Навечно преданный

      — …Весьма сомнительно, чтобы причиной отсрочки штурма послужили милосердие и человеколюбие ирландцев, но в любом случае — всякое промедление врага нам только на руку. А посему… — Джон Ватсон Шотландский прервал свою обращённую к немногочисленному оставшемуся в строю командирскому составу речь на полуслове, вызвав настороженное удивление в глазах и без того озадаченных затянувшимся ожиданием неприятельской атаки офицеров. Напряжённо прислушался и, не объявляя причин, совершенно не по-королевски рванул в сторону мелькнувших в конце коридора теней: — Шерлок!       Процессия, движущаяся навстречу монарху и ринувшимся вслед за ним, на бегу обнажающим оружие защитникам крепости, была живописной и удручающей одновременно.       Весь запылённый, всё ещё сверкающий злым цепким взглядом по сторонам капитан Лестрейд, прихрамывая на повреждённую в недавнем бою ногу, крепко держал край самодельных носилок, разделив свою ношу ещё с тремя спутниками — не менее потрёпанными и решительными на вид, чем их отважный командир. Но даже узнав в одном из носильщиков посаженного ранее под арест коменданта Кеннеди, Джон не смог толком ни удивиться, ни рассердиться его непредвиденному появлению, оставив до лучших времён все мысли и эмоции, кроме перехватившего горло беспокойства и бьющегося в висках вопроса: «Жив?» Монарший взгляд, словно не доверяя угрожающе истончившейся, но всё же не оборвавшейся Связи, опасливо скользнул по скрещённым, застланным плащом веткам, не решаясь остановиться на покрытых кровавыми струпьями лохмах, которые бы язык ныне не повернулся гордо назвать кудрями. Но близкое к панике замешательство, на миг сковавшее душу ледяным испугом, тут же растаяло в приливе горячечного, обжигающего одновременно радостью и болью осознания — жив!       Внезапно дрогнувшие колени предательски подогнулись, и Его Величество, не обращая внимания ни на сочувствующие, ни на смущённо-любопытствующие взоры невольных очевидцев своей слабости, почти упал на каменный пол рядом с носилками. Похолодевшая ладонь Ватсона осторожно коснулась слипшихся волос Преданного, затем, немного осмелев, ласково легла на щеку — мертвенно-бледную под грязно-алыми разводами. Знакомый благотворный жар, зародившись где-то в солнечном сплетении, прокатился освежающей волной по собственному существу и устремился к кончикам пальцев, стекая с них почти осязаемым животворящим теплом, вливаясь исцеляющей силой в балансирующее между светом бытия и тьмой вечного покоя изломанное тело.       — Шерлок… — губы Шотландца шевельнулись в призывной надежде, в то время как помутневшие от едва сдерживаемых слёз глаза пристально выискивали в дорогих королевскому сердцу чертах безвольно запрокинутого лица признаки угаданной жизни. Тревожная озабоченность, бестолково мечущаяся в монаршей груди, наконец обрела форму чёткого и конкретного приказа: — Доктора Бэрримора сюда! Немедля!       Лейтенант Фергюссон, по привычке выпалив никому не нужное в данный момент «Есть, сир!», бросился выполнять отданное распоряжение, заполнив тишину коридора стуком едва касающихся каменных плит каблуков. Остальные офицеры, беспомощно переглядываясь, растеряно топтались у стены, чувствуя неуместность собственного присутствия и, вместе с тем, не смея покинуть государя без позволения.       По знаку Лестрейда участники спасательной миссии опустили свою ценную ношу, позволив себе, наконец, немного расслабиться. И хотя никакая на свете сила не смогла бы сейчас оторвать Джона от возлюбленного, нуждающегося в его поддержке как никогда раньше, мучительное неведение, вспыхнувшее сотней вопросов и подозрений, требовало незамедлительных ответов. Не отнимая ладони от слегка потеплевшей щеки Преданного, Его Величество взыскательно воззрился на командира личной охраны, пряча волнение за деловитостью строгого тона:       — Где вы его об­на­ружи­ли? — и добавил, ещё раз окинув взглядом общую потрёпанность небольшого отряда: — На пат­руль нар­ва­лись?       — На патруль нарвался мистер Кеннеди. Мы просто вовремя подоспели. — Лестрейд качнул головой в сторону притихшего экс-коменданта, неловко прижимающего к левому боку просунутую за перевязь, залитую кровью руку, и в голосе бывалого воина послышались нотки скупого, но отчётливого одобрения: — Он, конечно, боец неплохой, но шестеро против одного — это слишком серьёзно…       — А Шерлок? — нетерпеливо перебил Шотландец, прежде всего прочего желая получить информацию, связанную с его едва дышащим другом, а не с опальным капитаном и его туманной ролью в произошедших загадочных событиях.       — Шерлок был с господином Барклаем, — Грег переступил с ноги на ногу и, непроизвольно поморщившись, потёр бедро, напомнившее о полученном ранее повреждении настойчивой тянущей болью. — Уже в таком состоянии, сир. Он не приходил в себя за то время, пока мы возвращались в форт.       — Патруль? — тут же уточнил король, озабоченно хмурясь.       — Ликвидирован, — лаконично произнёс командир лейб-гвардии, чуть пожимая плечами на удовлетворённый кивок государя, внимание которого тут же целиком и полностью вновь сосредоточилось на остающемся в беспамятстве молодом мужчине. Задумчивая складка залегла меж пшеничных бровей шотландского монарха, обозначив поиск вразумительного объяснения столь плачевному состоянию обычно почти неуязвимого Преданного.       — Значит, с теми, кто смог сотворить с Шерлоком такое, вы не столкнулись… — медленно, со смесью одновременного облегчения и замешательства от очередной загадки процедил Ватсон, явно подразумевая, что случись подобная встреча — и посланные спасать не только не смогли бы выполнить свою миссию, но даже элементарно выжить. — Это дело рук не какого-то заурядного дозора… — он прервал собственные рассуждения, нетерпеливо поглядывая в ту сторону, куда недавно удалился юный лейтенант. — Да где же этот чёртов эскулап?!       Торопливые шаги, гулко отдающиеся под низким сводчатым потолком, возвестили о том, что упомянутый служитель панацеи вовсе не собирался пренебрегать своими обязанностями, прибыв на зов монарха со всей возможной поспешностью. Мистер Фергюссон, само собой, вкратце объяснил лейб-медику, зачем он так срочно понадобился государю, и всё же увидев покоящегося на импровизированном ложе пациента, лик которого в дрожащем свете факелов напоминал скорее посмертную гипсовую маску, нежели лицо живого человека, Джон Бэрримор не удержался от сокрушённо-сострадательного «о, мой Бог!», вызвав тем самым недовольный вздох Шотландца, сопровождаемый красноречивым жестом, предлагающим доктору заняться осмотром пострадавшего вместо сочувствующих оханий.       Господин Бэрримор тотчас присел по другую сторону носилок, следуя не только велению короля, но и своему профессиональному долгу, и аккуратно откинул край укутывающей Его Высочество накидки.       — Посветите-ка, — бросил он, прикасаясь осторожными пальцами к покоящейся поверх перевязанной груди руке и чутко вслушиваясь в едва уловимый под кожей запястья пульс. Но как только пламя поднесённого одним из офицеров факела осветило Холмса, безжалостно открывая взорам присутствующих его искалеченную плоть, Джон Бэрримор, побледнев, не смог удержаться от ещё одного восклицания, теперь уже поминающего врага человеческого.       — Дьявол! — слово, невольно сорвавшееся с уст лекаря, тут же отразилось во взоре монарха вспышкой едва укрощённого страдания. Молодой доктор, осознав свою оплошность, поспешил придать физиономии обнадёживающее выражение:       — Возможно, всё не так критично, как кажется на первый взгляд, сир, — неуклюжая попытка успокоить государя была неожиданно прервана подавшим голос мистером Кеннеди:       — Его Высочество ранили в спину. Наконечник стрелы засел глубоко, да и падение с башни, наверняка, привело к множеству травм…       — С какой ещё башни? — вынужденный на время осмотра несколько отстраниться от Шерлока, король, в безотчётном стремлении восстановить столь необходимый сейчас Преданному физический контакт, завладел его рукой, накрыв её собственной бережной дланью, и метнул на экс-коменданта возмущённо-вопросительный взгляд. — Какого дьявола вы вообще здесь оказались?!       Капитан Барклай, опешив от грозного окрика, промямлил в своё оправдание нечто невнятное, но яростное негодование, бушующее в душе Шотландца наравне с жалостью и страхом, уже нашло повинную голову и теперь готово было излиться на неё со всей своей испепеляющей силой.       — Объяснитесь, господин Кеннеди, — синие глаза на ставшем вдруг непроницаемым лице монарха были подобны двум отточенным стрелам, вонзающимся в самое сердце оробевшего вояки. — Я правильно помню, что мной было отдано распоряжение о вашем аресте? И что вы в данный момент должны быть в камере? Не так ли? Или память меня обманывает?       Сопровождаемый тихим стоном едва уловимый трепет длинных пальцев, нашедших надёжный приют в источающей животворное тепло королевской ладони, заставил Джона без промедления обернуться к источнику своих самых больших радостей и тревог. Мгновенно позабыв о несчастном капитане, Его Величество заботливо склонился над в очередной раз обретённой пропажей, всей душой надеясь на проблеск желанной бирюзы из-под дрогнувших ресниц. И хотя глаза, распахнувшиеся навстречу молчаливому зову Ватсона, не могли сейчас похвастаться знакомой безупречной ясностью, выражение их было вполне осмысленным и почему-то виноватым.       — Не наказывай его, Джон… — каждое слово давалось раненому с заметным трудом, сшелушиваясь с потрескавшихся губ сухим, застревающим в горле шёпотом. — Это я. Я взял его с собой… Он — моя записка тебе.       — Записка? Какая ещё записка? — весь ужас пусть и не случившейся, но более чем возможной потери, наслоившись на жуткие и по-прежнему яркие воспоминания о перенесенных ранее испытаниях, вдруг обрушился на шотландского монарха, подобно оглушающим и сбивающим с ног водам горного водопада. И он, захлебнувшись приступом омерзительно-липкой паники, не успев дать себе отчёт в происходящем, невольно позволил клокочущему в груди гневу сменить направление, переметнувшись с понурившего голову коменданта на неисправимо самоуверенного гения, среди многочисленных талантов которого умение рисковать собственной жизнью было едва ли не главным. Злость, секундно помутив рассудок Ватсона, до неузнаваемости исказила его обычно добродушные черты, залив бледное от перенесённых тревог лицо пылающей краской, заставив ноздри сердито раздуться, а ещё мгновение назад движимую лишь ласковым участием руку жёстко, до боли сжать беззащитную кисть своенравного упрямца: — Опять?! Да какого чёрта, Шерлок! В какую петлю ты на этот раз сунул свою голову?!       — У меня не было выбора… — глухой, хриплый шёпот оборвался, но сожаление и раскаяние, переполнившие подёрнутый пепельной дымкой страдания взгляд Преданного, разом погасили бушующую в королевском сердце ярость, оставив после неё лишь ядовитый привкус невыносимого бессилия.       — Ты же обещал… — горечь, прозвучавшая в негромком упрёке, уже не имела ничего общего со сводящим с ума грозным исступлением. Джоном, обретшим привычную власть над безрассудным буйством эмоций, вновь овладело лишь одно желание: любой ценой спасти своего возлюбленного. И ещё — до конца разобраться в этой дикой истории, непостижимым образом связавшей английского принца и наказанного за самоуправство капитана Кеннеди.       Разумеется, первое намерение находилось в безусловном приоритете, да и изнурять едва живого человека допросами благородный потомок Дома Ватсонов не стал бы даже в том случае, если бы речь шла о простом солдате, а не о самом родном и близком существе, из последних сил пытающемся удержать ускользающее сознание. Впрочем, каким бы осмотрительно-деликатным не был господин лейб-медик, ощупывающий смертельную на вид рану высокородного пациента, ему всё же не удалось избежать болевого шока, вновь повергшего Холмса в спасительное беспамятство, избавившее несчастного не только от телесных мук, но и от ясно читаемых в потускневших глазах терзаний совести.       Доктор Бэрримор, словно получив знак от своего небесного покровителя, тут же вскочил, распрямившись подобно отпущенной пружине, излучая высшую степень уверенности и собранности.       — Мне нужен стол, пространство вокруг него, много горячей воды, чистое полотно и мои инструменты, — решительным тоном распорядился он, на мгновение задерживаясь взглядом на всё ещё сплетённых руках Шотландца и его верного друга. Короткое размышление вылилось в не менее краткий вопрос: — Это работает, сир?       — Что? — Его Величество перевёл полный смятения и непонимания взор с отключившегося Шерлока на молодого лекаря.       — Физический контакт, — несколько сконфузившись, пояснил свой далеко не праздный интерес лейб-медик. — Леди Хупер мне кое-что рассказывала о Связи между Преданным и Хозяином… Это действительно помогает?       Чувствуя, как собственная ладонь инстинктивно всё крепче сжимает такие уязвимые сейчас пальцы любовника, Джон, решительно отринув всякое смущение, утвердительно кивнул:       — Да, помогает.       — Тогда Вам лучше находиться рядом, — врачебный долг господина Бэрримора, поборов стеснительность из-за необходимости вторгаться в чужую — тем более монаршую — личную жизнь, теперь стремился обеспечить все возможные условия благополучного для Его Высочества исхода. — Хотя бы на время операции.       — Естественно, — отчеканил Ватсон, посмотрев на доктора, как на форменного идиота, предполагающего какой-то иной вариант развития событий, и, не отпуская руки Шерлока, жестом приказал офицерам поднять носилки. Но среди мыслей, почти полностью занятых тревогой о возлюбленном, Джон вдруг поймал одну, свербящую ощущением важного, но упущенного момента. Вскинув голову, он оглядел почтительно расступившихся подданных.       — Что с ногой? — внимательный синий взгляд задержался на буром пятне, всё более проступающем на бедре капитана Лестрейда сквозь посеревшую от пыли ткань.       — Ерунда, сир, — небрежно отмахнулся Грег, прикрывая кровавую отметину полой плаща. — Вчерашняя царапина. Видно, повязка сползла.       — Покажешь свою царапину кому-то из помощников доктора, — не терпящим возражений тоном буркнул Его Величество, поворачиваясь в сторону пытающегося слиться со стеной господина Кеннеди. Недобро прищурился: — Вам, вижу, тоже необходима врачебная помощь? Следуйте за нами. Будете рассказывать. Всё, что знаете. — И добавил, саркастически хмыкнув: — Записка.       Невзирая на довольно молодые годы, Джон Бэрримор действительно был прирождённым лекарем. Король смог в полной мере убедиться в этом, с какой-то смиренной отрешённостью наблюдая за ловкими и выверенными движениями лейб-медика, когда тот, пользуясь длительным обмороком Холмса, извлекал из раны глубоко и опасно засевший наконечник, стараясь причинить как можно меньший ущерб и без того искалеченному телу. К огромному облегчению Ватсона, кроме нескольких повреждённых рёбер других переломов доктор не обнаружил, да и признаков серьёзных внутренних кровотечений — тоже, но и выявленных увечий с лихвой хватило бы, чтобы отправить на тот свет не одного простого смертного. Горячо, хотя и не совсем охотно возблагодарив мастеров ненавистной Школы за способность Преданного выживать там, где всякий другой давно бы отдал Богу душу, Джон, воспользовавшись затянувшимся бездействием ирландской армии, не покидал Шерлока ни на минуту, и когда того, прооперированного, отмытого от собственной и чужой крови, умащенного болеутоляющими мазями и тщательно перевязанного, под бдительным руководством господина Бэрримора и со всем возможным удобством устроили в крошечной, похожей на монашескую келью комнатушке рядом с отведённым под лазарет помещением, король разместился у его скромного ложа, с облегчением наблюдая, как в заострившиеся черты любимого лица постепенно возвращается едва не утраченная жизнь.       Но лишь когда день незаметно перетёк в тихий безветренный вечер, Его Высочество, наконец, пришёл в себя.       — Слава Богу! С возвращением, друг мой! — не удержал так и рвущегося из груди откровенно-радостного вскрика Шотландец, наклоняясь к очнувшемуся упрямцу поближе и тепло улыбаясь. Впрочем, заметив, что взор благородного пациента абсолютно прояснился, тут же посуровел, сердито хмуря чело: — Шерлок, какого?..       На этом тщательно продуманную заранее возмущённую тираду пришлось оборвать: обнаружив подле себя отчаянно встревоженного и явно терзаемого целым ворохом трудносовместимых разноголосых эмоций Джона, похоже, не отпускавшего его руки на протяжении нескольких последних часов, Преданный тотчас попытался подняться. Попытка не удалась: приступ болезненной слабости опрокинул Холмса назад, пригвоздив к свёрнутому тюфяку, вместо подушек подложенному под спину и плечи непокорного пациента ради придания безопасного для сломанных рёбер полусидячего положения. Разочарованный стон, сорвавшийся с пересохших уст молодого мужчины признанием собственного бессилия, чуть было не заставил подавшегося навстречу Ватсона плюнуть на намерение отчитать любезного сердцу строптивца. Однако, задетое недоверием монаршее самолюбие вкупе со всё ещё терзающим душу ледяным страхом настойчиво требовало если не сатисфакции, то, по крайней мере, разумных и понятных объяснений. И пока руки Его Величества заботливо подносили к запёкшимся губам английского принца чашу с разбавленным тёплой водой красным вином, рекомендованным лейб-медиком как лучшее средство при обильной кровопотере, над кудрявой головой ослушника прозвучало с едва сдерживаемой строгой укоризной:        — Шерлок, ради всего святого — какого чёрта?..       Холмс, оторвавшись от живительной влаги, озабоченно наморщил лоб:       — Комендант?..       Король досадливо фыркнул:       — Да рассказала всё, что могла, твоя записка. Разумеется! — и тут же прорезавшийся сарказм вновь окрасился гневными нотками: — Но, Шерлок, Бога ради! Неужели ты…       — Не сердись на Кеннеди, Джон, — перебивший Ватсона голос Преданного был тих, но, на удивление, спокоен и ясен. — Я выпустил его из камеры. И взял с собой. Мне нужен был свидетель.       — Свидетель чего, Шерлок? — негодование на время оттеснило куда-то в глубь души и бесконечное сострадание, и пульсирующую во всём теле, посредством Связи ощущаемую как свою собственную, боль. — Твоей очередной рискованной и безумной затеи?!       — Как раз наоборот, — чередуя фразы с короткими неглубокими вдохами, Холмс попытался поудобнее устроиться на жёстком ложе. — Мне нужен был кто-то, кто бы смог подтвердить, что я не сошёл с ума от страха перед несуществующими призраками. Кто смог бы рассказать об этом тебе… Джон, прошу, не наказывай его. Он искупил свой проступок.       — Наказывать? — светлые брови Шотландца взметнулись вверх, знакомо выражая крайнее изумление: — Да я руки ему готов был целовать за то, что он тебя обратно дотащил! — Брови вновь сурово сдвинулись к переносице: — Только не вздумай сказать об этом самому коменданту…       Согласно моргнув на предупреждение, принц рискнул возразить с некоторым пренебрежением:       — Я брал его с собой не затем, чтобы он тащил меня…       — Да понял, понял — тебе нужен был свидетель. Надо же — говорящее послание! — нетерпеливо буркнул Ватсон, пытаясь утихомирить сумбур захвативших его противоречивых эмоций. — Но я спрашиваю не о капитане Кеннеди. За каким дьяволом ТЫ опять полез к чёрту на рога, не посоветовавшись со мной? Вообще ничего не сказав!!! Хорошо, хоть в этот раз соизволил пойти не один! Шерлок! Ты же обещал!       — А ты бы мне поверил? — вопрос прозвучал, но льдисто-зелёный взгляд не нуждался в ответах, читая Джона даже без помощи соединяющих мужчин уз. — Позволил бы сделать то, что было необходимо?       Лицо Преданного оставалось сосредоточенно-невозмутимым, и всё же Связь услужливо преподнесла монарху полную гамму переживаний возлюбленного — от грустного сожаления и раскаяния в причинённых горестях до абсолютной убеждённости в собственных решениях — внеся в царящий в душе Шотландца хаос ещё большую сумятицу. Уже было оформившийся, но так и не озвученный гневный протест застрял в королевском горле першащим комом, осев во рту неприятным металлическим привкусом.       Чувствуя, как всё внутри засыпает раскалёнными углями жгучей вины, Джон опустил голову, уставившись невидящим взором в отшлифованные сотнями ног каменные плиты: разумеется, этот чёртов умник был совершенно прав! Как обычно. Он всегда оказывался правым, даже если его поступки на первый взгляд казались дурацкими и неоправданно опасными. Даже если вызывали сомнения, досаду и раздражение. Или причиняли боль. Но раз за разом, давая себе труд успокоиться и отбрасывая эмоции, Ватсон вынужден был признавать: принятые Шерлоком решения, продиктованные не только колоссальными знаниями и блестящей способностью просчитывать все возможные варианты с ювелирной точностью, но и поистине ангельскими жертвенностью и человеколюбием, всегда оказывались если не идеально верными, то, на беспристрастный взгляд, уж точно — наиболее оптимальными.       Всё именно так, ни к чему лукавить с самим собой. И Джон действительно виноват: несмотря на прошлый опыт, а возможно и в какой-то мере благодаря ему, он опять не поверил. Усомнился. Решил, что пережитый в Эплдоре гибельный ужас оказался слишком сильным испытанием для Преданного. Вообразил, что чувства и в самом деле повредили этот светлый ум, сей совершенный механизм. Позволил ощутить свои сомнения, более того — высказал их с такой бескомпромиссной снисходительностью! Проблема с доверием — так, кажется, выразился Император? И теперь эта проблема чуть не стоила жизни самому дорогому для Джона человеку. Он сам, сам лишил Шерлока возможности поделиться своими выводами и сообща найти выход из уготованной им двоим ловушки…       — Прости, — родной баритон, обычно завораживающе-бархатный, тем временем звучал глухо и надтреснуто: — Мне искренне жаль, что пришлось пойти на обман. И за то, что тебе довелось почувствовать, когда… — бледная до синевы рука Холмса машинально коснулась стягивающей грудь повязки. — Прости меня, Джон!       Ватсон, стиснув зубы, усиленно потёр переносицу, незаметно смахивая нечаянно выступившую в уголках глаз солёную влагу. Негодование на Шерлока и собственная вина, сплетясь в немыслимый узел, будили в душе самые противоречивые желания, подстрекая то ли прибить, то ли крепко обнять застывшего в ожидании и, казалось, готового к любому монаршему выбору своевольного упрямца. Отвергнув оба сомнительных варианта, Джон тяжело вздохнул:       — Ты хоть отдаёшь себе отчёт, какой катастрофой всё могло обернуться? И не только лично для меня. На что ты рассчитывал, пускаясь в эту авантюру? Только на бедолагу Кеннеди? Был так уверен, что он сможет добраться назад живым, после того, как ты… как тебя… — Шотландец, судорожно сглотнув, поднял на Шерлока тяжёлый свинцовый взгляд: — А если бы капитану всё-таки не повезло? Откуда, по-твоему, я узнал бы о том, что Преданный князя Чарльза выжил, и что это именно он стоит за спинами заговорщиков? Даже если данная информация не поможет нам — она должна быть передана Королю-Императору, дабы сир Майкрофт успел предпринять все необходимые меры. Полагаю, это-то ты понимаешь?       — Понимаю, — осторожно качнул перевязанной головой Холмс. — И на этот, самый крайний случай я оставил тебе письмо.       — Ах, ещё одно письмо?! — окончательно запутавшись в сумбуре собственных эмоций, Его Величество привычно и решительно разрубил сей гордиев узел острым лезвием всегда выручающего сарказма. — Надеюсь, теперь-то речь идёт о бумаге и чернилах? Это ведь не доктор Бэрримор? Или ты для таких целей предпочитаешь исключительно данерцев? — Ватсон смерил избранника прищуром синих глаз: — Как бы то ни было, я не получал никакого письма, Шерлок.       — Ты и не должен был получить его до начала боя, — совершенно серьёзно ответил принц, не обращая внимание на спасительную язвительность державного любовника. — Мне были необходимы время и гарантии, что ты не помешаешь моим планам, Джон. Прости ещё раз.       Подозрительность в помрачневших глазах короля медленно уступила место догадке. Снова потерев переносицу и убедившись, что способен держать себя в руках, Шотландец прозорливо озвучил:       — Где?.. В латах?       — В перчатке, — подтвердил Преданный, позволив слабой улыбке скользнуть по сухим губам.       — Ну ты и гад! — беззлобно выругавшись, король всё же насупился, сверля Холмса безотчётно потеплевшим взором. Тот, состроив самую покаянную мину, предпринял очередную попытку оправдаться:       — Да, гад. Потому что нарушил данное тебе обещание, Джон. Но… Правда, я не мог поступить иначе. Это был единственный шанс подобраться к Джиму с наименьшими потерями.       — И?.. — в голосе Его Величества опять зазвучала неприкрытая ирония: теперь, когда Шерлок находился рядом, а его состояние, пусть всё ещё довольно плачевное, больше не грозило превратиться в критическое, можно было и поёрничать, скрыв за шутливой насмешкой обоюдную вину, о которой хотелось забыть поскорее, как о глупой и — Джон надеялся — исправимой ошибке.       Впрочем, судя по всему, сам Преданный не был расположен так же легко простить собственные просчёты. Насупившись вслед за Шотландцем, он процедил сквозь зубы, недовольный собой до крайности:       — И ничего…       Ватсон невольно вздрогнул, захлебнувшись скорбным отчаянием. «Глупец! Идиот! Ничего? То, что с тобой случилось — это не ничего! Я мог тебя потерять… Я МОГ ТЕБЯ ПОТЕРЯТЬ!» — хотел было заорать он во весь голос, но, остро чувствуя состояние Шерлока, и без того смятённого собственной неудачей и ослабленного ранением, вовремя пресёк ни к чему не ведущий порыв. Вместо этого Джон лишь пожал плечами, желая подбодрить измученного телесными и душевными страданиями друга:       — Хм… Что ж… Насколько мне известно, этот негодяй… Джим всё-таки тоже вышел из вашей схватки не без потерь. Будь он хоть трижды Преданным — падение с такой высоты не могло обойтись ему даром, как и любому другому живому существу, а Хозяина, который помог бы мерзавцу быстро исцелиться, как я понимаю, у него на данный момент нет. Думаю, если ирландцы до сих пор не атакуют…       — Он дал нам время до рассвета, — точёные пальцы Холмса смяли податливую ткань заменяющего одеяло пледа. — Нам с тобой, Джон. Чтобы мы, находясь порознь, до конца прочувствовали боль взаимной потери. Отложенная месть.       Ватсон, прерванный на полуслове, растерянно умолк. Но затопившая искристую прозрачность любимых глаз горечь лишь помогла собрать волю в кулак и вместо панического погружения в бездну безысходности явить на свет мужественную стойкость и желание дать опору и надежду упавшему духом возлюбленному:       — Ну, по крайней мере, в этом он точно просчитался, — с преувеличенным оптимизмом констатировал он. — И кто знает, каких ещё промахов наделает сей последователь Его подохшей Светлости? Чего ещё не сможет учесть или предвидеть? Доживём до утра, а там посмотрим, — тёплая ладонь Шотландца легла на терзающую клетчатую шерсть руку. — Ты скоро поправишься. Даст Бог — и против неприятеля выстоим до прибытия помощи. Всё хорошо, Шерлок.       В глубине озёрных очей ледяной рябью отразилась обречённая тупиковость не единожды просчитанных вариантов, застыв нерастопимой бирюзовой печалью:       — Нет. Не хорошо.       — Не хорошо, — покорно согласился не имеющий возможности не признать очевидной правды Джон, ласково и грустно поглаживая длинные беспокойные пальцы своего Преданного. — Но как есть, так и есть. Ты рядом со мной, любовь моя, а это уже немало.       У входа в «келью», разрушая несколько тягостную сокровенность момента, послышались нерешительная возня и бормотание, после чего в рассохшуюся дверь осторожно постучали.       Ожидающие самых дурных вестей высокородные собеседники дружно повернули головы в сторону появившегося вслед за коротким монаршим «Войдите!» доктора.       — Ирландцы? — не смог скрыть тревоги Его Величество, непроизвольно прислушиваясь, словно шум боя мог проникнуть сквозь толстые крепостные стены.       — Не похоже, сир. В таком случае с докладом явился бы капитан Лестрейд или, по крайней мере, лейтенант Фергюссон… — опережая мистера Бэрримора хрипло пустился было в объяснения Шерлок, но под выразительным взором короля предпочёл благоразумно прикусить язык, оставив прочие умозаключения при себе.       Лейб-медик, бросив на Преданного взгляд, в котором профессиональная обеспокоенность явственно соперничала с юношеским любопытством, согласно кивнул:       — Его Высочество правы: никакой особой активности во вражеском стане не наблюдается, уж одному Господу известно — почему. Но если небеса и дальше будут благоволить к нам…       — Значит, вы просто хотели осмотреть своего пациента, доктор? — нетерпеливо перебил молодого эскулапа Шотландец. — Что ж, я думаю, вполне своевременно.       — Да. Да, конечно!.. — закивал Бэрримор, суетливо сопровождая речь слегка конфузливыми жестами. — Но, признаюсь, сие не единственная причина моего визита. Вы в этой комнате уже много часов, государь, почти безотлучно. Я понимаю, что так нужно для выздоровления Его Высочества, но ведь и Вам необходимо поддерживать свои силы. Хотя бы затем, чтобы было чем делиться, — и позвал, оборотясь к приоткрытой двери: — Уилсон!       Появившийся на зов лейб-медика парень — судя по виду, один из местных жителей, приставленных к лазарету в помощь господину доктору — робко переступил порог, изо всех сил стараясь не уронить подрагивающий в руках поднос, и беспомощно огляделся, не зная, куда же пристроить свою ношу. Его патрон, недовольно хмыкнув, решил незамысловатую проблему, переставив от стены поближе к королю массивный табурет, и, видимо, посчитав, что с остальным нерасторопный помощник как-нибудь справится сам, направил всё своё внимание на раненого.       Проигнорировав сунутые ему чуть ли не под нос тарелку и чашку, источающие одна — дразнящий запах тушёного мяса, другая — горьковатый аромат кофе, Джон, не отрываясь, следил за проводящим осмотр лекарем, выражение лица которого по мере всё новых манипуляций менялось от крайне озабоченного до изумлённого.       — Поразительно! — оторвавшись от пациента, лейб-медик перевёл восхищённый взор с Холмса на короля. — Нет, я, конечно, слышал о невероятных физических возможностях Преданных, но это… То, что я вижу… После такого ранения… Каюсь, государь… — и, спохватившись, он снова глянул на Шерлока, покачав головой: — Ваше Высочество… Боюсь, оперируя, я не очень-то рассчитывал на успешность лечения, хотя и делал всё, что только было в моих силах. Слишком нехорошая рана, слишком большая потеря крови должна была случиться с момента её нанесения… Но сейчас… — не замечая слегка побелевшее лицо Его Величества и не сдерживая собственного восторженного удивления, Джон Бэрримор вдохновенно закончил: — Видя, что этот организм смог совершить буквально за несколько часов, я должен сказать: прогноз мой теперь может быть вполне положителен!       — Итак, с принцем всё будет в порядке? — прервал радостно ошеломлённого доктора Шотландец, тут же прощая тому некоторую бесцеремонность и успокаивая всколыхнувшуюся было в груди тревогу напоминанием об уже обретённой ранее уверенности в выздоровлении возлюбленного избранника. Ощущаемое через Связь лишь подтверждало слова лейб-медика. Да, боль. Да, жуткая слабость. Но ни ужаса безнадёжности, ни отчаяния неминуемой потери. Больше нет.       — До полного исцеления ещё, конечно, далеко, — снова закивал эскулап, — но опасность для жизни, смею надеяться, миновала. Полагаю, ближайшая неделя нам ясно покажет, на какой период затянется процесс выздоровления.       «Отвоевать бы ещё у судьбы эту неделю!» — вздохнул про себя Джон, чувствуя, как в ответ на его печаль под ладонью вновь напрягаются едва успокоившиеся пальцы любимого. Однако, подбирающаяся к сердцу тоска была пресечена раздавшимися из-за так и не прикрытой двери жалобными стонами и отчаянным криком:       — А ногу-то, ногу зачем отрезали? Куда же я теперь без ноги?       Ватсон невольно вздрогнул, а лейб-медик, озабоченно нахмурившись, пояснил скороговоркой:       — Хендри очнулся, арбалетчик. Прошу прощения, государь, но если Вы позволите…       — Ступайте, разумеется, — взмахнул рукой Шотландец.       — Я вернусь чуть попозже, чтобы сменить повязки, а пока… — королевский тёзка настойчиво кивнул на остывающую снедь. — Вам следует поесть, сир. И Его Высочеству тоже, если проснулся аппетит — для него приготовлен бульон и овсяная каша. Считайте это врачебным предписанием. И если что-то будет нужно — скажите Уилсону. Он только на первый взгляд такой недотёпа.       Указанный недотёпа, виновато шмыгнув носом, принялся усердно изучать трещины на грубо отштукатуренной стене, но как только дверь за доктором Бэрримором затворилась, тут же завозился, неловко переминаясь с ноги на ногу и бросая на высокопоставленных господ незаметные, по его мнению, взгляды.       — Ты что-то хочешь сказать? — сжалился над парнем Джон, видя сии тяжкие метания.       Покраснев веснушчатой физиономией до самых корней выбеленных солнцем волос, лазаретный служка смущённо пролепетал:       — Не сочтите за дерзость, Ваше Величество, я от чистого сердца и вообще… — дрожащая то ли от страха, то ли от волнения рука Уилсона нырнула за пазуху, извлекая на свет Божий тряпичный узелок. Развернув довольно чистую ткань, парень протянул королю старую потёртую ладанку и испуганно затараторил: — Вот, государь. Это частица креста Спасителя, из самой Палестины. Мой предок получил её от своего хозяина — славного рыцаря, которому служил верой и правдой — вместе с вольной грамотой и наделом земли. Реликвия сия не простая, а чудотворная: нашу семью столько лет и от болезней излечивала, и от прочих бед защищала. Я и подумал — может, и Его Высочеству подсобит?       Искренность, с которой этот простолюдин предлагал свой, безусловно, достаточно ценный во всех смыслах дар, тронула душу монарха до самых глубин. Приняв ладанку и тепло поблагодарив Уилсона за подношение, Шотландец тотчас вознамерился собственноручно надеть целительную вещицу на шею озадаченно хмурящемуся Преданному.       — В этом нет никакой необходимости, Джон, — прошептал принц в то время, пока Его Величество, склонясь над ним, со всей мыслимой осторожностью осуществлял задуманное.       — Заткнись, Шерлок, и просто скажи «спасибо», — так же чуть слышно прошипел в ответ Ватсон.       — Спасибо, — покорно проронил Холмс и, взглянув на короля, раздражённо закатил глаза. Строго зыркнув на Преданного, Шотландец вновь обратился к смущённо отступившему в самый угол комнатки парню и благосклонно улыбнулся:       — Полагаю, нам стоит тебя пока отпустить. Я позову, если что-то понадобится, но другим раненым твоя помощь сейчас намного нужнее, чем здесь.       Выдохнув с заметным облегчением и отвесив учтивый поклон, белобрысый служка тут же выскочил за дверь, впустив в комнату полынно-резкий запах какого-то лекарства.       — Как видишь, далеко не все считают тебя колдуном и чернокнижником, — проводив неравнодушного подданного взглядом и так и не стерев с лица улыбку, довольно заметил король.       Неопределённо хмыкнув и пожав плечами с явным равнодушием к собственной репутации, Шерлок ворчливо напомнил о том, что на данный момент беспокоило его значительно больше:       — Врачебное предписание, Джон. Тебе всё же следует поесть.       — А тебе? — король вопросительно поднял бровь и приглашающе кивнул на оставленную для них пищу, на что тут же получил дурашливое:       — Есть скучно! — а после вполне серьёзное: — Мне пока не стоит, Джон. Чуть позже. Мы ведь сможем в этом положиться на заботу Уилсона, раз уж он так хорошо начал?       — Ваше Величество! Сир… — встревоженный голос Лестрейда, доносящийся из-за двери вместе с настойчивым стуком, мгновенно разогнал чуткий сон, только под утро принявший прикорнувшего рядом с Шерлоком и так и не отпустившего его руку короля в свои благодатные объятия. Вскинув взлохмаченную голову Его Величество первым делом взглянул на Преданного, мысленно ругая командира стражи за поднятый шум — беспокоить настрадавшегося парня совершенно не хотелось. Но тот, должно быть, проснулся ещё до прихода капитана, о чём свидетельствовал вполне ясный и сосредоточенный взор молодого человека, гениальный разум которого, несмотря на отвлекающую физическую боль и сотню раз уже просчитанную безнадёжность положения, снова и снова пытался решить непосильную задачу и найти хоть какой-то выход.       — Сир?! — голос за дверью достиг апогея тревоги и настойчивости.       — Входи, Грег! — рыкнул Ватсон, неохотно выпуская узкую ладонь принца из своих дарящих тепло и живительные силы пальцев, и поднялся на ноги, невольно потягиваясь, чтобы размять затёкшее от долгого сидения тело. Причины, которые могли привести верного Лестрейда к дверям временной монаршей обители в столь ранний час были слишком очевидны и не требовали пространного доклада, поэтому капитан ограничился лишь парой слов и коротким, то ли приветственным, то ли подтверждающим кивком:       — Началось, государь!       Невзирая на то, что новость не была неожиданной, Джон почувствовал вдруг тягостную растерянность, и вовсе не из-за вражеского штурма, грозящего стереть с лица земли не только защитников Данерской крепости, но и саму древнюю цитадель. Муторная сосущая тоска скрутила желудок в болезненный узел — долг короля и полководца вынуждал его покинуть раненого друга незамедлительно и, вполне возможно, навсегда. Не осмеливаясь встретиться с Шерлоком взглядом, Его Величество секундно замер, точно в нерешительности. Воспользовавшись этим, командир лейб-гвардии и старинный товарищ тут же подступил к Его Величеству, стараясь говорить веско и убедительно:       — Сир, пожалуйста. Пока не совсем рассвело и не началась стрельба… Блокада всё ещё не полная, Вы сможете уйти. В одиночку, возможно, с парой телохранителей. Мы отвлечём внимание неприятеля. Крепость будет держаться столько, сколько нужно. А Вы доберётесь до Эдинбурга — его стены надёжнее этих, да и Ваше присутствие там наверняка ускорит подготовку как регулярных войск, так и ополчения. Когда же все кланы соберутся, Вы вернётесь с подмогой, способной справиться с любым вторжением… — капитан обернулся к Преданному, будто ища у того поддержки вполне законному и обоснованному предложению.       Но вопреки ожиданиям Лестрейда принц лишь прикрыл глаза в немом отчаянии: ему не было нужды прибегать к своим исключительным способностям, чтобы предугадать ответ возлюбленного самодержца, ничуть не уступающего в упрямстве потомку правящего Дома Англии.       Впрочем, Лестрейд и сам не знал, на что рассчитывал, обращаясь к сюзерену с подобным: он вполне отдавал себе отчёт, что король вряд ли пожелает покинуть своё, пусть даже обречённое, войско. И уж само собой, капитан догадывался, что Джон ни при каких обстоятельствах не оставит Шерлока одного в окружении врагов, тем более — раненного и беззащитного. И всё же он не мог не попробовать. Опыт и чутьё бывалого воина настойчиво твердили об опасности пребывания в стенах этого не слишком готового к длительной осаде форпоста, и прежде всего — для шотландского монарха. Верный Грегори просто должен был попытаться вывести того из-под удара, даже осознавая всю обречённость своих увещеваний внять голосу рассудка и логики.       Увы, попытка предсказуемо не удалась. Тяжёлый, налитый гневом взгляд Шотландца обрушился на капитана, словно молот на наковальню, расплющивая в ничто любые аргументы и делая продолжение полемики абсолютно бессмысленным:       — Нет! И оставим это.       Огорчённо нахмурившись, но не осмеливаясь на дальнейшие пререкания, смиряясь с монаршим выбором, по крайней мере, внешне, командир лейб-гвардии заткнул собственную совесть, дабы не мешала излишними терзаниями и угрызениями нести требующуюся от него службу:       — В таком случае, сир, Вам лучше поскорее облачиться в доспехи и подняться на стену — ирландцы с минуты на минуту пойдут в атаку, — произнёс он, выпрямляясь в струну.       — Да, конечно, Грег, — сменяя гнев на всепрощающее понимание и готовность к решительным действиям, Ватсон позволил себе задержаться у постели любимого ещё на мгновение. Прощаться было невыносимо, но не проститься Его Величество попросту не мог.       «Шерлок, я должен, — скользнуло в синих глазах ненужным оправданием, — ты же понимаешь! Попробуй только умереть тут из-за того, что я не рядом!»       Холодная бирюза в ответ протаяла невесёлой, но ласковой усмешкой: «Конечно, понимаю. Я справлюсь. Прости, что не могу пойти с тобой… И попробуй только погибнуть там без меня!»       Лестрейд у двери нетерпеливо кашлянул и поправил перевязь, скрывая смущение.       Шерлок, точно очнувшись, перевёл на капитана непривычно просительный взор:       — Берегите его, Грег. Охраняйте, как никогда!       — Это мой долг, Ваше Высочество, — кивнул командир лейб-гвардии, слегка недоумевая не только излишности просьбы, но и столь открытому проявлению эмоций со стороны обычно сдержанного Холмса. Впрочем, у этой несдержанности оказались не только личные, но и вполне объективные основания:       — Пока Его Величество жив, союзники не решатся вступить в бой. А значит, пушки бомбардирских кораблей будут молчать. У самих ирландцев артиллерия не настолько мощная, чтобы нанести стенам серьёзные повреждения, — суховатость тона, которым излагались сии факты, никак не вязалась с легко читаемыми во взгляде прикованного к лазаретному ложу мужчины желанием встать бок о бок с защитниками крепости и сожалением по поводу невыполнимости подобного намерения. — Преданный князя Магнуссена приложит все усилия, чтобы добраться до короля. Он не успокоится, не отступит. Сейчас Джим, вероятнее всего, не настолько в форме, чтобы с лёгкостью воплотить свой план в жизнь незамедлительно, но жажда мщения, питающая его силы, безгранична, и не думаю, что ему потребуется слишком долгий срок для достаточного восстановления. Полученные им травмы, конечно, несколько уравнивают шансы, но не настолько, чтобы превратить Идеального Слугу в обычного воина. Имейте это в виду, капитан. — Перекочевав на Ватсона, взор Шерлока стал почти умоляющим: — Прошу тебя, будь осторожен, Джон! Если не ради себя, то ради своих людей. Помни: пока ты жив — не всё потеряно.       Шотландец, печально улыбнувшись про себя этой отчаянной и едва завуалированной попытке возлюбленного не только предупредить и без того внимательного командира охраны, но и заставить его самого ценить свою жизнь, как некий гарант безопасности остальных взятых в осаду собратьев по оружию и прочих подданных, обещающе качнул головой и горячо заверил:       — Разумеется, я буду осторожен, Шерлок! Ради всех нас.       Побелевшие, в подсохших ссадинах пальцы Преданного, вцепившиеся в край лежака так, словно это была рукоять меча, стали последним, что осталось в памяти покинувшего госпиталь монарха.       Солнце поднималось над горизонтом стремительно, не щадя защитников крепости, слепя их пронизывающими лучами, дерзко и гордо освещая стройные неприятельские ряды, словно это само дневное светило было полководцем, бросившим вызов шотландскому правителю и теперь предвкушающим скорую победу.       «Неужели небо совсем отвернулось от нас?» — затхлая тревожная мыслишка, проникнув в голову скользким гадом, не давала покоя, заставляя Джона вновь и вновь сравнивать собственные и вражеские силы, оценивая отпущенные судьбой шансы на выживание если не как нулевые, то уверенно к этому стремящиеся.       Со стороны ирландского войска по невидимой для Ватсона команде раздался дружный залп бомбард. Первые ядра, выбивая из портлендского камня крепостных стен густые облака белёсой пыли, достигли своей цели — пока ещё не смертельным ударом, но его красноречивым предвестником. Недостижимые для стрел и пуль данерских воинов артиллеристы с завидной слаженностью переставляли свои мобильные орудия, исправляя погрешности пробного пристрела. Толк в своём деле эти ребята, несомненно, знали: выпущенные по навесной траектории снаряды, с лёгкостью перелетая через бруствер, обрушились на шотландцев незаслуженной земной карой, ломая кости и раздавливая плоть, которую не могли защитить даже крепкие доспехи. Хриплые крики и стоны, перемежаясь со свистом безостановочно сыплющихся ядер, неумолимо вытесняли из монаршего сердца последние призрачные надежды. Под убийственным каменным градом подданные эдинбургской короны несли невосполнимые потери, почти не имея возможности даже достойно ответить на вражескую атаку — что значат арбалеты и ручницы да пара-тройка трофейных бомбард против нескольких десятков орудий?       «Через неделю? О, милый оптимистичный доктор Бэрримор…»       Вслед за снарядами колеблющийся от взрывов воздух рассекли подожжённые стрелы. Пущенные из больших дальнобойных луков, эти пылающие молнии на время затмили собой солнечный свет, а затем, не разбирая между живыми и неодушевлёнными мишенями, залили огнём всё, что встретилось на их смертоносном пути.       Получив столь надёжное прикрытие, вооружённая длинными лестницами вражеская пехота ринулась на штурм, но поджидающие неприятеля за узкими прорезями машикулей шотландцы встретили нападающих жестоким отпором, не жалея пуль и болтов, поливая захватчиков кипятком и забрасывая обмотанными ветошью подожжёнными камнями. Невзирая на проигрышную малочисленность, защитники крепости не собирались ни капитулировать, ни дёшево отдавать свои жизни.        Атака, захлебнувшись отчаянным сопротивлением, схлынула, оставляя после себя добрую сотню обезображенных смертью тел. Впрочем, не отойдя и на пятьдесят ярдов от крепости, ирландские воины, подчиняясь грубым окрикам командиров, тут же повернули назад, идя на приступ с упорством и бесстрашием муравьиного роя.       Осторожно выглянув в просвет бойницы, король окинул противника безрадостным взором. Короткие передышки, лишь немного отсрочивающие неизбежное — вот всё, чего могут добиться его бойцы в этой неравной схватке. Похоже, им не выстоять и одного дня. И дело тут не в недостатке отваги или боеприпасов: слишком настойчив агрессор, готовый платить за победу любым количеством человеческих жизней. Несколько таких атак — и оборона будет прорвана.       Осознание скорой гибели прошлось по затылку адреналиновым ознобом, разлившись по телу злым дьявольским весельем. Джон Ватсон недобро усмехнулся. Что ж, значит будем сражаться! Спляшем в последний раз, да так, чтобы чертям в аду тошно стало. По сути, для воина не так ведь и важно — когда умирать? Главное — как. И рядом с кем. С верными друзьями. И с Шерлоком. Хотя, конечно, рядом с этим неугомонным гениальным идиотом хотелось бы не умирать, а жить…       Вскинутый арбалет удобно лёг на предплечье, а синие, в цвет предательского неба глаза прищурились, выискивая среди карабкающихся на стены интервентов первую подходящую жертву. Внезапно, подчиняясь необъяснимому порыву, взгляд Шотландца невольно скользнул к горизонту, туда, где за спинами вражеской армии угадывалось какое-то едва уловимое движение. Несколько раз моргнув, Джон потёр пальцами покрасневшие от недосыпа веки, ещё раз неверяще всмотрелся вдаль.       Там, расцветая пурпуром на зелени холмов, чудесным спасительным знамением, неизвестно — как, почему, каким образом так скоро и вовремя появившимся, колыхались на ветру знакомые стяги. А ещё мгновение спустя напряжённого монаршего слуха сладчайшей в мире музыкой коснулся звук боевого английского рога.       Приводя в недоумение стоящих рядом и в пылу сражения пока ни о чём не подозревающих оборонителей злополучной, но, видимо, не такой уж и покинутой небесами крепости, Джон запрокинул голову и, глядя сквозь внезапно застившие взор слёзы неимоверного, совершенно неожиданного и потрясающего облегчения на белые перистые облака в высокой синеве, почти безумно захохотал.