Навечно преданный

      Время превратилось для Джона Ватсона Шотландского в настоящую пытку. С жестокой неумолимостью оно сыпалось сквозь пальцы секундами, складывающимися в минуты, часы и дни. И каждый прошедший день приближал неизбежное.       С того момента, как они прибыли в Лондон, таких дней прошло уже девять, и хотя семейство курляндского герцога горело желанием как можно быстрее отправить виновного в гибели «незабвенного князя» на эшафот, идея превратить сие зрелище в событие существенной политической важности позволяла сдерживать пыл разгоряченных родственников и добавляла им терпения дождаться всех знатных и влиятельных особ, вознамерившихся поддержать скорбящих в их показательно-безотрадном горе.       Маячащая на горизонте слепой серой тенью смерть Шерлока откладывалась, и пусть подобное утешение было слишком слабым — оно являлось единственным, что не давало Джону сойти с ума окончательно, по крайней мере, до сегодняшнего вечера. Ибо именно сегодня через секретаря Императора шотландскому королю было передано суровое и неотвратимое решение служителей Фемиды: суд назначен на завтрашний день, и для дальнейшей его отсрочки больше нет никакой возможности.       Отчаяние накрыло Джона новой удушающей волной. Девять дней одиночества и безнадёжности. Девять ночей тщетных попыток пробиться сквозь толщу тюремных стен хотя бы мыслью, чувством, мимолётным ощущением. Уловить знакомое тепло, ответить на него пусть невесёлой, но ободряющей улыбкой. Девять дней и ночей пустоты. Никакого отклика.       Его Величество терялся в догадках: почему ничего не выходит? Ведь тот молчаливый разговор на палубе был таким ясным и отчётливым, что, казалось, подвергшись испытаниям, их Связь ещё более упрочилась. Неужели сиру Майкрофту удалось найти способ воздвигнуть между ними барьер, непреодолимый для двух рвущихся друг к другу сердец? Шотландец горестно вздохнул. Нет, такое не под силу даже Королю-Императору. Вероятно, причиной был сам Преданный, вновь «закрывающийся» от своего возлюбленного и Господина с одной-единственной, как подозревал Джон, вразумительной целью — ослабить Связь и позволить Его Величеству легче перенести предстоящую казнь, которая, судя по всему, должна состояться слишком скоро.       Тут же обратившаяся почти в убеждение догадка заставила измученное сердце заледенеть, застыть холодной глыбой там, где ещё совсем недавно билась горячая и живая, хотя и абсолютно безрассудная надежда. Значит, при всей своей гениальности, Преданный не видит благополучного исхода сложившейся ситуации, не может его просчитать?       Закрыв глаза, молодой король попытался на секунду представить, как это — мир без Шерлока. От самой мысли о таком кошмаре на него повеяло могильным тленом, к горлу подступила тошнота, а кусок льда в груди вдруг увеличился до размеров айсберга, придавив едва трепещущую душу непомерным грузом безысходности.       Задохнувшись от нахлынувшего ужаса, Джон рванул ворот рубахи и хрипло застонал.       В ответ на этот сдавленный, полный невыразимой муки хрип в отведённых Его Величеству покоях мгновенно появился мистер Найт, несколько дней назад присланный сиром Майкрофтом для того, чтобы, отчасти, облегчить одиночество оказавшегося в невыносимом положении Ватсона, но в большей степени — и Джон нисколько не сомневался на этот счет — чтобы приглядеть за шотландским королём и не позволить ему совершить ничего с политической точки зрения необдуманного или же опрометчивого.       Но даже прекрасно понимая истинные цели молодого человека, Шотландец был благодарен секретарю за искреннее сочувствие, которое Генри проявлял не только к нему, но и к его Преданному. Не имея никаких вестей от Грега, находясь почти под домашним арестом — как уверял Император: для его же блага — лишённый возможности общаться с друзьями и единомышленниками, что прибыли в Лондон для поддержки своего венценосного собрата, Его Величество не мог оставаться безучастным к той ненавязчивой заботе, которой мистер Найт старался окружить знатного подопечного, и к тому неподдельному участию, что, будучи редко высказываемым вслух, всё же ясно читалось в каждом жесте и взгляде учтивого юноши.       Вот и сейчас невольный соглядатай не сводил с Джона полных отнюдь нелицемерной тревоги глаз, готовый сделать всё от него зависящее, чтобы шотландскому королю стало хоть немного легче:       — Ваше Величество, Вам плохо? Я сейчас же позову доктора…       — Нет, не нужно, — Ватсон слабо качнул головой на взволнованное предложение молодого человека. — Просто откройте окно — душно.       Незамедлительно выполнив просьбу, секретарь вновь подошёл к королю, на ходу скользнув огорчённым взглядом по так и не тронутому ужину.       — Сир, прошу Вас… Будьте благоразумны. Слушание состоится завтра, Вам нужны силы. Поешьте хоть чего-нибудь и поспите. Я могу принести Вам хорошее снотворное. Но лучше бы всё-таки позвать доктора.       — Мне ничего не нужно, ступайте, — вяло возразил Шотландец, но тут же встрепенулся. — Нет, постойте! Капитан Лестрейд ещё не прибыл?       — Нет, Ваше Величество, — мистер Найт, казалось, и сам не торопился покидать опочивальню короля. — Его пропустят к Вам сразу же, как только он явится, не беспокойтесь.       — Вот как? — язвительно усмехнулся Джон. — А я думал, что мне запрещено видеться со своими людьми.       — Ваше Величество… — начал было оправдываться Генри, но шотландский монарх тут же его перебил:       — Да, знаю, всё это делается ради моего же блага. И ради блага Империи, разумеется.       — Сир, поверьте, — постарался произнести секретарь как можно убедительнее, — Его Императорское Величество делает всё, что в его силах. Мы все стараемся найти выход. Но иногда, когда человеческие возможности исчерпаны, приходится довериться высшим силам и искать поддержку у них. Я искренне верю, что всё закончится благополучно, и каждый день молюсь об этом Всевышнему. Всем известно, что князь Магнуссен был истинным дьяволом, так неужели же Господь оставит в беде того, кто стал Его орудием и избавил мир от этого пособника преисподней? Просите у Создателя милости и справедливости, государь, и Он не останется глух к Вашим сердечным молитвам.       — Да, наверное вы правы, мистер Найт, — в голосе Шотландца не прозвучало особой уверенности, но не согласиться с таким горячим призывом было попросту невозможно. Да и стоит ли делиться со слугой Императора иными планами? И Его Величество добавил с почти неподдельным смирением: — Если молитва — единственное доступное нам средство, то я, пожалуй, посвящу оставшееся до рассвета время именно ей. Возможно, это принесёт если не помощь, то хоть какое-нибудь успокоение…       Мистер Найт, по всему было видно, отнёсся к внезапно охватившей Его Величество покорности с некоторой долей сомнения, но больше ничего говорить не стал, разумно рассудив, что находящийся под круглосуточной охраной высокородный гость вряд ли сможет предпринять что-то действительно непредсказуемое и опасное.       Оставшись в одиночестве, Джон подошёл к открытому окну и поднял к мерцающим звездам невидящий взгляд. Он, готовый денно и нощно молить небеса о жизни и помиловании для Шерлока, всё же прекрасно отдавал себе отчёт в невозможности уповать исключительно на высшие силы — слишком высоки ставки в этой безумной игре, дабы полагаться только на благосклонность небесных светил и провидения. Горько хмыкнул: молитва, чудо — неужели это то, что им остаётся? Неужели такой мудрый и прагматичный государственный муж, как Майкрофт Холмс, рассчитывает лишь на сии эфемерные явления? Но даже если это и так, то он, Джон, не в состоянии удовлетвориться столь туманной перспективой и мизерным шансом на некую высшую справедливость, и, пожалуй, единственное чудо, на которое Его Величество действительно смеет всерьёз надеяться — это своевременное возвращение Лестрейда с полусотней верных, готовых на всё ради своего государя ребят.       Так и не сомкнув глаз до самого утра, Джон встретил восход солнца почти с облегчением, в полной мере убедившись в правдивости высказанной кем-то из древних мудрости: ожидание смерти — хуже самой смерти. Но вместе с тем, душу шотландского монарха всё больше охватывала паника: если капитан Лестрейд не успеет вернуться вовремя, последняя возможность спасения Шерлока будет упущена, и тогда… О том, что произойдёт «тогда» Его Величеству думать отчаянно не хотелось.       Оставаясь внешне безучастным, безропотно позволив императорским лакеям под присмотром печального и прячущего взгляд мистера Найта подготовить себя к предстоящему заседанию, Шотландец вышел во двор лондонского замка неверной походкой зачарованной лунным светом сомнамбулы, действительно воспринимая реальность, как некий затянувшийся ночной кошмар. О, если бы он мог пробудиться от этого ужасающего сна, очнуться в крепких и нежных объятиях своего возлюбленного, убедиться, что всё происходящее — лишь фантазия бредящего сознания, поддавшегося вечному страху потерять самое дорогое в жизни! Но свежее апрельское утро, дохнув в бледное лицо монарха приятной прохладой, развеяло секундную иллюзию, а вместе с ней — и робкую надежду.       Впрочем, либо провидение, либо прихотливая фортуна всё же не захотели лишать Его Величество последних упований. Не успел он вскочить в седло подведенного ему иноходца, как через широко распахнувшиеся ворота, нещадно громыхая покрытыми засохшей и не успевшей осыпаться грязью колёсами, во двор въехала знакомая карета с гербом Дома Ватсонов, а за ней — довольно впечатляющая кавалькада из двух дюжин шотландских гвардейцев под предводительством командира личной королевской охраны капитана Лестрейда.       Грег, неимоверную усталость которого выдавали разве что некоторая бледность и покрасневшие от недосыпа глаза, спешившись, тут же поспешил к государю, на ходу одаривая сопровождавших Джона имперских стражников недобрым косым взглядом.       — Доброго утра, сир, — он слегка запнулся, прекрасно понимая, что уж каким-каким, а добрым это утро точно не было. И всё же отрапортовал: — Спешу доложить, что все Ваши приказания исполнены, мой король.       Понимающе кивнув, Его Величество не сдержал вздох облегчения:       — Я и не сомневался в вас, капитан, — и тут же прибавил, стараясь лишить разговор подозрительной двусмысленности: — Как дела в Эдинбурге? Надеюсь, королева в добром здравии?       — Королева? — на лице командира охраны проступило непривычное смущение. — Простите, государь… боюсь, Её Величество проявила особую настойчивость, и я не смог отказать…       — Что? — Джон недоуменно уставился на Грега и, проследив за его извиняющимся взглядом, недовольно нахмурился: из остановившейся посреди двора кареты суетливо выбрался доктор Андерсон собственной персоной и, чуть склонившись в учтивом поклоне, подал руку показавшейся вслед за ним шотландской государыне. Придерживая ладонью выступающий живот и оглядываясь в поисках супруга, Мэри тяжело ступила на потемневшие от утренней росы камни мощённого двора, а мгновение спустя к Её Величеству присоединились заспанная камеристка и леди Хупер, заплаканные очи и покрасневший носик которой служили неопровержимым доказательством неоднократно и обильно пролитых слёз. Смятый платочек, который девушка нервно теребила в руках, лишь подтверждал её печальные переживания.       В отличие от Молли, королева выглядела довольно спокойно и даже свежо, но при взгляде на Его Величество её нежное личико тут же омрачилось сочувственной грустью. Джон раздраженно повёл плечом.       — Мадам? Что вы здесь делаете? — удивление короля было так же объяснимо, как и его звучащее в каждом слове негодование. Но венценосная супруга, явно готовая к такому неласковому приёму, ничуть не стушевалась и ответила тоном глубокого сострадания:       — Разве я могла покинуть Вас, мой друг, в минуту столь тяжкого испытания? После Вашего отъезда я места себе не находила, а когда господин капитан принёс во дворец удручающее известие, у меня просто не хватило сил оставаться так далеко от всего происходящего, мучаясь тревогой и неведением. Умоляю, позвольте мне быть рядом, государь! Помните: Преданный не только спас Вашу драгоценную жизнь, но и отомстил князю за мою поруганную честь, — прошептала она негромко, так, чтобы это мог услышать лишь муж. — И я приехала сюда поддержать не одного Вас, но и храброго юношу, избавившего мир от этого подлого злодея.       Его Величество, поморщившись от неприятного напоминания, хотел было возразить, что судебное заседание — не лучшее место для беременной женщины, но, покорённый решимостью супруги и подкупленный её участливостью, только махнул рукой:       — Поступайте, как знаете, мадам.       Её Величество благодарно кивнула и произнесла, заглядывая в затуманенные горем глаза короля:       — Крепитесь, государь. Мы переживём это с Вами вместе.       Такие простые, в общем-то, слова, как и присутствие верного Грега, успевшего шепнуть сюзерену, что подходящие ребята найдены, прибыли в Лондон и ожидают дальнейших распоряжений, всё же немного потеснили ледяной сумрак, царивший в сердце Джона последние несколько дней, и к месту проведения процесса он прибыл если и не полным сил, то, во всяком случае, вполне готовым к новому этапу борьбы.       Несмотря на долгий и утомительный путь, королева, а вместе с ней и сопровождающие её придворные — кто вернувшись в карету, а кто в седло — последовали за Его Величеством к Судейской палате, пополнив своими рядами и без того многочисленную толпу жаждущих лицезреть необычное зрелище.       У входа в зал суда Джона перехватил лейтенант Стэплтон и с образцовой вежливостью попросил следовать за ним, отвечая на законное любопытство шотландского монарха лишь расплывчато-бессодержательными фразами, тем самым невольно подтверждая причастность к происходящему своего самодержавного патрона.       Действительно, в одной из неприметных приёмных сего дворца справедливости Ватсона поджидал именно сир Майкрофт — безупречно элегантный и по обыкновению невозмутимый. Отбросив всякую излишнюю благопристойность, Император обратился к коронованному собрату по-деловому кратко:       — Хочу предупредить Вас, сэр, что на сегодняшнем суде Вам будут предъявлены определённые обвинения. Запомните: Ваше дело всё отрицать.       — Почему предъявлены? — Джона, само собой, волновал не сам факт возможных обвинений, а некоторая непоследовательность в решениях Короля-Императора. — Не Вы ли утверждали, сир, что это неприемлемо?       — И по-прежнему утверждаю, — в словах Майкрофта Холмса не было и капли неуверенности. Он слегка дёрнул уголком тонких губ: — Не бойтесь, доказать они ничего не смогут.       — Я и не боюсь, — пожал плечами Шотландец, — но зачем? Это как-то связано с Шерлоком? Есть надежда?       — Нужно, чтобы ВСЕ обстоятельства данного дела стали достоянием публики, — ответ Императора привычно не отличался определённостью, но, секундно потеплев взглядом, он снизошёл до пояснений: — Возможно, мнение общественности поможет смягчить приговор, однако, ради Преданного подробного разбирательства устраивать не станут…       — В отличие от короля, — нетерпеливо перебил Джон и понимающе кивнул. — Что ж, если есть шанс — я готов! Но Вы уверены, что меня действительно обвинят?       — Не беспокойтесь, об этом уже позаботились, — отстранённый взор верховного правителя Европы сосредоточился на набалдашнике изящной трости, зажатой в длинных аристократических пальцах. — Родственники князя подадут соответствующее прошение. Натолкнуть их на эту мысль не потребовало больших усилий. И ещё. Вам будет предоставлен адвокат. Не удивляйтесь, так надо.       Ни удивляться, ни, тем более, возражать, Его Величество даже не думал: слабый проблеск надежды, появившийся с возвращением Лестрейда, стал более ясным и осязаемым, принимая вид абсолютно неиллюзорных чаяний. Значит, у сира Майкрофта есть план, не важно какой — А, В или Е, главное, что Холмс не сдаётся, не умывает руки, оставив их с Шерлоком на произвол судьбы, а готов идти с ними рядом до самого конца. С таким союзником любая неотвратимость теряла свою незыблемость, и Джону уже не раз выпадал случай удостовериться в этом лично. Окрылённый верой в то, что благополучный исход всё же возможен, Ватсон поспешил присоединиться к своим спутникам, уже успевшим занять в зале отведённые для них места.       От Её Величества, со всем доступным удобством расположившейся подле мужа в первом ряду забитых до отказа скамей, не ускользнула та разительная перемена, что случилась с королём за время его недолгого отсутствия. Поддавшись невольной досаде, женщина недовольно скривилась: неужели что-то пошло не так, как она рассчитывала?       После смерти родителей и разграбления их с сестрой наследства нечистыми на руку родственниками юной Мэри пришлось немало потрудиться и поизворачиваться, чтобы обеспечить Лиз более-менее приличное приданное, а себе — безбедное существование. И ни разу небеса не были к ней щедры, кроме того единственного случая, когда молодой и простоватый правитель Шотландии вдруг заинтересовался её скромной, хотя и достаточно родовитой особой. Чего ей стоило удержать внимание этого доброго, но довольно легкомысленного в отношениях с дамами мужчины! Но теперь… Теперь фортуна преподнесла бывшей леди Морстен поистине королевский подарок.       И кто бы мог подумать, что безродный парень, почти раб, вознамерившийся отнять у неё Джона, а вместе с ним и добытые тяжким трудом власть и богатство, избавит Мэри от самого страшного человека в её жизни, от того, в чьи руки она когда-то так опрометчиво вверила свою судьбу, став безропотной исполнительницей самых грязных и сомнительных планов коварного князя. Шерлок, смелый и гениальный Преданный, чья взаимная любовь к шотландскому монарху чуть было не поставила крест на всех её мечтах, одним точным ударом сделал свою несчастную соперницу свободной от ненужного ныне контроля, а теперь и сам должен был погибнуть — неминуемо и бесповоротно, предоставив женщине возможность стать, наконец, для Джона самым важным, незаменимым существом. Как и мечталось. Главное — сделать всё правильно и отыграть свою роль до конца. И ничто и никто более не имеет права ей в этом помешать!       Её Величество обвела шумную толпу собравшихся любопытствующим взором, отмечая царящие среди публики настроения, а затем вновь обратила всё своё внимание на Джона. Странно. Казнь Преданного почти предрешена, откуда же в глазах у её супруга взялась эта необъяснимая надежда? Неужели они с капитаном Лестрейдом замыслили что-то совершенно неблагоразумное? Что ж, это вполне в духе Шотландца, и надо бы срочно придумать, каким образом помешать ему воплотить в жизнь свои безрассудные, а главное — весьма опасные планы. Или за этим стоит кто-то более значимый из власть имущих? И что ей следует предпринять в таком случае?..       Но сосредоточиться на продумывании собственных предусмотрительных действий Мэри так и не удалось: разноголосый шум в просторном помещении затих на мгновение, тут же сменившись неодобрительными выкриками одной части зрителей и благосклонными возгласами и даже аплодисментами другой. В сопровождении усиленного конвоя в зале появился обвиняемый, разом привлёкший к себе интерес всех присутствующих.       Взгляд Её Величества тоже невольно потянулся к невозмутимо шествующему в окружении стражников человеку, и женщина прикусила губу от вспыхнувшей в груди ревнивой злости. Даже сейчас, после всего пережитого в подвалах Эплдора, в преддверии неизбежной и скорой смерти, парень был хорош. Чертовски хорош!       Ни перенесённые пытки, ни бледность, ни несколько излишняя худоба не испортили необычную привлекательность выразительного лица, которому обрамление из непокорных кудрей лишь добавляло соблазнительной прелести, а приглушённое густыми ресницами сияние бирюзово-озёрных глаз — совершенно неземного очарования. Мэри вдруг поймала себя на том, что безотчётно любуется соперником: его статной фигурой, благородной грацией слегка скованных из-за цепей движений, открытой стройной шеей в вороте белоснежной рубашки… Она сердито зажмурилась, желая сбросить охватившее её неуместное наваждение, но вместо этого лукавая память тут же подбросила вдруг ожившие воспоминания: нависший над ней гибкий и сильный стан с выразительным рельефом напряжённых мышц, крепко сжатые уста, так и не подарившие ей ни одного, даже самого грубого и мимолётного поцелуя, тёмные вьющиеся пряди на влажном от пота челе, — и с губ Её Величества сорвался нечаянный вздох давно неудовлетворённого вожделения.       Женщина опасливо взглянула на сидящего рядом мужа — не заметил ли он её неосторожности? Но король был настолько поглощён возможностью наконец-то увидеть своего обожаемого Преданного, что не обратил бы внимания и на рушащийся на его венценосную голову потолок, а не то что на тихий всхлип законной супруги.       Ревность и страх в практичной душе Её Величества сменились лёгким сожалением. Ах, если бы шотландский монарх не был таким благородным рыцарем, таким правильным занудой — всё могло бы сложиться совсем по-другому. Она, Джон и Шерлок — это был бы поистине непобедимый союз! Втроём они наверняка бы не только дали отпор коварным поползновениям князя, но и… могли вполне неплохо проводить время. А почему нет? Разве это не входит в обязанности Идеального Слуги? И у них появилась бы возможность избежать почти всей этой лжи, и опасности, и суда, и кандалов… Хотя нет! Кандалы можно было бы оставить — уж слишком соблазнительно они смотрятся на изящных запястьях Преданного…       Почувствовав, как по затылку бежит будоражащий озноб возбуждения, Мэри вновь чуть слышно вздохнула и одёрнула себя: плохая! Плохая девочка! Нет! Нельзя забываться и позволять себе даже малейшую слабость. Сейчас её главная задача — быть рядом с Джоном, поддержать его, в полной мере проявить своё сочувствие, дружеское расположение. Это на её груди он должен оплакивать Шерлока! И тогда… Тогда уже никто не сможет занять её законное место на престоле Дома Ватсонов.       Пообещав себе не отвлекаться больше ни на что, Её Величество принялась решительно изучать те изменения, что происходили на лице короля вслед за охватывающими его сердце одно за другим чувствами. Для искушённой в подобных делах шпионки подобное было сродни чтению открытой книги, невзирая на то, что Джон старался вести себя сдержанно и хладнокровно. Но какое может быть хладнокровие, когда речь идёт о жизни самого дорогого и близкого тебе человека? Мэри незаметно усмехнулась: ох уж эти сантименты! Дефект человеческой души, всегда ведущий к проигрышу. Даже князю Магнуссену не удалось избежать их разрушительного воздействия, а ведь он был знатоком в подобных вопросах. Что уж говорить о простодушном Шотландце, чьё тревожное волнение, возникшее при появлении Шерлока, сменилось тёплой радостью, когда, наконец, их взглядам удалось встретиться, а затем вспыхнуло гневным возмущением в ответ на оскорбительные выкрики в адрес Преданного кого-то из сторонников сэра Чарльза.       Мэри даже слегка забеспокоилась, как бы Его Величество не ринулся незамедлительно мстить обидчику, и она поспешила накрыть его сжавшуюся в кулак руку своей прохладной ладонью, успокаивающе поглаживая, но в этот момент в зал вошёл тот, чьё появление должно было ознаменовать начало процесса, и всяческий гам сразу же прекратился, уступая место почтительному молчанию.       Сир Майкрофт, идеально безукоризненный от уложенной волосок к волоску причёски до кончиков отполированных ногтей, занял подобающее ему место с таким бесстрастным выражением лица, что шотландской королеве на мгновение показалось, будто это ожившая статуя, а не человек из плоти и крови. Мэри еще крепче прижала ладонь к руке супруга и замерла сама.       Грузный секретарь, тем временем, отерев платком изрытый оспинами лоб, зычным голосом нарушил возникшую было тишину, представляя членов суда и оглашая суть выдвинутого против Шерлока обвинения. Судьи с важным видом зашелестели лежащими перед ними бумагами, демонстрируя видимость некой процессуальной деятельности: при таком количестве вельможных особ, ожидающих от слушания чего-то незаурядного и резонансного, вынести обвиняемому приговор вот так сразу не представлялось никакой возможности, невзирая на то, что дело было абсолютно прозрачным, а закон не допускал никаких вариантов на этот счёт.       Обречённо переглянувшись, Их Чести уже вознамерились вызвать первого свидетеля обвинения, когда шустрого вида адвокат пострадавшей стороны с вежливым поклоном положил на судейский стол очередной белый лист, исписанный мелким убористым почерком.       — Мои клиенты — сестра покойного князя герцогиня курляндская и её сын — выражают сомнение по поводу личности настоящего виновника безвременной кончины их высокопоставленного родственника, — самым почтительным тоном принялся излагать смысл поданного прошения ушлый правозащитник. — По некоторым данным, тут имеет место быть не тривиальное убийство, а преступный заговор против одного из достойнейших правителей нашей великой Империи. И хотя с человека по имени Шерлок ответственность ни в коем случае не снимается, следует всё же признать, что он стал лишь орудием в руках подлинного душегуба, по чьему приказу, по нашему мнению, и было совершено это ужасающее злодеяние. В связи с чем многоуважаемые герцог и герцогиня Кетлер считают своим долгом просить досточтимый суд присовокупить к делу по обвинению Преданного иск против его Хозяина — Его Величества Джона Хэмиша Ватсона Шотландского, и разобраться с этим вопросом со всей необходимой тщательностью и точностью, дабы никто из причастных к сему лиходейству не смог избежать наказания по всей строгости нашего справедливого закона!       Слушая произносимую с некоторым пафосом речь правоведа, Мэри почувствовала, как в груди неприятно похолодело. Только этого им не хватало! И кому в голову могла прийти столь дурацкая идея? Джон ни за что не стал бы рисковать жизнью Шерлока, уж ей ли этого не знать! Но то, что было абсолютно очевидно для Её Величества, невозможно было предъявить как доказательство в суде, и женщина заметалась тревожным взглядом от судей, вдумчиво изучающих текст прошения, к довольным физиономиям княжеских родственников, а затем и к Преданному, словно требуя от него незамедлительного опровержения столь гнусной клеветы.       Впрочем, Шерлок и сам был определённо ошарашен неожиданным поворотом событий. На его ещё минуту назад совершенно отрешённом лице вдруг проступил неподдельный страх, граничащий чуть ли не с паникой, выплеснувшейся на Джона безмолвной, но отчаянной мольбой потемневших глаз: нет, только не это! И в следующее мгновение полный укоризны короткий взор подсудимого скользнул в сторону Короля-Императора, вызвав тем самым подлинное изумление у не упустившей ни единой детали этой красноречивой пантомимы шотландской королевы. Теряясь в догадках — почему это Преданный позволяет себе подобную укоризну в адрес сира Майкрофта, и какое отношение может иметь верховный правитель Европы к поданному против Джона иску, Мэри едва расслышала, как один из служителей Фемиды, оторвавшись, наконец, от бумаг, обратился к её венценосному мужу, с почтительной строгостью приглашая его занять место для дачи показаний пока ещё в качестве свидетеля.        Когда с клятвой на Библии и прочими обязательными формальностями было покончено, председательствующий вперил в шотландского монарха непроницаемо взыскательный взор:       — Ваше Величество! Так как официально именно Вы являетесь Хозяином означенного Преданного, что всецело подтверждается соответствующими документами, у нас действительно имеются все основания принять иск со стороны герцогини Курляндской и считать Вашу причастность к убийству князя Магнуссена, учитывая длительное, ни для кого не являющееся секретом политическое противостояние между Эдинбургом и Эплдором, вполне допустимой. Исходя из этого прошу ответить: признаёте ли Вы свою вину в данном преступлении?       Наблюдая за решительно сдвинувшим светлые брови супругом, Мэри замерла, забыв выдохнуть: неужели этот упрямец действительно пойдёт на то, чтобы взять на себя часть ответственности? Но зачем? Это же лишено всякого смысла и не избавит Шерлока от смертельного приговора… Или Джон в своей безумной одержимости вознамерился разделить с Преданным смерть, если уж не удалось обрести одну на двоих жизнь?.. Женщина непроизвольно обхватила рукой подрагивающий живот, словно защищая находящееся там дитя от удара двойной потери.       Но Его Величество, с невозмутимым спокойствием вынеся не только любопытство уставившихся на него сотен чужих глаз, а и отчаянную, бьющую наотмашь мольбу бесконечно родных, полных неземного сияния очей, ответил на вопрос строгого служителя закона со всем приличествующим высокому положению достоинством:       — Разумеется, не признаю, Ваша честь! Неужели факт политического соперничества, указанный Вами, как возможная причина для покушения на убийство, может быть рассмотрен в отношении предполагаемых действий только с моей стороны? Да и как я могу признать что-то подобное, если, напротив, сам князь приказывал Шерлоку убить меня, а не наоборот? Разве вы не допросили стражников покойного, присутствовавших при этом инциденте? Или их показания вызывают сомнения?       — Нет, не вызывают, — ни один из судей не выразил ни малейшего удивления по поводу совершенно предсказуемой реакции высокопоставленного обвиняемого, тем более, что означенные слуги Его Светлости, предусмотрительно задержанные сиром Майкрофтом и в изоляции от любого постороннего вмешательства препровождённые в Лондон под охраной, действительно давно были допрошены — кто с пристрастием, кто без — и дали предельно ясные и однозначные показания, подтверждающие слова шотландского монарха. Данная информация не являлась ни тайной, ни сенсацией, будучи спокойно и даже флегматично воспринятой обеими сторонами — как положившимся на дотошность Императора и не ожидавшим в этом случае ничего, кроме правды, королём Джоном, так и представителями Эплдора, уверенными, что никакого серьёзного влияния на итог слушания она не окажет. Но председательствующий всё же продолжил, придерживаясь неизменного протокола, перед которым все подозреваемые были абсолютно равны:        — Но ведь приказ об убийстве мог быть отдан Вами заранее и без свидетелей?       — Если бы я вознамерился разделаться со своим противником, то не стал бы делать это руками подданных, — гордо вскинув голову, король адресовал свой ответ скорее недовольно переглянувшимся родственникам князя, чем судьям. — Не в моих правилах действовать исподтишка и подсылать наёмных убийц. Я лично бросил бы вызов сэру Чарльзу, хотя и не уверен, что у него хватило бы духу принять его.       — Ну, а как Вы объясните тот факт, что князь Магнуссен отдавал приказы ВАШЕМУ Преданному, не будучи его Хозяином? — несколько невпопад продолжил глава суда, следуя ему одному понятной логике, которая, по всей видимости, должна была обеспечить блюстителю закона более полную картину случившегося.       Даже не пытаясь скрыть, что подобные вопросы ему достаточно неприятны, Джон ответил слегка раздражённо:       — Вы требуете от меня объяснения очень сложных материй, Ваша честь, в которых я, если честно, не слишком разбираюсь. Могу сказать лишь одно: да, Шерлок — мой Преданный. Это подтверждено не только свидетелями, но и решением суда в этом самом здании несколько месяцев назад. И, тем не менее, это так — князь Чарльз, действительно, по-прежнему пытался держать его под контролем, — Ватсон выпрямился на неудобной скамье с видом чистосердечной непогрешимости. — Вы, как я понимаю, прекрасно осведомлены о тех обстоятельствах, при которых подсудимый попал ко мне? А это значит, вам должно быть известно и то, что процедура, предложенная мне в своё время торговцем Школы Идеальных Слуг господином Ромусом для спасения жизни Шерлока не была проведена по всем обязательным в таком случае правилам и не дала полного замещения Связи.       Его Величество медленно выдохнул, стараясь не поддаваться поднимающемуся в душе чувству вины, и продолжил прежним выдержанным тоном:       — Мы не осознали этого сразу, но, к сожалению, данная особенность привела к тому, что Преданный не смог противостоять прямым приказам бывшего Господина, чем князь Магнуссен и не преминул воспользоваться, намереваясь добраться до меня через моего же секретаря. Смею так же предположить — это, действительно, только предположение, однако, я совершенно уверен в своей правоте — что именно с подобной целью в Эдинбург был заслан верный слуга князя Джим — воспитанник той же пресловутой Школы — который, по всей видимости, должен был передать Шерлоку некое распоряжение бывшего Хозяина, направленное на осуществление сего коварного плана.       — И на чём основываются Ваши предположения? — слова Шотландца, казалось, всё же вызвали у беспристрастных судей не только удивление, но и некоторое замешательство.       — О влиянии остатков прежней Связи мне рассказал сам князь, бахвалясь передо мной своей властью над моим… Преданным. Полагаю, это могут подтвердить и подручные покойного, например тот неприятный господин, что конвоировал Шерлока во время нашей с сэром Магнуссеном последней встречи. Что же касается таинственного посланника Его Светлости, то у меня есть очевидец, который может засвидетельствовать не только визит эплдорского слуги в окрестности Эдинбурга, но и состоявшуюся их с моим секретарём встречу.       Многочисленная публика тут же откликнулась на заявление молодого короля нестройным гулом, в котором негодование приверженцев шотландского монарха ничуть не уступало возмущению сторонников убиенного князя.       — Но даже если всё обстоит так, как Вы утверждаете, — сосредоточенно нахмурился блюститель закона, стараясь вникнуть в смысл услышанного, — то как объяснить появление Вашего Преданного в Эплдоре после всего произошедшего? Это тоже было частью какого-то плана сэра Магнуссена? И в чём его суть?       Джон неохотно пожал плечами:       — К сожалению, мне об этом известно не так много, и всё, что я могу предложить почтенному суду — только свои домыслы и подозрения. Думаю, Шерлок отправился в Эплдор по собственной инициативе. Покидая Эдинбург, он сообщил мне в записке, что вынужден вернуться к бывшему — НАСТОЯЩЕМУ — Хозяину по совершенно непонятным для меня на тот момент причинам. Сейчас у меня уже есть определённое понимание ситуации, но… Если вас интересует, почему он действительно так поступил — думаю, будет правильнее спросить его об этом лично.       Взоры всех присутствующих тут же обратились на Шерлока, с мрачным вниманием следящего за допросом Его Величества. Несмотря на то, что непризнание Джоном вины почти вернуло молодому человеку самообладание, ему всё же не удалось удержаться от ещё одного быстрого и упрекающего взгляда, пущенного, подобно стреле, в сторону бесстрастно наблюдающего за развернувшимися перипетиями Императора. Такая неосторожность была бы непременно замечена и послужила бы поводом к нежелательным и досадным пересудам, если бы вспыльчивый племянник князя не вторгся в и без того стремительно развивающиеся события громким, срывающимся на визгливый крик замечанием, мгновенно притягивая к себе всеобщий интерес:       — Как можно верить словам Преданного? Разве не ясно, как божий день, что этот нечестивый раб легко пойдёт на нарушение любой присяги, лишь бы защитить и выгородить своего лицемерного господина?       Среди сторонников княжеского наследника послышались одобрительные возгласы, но судья прервал протест юноши с холодной вежливостью:       — Вы подали ходатайство, Ваша Светлость. И теперь дайте нам возможность во всём основательно разобраться. Разве не этого вы желали?       Продолжающая недовольно шипеть белокурая Светлость вернулась на своё место рядом с не менее негодующей матушкой, а служитель Фемиды меж тем продолжил, обращаясь уже к Шерлоку:       — Можешь ли ты, Преданный, внятно и честно назвать причину, по которой самовольно покинул своего законного Хозяина короля Джона Шотландского и отправился в замок Эплдор к прежнему Господину?       — Да, Ваша честь, — с едва заметным усилием поднимаясь со скамьи ответил обвиняемый, если до конца и не понявший смысл затеянной сиром Майкрофтом и королём Джоном игры, то, безусловно, готовый сделать всё, чтобы отвести от своего государя и возлюбленного даже самые незначительные подозрения. — Причиной моего поступка, в первую очередь, послужило то, что я опасался причинить вред Его Величеству. Чтобы избежать этого, мне и пришлось покинуть Эдинбург.       — Вред? — тут же потребовал разъяснений один из молчавших доселе судей. — И какой же вред ты мог причинить своему Хозяину?       — Моим бывшим Господином, князем Магнуссеном, через Преданного Джима мне была передана колба с ядом, смешанным с кремом для массажа, а также приказ убить короля Джона при помощи этого яда, — ответ прозвучал спокойно, без запинки и лишних пояснений.       — И что произошло дальше? — продолжил допрос судья.       — Я ответил Джиму, что отказываюсь убивать Его Величество, а после того, как он ушёл, попытался избавиться от сосуда с отравленной мазью.       — И ты не попробовал задержать княжеского слугу? — вступил в разговор последний из блюстителей закона, заметно оживившийся после того, как рутинное и простое дело об очевидном убийстве вдруг стало приобретать столь интригующее развитие.       — Джим — Преданный, — тон подсудимого оставался таким же невозмутимым, но в глазах промелькнула едва уловимая досада на непонимание судейскими чинами само собой разумеющихся вещей. — Наша встреча происходила в монастыре, отведённом под госпиталь во время постигшей Шотландию эпидемии тифа. Попытка задержать настолько подготовленного противника привела бы к необратимым последствиям. Погибли бы люди. — Шерлок на секунду замолчал, а потом продолжил чуть дрогнувшим голосом, словно стыдясь собственных эмоций: — Его Величество вряд ли одобрил бы такой мой поступок.       — Ладно, допустим, — нетерпеливо взмахнул рукой председательствующий. — Значит, ты выбросил колбу с отравой, а дальше…       — Я не говорил, что выбросил колбу, — перебил судью Преданный. — Я сказал, что попытался избавиться от переданного мне яда.       Стражи правосудия недоуменно переглянулись, а по залу пробежал удивлённый шёпот. Не дожидаясь уточняющих вопросов, Шерлок незамедлил пояснить:       — Я действительно выбросил отравленную мазь в мусор, предназначенный для сожжения. Но по возвращении в королевский замок сосуд с ядом был обнаружен мной в собственной сумке среди бумаг с моими записями и проектами, которые я намеревался показать Его Величеству. Этому могло быть лишь одно объяснение: подчиняясь воле бывшего Хозяина, я, сам того не осознавая, спрятал орудие убийства и привёз его во дворец короля Джона, тем самым частично выполнив приказ князя. После этого у меня уже не было твёрдой уверенности, что я не приведу в исполнение и оставшуюся часть задания. Если не с помощью яда, то каким-то иным способом.       — Честно говоря, всё это звучит как-то не очень убедительно, — в очередной раз переглянувшись с коллегами, выразил общее мнение суда председательствующий. — Разве можно сделать что-то, не понимая, что делаешь? Это попахивает если не колдовством, то, как минимум, сумасшествием, а насколько мы можем судить, ты не производишь впечатление безумца.       — Это ни то, ни другое, Ваша честь, — возразил подсудимый и тут же добавил без тени смущения: — Но боюсь, у уважаемого суда не хватит знаний и компетенции, чтобы в полной мере разобраться в этом явлении…       Неотрывно наблюдающая за всем происходящим Мэри, не упускающая из виду, прежде всего, своего дорогого супруга, заметила, как побледнело лицо молодого монарха, а бескровные губы шевельнулись в беззвучном возгласе: «Шерлок!», но Преданный, казалось, и сам заметивший допущенную серьёзную оплошность, тут же постарался реабилитироваться:       — Я лишь хочу сказать, что подобное состояние абсолютно объяснимо, и главной его причиной послужило то, что, как уже говорилось Его Величеством, наша с ним Связь была установлена с нарушением обязательной процедуры. Вследствии чего прежняя Связь между мной и князем Магнуссеном хотя и была в большей степени разрушена, всё же не освободила меня от необходимости подчиняться прямым приказам Его Светлости. Таким образом, я оказался достаточно удобным оружием для уничтожения короля Джона, чего, как вы понимаете, не мог допустить ни в коем случае, являясь его Преданным.       — Да простит меня уважаемый суд, — подал голос адвокат пострадавшей стороны, для пущей убедительности жестами призывая в свидетели чуть ли не всю озадаченно замершую аудиторию, — но все эти разглагольствования по поводу Связей и прочих эфемерных субстанций кажутся не более чем попыткой ввести нас в заблуждение и отвлечь от главного. Кто может подтвердить, что изложенные подсудимым так называемые факты — не плод его, бесспорно, изощрённой и богатой фантазии?       Ответом на сей вполне уместный вопрос послужила тут же поднятая для привлечения судейского внимания морщинистая ручка благообразного сухонького старичка, до этого восседавшего на месте защитника обвиняемой стороны с таким неприметным видом, что его внезапное вмешательство в ход дела было воспринято публикой чуть ли не как ярмарочный фокус: новая волна удивлённого перешёптывания прокатилась по тесно забитым рядам, разбиваясь о подножие монументального императорского кресла.       Даже секретарь поспешил свериться с записью в протоколе суда, словно желая убедиться, что подсудимому действительно был предоставлен адвокат. Впрочем, такое невнимание к скромной фигуре седовласого правоведа было вполне объяснимым — его роль на данном процессе была скорее пустой формальностью, чем реальной необходимостью. Тем не менее, господин Смит, как скромно представился старичок, напоминая свою фамилию заинтригованным зрителям, принялся тут же добросовестно выполнять возложенные на него обязанности, защищая не только Шерлока, но и обвинённого в преступном заговоре с ним шотландского монарха, начав с замечания в ответ на озвученные его коллегой сомнения.       — Почтенный суд! — неожиданно глубокий и сильный голос прирождённого оратора, никак не вязавшийся с согбенным годами телом, отразился от стен и высокого потолка впечатляющим эхом. — Думаю, за подтверждением изложенных подсудимым фактов будет лучше всего обратиться к специалистам, которые, к счастью, присутствуют на данном процессе и, я искренне надеюсь, не будут против оказать суду профессиональную помощь.       — Было бы весьма любопытно узнать, кого мой уважаемый коллега имеет ввиду, — заложив руки за спину, адвокат курляндских правителей постарался скрыть собственную растерянность от неожиданной прыти соперника за язвительной иронией.       — Тех, в чьей компетентности относительно всех вопросов, касающихся Преданных, не может возникнуть ни малейшего сомнения, — преспокойно парировал сей неудачный выпад господин Смит и продолжил, обращаясь к судьям: — Вы позволите пригласить в качестве свидетеля представителя Школы Идеальных Слуг, Мастера-душевника и доктора философии, господина Ульбрехта Педерсена?       — В этом зале есть преподаватели Школы? — на круглом лице председательствующего отразилось недовольное удивление. — Разве их кто-то приглашал?       — Нет, Ваша честь, — спокойно доложил седовласый адвокат, — но процесс публичный, а Мастера-Преподаватели, узнав о преступлении, совершённом их воспитанником, поспешили в Лондон с вполне понятными целями. В конце концов, речь идёт об их репутации, и им просто необходимо знать все детали и обстоятельства данного происшествия. И, разумеется, они готовы сотрудничать с уважаемым судом, если на то будет ваша воля. Несомненно, их консультации могут оказаться весьма ценными для прояснения общей картины преступления, и, ради достижения справедливости, ими не стоит пренебрегать.       — Мы никогда не пренебрегаем фактами и уликами, господин Смит, — с некоторым возмущением заметил один из судей. — Если Мастерам-Преподавателям действительно есть что сказать по данному делу, мы готовы их выслушать.       Переполнившая зал заседаний публика, захваченная не только сочувствием к одной из сторон процесса, но и интригующей фабулой сего в самом деле незаурядного действа, с жадным любопытством встретила появление новой фигуры — Мастера-душевника Ульбрехта Педерсена, занявшего свидетельскую трибуну вместо короля Джона, вернувшегося к своей взволнованной супруге.       Мэри, должно быть, была единственной, кого мало интересовали показания почтенного доктора философии. Вряд ли она могла почерпнуть что-то новое или полезное для себя из произносимой Мастером речи, должной подтвердить суду и всем присутствующим, что, так как обряд соединения между шотландским правителем и Преданным прошёл с нарушением процедуры, старая Связь действительно могла остаться и привести к тому, что разум Шерлока под этим двойным воздействием пришёл в состояние раскола, фрагментарного раздвоения личности, и что одна часть его души могла действительно не знать, что творит другая.       Рассеянно пропуская мимо ушей последовавшие за этим уточняющие вопросы законников и исчерпывающие ответы господина Педерсена, королева изо всех сил пыталась сообразить, что же может означать весь этот странный фарс, разыгрываемый сейчас перед благодарной и увлечённой публикой с поистине отточенным мастерством.       О, разумеется, за этим не мог стоять Джон! Такие игры были не в его стиле. Отбить у стражи приговорённого к смерти узника по пути к месту казни — это да, но не более. Остальные участники сего спектакля, включая не на шутку озадаченного Шерлока, тоже исполняли свои роли явно вслепую, кроме, разве что, старичка-адвоката… Мэри медленно обвела взглядом зал, уже прекрасно осознавая, что затеять подобное было под силу только одному человеку — Его Императорскому Величеству сиру Майкрофту Холмсу, хотя оставалось совершенно непонятным, зачем это всё ему понадобилось.       Единственный разумный вывод, который удалось сделать искушённой в дворцовых интригах даме был тот, что весь этот спектакль с поданным иском и разбирательством нужен лишь для того, чтобы раз и навсегда обелить доброе имя короля Джона, публично доказав его непричастность к убийству правителя Эплдора, и тем самым пресечь все возможные кривотолки и сплетни, могущие возникнуть в дальнейшем. Зная о расположении Императора к её мужу не понаслышке, Её Величество решила удовлетвориться подобным объяснением и, слегка уняв своё встревоженное и далеко не праздное любопытство, вновь обратила свои взор и слух к происходящему судебному ристалищу. Ристалищу, где подробные ответы Мастера-душевника, видимо, всё же не развеяли всех сомнений служителей закона, потому как один из них, буравя подсудимого недоверчивым взглядом, спросил довольно строго:       — И всё же, почему ты решил, что собственноручно положил сосуд с ядом к себе в сумку? Ведь кто-нибудь мог его подбросить туда позже, перед самым твоим отъездом ко двору.       Шерлок, больше не позволяя себе ни малейшего промаха, ответил с подчёркнутой учтивостью:       — В таком развитии событий не было бы смысла, Ваша честь. Несмотря на собственные догадки и ощущения, князь Магнуссен не мог абсолютно точно знать о состоянии нашей Связи на момент визита ко мне Джима. Он рисковал. Если бы Связь к тому времени разрушилась полностью, и я, будучи свободным от подчинения воле бывшего Господина, действительно избавился бы от яда, подбросить мне его вновь — это как настойчиво вручить врагам доказательство своих подлых намерений, которое никогда всё равно не станет оружием, но вполне реально может послужить уликой. Подобный трюк со стороны злоумышленников возымел бы эффект, обратный ожидаемому, не так ли? Нет. Отравленная мазь могла снова оказаться в моей сумке лишь благодаря мне самому — сомневающемуся в своих собственных поступках и силах устоять. Только тогда это обретало логику со стороны действий сэра Магнуссена. А то, что я лично взял её с собой, доказало в свою очередь, что мною может быть сделан и следующий шаг.       — Ты имеешь ввиду убийство короля?       — Да, — последнее короткое слово, казалось, далось Преданному с некоторым усилием.       — Но почему князь даже после проигранного шотландскому монарху дела считал, что Связь между вами осталась, и ты выполнишь его приказ? — дотошности главы суда мог позавидовать самый законченный педант.       Слегка замявшись и бросив Джону полный раскаяния взгляд, Шерлок ответил будто нехотя:       — Во время суда по предъявленному Его Величеству Джону Ватсону имущественному иску, я почувствовал, что связующие нас с князем нити до конца не оборваны, — голос Преданного звучал глухо и виновато. — Я скрыл это, посчитав, что со временем новая Связь, более сильная, идеальная, разрушит старую окончательно. Но… Его Светлость, вероятно, тоже ощутил мою зависимость и попытался её использовать до того, как она исчезнет. К несчастью, это сработало.       Будучи отчасти посвящённой в планы покойного патрона, Мэри почувствовала себя несколько озадаченной: неужели Чарльз действительно намеревался просто убить Джона? Это было совершенно непохоже на князя, но… Если он полагал, что другого выхода нет… Женщина вновь взглянула на Шерлока, у которого, казалось, само напоминание о том, что он мог представлять угрозу для возлюбленного государя, вызывало глубокие душевные терзания. Возможно, именно этого и добивался Его Светлость, заманивая вышедшего из повиновения раба в Эсперанж и делая из него приманку для более крупной добычи? Как бы то ни было, свои планы и секреты герр Магнуссен унёс с собой в могилу, и оставалось только догадываться, чего же этот хищник добивался на самом деле.       — Значит, ты отправился в Эплдор, так как боялся навредить королю Джону, оставаясь с ним рядом? — воспользовавшись минутным замешательством судей спросил седовласый адвокат, направляя допрос в нужное русло.       — Не только. Чтобы избежать этого, было бы достаточно лишить себя жизни, — Шерлок чуть заметно поморщился, словно заново переживая допущенную ошибку. — Но я рассчитывал, что князь согласится отказаться и от дальнейших посягательств на жизнь Его Величества взамен на мою добровольную службу ему в качестве Универсала.       — С чего ты взял, что сэр Магнуссен пойдёт на это?       — За время моего пребывания в Эдинбурге князь предпринял несколько попыток вернуть меня, поэтому я решил, что представляю для бывшего господина определённую ценность.       — И Его Светлость принял предложение?       — Нет. Мне пришлось пойти с лордом Магнуссеном на несколько… иную сделку.       — И что это была за сделка? — продолжал допытываться господин Смит, в то время, как судьи слушали их с обвиняемым диалог с неослабевающим интересом. — В чем она заключалась?       — В моём терпении прежде всего, если быть абсолютно точным, — столь конкретный ответ всё же не удовлетворил ни адвоката, ни остальных слушателей.       — Что ты имеешь ввиду? — настойчиво уточнил правозащитник.       — Мне не хотелось бы вдаваться в особо щекотливые подробности, — Шерлок заметно вздрогнул, а Мэри почувствовала, как её пальцы, которыми она крепко вцепилась в руку супруга якобы для поддержки, сильно и безотчётно сжали. — Могу сказать, что я был в его полном распоряжении.       — Да? И как же он тобой распоряжался? — теперь уже не удержался от вопроса председательствующий, к профессиональному интересу которого явно примешивалось и вполне объяснимое обывательское любопытство.       Скользнув по служителям закона проницательно-оценивающим взором, Шерлок молча повернулся и неторопливо задрал рубаху, оголяя перед уважаемым судом исполосованные едва затянувшимися рубцами и струпьями спину и плечи.       — Полагаю, это достаточно ясный ответ на ваш вопрос, Ваша честь?