоставить срок сделанной матери прививки с датой поступления к нам заражённых детей, явно связанных друг с другом родственными узами, то всё становится более чем очевидно. Общие характерные черты внешности лишь подтверждают, что брат и сестра, перенёсшие кризис и идущие на поправку, являются отпрысками нашей новой служащей.       — А мне казалось, что все пациенты для вас на одно лицо, — усмехнулась леди Хупер, стараясь за иронией скрыть наполнившее её сердце умилённое восхищение.       — Я внимателен к деталям, миледи, — не остался в долгу мужчина, смягчивший резковатость тона вежливым кивком.       Какими бы возмутительными ни казались некоторым горожанам те меры, что были приняты шотландским монархом для борьбы с эпидемией, на действенность самих мер это никак повлиять не могло, и вскоре взятая в осаду всеми мыслимыми и доступными способами эпидемия пошла на убыль, так толком и не начавшись. Несколько сотен отдавших Богу душу человек были хотя и печальной, но довольно незначительной потерей по сравнению с той колоссальной жатвой, что могла устроить смертельная болезнь, войди она в свою полную силу.       В монастыре пациенты шли на поправку, да и новых больных поступало всё меньше, что, безусловно, не могло не радовать персонал временного госпиталя, включая и юную леди Хупер. Хотя, к этой совершенно оправданной радости для Молли примешивалась и некоторая горечь, причину которой девушка не желала признавать даже для себя: чем слабее становился недуг, тем ближе было завершение их с Шерлоком сотрудничества. Пусть решиться рассказать королевскому секретарю о своих чувствах леди Хупер так и не осмелилась, но само пребывание рядом с этим не перестающим поражать её воображение мужчиной являлось для неё подлинным счастьем. И, захваченная ослепляющим любовным жаром, мисс Молли напрочь не замечала ни голубых глаз Джона Бэрримора, обращённых на неё с непроходящим восхищением, ни его мечтательных вздохов, ни нежной и ненавязчивой заботы, которой он всячески окружал предмет своей юношеской страсти, воспринимая любые знаки внимания молодого человека, в лучшем случае, как проявление дружеского расположения.        Однако, время шло, и жизнь в их вынужденно изолированном сообществе, приобретя вид устоявшегося размеренного быта, меж тем, позволила персоналу уделять больше внимания своим личным нуждам и желаниям, так что даже доктор Мортимер, избавленный от необходимости принимать и размещать ежедневно огромное количество новых больных, стал значительно более спокойным и благодушным.       Лишь Шерлок по-прежнему редко выбирался из лаборатории, где, обложившись бумагами, предавался размышлениям, надолго погружаясь в состояние, сравнимое разве что с мистическим трансом, а выходя из него, тут же принимался что-то чертить и записывать, покрывая желтоватые листы одному ему понятными знаками и рисунками, отмахиваясь от любого, кто осмеливался подойти к нему с вопросами или же простой беседой. И Молли, участие которой в производстве инсектицидных средств теперь сводилось исключительно к наблюдению и проверке, хочешь-не хочешь, всё больше времени проводила за беседами с доктором Джоном, общение с которым, надо признать, оказалось не только взаимно полезным в профессиональном смысле, но и довольно приятным, несмотря на нередкие споры, до участия в которых порой снисходил и господин Мортимер, согласившись, наконец, признать в леди Хуппер вполне достойную коллегу.       К сожалению, эта почти семейная идиллия вскоре была нарушена неприятным сюрпризом.       Как-то под вечер ворота монастыря сотряслись от настойчивого стука, а волглые мартовские сумерки разорвало мерзким визгливым криком неожиданного посетителя. Стражнику, вышедшему взглянуть на шумного визитёра, этот наглец, разбавляя воздух густым перегаром и поминутно икая, сообщил, что пришёл забрать из госпиталя свою нерадивую жену, которая, вместо того, чтобы зарабатывать деньги, прохлаждается в госпитале за счёт королевской казны. Когда же караульный строго указал нетрезвому скандалисту, что здесь нет прохлаждающихся, а только либо пациенты, либо служащие, неопрятный мужчина тут же принялся подвывать, что жена его и пришла в монастырь вслед за заболевшими детьми.       — Я домой возвернулся после трудов праведных, а её, стервы, нет! — скривив испитую рожу, жалостливо причитал бродяга. — Хорошо, соседи сказали: она детёнышов-то искала, а как узнала, что их почитай дохлых дозор уличный подобрал, так сюда и навострилась. Оставила меня, можно сказать, без средств к существовантию!       В это время к воротам, привлечённые возникшим там шумом, подошли леди Хупер, совершающая уже ставший привычным вечерний моцион, и неизменно сопровождающий её доктор Бэрримор. Услышав жалобы не внушающего доверия оборванца, девушка, не замедлила полюбопытствовать:       — Жена тебя что же — обокрала?       — Да что красть у старого ветерана, благородная госпожа? — чуть не пуская слезу, шмыгнул носом брошенный муж. — Ничего не имею в ентой жизни!       — А ты никак из бывших солдат? — прищурился на оборванца стражник.       — Истину говорите, господин! — закивал мужчина. — Под флагами Его Величества воевал с врагами дорогого отечества. Был в бою контужен и списан в инвалиды. Женился, детишками обзавёлся. А теперь вот один и нищ осталси!       — Ничего не понимаю, — нахмурился молодой доктор, вступая в разговор. — Насколько мне известно, военным инвалидам от государя пенсион положен, вполне для жизни достаточный. У меня есть несколько таких же ветеранов среди постоянных пациентов, — пояснил он вопросительно взглянувшей на него Молли. — И все они ведут вполне приличный образ жизни, особо не нуждаясь. Хотя, судя по виду этого жалобщика, свои средства он явно расходует не на семью или собственное дело, а на частые и губительные возлияния.       — Помилуйте, господин! Как можно? — тут же обиделся визитёр. — А коли даже и так? Я, между прочим, пенсион своей кровью заслужил. Что же мне теперь его — на нахлебников желторотых тратить?       — Это твоё дело — куда и что тратить, — теряя терпение, леди Хупер брезгливо приложила к носу извлечённый из рукава платочек. — Мне непонятно, зачем ты сюда явился?       — Как — зачем? — искренне удивился ветеран, совершенно уверенный в справедливости своих претензий. — Говорю ж — за женой. Я её к делу доходному пристроил — не одному же мне ублюдков кормить — а она вместо работы в госпиталь ваш приблудилась! Живёт тут на всём готовом, а я голодай? Хозяин за неё мне наперёд денег платить не станет.       — Твои дети больны, а жена ухаживает за недужными сиделкой, а не бездельничает, — с самого начала разговора поняв, о ком именно идёт речь, вступился за новую работницу доктор Джон. — А ты, вместо того, чтобы тратить назначенные тебе из казны средства на свои пороки и требовать от несчастной содержать семью, лучше бы нашёл полезное дело для себя.       — О… Ну, так если моя жена тут у вас работает, — словно не замечая обращённого в его сторону негодования, быстро уловивший суть визитёр вперил в благородных собеседников наглые заплывшие глазёнки, — вы мне, почтенные господа, может, за неё и заплатите? За работу-то еённую?       — Поди прочь, негодяй! — первой не выдержала такой развязности леди Хупер. — И у тебя ещё хватает бесстыдства требовать у нас причитающуюся твоей жене плату? Я знаю, к какому делу ты её пристроил — продал в портовый кабак для развлечения матросов! Бедняжка мне рассказала и о своём бесчестье, и о твоей отвратительной сделке! Убирайся! Пока твоя семья находится здесь, ты их не увидишь.       — Что ж, я не гордый, я и подождать могу, — осклаблился мужик, потирая бритую голову. — Издеваетесь, благородные господа, над несчастным инвалидом! Мало того, что в городе мыли, брили, да ещё и гадостью какой-то заражали, так ещё и жену вернуть не хотите? Она мне по закону принадлежит, нас священник венчал, не имеете права жену у мужа отбирать. Я жаловаться буду!       — Да хоть Его Величеству жалуйся! — угрожающе надвинулся на нахала стражник, красноречиво положив ладонь на рукоять меча.       — Ничего, не век же ей тут сидеть, — злорадно прошипел возмутитель спокойствия, отступая на безопасное расстояние, — а выйдет — за всё мне ответит… Ишь, чего удумала — за господ прятаться! Шалишь — я твой господин!..       Совершенно выведенная из себя такой возмутительной развязностью, мисс Молли хотела было ответить наглецу так, как он того заслуживал, но доктор Бэрримор взял её за руку и произнёс, успокаивая:       — Не стоит, миледи. Не влезайте в эти склоки низшего сословия. О нашем госпитале в Эдинбурге и так ходят самые нелепые слухи, да и народ не слишком в большом восторге от проводимых противоэпидемических мероприятий. Не хватало ещё, чтобы нас обвинили в том, что мы разрушаем семьи. Тем более, что негодяй действительно прав: по нашим законам он может распоряжаться своей женой так, как считает нужным. Если он с ней жесток — ответит за это перед Всевышним. Если искалечит её или, не дай Бог, убьёт — предстанет перед земным судом. А во всём остальном — это их личное дело.       — Но ведь так не должно быть! — возмутилась девушка. — А ещё считается, что в Шотландии нет рабства…       — По крайней мере, пока женщина находится в монастыре — она в безопасности. А в дальнейшем, если у неё хватит смелости, можно будет попробовать расторгнуть брак.       — И это сможет защитить её и детей от этого мерзавца? — сердито блеснула глазами Молли. — Разве он отпустит несчастную вот так просто?       — К сожалению, приставить стражника к каждой обездоленной невозможно, миледи, — развёл руками молодой человек. — В конце концов, мир нельзя изменить только одним желанием — иначе, насколько бы он облагородился!       — Да, наверное, вы правы, господин доктор, — неохотно согласилась девушка и тут же заторопилась: — Пожалуй, мы с вами увлеклись! Мне нужно возвращаться в лабораторию. У меня там… — леди Хупер замолчала, пытаясь придумать какую-то причину, — эксперимент. Да, нужно закончить эксперимент! Я обещала господину Шерлоку помочь.       Прислушиваясь к стуку каблучков на лестнице, доктор Бэрримор грустно соображал, чем же именно он мог обидеть или разочаровать предмет своих обожаний. Так толком и не разобравшись в причине, он вздохнул и отправился к зданию госпиталя — сегодня у него вновь было ночное дежурство.       Ворвавшись в помещение подобно урагану, леди Хупер, даже не снимая накидки, бросилась к оконному проёму — с любовью и тщанием обустроенная лаборатория располагалась в третьем ярусе одной из монастырских башен, окна которой выходили на главные ворота старинной обители. Приоткрыв скрипнувшую створку, девушка осторожно выглянула наружу. В сгустившихся сумерках человеческую фигуру, блуждающую за стенами монастыря, было не разглядеть, но глухое бормотание и редкие пьяные выкрики различались довольно хорошо: похоже, вечерний посетитель пришёл не с пустыми руками и теперь подбадривал себя горячительным, надеясь, возможно, что его присутствие надоест благородным господам и они отдадут ему сбежавшую супружницу.       — Вот мерзавец! — не заметив, что произносит это вслух, негодовала девушка. — И ведь действительно не уйдёт…       Шорох бумаг привлёк её взбудораженное внимание: королевский секретарь, оторвавшись от исписанных листов, удивлённо воззрился на рассерженную Евину дочь.       — О, это я не вам, сэр! — слегка смутилась Молли, осознавая, что её возмущение может быть истолковано совершенно превратно. — Просто в обитель явился какой-то подозрительный бродяга с требованием вернуть ему жену.       Удивление в зелёных глазах мужчины только усилилось.       — Помните ту женщину, которой вы помогли воссоединиться с детьми? — увидев гримасу сомнения, наползающую на лицо её визави, и открывшийся было для возражения рот, девушка пресекла поползновения к протесту не терпящим возражения тоном: — Помогли, Шерлок! И даже не вздумайте это отрицать! Так вот, её муж явился к нам и требует, чтобы женщина к нему вернулась. Точнее, не к нему, а к тому постыдному промыслу, который он для неё избрал. Негодяй желает, чтобы бедняжка зарабатывала для него деньги, которые он, несомненно, потратит на выпивку и тому подобное непотребство.       — И?.. — снова втыкаясь в свои записи, без особого энтузиазма полюбопытствовал королевский секретарь.       — Разумеется, мы не отдали женщину в руки этого подлеца! — пылая праведным гневом, тряхнула головой девушка.       — Это как раз понятно, — лениво процедил мужчина. — Меня интересует, какие глупости по этому поводу вы собираетесь предпринять в дальнейшем?       Молли окинула его полным укоризны взглядом.       — Во всяком случае, я постараюсь сделать всё, чтобы защитить несчастную мать и её детей от этого изверга, — и юная леди, притопнув каблуком и гордо вскинув подбородок, покинула лабораторию с самым независимым видом. В её умной головке созрел план — пусть и не слишком надёжный, но зато реально выполнимый.       Войдя к себе в комнату, Молли сразу же открыла шкатулку, в которой хранились её собственные, взятые на всякий случай из дома сбережения. Насыпав горсть золотых монет в бархатный кошелёк, она, подумав, добавила ещё несколько юникорнов* и, затянув шнурок, взвесила мешочек на ладони. Что ж, сумма была вполне приличной и должна быть достаточной, чтобы у нерадивого мужа пропало желание торчать под стенами монастыря, сотрясая воздух невнятными угрозами.       Предвидя то, что стража не пропустит её одну на ночь глядя за пределы обители, леди Хупер тихонько проскользнула к небольшой низенькой калитке, спрятанной в толстой стене ограды за густыми зарослями самшита. Этот выход ей показал один из монахов, когда девушка на досуге расспрашивала его об истории монастыря, объяснив, что так как дверь закрывается прочным засовом изнутри, она является вполне надёжным и безопасным ходом на тот случай, если кому-то понадобится покинуть монастырь, не привлекая лишнего внимания.       Калитка отворилась на удивление бесшумно, и Молли, выпорхнув из-под её неоспоримой защиты, растерянно заозиралась, пытаясь разглядеть бродягу среди колючих кустов невысокого терновника. Вскоре глаза привыкли к полумраку, да и слух безошибочно определил направление, откуда доносилось изобилующее ругательствами громкое бормотание.       Осторожно двинувшись в нужную сторону, леди Хупер уже собиралась окликнуть нахального вымогателя, когда на еле приметную дорожку не более чем в десяти ярдах от неё откуда-то сверху спрыгнула размытая вечерней мглой тень.       Девушка испуганно шмыгнула к монастырской стене, плотно вжавшись в её холодные камни. Тень же, взмахнув полами широкого плаща, распрямилась и стремительно приблизилась к, казалось, вмиг протрезвевшему пьянчужке. Схватив бродягу за шкирку, как шкодливого кота, неизвестный несильно встряхнул его и заговорил негромко, но отчётливо… О, этот голос — да, собственно, и исполненную грации фигуру — леди Хупер узнала бы из тысячи! Поэтому, чуть осмелев, девушка сделала несколько осторожных шагов к скульптурно застывшей паре, при этом стараясь не покидать сомнительной эгиды колючих кустов.       — …И если ты ещё раз осмелишься подойти к госпиталю ближе, чем на милю — я собственноручно сломаю тебе все пальцы, — тоном ягуара, играющего со своей добычей, рычал на бродягу Шерлок. Тот, также явно наследуя кого-то из тварей божьих (кажется, Молли читала в книге одного испанского священника и учёного о таких мелких животных, обитающих на землях Нового Света и называющихся весьма забавно — чуча**), безвольно обмяк, словно пытаясь притвориться мёртвым. Отвратительный запах, исходящий от оборванца, лишь усиливал сходство.       — Ты меня хорошо понял? — ещё раз тряхнул горе-ветерана королевский секретарь. Мужчина отмер и молча закивал. — И советую тебе оставить в покое твоё несчастное семейство. Иначе рискуешь остаться не только с переломанными пальцами, но и ногами. Поверь: найти тебя мне не составит никакого труда. Думаю, мы договорились, так?       Получив ещё один судорожный кивок, Шерлок разжал кулак, и бродяга осел, упираясь руками в землю. Встряхнувшись, точно пёс, он резво отскочил в сторону и, поднявшись, не замедлил опасливо ретироваться. Правда, благоразумие вряд ли относилось к достоинствам этого пропившего мозги горемыки, если здесь вообще была уместна речь хотя бы о каких-то достоинствах: отбежав на безопасное, по его мнению, расстояние, мужчина остановился и потряс в сторону обидчика грязным кулаком, выкрикивая режущим слух фальцетом:       — Ты за это ещё ответишь, колдун проклятый! Боженька с тебя за все твои злодеяния спросит! Думаешь, люди не знают, кто на нас мор наслал и чем ты тут занимаешься? Подёргаешься ещё в петле! Народ до тебя доберётся! Ишь, честный люд, как овец, стригут, а у самого локоны, как у девицы! Подсмалим тебе кудри-то на костерке очищающем…       Нескольких шагов Шерлока в его сторону хватило, чтобы пламенный обличитель, достойный участия в судах инквизиции, тут же заткнулся и скрылся в темноте — теперь уже окончательно.       Хмыкнув, мужчина развернулся и двинулся в сторону потайной калитки. Молли замерла, вновь стараясь слиться со стеной, под сень которой успела вернуться в то время, пока внимание королевского секретаря было занято угрозами злополучного правдолюбца. Но все старания девушки избежать разоблачения оказались безуспешными — поравнявшись с ней, Шерлок остановился и, склонив голову набок, произнёс вполголоса и с лёгким налётом иронии:       — Мы же, кажется, условились, что вы не гуляете по монастырю без сопровождения, миледи? А за его пределами — тем более. Взяли бы с собой хотя бы вашего верного пажа — доктора Бэрримора. Не бог весть какая защита, но лучше, чем идти одной, да ещё с полным кошельком золота, на встречу с нетрезвым бродягой. Вам не хватает впечатлений? Захотелось более опасных приключений?       — А я знала, что вы меня не оставите без присмотра, господин королевский секретарь, — выступая из своего убежища, попыталась отшутиться девушка, но Шерлок, внезапно посуровев, приблизился к ней почти вплотную, глядя прямо в глаза невыносимым — не столько видимым, сколько ощутимым — взглядом:       — Ничего вы не знали, миледи! И это не повод для шуток. Помните — я отвечаю за вашу безопасность. Не рискуйте больше понапрасну. Если с вами что-то случится — ни ваш отец, ни король мне этого не простят. — Мужчина замолчал, но потом отвёл взгляд и тихо закончил: — И я тоже себе не прощу.       Чувствуя, как от неожиданной близости, от произнесённых слов и от того, каким тоном эти слова были сказаны, у неё начинает кружиться голова, девушка еле слышно шепнула:       — Я лишь хотела помочь бедняжке…       — Откупившись от её мужа? — Шерлок, наконец, отступил, и Молли вновь смогла дышать. — Поверьте, такие люди понимают только язык силы. Он бы за неделю истратил ваши деньги и пришёл снова, шантажируя вас своей женой и детьми. Страх перед наказанием — более действенный способ отвадить его и от госпиталя, и от затираненного им семейства.       — Но что же случится с этими несчастными, когда они вынуждены будут покинуть госпиталь? Куда им идти?       Не отвечая, мужчина зашагал в сторону укромной калитки. Молли покорно двинулась следом, стараясь не зацепиться подолом за колючие ветви. Только заперев калитку на надёжный засов, Шерлок удостоил спутницу ответом:       — Думаю, у миссис Хадсон найдётся какая-нибудь работа для неё… Мерзавцу будет трудно добраться до этой женщины и её детей во дворце.       Мисс Молли изумленно приоткрыла рот, пытаясь найти подходящие слова, чтобы выразить восторг и удивление, обращенные к предмету своей безнадежной привязанности, а так же благодарность за свою ещё не ведающую об оказанной ей чести протеже, как новая мысль неожиданным решением тут же осенила недавно нахмуренное чело:       — Если позволите, то мне самой хотелось бы оказать им помощь! — Девушка досадливо поморщилась, не понимая, как такая простая вещь не могла прийти ей в голову раньше. Возможно, от растерянности? — Я могу попросить батюшку отослать это семейство в наше родовое поместье. Это достаточно далеко, им там будет вольготно и безопасно.       Шерлок согласно и одобрительно кивнул — видимо, был не против скинуть с плеч лишнюю заботу. Молли же, решив одну проблему, тут же переключилась на другую — не менее важную и угрожающую.       — То, что болтал этот негодяй… — девушка вздрогнула от омерзения. — Слухи, которые ползут по городу.       Двор монастыря был освещён факелами, и теперь леди Хупер могла прекрасно разглядеть лицо своего спутника — на удивление, оно было совершенно равнодушным. Скорей всего, слова бродяги не произвели на Шерлока особого впечатления.       — Они могут быть опасны, сэр, — продолжила девушка с возрастающей тревогой. — Как и те, кто их распространяет и поддерживает. Вам следует быть поосторожней. Во всяком случае, пока болезнь окончательно не покинет Эдинбург.       — По вашему, мне стоит боятся слухов? — снисходительно усмехнулся королевский секретарь. — После того, как вы не побоялись встретиться один на один с пьяным скотом, относящимся к женщине, как к вещи?       — Согласна — это была глупость с моей стороны… — виновато вздохнула девушка.       — А сплетни — это бред, бессодержательная болтовня, вызванная недовольством от королевских противотифозных мероприятий, и беспокоиться тут не о чем. Поговорят и перестанут, — самым решительным тоном прервал её Шерлок. — Тем более, что я, в отличие от вас, могу себя защитить.       — Разумеется можете, господин Шерлок, — Молли с грустью взглянула на мужчину. — И себя, и других. И защищаете. Вот только мне совершенно непонятно, зачем вы хотите казаться более жестоким и равнодушным, чем есть на самом деле?       Должно быть, этот смелый вопрос из уст обычно робкой девушки застал королевского секретаря врасплох. Во всяком случае, маска надменного безразличия спала с его мужественного лица, сменившись выражением едва ли не детской растерянности и беззащитности. Откровение длилось лишь несколько мгновений, но и этого было достаточно, чтобы леди Хупер, поддавшись внезапному импульсу, стремительно приблизилась к Шерлоку и, положив ладонь ему на затылок и привстав на цыпочки, отчаянно, в каком-то немыслимом для самой себя порыве, прижалась губами к чуть дрогнувшим губам мужчины.       Поцелуй не получился страстным. Со стороны Шерлока ни одно движение не выдало ничего, даже отдалённо напоминающего хоть какую-нибудь заинтересованность. Его сомкнутые уста — такие нежные и податливые на вид — оказались непреодолимой преградой на пути вспыхнувшего в сердце мисс Хупер и так внезапно потерявшего контроль устремления.       Нет, мужчина не пытался отстраниться, но так бы не отстранилась и каменная статуя, которую обезумевший от любви к своему творению скульптор захотел бы оживить горячим поцелуем. Чуда не случилось, и уже понимая это, Молли оторвалась от бесстрастных губ и в отчаянии прошептала:       — Простите меня… Простите… Я… Я люблю вас, Шерлок…       Сильные руки мягко отстранили девушку, бережно придерживая за ссутулившиеся плечи — если б не это, наверное, она просто бы упала, не удержавшись на подкосившихся ногах. Бирюзовые глаза смотрели участливо и почти виновато.       — Это вы простите меня. Вы замечательная, мисс Молли, умная и добрая. И, несомненно, заслуживаете, чтобы вас любили всем сердцем. Я же вам этого дать не могу. Вы ведь прекрасно знаете, кто я…       — Не имеет значения — кто вы, — упрямо мотнула головой леди Хупер.       — Имеет, ещё и как имеет, — почувствовав, что его собеседница приходит в себя, Шерлок ослабил хватку. — Преданный может быть связан только со своим Хозяином. Всякие иные узы для нас невозможны.       — Потому, что ваше сердце принадлежит лишь ему? — девушка старалась не смотреть в завораживающую зелёную бездну, боясь вновь потеряться там — теперь уже безвозвратно. — Его Величеству?       — И не только сердце, миледи.       Поддерживать эту странную беседу было мучительно, но Молли продолжила, словно надеясь болью погасить пылающее в груди пламя:       — Наверное, это прекрасно, когда кого-то так любят!       — Это не совсем и не только любовь, миледи. Это преданность, возведенная почти в абсолют. Инстинкт, с которым невозможно бороться. Для Преданных — такая же необходимость, как дыхание. — Возможно, он просто хотел успокоить девушку, но, судя по всему, ей действительно становилось легче от этих незамысловатых объяснений. — И мы не можем выбирать. В отличие от вас, миледи.        Осторожно подведя леди Хупер к скамье, притулившейся у цоколя башни, Шерлок усадил её, опустившись рядом на корточки. Сжав холодные руки замершей девушки в своих ладонях, он произнёс, убеждающе и проникновенно:       — Осмотритесь вокруг. Уверен, совсем рядом есть душа и сердце, которые их владелец готов положить к вашим ногам.       — О ком вы говорите? — это не был живой интерес, скорее — простое поддержание разговора. Только бы не молча, только бы не выгореть внутри!       — Просто приглядитесь получше к окружающим вас людям, — губы мужчины тронула ласковая улыбка. — Полагаю, вы увидите это и без моих пояснений.       Голос действовал успокаивающе, а длинные пальцы, незаметно поглаживающие запястья и кисти девушки, довершали начатое. Тело юной леди стало постепенно расслабляться, а вместе с ним — и скрутившиеся в болезненный узел нервы. Душу охватила сонная истома. Заметив это, мужчина подсел на скамью, подставив собственную грудь под безвольно опустившуюся голову леди Хупер. Его рука, скользнув ей за спину, продолжила ласковые поглаживания, подобно тому, как мать утешает испуганного или расстроенного ребёнка.       — Вам нужно отдохнуть, Молли, — слова вибрировали, проникая под кожу, растекаясь по венам не хуже настойки опия. — Завтра утром всё покажется совершенно иным, поверьте.       Девушке стало хорошо и уютно, а мысли, делаясь ленивыми, больше не стучали в виски назойливой капелью. Одна из них, не давая покоя, всё же заставила Молли поднять голову и взглянуть Шерлоку в глаза:       — Я всё испортила, да? Вы больше не захотите быть мне даже другом?       — Другом? — рука королевского секретаря, на секунду замерев, вновь продолжила свои благотворные манипуляции. — Почему же не захочу? Для меня это честь, и я клянусь вам, что буду самым надёжным и преданным вашим другом, миледи, — чуть наклонившись, мужчина совершенно по братски дотронулся губами до чела девушки. Вздохнув с облегчением, Молли вновь уронила голову ему на грудь и задышала ровно и глубоко.       Через несколько минут, убедившись, что его собеседница крепко уснула, Шерлок встал и, бережно подхватив её на руки, поднялся со своей ценной ношей по крутой лестнице башни. Остановившись возле отведённой леди Хупер опочивальни, он на мгновение задумался, но потом решительно толкнул ногой дверь в лабораторию: оставлять девушку на ночь без присмотра ему не хотелось. Уложив её на кушетку и заботливо укрыв пледом, мужчина подбросил несколько поленьев в почти что потухший камин и, разворошив жар под ними кочергой, вернулся к своим бумагам.       Бесцельно переложив с места на место несколько листов, он откинулся на спинку стула и погрузился в размышления.       Мысли, отпущенные на свободу, незаметно коснулись спящей на кушетке девушки. Её искренние чувства задели в душе Преданного струны, о существовании которых он даже не догадывался. Да и не могло быть в его выхолощенной и вымуштрованной душе подобных струн! Откуда им было взяться, если на любые личные симпатии было наложено строжайшее табу, подкреплённое вспышками боли в случае его нарушения? Одно дело — любовь к Хозяину, пусть даже и не совсем укладывающаяся в рамки принятых между Преданным и господином отношений, и совсем другое — дружеское расположение к девушке, заботу о которой ему даже не поручали. И все остальные эмоции, возникающие где-то в области сердца при виде несчастных больных, просящих о помощи, или женщины, умоляющей о встрече с детьми, или пьяного бродяги, после прикосновения к которому захотелось сразу же вытереть обо что-то руки. И еще — необъяснимый страх перед всеми этими чувствами и подспудное желание их избежать, спрятаться за толстой скорлупой отстранённости и равнодушия.       И причина не только в желании уйти от оглушающего болезненного разряда.       Шерлок задумался. Он уже давно не испытывал той боли, что была его постоянной спутницей во дворце эплдорского князя, являясь следствием не только пристрастия бывшего Хозяина к жестокому и извращённому сексу, но и постоянного, хотя и невольного нарушения приказов, абсолютно несовместимых с базовой личностью Универсала. «Боль — ваш союзник!» Что ж, у Шерлока, кажется, больше не было необходимости в этом союзнике.       Продолжая исследовать в себе то, что у людей было принято считать душой, Преданный не мог не сделать единственно правильный и всё объясняющий вывод: желание Хозяина Джона о том, чтобы Шерлок смог отыскать собственное, много лет назад потерянное «я», начало осуществляться, к тому же — семимильными шагами. Это было странно, удивительно и… пугающе. Но в то же время — и восхитительно.       Мысли роились в кудрявой голове, спеша и обгоняя друг друга.       Они не виделись с Хозяином несколько долгих недель. Разумеется, Джон перед отъездом Шерлока отдал ему приказ не чувствовать себя брошенным или обделённым хозяйским вниманием, но та светлая тоска, что постоянно пульсировала где-то в самом сокровенном уголке сердца, лишь обостряя предчувствие неизбежной встречи, не имела ничего общего с всепоглощающим отчаянием, на борьбу с которым во время разлуки с господином у Преданных уходило множество сил и энергии.       Связь с Джоном, не теряя прочности, не была удушающей и навязчивой, не ощущалась, как ошейник с цепью, всё более натягивающейся с каждым проведённым врозь днём, а, скорее, как тёплое и немного грустное чувство. Грустное — потому что сейчас они были не вместе.       Шерлок усмехнулся с едва ощутимой горечью: Джон никогда бы не надел на него ошейник. Его методы были совершенно иными, хотя и не уступали по надёжности тем, что употреблял князь Магнуссен. Преданный провёл ладонью по шее, словно желая удостовериться в отсутствии ненавистного аксессуара. Для Его Светлости посадить раба на цепь было таким же обычным делом, как, например, взнуздать, будто норовистую лошадь, безжалостно, до крови врезаясь железными удилами в уголки рта, придавая собственным извращённым забавам дразнящий привкус укрощаемой непокорности.       Джон приручал к себе заботой и лаской. Нежностью. Вниманием. Уместной и идущей от сердца похвалой. И всё это было крепче любых цепей и оков, хотя и не ощущалось растирающими тело и душу кандалами. Зависимость была лёгкой и приятной. Да и было ли это зависимостью?       Работая над вакциной, занимаясь тем, что представало перед ним действительно интересной и захватывающей загадкой, Шерлок порой забывал, кем он на самом деле является. Внутренняя свобода ощущалась пусть коротко, но вполне явственно. И маняще.       Шальная идея вдруг пробила мозг с силой ударившей молнии: а что, если теперь он вообще смог бы обходиться без Хозяина, не обрекая себя на медленную и мучительную смерть? Возможно ли подобное для Преданного? У Шерлока на миг перехватило дыхание. Но ожидаемого болевого шока не последовало даже вслед за настолько крамольной мыслью. Вместо этого возникло очень чёткое и ясное чувство: всеми фибрами своего нового, пробивающегося через насаждаемые годами запреты самоосознания ему АБСОЛЮТНО не хотелось проверять степень собственной независимости.       В дверь лаборатории неожиданно постучали. Бросив взгляд на спящую Молли, Шерлок поспешил узнать причину столь позднего визита. В коридоре его ждал только что прибывший из Эдинбурга гонец.       — Добрый вечер, господин, — парень протянул Преданному письмо. — Это от Его Величества. Король ждёт ответа незамедлительно.       На тонком листе было написано всего несколько слов: «Завтра вечером жду у Карла», но Шерлок физически ощутил пропитавшую каждую букву тоску. Желание Джона увидеться отозвалось в нём самом звенящей хрустальной нотой и внезапно стало почти невыносимым. Вдохнув поглубже, чтобы усмирить участившийся пульс, Преданный поднял на гонца полный невозмутимости взгляд:       — Передайте Его Величеству, что я непременно буду.