Навечно преданный

      Опершись о борт рассекающей воды Ла-Манша императорской шхуны, Джон смотрел в прозрачную бирюзу, вспениваемую расходящимися от киля волнами. Прекрасная, полная силы и тайн, скрывающая в своей глубине неизведанный и непостижимый мир, а также ни с чем не сравнимую мощь, затаившуюся сейчас под толщей яркого сине-серо-зелёного цвета. Точь в точь, как глаза его Шерлока в минуты откровенного изумления или прорвавшейся сквозь очередную завесу бесстрастия нежности.       Ватсон совершенно не помнил ни красоты этого моря, ни свежести бриза, что, несомненно, присутствовали на данном участке пути в его сумасшедшей гонке по направлению в Эплдор. Честно говоря, он вообще плохо замечал сменяющие друг друга картинки проведённого почти в агонии безумного турне, в котором голова была занята одной-единственной долбящей в висок и сжимающей спазмом горло мыслью: «Шерлок!» — а тело горело в отклике на тревожные сигналы стонущей под пытками Связи.       Шерлок. Чёткое ощущение дежавю сбивало с толку и язвило горечью во рту. Чего бы Джон только не отдал, чтобы его прекрасный Ангел был сейчас рядом с ним — свободный, здоровый, счастливый — а не томился под усиленной охраной императорских гвардейцев в крохотной каюте на нижней палубе, закованным в очередные кандалы, пусть и закреплённые поверх аккуратно и тщательно сделанных перевязок, скрывающих бесконечные порезы и ожоги. Короля передёрнуло в ознобе. Бога ради! Он не смел винить сира Майкрофта в излишней жестокости. Учитывая постоянное наблюдение со стороны представителей правящего Дома Магнуссенов, тот просто не мог поступить иначе, чем скрупулёзно придерживаться всех обязательных процедур по отношению к совершившему тяжкое преступление простолюдину. Джон уже был благодарен ему только за то, что под шквалом презрительных и гневных взглядов приспешников покойного князя Чарльза и шёпотом произносимых за императорской спиной возмущённых речей, Холмс, сохраняя абсолютное спокойствие на лице, безапелляционно отдал приказ о всей необходимой медицинской помощи истерзанному Преданному и только после этого позволил совершить с ним все вменяемые законом процессуальные процедуры. Не говоря уже о том, что столь своевременное прибытие сира Майкрофта в Эплдор по-прежнему казалось Шотландцу настоящим чудом.       Но Джон так же прекрасно знал закон и понимал: как ни прискорбно, а истеричный племянник властителя Эплдора, так неожиданно возникший в самый неподходящий для того момент, был в своём праве. Человек из низшего сословия — не важно: раб, крестьянин, горожанин, — покусившийся на жизнь лорда, по действующему в европейском сообществе законодательству приговаривался к смерти. Без вариантов. Без права на обжалование или помилование. Закон был морально устаревшим и давно требовал пересмотра, но ввиду длительного отсутствия прецедентов никому даже в голову не приходило этим заняться. И менять правовые нормы под отдельно взятого человека уж точно никто не станет, тем более, что некоторые из законодателей всё ещё не признавали в Преданных настоящих людей.        Шерлок, хотя и занимал официально должность королевского секретаря при шотландском дворе, номинально не имел ни рода, ни племени, ни титулов, ни регалий. И не просто покусился, а вполне себе бесповоротно убил. И не важно, что при этом он защищал собственную жизнь и интересы своего монарха. В законе ничего не говорится о смягчающих обстоятельствах для простолюдинов. Ни-че-го.       И теперь, несмотря на все щадящие условия для измученного пытками пленника, итог данного путешествия мог быть только один.       Если, конечно, не случится какого-нибудь чуда.       Понимание сего факта очень быстро сменило чувство облегчения, возникшее было после вмешательства Короля-Императора, а пробудившаяся вслед за ним надежда на побег во время пути в Лондон, на котором особо настоял Майкрофт Холмс, вопреки желанию налетевших в мгновение ока родственничков князя Магнуссена расправиться с Шерлоком тут же, в Эплдоре, умирала с каждой минутой приближения к английскому берегу. Да, раны на теле Преданного затягивались с неимоверной для простого смертного скоростью, но он по-прежнему был слаб и измучен. А круглосуточная и не теряющая бдительности стража, а также тяжёлые браслеты, сковывающие цепями руки и ноги заключённого, о способностях которого ходили легенды, ставили огромный и жирный крест на любых изобретаемых воображением Джона вариантах освобождения, кроме, разве что, того единственного, чтобы, став клятвопреступником, всё же проститься со своей собственной честью и запятнать доброе имя Дома Ватсонов изменой Императору, которому он много лет назад присягал на верность, попробовав ныне вступить с его гвардейцами в открытую резню с целью отбить дорогого сердцу пленника Короны.       Немыслимо. Немыслимо почти так же, как и убийство, предложенное в обмен на жизнь Шерлока эплдорским извращенцем и садистом. И не только самим актом беспрецедентного вероломства со всеми вытекающими отсюда последствиями как для самого Ватсона, так и для Шотландии, не говоря уже о новых взлелеянных реформах, а и тем, что попытка наверняка останется лишь попыткой и принесёт только смерть всем сопровождающим своего короля в его безумном демарше, а самого Джона, если ему повезёт выжить, приведёт на одну скамью подсудимых вместе с Преданным: силы имперцев, упрочненные приспешниками Эплдора, и его небольшого отряда, не рассчитанного на вооруженное масштабное столкновение, абсолютно несопоставимы.       Солнце, будто насмехаясь над горестными мыслями одного из помазанников божьих, искрило весёлыми бликами, отражающимися от зеркальных осколков волнующейся водной поверхности. Джон наполнил лёгкие морской свежестью и, не удержавшись, зажмурился с ощущением бессилия от едва пресекаемого порыва к хоть какому-нибудь, но немедленному действию. И вздрогнул, оборачиваясь — предчувствуя, предвкушая, ожидая…       Не напрасно. Небольшая дверца, ведущая на нижние ярусы, распахнулась, и в сопровождении четырех гвардейцев, поначалу щурясь от яркого солнца, но тут же привыкнув к дневному освещению и моментально осматриваясь, на палубу шагнул высокий стройный мужчина. Самый желанный мужчина. Самый дорогой человек. Скованный цепями, чуть прихрамывающий, потрёпанный. Любимый.       Первым порывом было кинуться навстречу, заключить в объятия — плевать на всех свидетелей — но натолкнувшись на строгие взоры выполняющих свой явно не приносящий удовольствия долг охранников, Джон остановился. Не стоит устраивать представление, тем более, что к Шерлоку всё равно вежливо, но не пропустят.       Разумно следуя инструкциям не допускать щедро наделённого различными способностями и навыками пленника не только до общения с кем бы то ни было, но и к борту, стража, остановившись у грот-мачты и взяв узника в настороженное кольцо, позволила тому прислониться к её основанию. Опершись, скорей, на плечо, нежели на бок, и явно щадя глубоко израненную спину, Шерлок расслабил колени и, чуть заметно благодарно кивнув немного сдвинувшемуся в сторону догадливому стражу, нашёл глазами того, кто с первой секунды его появления наверху не сводил со своего Преданного жадного и ждущего взгляда.       «Здравствуй,» — в яркой синеве тревожных глаз полыхало радостью встречи и отчаянным беспокойством.       «Здравствуй,» — с нежностью ответила ей прозрачная бирюза.       Нельзя подойти. Нельзя обнять. Нельзя даже поговорить. Но что значат эти мелочные запреты для тех, кто способен общаться и понимать друг друга без всяких слов и прикосновений? Что значит молчание для двух людей, отчётливо слышащих друг друга даже тогда, когда они не произносят ни звука?        Джон печально улыбнулся. Пальцы, вцепившиеся в подвернувшийся трос, подрагивали от напряжения вовсе не из-за лёгкой качки разрезающего волны судна.       «Как ты?»       «Не переживай, я в норме,» — попытались дать утешение лёгкое пожатие плеч и ответная улыбка. Ватсон недоверчиво прищурился.       «Это после всего? Я ведь не просто видел твои раны, ты же знаешь.»       Преданный переместил вес на другую ногу и на мгновение отвёл взгляд, но тут же вновь прикипел им к дорогому лицу, виновато обласкивая новые морщинки, пытаясь подарить утешение… Вздохнул.       «Знаю. Это… Прости. Я уже в норме. Или совсем скоро буду.»       Джон досадливо потёр переносицу, глянул исподлобья:       «Шерлок, оставь. Ничего не в норме!»       «Ты теперь в безопасности. Это главное,» — упрямо настаивало обволакивающее, окутывающее собою тепло. Король стукнул кулаком по собственному бедру, не обращая внимания на лёгкое недоумение бдящих гвардейцев:       «Но не ты! Это я должен был убить его! Всё было бы проще.»       Пленник ласково покачал кудрявой головой:       «Тебе бы не позволили, от тебя ожидали. От меня нет. — И вновь улыбнулся. — Я не жалею.»       Ватсон, не отводя взора от парня, обессиленно прислонился к скрученным в бухту канатам и невесело усмехнулся.       «Я вижу.»       Очередное молчаливое: «Прости,» — лишь удвоило досаду. И снова, почти бесконтрольно и непреодолимо, захотелось обнять это растрёпанное чудо, умудряющееся утешать даже так, даже тогда, когда самому чертовски требуется помощь. Прижать его к истосковавшемуся сердцу покрепче…       «Да пошёл ты, Шерлок! — Его Величество смотрел в любимые глаза со всей сокрушительной жаждой рвущегося навстречу Преданному сознания. — Люблю тебя. Не могу тебя снова потерять. Не могу!»       «Еще не вечер, Джон,» — примирительно взмахнули ресницами серо-зелёные омуты, и король, вопреки всему пониманию ситуации, несчастно кивнул:       «Да, я должен что-нибудь придумать, должен…»       Уловив это загнанное в угол, охрипшее от безмолвного крика отчаяние, Шерлок сделался вдруг очень серьёзным:       «Это ничего, если нет.»       Джон задохнулся.       Паника, которую удавалось неимоверным усилием воли держать в узде, вновь подняла свою уродливую голову:       «Я не могу тебя потерять! Слышишь?!»       Преданный выпрямился и инстинктивно сделал шаг по направлению к королю — дотронуться, забрать эту надсадную горечь, унести её прочь, не нужна, не теперь, ещё, возможно, настанет её час, но пока — к чёрту, к чёрту! Но один из сопровождающих гвардейцев заступил дорогу — нельзя, мотнул головой по направлению к трюму: пора возвращаться, длинных прогулок по палубе заключённому не положено, да и таких-то не положено… Кивнув, повинуясь приказу и уже разворачиваясь, пленник всё же не выдержал, оглянулся через плечо, посылая на прощание еще одну волну нежности и тепла тому, ради кого пошёл бы на всё — не только на муки и пытки, не только на смерть.       «Я люблю тебя, Джон.»       «Шерлок…»       Ватсон изо всех сил закусил губу, чувствуя солоноватый привкус на языке и разрывающую грудину тоску. Вырвавшийся-таки хриплый шёпот, подхваченный столь же солёным из скорбной солидарности морским бризом, полетел вслед, погладил родные плечи и, вопреки всему, наконец, обнял — бестелесно, безгреховно, непорочно…       — Шерлок…       За спиной вежливо кашлянули.       — Государь? — участливо произнёс знакомый голос.       Капитан Лестрейд, с которым в возникшей суете Джону так и не удалось толком поговорить, переминался с ноги на ногу с несвойственной ему растерянностью.       «Что, мой верный вояка, ты тоже прекрасно понимаешь, что положение безвыходное?» — печально вздохнул про себя король, но озвучивать собственные переживания не стал — зачем говорить о том, что и так ясно, тем более, что разговорами тут вряд ли можно что-то изменить.       — Как там ребята? — поинтересовался Его Величество, в основном, чтобы нарушить неловкое молчание.       — С ними всё хорошо, ранения пустячные, но доктор сира Майкрофта их всё равно осмотрел и перевязал, так что… — в глазах капитана сверкнула отчаянная готовность, — если понадобится… Мы готовы, государь.       — К чему, Грег? — Джон скривился в печальном подобии улыбки. — У нас нет шансов. Никаких. Все возможности я упустил давным-давно. А ведь чего, казалось бы, стоило сделать то, что задумывал, и дать Шерлоку дворянское звание? Твой король — глупец, Грег. Всё могло бы быть совсем по-другому.       — Вам не за что корить себя, сир, — убеждённо возразил командир охраны. — Кто мог предположить, что всё обернётся именно так?       — Теперь это уже не имеет значения, — пожал плечами король, стараясь выбраться из захлестнувшего его чувства вины к другим злободневным вопросам. — Тебе удалось разузнать, почему Император оказался в Эплдоре в столь нужный нам момент?       — Увы! — развёл руками Лестрейд. — Вы же знаете: люди сира Майкрофта не из болтливых. Хотя, смею предположить, что он явился к князю с той же целью, что и мы — спасти Шерлока.       — Откуда такие выводы? — слегка напрягся Джон: подобная причина показалась ему несколько странной. С чего бы Императору так беспокоиться о жизни чужого слуги, пусть и заслужившего высочайшее расположение? Да ещё лично участвовать в операции по его освобождению?       — Когда имперские гвардейцы нас обнаружили, — капитан чуть поморщился, досадуя на сей нелестный для его воинских навыков факт, — Император вёл себя так, словно точно знал — зачем мы здесь. А лейтенант Стэплтон обмолвился, что планы Его Величества, по всей видимости, совпадают с нашими собственными.       — Не густо, — качнул головой Джон. — И откуда сир Майкрофт мог… Хотя, у столь опытного и искушённого политика везде есть свои глаза и уши.       — Считаете, что у Императора есть свои люди в Эплдоре? — голос обычно нетерпимого к чужим шпионам командира личной охраны понизился до шёпота. — И в… Эдинбурге?       — А почему нет? — король глянул исподлобья. — Это вполне разумное и правдоподобное объяснение. Иначе как ему успешно управлять столь огромным и разношёрстным союзом? К тому же, вряд ли Его Величество использует агентов, чтобы кому-то навредить. А быть в курсе событий — его долг. Ладно, оставим все эти политические штучки, — отмахнулся Джон от того, что в данный момент, на его взгляд, было абсолютно несущественным. — А что было дальше? После того, как вас обнаружили?       Грег прищурился, вспоминая:       — Император спросил, как долго Вы находитесь в замке, и отдал распоряжение выполнять план «Е».       — План «Е»? — пшеничная бровь Шотландца дёрнулась вверх.       — Не спрашивайте, Ваше Величество, — Лестрейд красноречиво развёл руками, демонстрируя свою неосведомлённость. — Лейтенант Стэплтон потребовал открыть ворота именем Императора, мы ворвались во дворец — весьма вовремя, потому как в караульном помещении стражники Магнуссена как раз собирались прикончить наших ребят, слава Господу, всё закончилось парой незначительных ранений — услышали крики: «Князя убили!», — а дальше… Дальше Вы и сами знаете.       Его Величество согласно кивнул, сложил руки на груди и на секунду задумался.       — А что Джим? — спросил он встревоженно, вдруг вспомнив о кареглазом княжеском Преданном. — Как его удалось обезвредить?       — Вы про магнуссеновского Идеального Слугу? — уточнил Грег и снова недовольно замялся. — Его не нашли.       — Что значит: не нашли? — вскинулся Джон.       — Не нашли, — твёрдо повторил капитан. — Люди Императора перевернули весь замок, нас тоже подключали к поискам. Осмотрели все доступные помещения, но безрезультатно. Хотя, в этом дворце столько всяких тайных комнат и проходов, о которых даже слугам ничего не известно, что… Да Вы не беспокойтесь, государь, — поспешил он развеять следы озабоченности, собравшей на челе короля мрачные морщины, — никуда этот Джим не денется. Сами знаете — Преданному без Хозяина не выжить. Скорей всего, забился где-то, как крыса в нору, и подыхает там.       Слова Грега прозвучали вполне убедительно. Джон видел, с каким трудом оправился после гибели князя Шерлок, а ведь от их Связи почти ничего не осталось, да и присутствие самого Ватсона крепко держало парня в мире живых.       Его Величество закрыл глаза, пытаясь справиться с очередной волной внезапно нахлынувшей боли: если бы всегда для спасения Шерлока было достаточно их Связи и его, Джона, присутствия! Следом опять пришло осознание собственной нынешней бесполезности, и король поспешил отвернуться к плещущему за кормой морю, чтобы скрыть от Лестрейда эту обезнадёживающую слабость.       Чутко уловив внезапно сменившееся настроение сюзерена, Грег учтиво поклонился:       — Если позволите, я взгляну, как там мои ребята, — и, повинуясь едва заметному жесту, удалился, оставив Джона наедине с его томительными печалями.       Сухопутная часть дороги до английской столицы лишь усугубила и без того печальное состояние шотландского монарха: Шерлока — по-прежнему в цепях и под охраной, усиленной явившимися по зову герцогини Кетлер сторонниками убитого князя — отправили в Лондон в карете с плотно закрытыми окнами, не позволив Его Величеству даже попрощаться. Сам же король вынужден был следовать на приличном расстоянии от «бездушного преступника», довольствуясь компанией и поддержкой своей немногочисленной охраны.       В самом Лондоне дела пошли ещё хуже. С каждым часом в столицу прибывали всё новые приверженцы князя Чарльза, которых оказалось на удивление немало, объясняющие свой визит лишь одним: желанием увидеть, как карающая рука правосудия совершит справедливое возмездие. Джон понимал, что сие только повод для всех этих чванливых и высокомерных людишек обвинить Императора в пристрастии и свободном обращении с буквой закона, чтобы и самим получить моральное право на подобные поступки в своих корыстных интересах, но сейчас все эти юридические и дипломатические перипетии мало волновали Его Величество. Имело значение лишь то, что под столь пристальным и дотошным вниманием всякая, и без того жалкая возможность хоть как-то смягчить грозящий Шерлоку приговор становилась абсолютно призрачной.       Шотландец метался по отведённым ему покоям, почти не спал и не ел. И даже тот факт, что вскоре в Лондон начали съезжаться и его собственные единомышленники, прекрасно знающие, каким негодяем был правитель Эплдора, и нисколько не сожалеющие о его гибели, не вселял надежду, ибо никак не мог изменить ожидающей Преданного участи. С каждым днём, с каждым часом Джон чувствовал, как предназначенная для Шерлока петля затягивается вокруг его собственного горла.       Ожидание, являясь невыносимым, будоражило разум и толкало на рискованные, безумные решения и поступки. Не в силах бездействовать вся неуёмная натура молодого короля требовала хоть какого-то применения, пусть и опрометчивого, и до конца непонятного даже себе самому. Именно потому, едва ступив с палубы на твёрдую землю, он тут же отдал распоряжение Грегу лично отправиться в Эдинбург, якобы с докладом для Совета и с письмом для Её Величества. На самом же деле капитану было поручено подобрать полсотни самых надёжных и верных ребят, велев им незамедлительно прибыть в Лондон инкогнито, следуя небольшими группами и разными дорогами, и затаиться в городе, ожидая особых распоряжений Его Величества. Какими будут эти распоряжения, Джон и сам толком не представлял, но то, что они будут — почти не сомневался. Таким же необъяснимым жестом отчаяния было и данное Лестрейду поручение в кратчайшие сроки доставить в английскую столицу леди Хупер — единственную, кто могла подтвердить появление княжеского Преданного неподалёку от Эдинбурга накануне исчезновения Шерлока. Зачем нужна свидетельница, которую, скорее всего, никто даже слушать не станет, король ясно ответить не мог, но это, да ещё доставка анонимного письма, которым хотя бы косвенно подтверждалась попытка заманить шотландского монарха в ловушку, в глазах Его Величества казались не только необходимыми для разбирательства уликами, но и благовидным предлогом, призванным скрыть истинную цель греговой экспедиции.       Всё это было сделано и предпринято почти инстинктивно, в безотчётном желании хотя бы видимости действия, на грани безнадёжности, за чертой которой оставалось лишь то, чего Джон не представлял возможным нарушить, но к нарушению коего двигался с неумолимостью предначертанного судьбой падения.        И всё же перед тем, как окончательно отдаться рушащему все личные запреты безумию, король решился ещё раз поговорить с единственным человеком, кто ещё мог дать ему хоть какую-то надежду.       Попросить о самом большом одолжении в своей жизни.       Дверь в таверну отворилась, тренькнув глуховатым колокольчиком, и впустила в пропахший пивом и жареной свининой полумрак высокую закутанную в плащ фигуру. Светлые пронзительные глаза, сверкнувшие из-под низко опущенного капюшона, быстро привыкнув к сомнительному освещению, отыскали знакомые приметы, и посетитель уверенно направился в самый дальний угол одного из многочисленных в Эсперанже питейных заведений.       — Не занято? — короткий вопрос сопроводился таким же отрывистым жестом в сторону свободной скамьи. Сидящий за столом весьма миловидный мальчишка-посыльный, возложивший на лавку натруженные за день ноги, лениво кивнул и прихлебнул из высокой кружки, стирая с верхней безусой губы щедрую пену.       Вполне опрятная хозяйка, повинуясь призывно поднятому вверх пальцу, водрузила перед новым клиентом такую же пенистую кружку и спросила, не желает ли гость поужинать. Разочарование, вызванное отрицательным кивком, тут же сменилось удовлетворением от полученной щедрой платы, и женщина удалилась, привлечённая очередным надтреснутым позвякиванием — в трактире в это время суток было достаточно людно.       — Итак, что за важную новость вы хотели сообщить? Требовать личной встречи во время Вселенского Собрания — причина должна быть более, чем веской, — тихо произнёс долговязый посетитель, удостоверившись, что их никто не слушает.       — Разумеется, мне и в голову не пришло бы тревожить Вас по пустякам, — еле слышно ответил мальчишка, опустив ноги под стол и ткнувшись носом в кружку. — Это касается короля Джона. Ему готовят западню. Медовую ловушку.       Собеседник вздохнул и сделал глоток из деревянной, украшенной простеньким орнаментом посудины — скорее, ради конспирации, нежели для утоления жажды. Однако пиво оказалось вполне приличным, и вслед за первым последовал ещё один глоток. Отдав дань и маскировке, и хмельному напитку, высокий наклонился к посыльному, оперевшись острыми локтями о выскобленную столешницу.       — И кто она?       — Не она, а он, — всё так же не отрывая взгляда от содержимого кружки ответил юноша и зашептал, быстро и чётко: — Новый Преданный князя, молодой, красивый, Универсал…       — Постойте, он? — в тоне таинственного собеседника прозвучало нескрываемое удивление. — Откуда у князя такая информация?       — Не информация — предположение, — тонкие пальцы постукивали по выгнутой ручке резного сосуда. — Скорее даже, попытка зайти с неожиданной стороны.       — Действительно — неожиданной, — хмыкнул визави.       — Но мальчик в самом деле очень талантливый, — посыльный бросил на высокого короткий взгляд и заправил за ухо выбившийся из-под берета тёмный локон. — Правда, хозяин использовал его исключительно для развлечения, но потенциал велик, уверяю Вас. С такими способностями Шерлоку не составит особого труда подобраться к Шотландцу.       — Шерлоку? — длиннопалая холёная рука дрогнула, проливая на стол немного хмельной жижи. — Вы сказали — Шерлоку?       — Да, — утвердительно кивнул парень, — Преданного зовут Шерлок. Это имеет какое-то значение?       — Это имя ему дал князь? — не отвечая на вопрос, поинтересовался высокий с едва уловимым волнением в голосе.       — Нет, насколько я знаю. Так его звали ещё в Школе. Имя понравилось Хозяину, показалось оригинальным. Его Светлость сказал, что Преданному оно очень подходит.* Что-то не так? — посыльный был явно удивлён столь неожиданным интересом собеседника к имени Идеального Слуги.       — Всё так, — донеслось из-под капюшона с прежним бесстрастием. — Продолжайте. Так в чём задумка князя?..       — Сир, к Вам Его Величество король Джон, — выдернул Императора из сонма воспоминаний почтительный голос секретаря. Не сумев удержаться от невольного вздоха, Майкрофт кивнул, и, следуя этому разрешающему движению, мистер Найт распахнул дверь, впуская в кабинет бледного и осунувшегося от тревог и бессонницы шотландского монарха.       Оставшись наедине с Императором, Джон замер перед ним с вытянутыми по швам руками, сжатыми, чтобы унять дрожь волнения, в кулаки.       — Ваше Императорское Величество… Майкрофт… Пожалуйста… — на приличествующие высочайшей аудиенции учтивости у измученного томительным ожиданием катастрофы Шотландца не оставалось никаких сил, но если бы была хоть призрачная вероятность, что это поможет, он упал бы сейчас и на колени, невзирая ни на врожденную гордость, ни на последствия подобного унижения.       Майкрофт Холмс был последней надеждой. Действительно последней. И единственной. На то, что в отличие от Ватсона его гениальный ум что-нибудь придумает, предложит, даст хоть толику надежды на пусть мизерный, но шанс. Для Шерлока, заточённого в подвалы Тауэра и закованного в кандалы, как самый опасный преступник, невзирая на израненное пытками и всё ещё кровоточащее тело, и для Джона, с не менее кровоточащей душой, изнывающей от осознания происходящего ужаса и ещё более ужасающих перспектив.       Император, тоже оставивший своё кресло за массивным столом, присел на край дубовой столешницы и, скрестив на груди руки, устало прикрыл глаза.       — Чего Вы ждёте от меня, Джон?       Тот облизал обветренные, спёкшиеся губы и затравленно прошептал:       — Помогите.       Холмс тяжело вздохнул:       — Джон, Вы понимаете, о чём просите? Убито правящее лицо княжества. Не очень крупного, но это один из полноправных членов Союза. Убито человеком, имеющим статус раба. Мне пришлось употребить всё своё влияние, чтобы помешать привести казнь над Преданным в исполнение там же, на месте, и только увещевания о возмездии в виде громкого и сокрушительного процесса в память «дорогого князя» помешали этому, — Его Императорское Величество оттолкнулся от стола и, подойдя к окну, резко захлопнул приоткрытую створку. Витражное стекло тонко и жалобно задребезжало. — И, если не случится ничего из ряда вон выходящего, суд будет коротким, а решение — однозначным. Вы это понимаете?       — Да, — в глазах Шотландца плескалось безумство вконец отчаявшегося человека. — Потому и прошу.       Майкрофт, не мигая, смотрел на своё отражение — искажённое, разрезанное мелкими элементами витража на разноцветные кусочки.       — Вы, как никто другой, знаете, что у Чарльза есть и наследники, и единомышленники. Если я поступлю в обход закона — Союзу грозит бунт и раскол, а ввергать Европу в пучину междоусобных войн мы сейчас не имеем права: Османская Империя только и ждёт удобного случая, чтобы двинуть на нас войска. Слишком велика цена, Джон. На данный момент я действительно не в состоянии что-либо предпринять.       Ватсона качнуло. Нет, он не услышал ничего нового, но от этого не становилось легче, не становилось менее несправедливо. Голова поплыла, а губы сами прошептали в отчаянии:       — Вы бы так не говорили, если бы речь шла о близком Вам человеке!       Холмс, посерев лицом, резко повернулся к собеседнику, но, увидев почти сумасшедшие от горя глаза шотландского короля, лишь сцепил за спиной побелевшие напряжённые пальцы. Впрочем, голос Императора остался спокоен, хотя и окрасился непонятной для Джона скрытой горечью:       — Поверьте, если бы речь шла о ком-то из моей собственной семьи, я поступил бы точно так же и делал бы ровно столько же.       Всегда чутко реагировавший на малейшие изменения в эмоциях собеседника, сейчас Шотландец лишь упрямо тряхнул головой:       — Тогда я на суде заявлю, что Чарльз Магнуссен был убит моей рукой.       Майкрофт снова вздохнул.       — Слишком много свидетелей видели, что это не так.       — Тогда приказал. Раньше. Не забывайте, что Шерлок — мой Преданный. Он не мог бы ослушаться, это доказуемо!       Император кивнул, соглашаясь, тем не менее, ответ прозвучал всё так же неутешительно:       — Если бы это был приказ — то не мог. Но данное обстоятельство не отменит факта самого преступления. Шерлока всё равно казнят, как раба, поднявшего руку на лорда и князя. И, вместе с тем, подобный шаг угробит всё, чего Вы смогли достигнуть в сообществе за минувший год, подведя под суд и Вас. Вы же понимаете, что если Шерлок был истерзан убиенным Магнуссеном и имел хоть какое-то оправдание своему поступку, которое, несомненно, ввиду его статуса всё равно не примется во внимание, то у Вас на запястьях кандалов не было. Это будет очень непростой процесс. И закончится он плохо. И с этим нам всем придётся смириться.       Джон, не в силах более стоять, на дрожащих ногах добрался до кресла для посетителей и рухнул в него, не спрашивая разрешения хозяина кабинета. Не до этикета. Холмс плеснул из графина в высокий стакан янтарной жидкости и протянул собрату-королю. Отрешенно приняв и глотнув содержимого, не почувствовав ни вкуса, ни крепости, тот поднял выцветший взгляд на столь же понурого визави.       — Майкрофт… А если… Если найдутся люди, готовые помочь открыть ворота, исчезнуть… Просто исчезнуть?       Тот, сделав пару шагов взад-вперёд по укрывающему резной паркет ковру, только покачал головой:       — Я думал об этом. Никто не поверит, что пленник смог сбежать из Тауэра без высокой помощи, и это снова возвращает нас к вопросу о расколе и бунте. К тому же, он всё равно не выживет без Вас, Джон. Вы же знаете. Вы собираетесь исчезнуть вместе с Преданным? Бросить государство, дело, семью? У Вас скоро наследник родится. И всё это Вы оставите, сбежав с государственным преступником и объявив себя персоной вне закона? Джон! — обращение прозвучало недоверчиво и почти укоризненно.       «Господи… — Джон зажмурился. — Наследник…»       — Но он же держался без меня там, у Магнуссена… — губы едва шевелились, глаза по-прежнему оставались закрыты.       — Шерлока держали остатки старой Связи, — казалось, это утверждение доставляло Императору такие же неприятные эмоции, как и вздрогнувшему в кресле Шотландцу. — Не забывайте, Магнуссен тоже был его Хозяином. Хотя и бывшим.       Джон отставил полупустой стакан на низкий столик у подлокотника и вцепился сведенными судорогой пальцами в собственное колено. Через пару минут усилием воли подавив дрожь, заставил себя вновь прямо взглянуть в усталые серые очи:       — Как насчёт свидания? Могу я хотя бы увидеть его до суда?       Его Величество покачал головой.       — И это — нет. Слишком много сторонних глаз, наблюдающих за каждым Вашим шагом. О Вас с заключённым и так ходят чересчур определённые слухи, нельзя рисковать.       Ощущая, как последние крупицы самообладания и жизненных сил уходят, оставляя за собой лишь выжженный болью и растерянностью кровавый след, Ватсон неловко откинулся на спинку кресла.       — Что же мне делать?       — То, что делаю я.       — А что Вы делаете, сир?       Холмс, отвернувшись, снова приблизился к окну, почти прислонившись высоким лбом к разноцветным стекляшкам витража. После секундного замешательства, выдохнул:       — Жду.       — Чего?       — Вестей, Джон. И чуда.       Шотландец взвился со своего места. Подскочив к Императору и наплевав на всяческий пиитет, резким движением развернул его к себе:       — Каких вестей, Майкрофт? Каких чудес?! Я не верю в них! Я не могу на них надеяться! После всего этого кошмара! У меня нет на это времени! У него нет!!! Ваше Величество, умоляю... Ведь это из-за меня он сейчас в Вашем каменном мешке! Майкрофт! Он же меня спасал!       Император мягко разжал вцепившиеся в его плечи ладони и, чуть пожав, выпустил их, безвольно упавшие, из своих нервно заледеневших пальцев.       — Прямой угрозы ни от кого, кроме самого Преданного, Вашей жизни не было, остальное — недоказуемо. — Он вздохнул. — Джон... К чему этот затянувшийся спор? Идите к себе. Вы должны больше отдыхать, дабы набраться сил перед скорым процессом.       — Да какая, к дьяволу, разница, в каком состоянии я буду слушать, как ему выносят смертный приговор?! Чёрт!!! — Ватсон раненым зверем заметался по комнате, но прозвучавший ответ, не будучи произнесённым холодным или жёстким тоном, пригвоздил его к месту, словно выстрел:       — Чтобы быть готовым его принять.       Джон задохнулся: сначала от леденящего ужаса, но через мгновение — от нахлынувшего обжигающей волной негодования:       — Нет! Никогда, — он гордо выпрямился перед венценосным собратом и, впившись ногтями в собственные ладони, вскинул голову: — Сир, Вы — бесчувственный человек, если способны на это рассчитывать. Чудо… Надо же… Никогда не думал, что услышу от Вас такое. А впрочем… — Джон сунул руку за пазуху и, зажав в кулаке нечто, доселе скрытое под камзолом, стянул с шеи кожаный ремешок и протянул вещицу своему жестокому собеседнику. — Вот. Это одно из чудес — неразгаданная Шерлоком загадка, его собственная тайна. Я думал, такое воистину невозможно, он ведь способен понять любой шифр, знает столько, что это кажется нереальным… И тем не менее, это так — загадка, перед которой спасовал мой… Универсал. Этот амулет был с ним, когда Шерлок попал в Школу. Мне же его вручил мэтр Ромус, который и купил мальчика, а я, в свою очередь, вернул безделушку её хозяину.       Ватсон горько улыбнулся:       — Он так и не вспомнил. Так и не смог объяснить, что означает этот кусочек дерева. Часто разглядывал её, когда выдавалась минута покоя и бездействия… Перед своим… исчезновением из Эдинбурга Шерлок оставил все свои личные вещи. Скрипку, кольцо, что я подарил… и этот амулет.       Ладонь раскрылась, являя взору Императора скромное содержимое.       — Пожалуйста, передайте его Шерлоку. Вещица не имеет никакой ценности, но возможно, согреет его сердце в ожидании вашего чудовищного суда… Это-то Вы можете?       Шотландский король смотрел на Холмса требовательно и невыносимо печально. Тот сглотнул, заворожённо впиваясь взглядом в протянутую ему вещицу, и, чуть дрогнувшей рукой принимая её из джоновой ладони, прошептал внезапно севшим голосом:       — Да. Это могу.       Джон Хемиш Ватсон, король Шотландии, выпустил ремешок, склонил голову в кивке-поклоне и, ни на что и ни на кого более не надеясь, почти ничего перед собой не видя от пронизывающих с ног до головы тоски и горя, едва не впечатавшись в дубовую дверь, покинул кабинет.       Не видел он и того, как, сначала едва заметный, лучик улыбки, окропивший тонкие губы не отрывающего взора от деревянной безделушки сира Майкрофта, становился всё ярче, всё значимей, на глазах перерастая в пламенный сполох ликования. «Ромус. Конечно же. Как же ты заблуждаешься, Джон! Эта деревяшка — одно из немногого, что сейчас имеет наивысшую ценность для… нас всех. — Майкрофт тепло усмехнулся. — Говоришь, что не способен верить в чудеса, а сам носишь их за пазухой. Удивительный человек.»       Император подошёл к рабочему столу и, открыв ящик, опустил сокровище на дно альма-матер секретов и тайн Империи. Дважды провернув небольшой серебряный ключ в запирающем устройстве и вернув его во внутренний карман камзола, тонкие пальцы взялись за колокольчик, притулившийся у огромного пресс-папье.       Секретарь, явившийся на мелодичный перезвон, с непроницаемым выражением лица лишь поклонился на чётко произнесённый приказ: «Удвоить охрану короля Джона Ватсона. О любых его действиях докладывать мне немедленно. Недопустимые передвижения и переписку — пресекать,» — и тут же беззвучно исчез.       Невозможно уставший человек наконец рухнул в своё кресло и, откинувшись на высокую спинку, позволил себе вытянуть подрагивающие от напряжения ноги. Серые глаза подернулись пеленой сожаления:       — Прости, Джон. Я не могу сейчас допустить ошибки. Ни своей, ни твоей.